Как сладостен этот жар, как холодна эта смерть

Тело Рейстлина под ее ладонями было все таким же холодным и неподвижным. Все попытки вернуть его к жизни, все самые страстные молитвы и просьбы не достигли ушей Паладайна. Сдавленное рыдание вырвалось из горла Крисании — слишком громкий звук для этого пустого королевства, где обитают лишь тени. Она снова прошептала в безнадежной мольбе: — Душу забирай, только прошу — живи! Не прошло и мгновения, как она ощутила за спиной присутствие Такхизис. Та притянула Крисанию к себе, словно любовница, утешающая своей нежностью в минуту горя. В первый миг Крисания отнеслась к этой нежности с опаской — она хорошо помнила, как хищно Такхизис улыбалась в ответ на брошенный вызов, отказ отдать Рейстлина, — но все же прильнула к ней. Душу забирай, только прошу — живи… Такхизис обнимала Крисанию так нежно, словно та была хрупкой стеклянной статуэткой. Зачем бы это Такхизис? Неужто она решила посочувствовать ей, бессильной вернуть Рейстлина к жизни? Но объятия Такхизис обдавали жаром, словно пламя, через которое Крисания прошла ради своего испытания, и она не нашла в себе сил отодвинуться прочь. Вдруг Такхизис безо всякого предупреждения оттолкнула ее и отошла прочь, и Крисания с трудом поднялась на ноги. Такхизис теперь держала жизнь Рейстлина в своих руках, как Паладайн когда-то. Но раз Паладайн отказался отвечать на молитвы Крисании, может быть, она сумеет заключить сделку с Такхизис? Крисания потянулась с безмолвной мольбой к Такхизис, сердце бешено стучало в груди, когда та обернулась, чтоб посмотреть ей в лицо. Она сделает все, что угодно, ради Рейстлина — все, что угодно, — даже если придется вымаливать его жизнь у темной богини. Но все же Крисания отшатнулась, когда Такхизис протянула руку, чтоб дотронуться до нее. …но ладонь Такхизис, коснувшаяся волос Крисании, была поразительно мягкой. Такхизис мимолетно погладила Крисанию по щеке, и это усыпило ее бдительность; она была так поглощена этим ощущением, что едва заметила, что рука Такхизис скользит по ее шее, по плечу, притягивает ближе… И вырывает саму жизненную суть из ее груди. Крисания упала на колени у ног Такхизис — в позе запредельной мольбы. Ее сердце должно было стучать от страха, но оно билось чуть слышно. Такхизис приподняла тело Крисании, будто налитое свинцом, и заставила ее запрокинуть голову; прежде ее прикосновения были теплыми, но теперь они дарили только мертвенный холод. Длинные ногти Такхизис грубо царапали щеки Крисании, когда она обхватила ладонями ее лицо. — Мне жаль тебя, детка, — промурлыкала Такхизис. Ее дыхание щекотало Крисании ухо, и та удивленно выдохнула. Такхизис снова грубо откинула пряди волос с лица Крисании — жестом, в котором вместо материнской ласки теперь была лишь издевка. Ее ногти, больше похожие на когти, оказались слишком близко к глазам Крисании. — Глаза не солгут тебе боле — когда их нет! Прежде чем Крисания успела понять смысл этих ужасных слов, Такхизис внезапно полоснула ногтями по ее глазам; ударила мучительная боль, и громкий крик Крисании пронзил пустоту, отдаваясь эхом. Последнее, что она видела, пока мир вокруг нее, расплываясь, исчезал навеки — хищная, насмешливая улыбка Такхизис. * * * Она больше не могла видеть — но слышала все. Рейстлин вернулся к жизни, из его груди вырвался слабый вздох. Его тело трепетало от жизненной силы, которая не принадлежала ему. Это была ее жизнь.