Ты улыбнулся, ты улыбнулся

Сердце Хаджиме грозилось выпрыгнуть из груди, когда он отпирал дверь своей квартиры. Ойкава держался ближе обычного, но Хаджиме не мог сказать, было ли это потому, что они на свидании, или просто потому, что он хотел быть рядом на случай, если Хаджиме упадет с костылей. — Ива-чан, — пропел за его левым плечом Ойкава, пока он ковырялся с замком. — Давай я тебе помогу! — Я сам могу открыть свою входную дверь, — проворчал Хаджиме, но отошел в сторону и снова оперся на оба костыля. Было по-прежнему трудно справиться с предвкушением, не имея полного представления, что же их ожидало по ту сторону двери. Ойкава с секунду повозился с замком и затем энергично распахнул дверь. — Вот! — сказал он, избегая взгляда Хаджиме в попытке скрыть собственное волнение. Он придержал дверь и жестом указал Хаджиме идти первым. — После тебя. — Спасибо, — пробормотал Хаджиме. Ойкава наконец посмотрел ему в глаза, и Хаджиме почувствовал, как внутри все перевернулось, поймав его тяжелый взгляд. — Ты точно хочешь, чтобы я зашел? — тихо спросил Ойкава. — Я могу уйти. Я просто хотел проследить, что ты нормально добрался до дома. При мысли о том, что он сейчас может уйти, Хаджиме на секунду охватила паника. — Нет! — поспешно сказал он, наклоняясь вперед и опираясь на один костыль, и схватил Ойкаву за запястье. — Ты остаешься. Мне надо тебе кое-что показать. — Он нахмурился. — Надеюсь, по крайней мере. Зависит от того, справились ли Маццун с Ханамаки. Взгляд Ойкавы стал резче. — Вот как? Теперь я точно волнуюсь. — Пойдем, — сказал Хаджиме, по-дурацки улыбаясь. — Надо убедиться, что они не спалили квартиру. На первый взгляд его квартира выглядела как обычно. Он доковылял до холодильника и обнаружил целый набор банок газировки, которых не было, когда он уходил, а также любимое пиво Мацукавы. Этого не хватило бы, чтобы опьянеть, отчего Хаджиме улыбнулся. Мацукава оказался на удивление внимателен, когда не вел себя как полнейший идиот. — Ива-чан! — прошипел со стороны дивана Ойкава с восторженным трепетом. — Что это? Хаджиме достал два пива и две газировки и закрыл холодильник. Наконец, стиснув зубы, он повернулся к Ойкаве. Тот стоял рядом с диваном, очерченный светом лампы и мягкими отблесками гирлянды. Прямо позади него высилось творение Макки и Маццуна — беспорядочное нагромождение одеял и покрывал, поддерживаемое двумя стульями с кухни и вешалками для одежды. — Это замок из одеял, — произнес Ойкава благоговейным шепотом. Хаджиме широко улыбнулся. — Нравится? Глаза Ойкавы округлились. — Это для меня? — Это, эм… извинение, полагаю, — неловко произнес Хаджиме. Ойкава пересек комнату, что, учитывая размеры квартиры и ширину шага Ойкавы, заняло примерно две секунды, и его руки обвили плечи Хаджиме, крепко его сжимая. — Хаджиме, спасибо тебе, — слегка приглушенно сказал Ойкава куда-то ему в плечо. Хаджиме положил руку на спину Ойкаве и стиснул его. В горле у него пересохло. С тех пор, как его выписали из больницы, он как будто не мог перестать трогать Ойкаву, находя этому любые оправдания. Ойкава же, в свою очередь, избегал этого, и снова прижаться к нему, находя утешение в приятном тепле его тела, было облегчением. — Знаешь, — произнес он хриплым голосом, — мы можем делать это и в замке из одеял. Ойкава отстранился, смущенно посмеиваясь. Лицо у него было напряженное. Он выглядел так, будто сейчас расплачется. — Хорошая идея, Ива-чан, — сказал он, отворачиваясь на секунду и вытирая глаза рукой. Хаджиме сделал вид, что ничего не заметил, пока Ойкава не рассмеялся и снова не повернулся к нему, говоря: — Но скажи, как думаешь, Макки с Маццуном мне тоже надо благодарить? — Он театрально вздохнул, утрируя так, словно выступал перед большей аудиторией, чем просто Хаджиме. — Не то чтобы я их винил, но они были невыносимы с тех пор, как ты вернулся домой. Сколько еще мне нужно извиняться? — Им просто нравится тебя мучить, — сказал Хаджиме, ставя костыли прямо. — Захвати попить, я пойду выберу что-нибудь подходящее. Ойкава наградил его странным взглядом. — В смысле… из одежды? — Думаешь, мне стоит переодеться во что-нибудь более удобное? — фыркнул Хаджиме. Ойкава, ему на радость, покраснел, и Хаджиме рассмеялся. — Я имел в виду фильм, идиот. — Ты хочешь сейчас смотреть фильм? — У вас есть предложение получше, ваше величество? — нахмурился Хаджиме. Ойкава быстро помотал головой. — Иве-чану виднее, — произнес он почти искренне. — Ты сегодня главный. — Не забывай об этом, — сказал Хаджиме, и на смену его грубому тону пришла тронувшая губы улыбка. Пока Ойкава суетился, бессмысленно пытаясь прибраться на и так чистой кухне, Хаджиме запустил Нетфликс и выбрал что-то в меру скучное на вид. Если фильм будет недостаточно скучный, Ойкава втянется; слишком скучный — и он начнет без конца жаловаться. Большую часть времени с ним невозможно было смотреть телевизор, но Хаджиме в некотором роде нравились его излишние комментарии. — Пойдем, копушкава, — сказал он, положив костыли рядом с футоном и балансируя на здоровой ноге. — Давай залезать. Ойкава еще секунду повозился на кухне, но как только он повернулся и заметил, что Хаджиме был без костылей, он вскрикнул и поспешил к нему. — Ива-чан! Что случилось? Хаджиме указал на растянутые над футоном одеяла, и Ойкава сник. — А, хорошо, я подумал, что-то не так. — Помоги мне, — сказал Хаджиме. Не то чтобы ему нужна была помощь, но, как и следовало ожидать, Ойкава просиял и осторожно ухватил Хаджиме за руку. Он опустил его на футон, придерживая одеяло над его головой и позволяя заползти в домик. Оказавшись внутри, Хаджиме сразу же дернул Ойкаву за джинсы, и секундой позже тот тоже забрался внутрь. В домике из одеял было на удивление удобно, а мягкий свет гирлянды создавал уют. Ханамаки и Мацукава использовали в качестве основы его гостевой футон и очевидно совершили набег на его кровать и шкаф в поисках дополнительных подушек. Через вход открывался отличный вид на телевизор. Хаджиме положил пару подушек под голову и лег, наполовину повернувшись к Ойкаве. — Я сяду здесь? — не находил себе места тот, похлопывая по горе подушек. — Тебе хватает места? Кстати, что будем смотреть? О, хочешь что-нибудь перекусить? — Ойкава… — простонал Хаджиме. — Все в порядке, Ива-чан? Тебе удобно? Хаджиме схватил Ойкаву за футболку со спины и резко дернул. — Прекращай страдать фигней и ложись. Ойкава вскрикнул, падая спиной на футон, и Хаджиме подавил смешок. — По-моему, тебе нравится грубо со мной обращаться, — презрительно сказал Ойкава, ворочаясь и пытаясь удобно устроиться. Он двигался осторожно и сдержанно, и спустя пару секунд Хаджиме осознал, что Ойкава старался его не задеть. Под крышей из одеял места было не так много, но даже если бы было просторнее, мысль о том, что Ойкава пытался до него не дотрагиваться, казалась нелепой. — Эй, — позвал Хаджиме и, когда Ойкава не поднял на него взгляда, вздохнул и положил руку ему на предплечье. — Ойкава. — Я почти, Ива-чан, можешь не… — Почему ты ко мне не прикасаешься? Ойкава застыл, неловко поджав губы. — Ойкава, — произнес Хаджиме, стараясь немного смягчить голос. — Ты не сделаешь мне больно и никак это не испортишь. Последовало долгое молчание. В конце концов Ойкава открыл рот и еще с секунду поколебался, прежде чем заговорить. — Как ты можешь так говорить? — прошептал он. — Я причинил тебе боль, этого бы не случилось, если бы… — Прекрати, — сказал Хаджиме, беря Ойкаву за руку. — Просто остановись. Мы это уже обсуждали. Я сам не позаботился о себе. Ойкава вздохнул. — Я знаю, но… — Никаких но. Ойкаве на глаза упали волосы, и Хаджиме нежно отвел их в сторону. Одновременно с этим лицо Ойкавы скривилось, как будто ему было больно. — Тоору, — пробормотал Хаджиме. — Пожалуйста, не отстраняйся от меня. — Ох, — тихо выдохнул Ойкава, глядя на Хаджиме широко распахнутыми глазами, и его лицо смягчилось. — Хаджиме, я… Хаджиме подполз к нему и положил руку ему на щеку. — Не плачь, — сказал он, слабо улыбаясь и стараясь игнорировать жжение в горле. — Это не так красиво, как ты думаешь. Ойкава рассмеялся сквозь слезы и сомкнул пальцы чуть ниже запястья Хаджиме, прямо под гипсом. — Ива-чан, — хрипло прошептал он и поднял неуверенный взгляд влажных и темных в тусклом свете глаз. — Ты не собираешься меня поцеловать? — Нет, если будешь плакать, — пробормотал Хаджиме, но они оба знали, что это ложь, и он нервно облизал губы. Он не хотел, чтобы все было как в их первый раз, когда они пьяно и по-дурацки целовались, хватаясь за одежду друг друга. Он не хотел и как во второй раз, когда они были слишком испуганы и расстроены, чтобы нормально реагировать, двигаясь на автопилоте. В третий раз все будет иначе. Кончик языка Ойкавы скользнул по его губам, и Хаджиме осознал, что пялился на них. Он наклонился ближе, в последнюю секунду подняв взгляд к глазам Ойкавы и увидев, как опускаются его веки. У Ойкавы были мягкие губы; Хаджиме не заметил этого в первые два раза. Ойкава содрогнулся, когда его нижней губы коснулся язык Хаджиме, и положил руки ему на спину, чуть выше пояса джинсов, притягивая его ближе. У Хаджиме было такое чувство, что он должен это знать, что к этому времени это должно быть знакомо, но ощущение языка Ойкавы на его собственном было трепетно-новым, с примесью чего-то, чего он никогда не пробовал. Ойкава задрал пальцами край его футболки, начиная медленно вычерчивать на его спине круги. — А-ах, — простонал Хаджиме, разрывая поцелуй и пытаясь побороть дрожь. — То… Тоору… Глаза Ойкавы были широко распахнуты, рот все еще приоткрыт, а губы — влажные от языка Хаджиме. — Извини, — сказал он, слегка запыхаясь. — Я забыл. Хаджиме, не успев даже осознать этого, расплылся в улыбке. — Ничего ты не забыл, — беззлобно обвинил он, положив руку Ойкаве на шею. Ойкава был единственным вне круга семьи, кто догадался, насколько Хаджиме боялся щекотки. Это было его секретным оружием, к которому он прибегал только в крайних случаях. — Все нормально, — сказал Хаджиме, прижимаясь кончиком носа к носу Ойкавы. — Я не возражаю, просто… — Я постараюсь, — быстро сказал Ойкава, и Хаджиме благодарно улыбнулся. Он запустил пальцы в короткие мягкие волосы на загривке Ойкавы и снова нежно притянул его ближе. Было настолько легко прильнуть к улыбке Ойкавы, что Хаджиме не верилось, что он не делал этого на протяжении всей жизни. Рука Ойкавы снова задержалась возле его джинсов, а затем скользнула обратно ему под футболку и легла у него между лопаток. Хаджиме чувствовал спиной горячий жар его ладони, ее приятную тяжесть. Поцелуй был неторопливый, но неряшливый. Ойкава все никак не мог перестать улыбаться, отчего Хаджиме усмехался и в шутку угрожал его ударить, если он не прекратит, но по правде же он испытывал такое ужасное облегчение от того, что Ойкава снова улыбался, что Хаджиме готов был смириться почти с чем угодно. Они погрузились в очередной поцелуй, как только сумели справиться с улыбками и закончить предыдущий, нетерпеливо выдыхая друг другу в губы. Следующий был медленнее, глубже. Хаджиме просунул свою руку под рукой Ойкавы и провел по его спине, к небольшой впадинке в основании позвоночника. Он помнил, как двигалась под его руками спина Ойкавы, когда у них в прошлый раз был секс, каким он казался напряженным и зажатым. Глубоко вдохнув, Хаджиме осторожно переместил свою поврежденную ногу и медленно втиснул колено между бедер Ойкавы, давая ему время возразить. Ойкава отстранился от него, охнув, и Хаджиме открыл глаза, чтобы определить выражение его лица. — Тоору, — пробормотал он, дожидаясь, пока темные глаза Ойкава встретятся с ним взглядом. — Только это, хорошо? Ойкава облизал губы и медленно кивнул. — Так нормально? Вновь короткий кивок. Затем Ойкава ему улыбнулся. — Ты чересчур волнуешься, Ива-чан. Хаджиме закатил глаза, с нежностью отмечая, как это вызвало у Ойкавы тихий смешок. — Я волнуюсь как раз в меру. — Ива-чан, — тихонько пробормотал Ойкава, замолкая и прикрывая веки, скользя длинными ресницами по щеке. Хаджиме не мог оторвать от него взгляд. Он не мог оторвать от него взгляд и думал, как ему вообще могло когда-то прийти в голову, что он может дотронуться до Ойкавы один или два раза и оставить все на этом. Он не мог не задаться вопросом, как долго он уже знал, глубоко внутри; как долго это покоилось у него под ногтями или было выбито с внутренней стороны его кожи? Как долго он ходил по округе со знанием, содержащимся в каждой пряди его волос, пронизывающим его мускулы, заставляя суставы скрипеть? — Ива, — снова произнес Ойкава, едва громче шепота. Он отвел рукой волосы со лба Хаджиме. Погладил большим пальцем его левую бровь. — В чем дело? Слишком много всего можно было сказать. Хаджиме покачал головой и притянул Ойкаву ближе к себе. Ему хотелось еще раз его поцеловать; ему хотелось никогда не останавливаться, но вместо этого он наклонил голову и уткнулся носом в край его челюсти, чуть ниже уха, вдохнул теплый, знакомый запах его кожи. Мгновением позже Ойкава расслабился, проводя пальцами сбоку грудной клетки Хаджиме. В замкнутом пространстве домика из одеял его кожа была немного горячей и липкой, отчего пальцы Ойкавы стопорились и задевали его ребра. Только это и помогло справиться с щекоткой, вынуждая Хаджиме напрячься и вздрогнуть вместо того, чтобы совсем дернуться и начать пинаться. — Это перебор? — спросил Ойкава спустя пару секунд. — Тебе… неприятно? Хаджиме отстранился, снова роняя голову на подушку рядом с Ойкавой. — Нет, — честно ответил он, но уголок его губ изогнулся в улыбке. — За исключением того, что ты меня щекочешь. Ойкава моментально отдернул руку. — Ох! Я… — Тоору, — произнес Хаджиме, удрученно морща лоб. — Я дразню тебя. — Он вытащил руку из-под футболки Ойкавы и со вздохом убрал его волосы со лба. — Извини. Это по-прежнему как-то неловко, да? — Не совсем, — сказал Ойкава. Хаджиме, видимо, не выглядел убежденным, так как он усмехнулся. — То есть как бы да, но только потому, что это все в новинку. Хаджиме дотронулся до щеки Ойкавы костяшками пальцев, нежно проводя по скуле. — Не полностью. — Ну да, но... — пробурчал Ойкава, заливаясь краской. У Хаджиме внутри что-то приятно сжалось при виде этого. — В достаточной степени в новинку. Когда мы делали это раньше, мы не так много времени уделяли просто поцелуям. — Сейчас мы можем заниматься этим сколько захочешь, — пробормотал Хаджиме, слегка поворачиваясь на подушке. Ойкава придвинулся к нему и тихо выдохнул Хаджиме в щеку, когда они прижались друг к другу. Они долго целовались, запуская руки друг другу в волосы или отваживаясь просунуть их под футболку и почувствовать перекатывающиеся под горячей кожей мускулы. На фоне шел позабытый фильм, а гирлянда безразлично мерцала над их головами. В итоге их прервал зазвонивший телефон Ойкавы. Тот со стоном отстранился, удивленно глядя вниз и вытаскивая свою ногу, зажатую между бедер Хаджиме, словно он не мог понять, как она там очутилась. — Это наверняка тетушка, — сонно сказал Хаджиме, нехотя отпуская Ойкаву. Взгляд в направлении их ног дал понять, что на улице уже почти стемнело с тех пор, как они легли, и он лениво прикидывал, сколько сейчас было времени. Ойкава достал из кармана вибрирующий телефон и криво улыбнулся Хаджиме. — Мне лучше ответить, а не то она подумает, что что-то случилось. — Она подумает, что тебе что-то перепало, — закатил глаза Хаджиме. Ойкава уже ответил бодрым “Мамуля!”, но подмигнул Хаджиме и произнес одними губами: “Именно”. — Нет, мамуля, — ласково сказал Ойкава, усаживаясь прямо. Он задел головой одеяла, роняя часть гирлянды, но, судя по всему, не заметил этого. — Я не звонил тебе только потому, что я еще у Хаджиме. Хаджиме перекатился поближе и обвил Ойкаву руками за талию, утыкаясь лицом ему в бок. Ойкава нежно дотронулся до его шеи, а затем начал перебирать пальцами волосы Хаджиме, убирая их с его лица. — Нет, мамуль, ты же знаешь, что нет. Но я бы очень хотел продолжить заниматься не вопиющими вещами с Ивой-чаном, если… — Он на секунду замолчал, слушая, а потом рассмеялся. Хаджиме слушал, как смех отдается в его туловище, и не отпускал, несмотря на тряску. — Я знаю, мамуля, — сказал Ойкава минутой позже. — Я тоже тебя люблю. Спокойной ночи. Он откинул телефон куда-то в темноту квартиры Хаджиме и снова со вздохом прислонился к дивану. Хаджиме на секунду подумал, стоит ли ему подвинуться, но пальцы Ойкавы все еще медленно перебирали его волосы, отчего все тело казалось тяжелым и разнеженным. — Получается, она не сердится, — пробормотал он спустя неизвестно сколько времени. — Хм? А, ты про мамулю. Нет, она в восторге. Хаджиме крепче обхватил Ойкаву за талию и сжал его так сильно, что тот взвизгнул. — Ива-чан! — вскрикнул он, начиная смеяться. — Ты меня пополам переломишь, зверь! — Увы, — сказал Хаджиме, притягивая его ближе и утыкаясь лицом Ойкаве в живот. — Тебе от меня никуда не деться. Ойкава снова рассмеялся, и Хаджиме улыбнулся. — Мне пора идти, — сказал Ойкава спустя пару минут, положив руку Хаджиме на плечо. — Уже поздно. Хаджиме помотал головой. — Тебе никуда не надо. Останься еще ненадолго? Вздохнув, Ойкава потянулся расцепить руки Хаджиме у себя на талии. Сердце Хаджиме оборвалось, но он послушно откатился в сторону, предоставляя Ойкаве личное пространство. Ойкава начал двигаться, но вместо того, чтобы встать, он просто сполз ниже и снова улегся, положив голову на подушку рядом с Хаджиме. — Хорошо, — произнес он театральным шепотом. — Только ненадолго, но не говори никому. Хаджиме чувствовал себя таким счастливым и преисполнившимся, что думал, что сейчас взорвется. Он протянул руку, и Ойкава ее принял, переплетая их пальцы, с такой же, как у Хаджиме, улыбкой. Какое-то время они тихо разговаривали, пересказывая старые шутки и вспоминая школу. Они уже достаточно обсудили последние несколько месяцев, чтобы оставить эту тему насовсем. Сейчас они были здесь, вместе. Остальное больше не казалось таким важным. В итоге они оба слишком раззевались, чтобы продолжать разговор, с трудом держа глаза открытыми. — Мне пора, — снова неубедительно пробормотал Ойкава. Хаджиме крепче сжал его руку и нежно прижался к его лбу своим. — Останься. Ойкава в ответ тоже стиснул его руку. — Я никуда не уйду.