Hold my head under that bath and breathe away Slit my wrists and watch that blood evaporate.
больно. невыносимо больно и отвратительно от себя, словно в сердце вставили тысячи ножей и проворачивают их по кругу, насилуя и без того многострадальный орган. харуки не может смыть с себя чертовы прикосновения, не может стереть поцелуи и следы от засосов. трет кожу до кровоподтеков, раздирает ее, игнорируя боль, в раздражении оставляет яркие полоски от коротких ногтей. царапает плечи в попытках избавиться от отпечатков, что акихико оставил против его воли. бесполезно. горячая вода не помогает, не облегчает жжение по всему телу. по всем местам, где чужие руки бродили так бесстрашно и с огромным желанием, ныне омерзительный зуд, от которого избавиться не получится долго. а может, всю жизнь? накаяма мечется из стороны в сторону, не находя себе места. струи воды обжигают. казалось бы, они могут помочь, но лишь напрасно стекают с бренного тела, не перекрывая всю боль, что поедает харуки изнутри. и с этим ничего не поделаешь: со временем она поглотит его полностью, не оставив ни единого живого уголка в душе. он слишком долго терпел, слишком долго держал все в себе, и теперь иного выхода просто нет. накаяма тянется к бритве, лежащей на полке рядом, сжимает ее в ладони. трясется, пытается решиться, и вот: острое лезвие плавно проходит по запястью, оставляя за собой тонкую, но глубокую полосу. харуки с облегчением выдыхает, чувствуя болезненное пощипывание в ране. бритва легко скользит под действием дрожащей руки, делая все больше кровоточащих порезов, калеча тело все сильнее. на мгновение он задумывается, как вообще до этого дошел. почему улыбчивый, вечно счастливый человек вмиг выгорел, словно за один раз потеряв всю радость, что ему дарована? почему жизнь сыграла с ним настолько жестокую шутку, вместо взаимной любви подарив разочарование в себе и всем вокруг? так странно теперь смотреть на собственную окровавленную руку, с которой стремительно катятся алые капли, с тихим звуком падая прямо на мокрый пол. кап. сильное тело вжимает харуки в постель, лишая возможности сдвинуться. чужие руки прижимают запястья к мягкому одеялу, не позволяя пошевелиться. – нет, пожалуйста... – накаяма с испугом взирает на друга, пытаясь найти в его взгляде хоть каплю понимания или адекватности. не находит. кап-кап. харуки плачет. чувствует, как слезы ручьем бегут по щекам, стекая на подушку. захлебывается, судорожно дышит, закрывает глаза и мечтает лишь о том, чтобы кадзи одумался и отпустил. теплые руки залезают под свитер, оглаживают торс, слегка царапаясь. накаяма всхлипывает, ощущая, как отвращение к себе медленно заполняет его полностью. сухие губы касаются шеи, ловят соленые слезы, что с каждой секундой этой пытки катятся все быстрее. кап-кап-кап. с харуки уверенным движением сдергивают штаны и белье. накаяма кричит, молит о том, чтобы кадзи прекратил издевательства и игру на его чувствах. голос срывается, из горла доносятся слабые хрипы. мерзко. отвратительно. хочется содрать с себя кожу. кап. акихико приходит в себя слишком поздно: харуки уже перестает сопротивляться, осознав всю безысходность своего положения, и отдается ситуации, чтобы мучения кончились побыстрее. накаяма истерически смеется, откидываясь назад и больно ударяясь головой о холодный кафель. боль отрезвляет, заставляет забыться: пусть на секунды, но позволяет отвлечь мысль на нечто иное. « почему, аки? » « все ведь было так хорошо... » он должен винить кадзи, но харуки ненавидит лишь себя. за все еще живую любовь к тому, кого отныне может лишь бояться. – хару? черт, харуки, что там у тебя происходит?***
харуки щурится и шипит от того, как жидкость на ранах заставляет их щипать. недовольно фыркает, осознав, что все сорвалось: он ведь никак не мог ожидать, что акихико в очередной раз все испортит, придя в нужное время и в нужный момент. зачем кадзи вообще остался в этот раз, так и не уйдя с утра? ему совсем безразлично, что его буквально выпнули в прошлый раз? руки осторожно касаются изрезанного запястья, стараясь не причинить лишней боли. ласково проводят по ладони, вздрагивают, когда акихико пугается, что его оттолкнут. – можно? - безразличный кивок в ответ, – я только перебинтую, не дергайся... накаяма прикусывает губу, когда кадзи стягивает руку длинным бинтом. почему-то именно в этот момент акихико выглядит так заботливо, невинно и доброжелательно. словно он просто близнец того, кто был так жесток с харуки. на такого кадзи даже злиться не выходит. – п-пожалуйста, прекрати... – ты сбегаешь... - акихико расплывается в пугающей улыбке, когда притягивается к харуки, смотря прямо во влажные от слез глаза. вмиг подается вперед, касаясь своими губами чужих, пользуясь тем, что накаяма от шока даже ответить не может. харуки лишь вздрагивает от холодного металла пирсинга, ошарашенно и широко раскрыв глаза, – даже несмотря на то, что я тебе нравлюсь. – порезы не очень глубокие, переживешь... эй, тебе норм вообще? – ээ... а-ага... так в стиле кадзи: спрашивать такой бред у того, кто был в шаге от самоубийства. упертый, твердолобый, зачастую раздражающий. и как только харуки удалось настолько безысходно влюбиться? акихико слегка сжимает чужую ладонь в своей, все еще будучи осторожным. сердце харуки разбито. и кадзи искренне клянется, что однажды склеит его снова.Hop up on a cloud and watch the world decay.