Moments in Soukoku Paradise

— Чуя, подойти ближе, — слабо шепчет Дазай и крепко сжимает руку своего мужа. Наконец-то настал день, которого они ждали последние девять месяцев. Однако то, что должно было быть ярким днем, в одно мгновение оказалось мрачным, когда врач сообщил им об осложнениях беременности. Чуя слишком хорошо видит, как Дазаю больно, а сам он чертовски потеет от беспокойства и не знает, что ему делать. Он прижимается ухом к губам Дазая, сжимая руку мужа в ответ. — Осаму? — Чуя… я люблю тебя. Я обещал, что больше не брошу тебя, но… — Его прерывает стон, который он не смог сдержать, вызванный слишком сильной болью. — Эй! Что ты такое говоришь? — Чуя впадает в панику. Дазай тянется к щеке мужа. — Чуя, это слишком больно, я больше не могу терпеть. Но я должен сказать… что умереть, отдав тебе плод нашей любви… это лучшее, что я сделал в своей жизни. Он улыбается, так вымучено, что Чуя почувствовал, как его сердце разлетается на куски. — Осаму, что ты…блять…нет…просто…ааа! — Чуя не мог произнести ни слова, так как в уголках его глаз начала собираться влага. — Черт побери! Он немного отстраняется, вытирая глаза. — Умереть? Как это может быть лучшим из того, что ты сделал? Ах, ты лучше всего портишь мне жизнь, засранец, но всегда исправляешь это. Ты подводил меня, но все же вытаскивал, ты бросаешь меня, а затем заставляешь влюбляться. Ты ненавидишь меня, но любишь. Ты одновременно говоришь правду и ложь. Ты всегда делаешь одновременно противоречивые вещи. Поэтому… — Все именно так! Вот почему я умираю сейчас, моя жизнь будет в нашем ребенке. — Он снова улыбается, глаза закрываются, образуя полумесяцы. Глаза Чуи расширяются. — Нет, Осаму, нет! — И он утыкается лицом в шею мужа. Дазай мягко гладит его по голове. — Чуя, позволь мне услышать твои последние слова. — Да пошел ты. — Он яростно мотает головой. — Ауч, это последние три слова, которые ты мне говоришь? Разум Чуи в замешательстве и отрицании, но незначительная часть его твердит, что он должен выполнить последнюю просьбу своего партнера. О, его и без того разбитое сердце ранило это слово. Он начал покрывать поцелуями шею, выше до подбородка, челюсть, пока не добрался до губ. Он поцеловал его так нежно, но глубоко, как Дазай ответил мгновением позже. Когда они отстранились, Чуя посмотрел в глаза своему мужу. — Я люблю тебя.

***

Через несколько часов Дазай просыпается и видит, что его муж удерживает на руках невинное существо, завернутое в ткань, из-под которой видно только его лицо и несколько прядей рыжевато-каштановых волос на крошечной головке. Дазай чувствует прилив теплых эмоций в своем сердце, когда он пережил лучший момент пробуждения за свои двадцать пять лет существования. Он медленно пытается принять сидячее положение. Затем Чуя замечает, что его муж проснулся, и сразу же бросается к нему. — Осаму! — Чуя, — отвечает он все еще слабым голосом. — Ты жив? Ты проснулся! — Почему мне кажется, что ты разочарован? — Но ты же сказал, что умираешь! — А ты хотел бы? Чуя горит желанием ударить его по голове, но он знал, что должен сдержаться, поэтому он просто мягко щипает мужа за нос. — Ты гребаный ублюдок! Зачем ты мне нервы мотаешь? Да иди ты нахер! Я ненавижу тебя! Дазай хихикает. — Чуя! Я уверен, что ты не хотел бы, чтобы первыми словами нашего ребенка были проклятия. — Ой! — Чуя неожиданно вздрагивает, когда смотрит на спящего ребенка у себя на руках. Затем Дазай протягивает руки к ребенку. Чуя передает ему довольно нерешительно, но как только он видит, что его муж аккуратно держит ребенка — их ребенка — он чувствует, что его сердце снова становится целым. Он наклоняется и целует Дазая в лоб. — Ты молодец… Я люблю тебя. — Да, это то, что ты ранее говорил мне, — Дазай чересчур довольно лыбится. Чуя рычит, когда осознание поражает его. — Ты! Ты манипулировал мной только для того, чтобы я мог сказать такие слова раньше! — Ну да, но я тоже думал, что умру. — Ухмыляется Дазай. — Ты… — Но я рад, что не умер, — выпалил он, целуя ребенка на руках. Чуя почувствовал, как его сердце забилось впервые за целую вечность. Дазай по-настоящему рад, что он не умер. И Чуя понял, что Дазай сделал две противоположные вещи одновременно, снова — он родил и в то же время обрел жизнь. — Так как мы должны назвать его, Чу? — Ахмм… — На губах расплывается улыбка. — Кани? — ХА?! — Что? Не ты ли говорил мне, что хотел назвать его Петрюс? И Двойной Черный продолжил пререкаться, как обычно, до конца ночи.