Какие бывают сказки

Этьен-Огюст Эрик де Шаньи терпеть не мог зиму. Дело было не только в том, что перед каждой прогулкой приходилось терпеть, пока тебя закутают, как младенца, в тысячу одежек. За свои пять лет мальчик уверился — весь этот снег, вьюга и холод не иначе, как происки какой-нибудь злой ведьмы, которая хочет лишить детей Рождества и призывает себе на помощь докторов, которые… Бррр, о докторах можно сказать только одно: их просто лучше никогда не пускать в дом. Стоит появиться одному из них на пороге — и начинается, простуды, красное горло, противные лекарства, кусачие припарки Риголло, питье и градусники, на которые взрослым полагается смотреть, насупив брови и качая головой. И потом выдавать какую-нибудь гадкую глупость, вроде постельного режима или лишения прогулок. Как будто сидение дома от чего-то помогает. А если помогает, зачем тогда пить все эти противные снадобья? А ещё зимой странные и долгие вечера. Неправильные. Ведь вечер — это когда все вместе. Можно взять за руку отца или крепко прижаться к маме. И это так хорошо, пусть даже в их беседе столько непонятных слов, имен и фамилий. Никому не приходится чувствовать себя не в своей тарелке. Зимой все иначе. Особенно если маме приходится уезжать. Да, она сейчас не столько выступает сама, сколько учит петь других, но всё равно, маму нет-нет, да и приглашают куда-нибудь. Иногда даже в Россию. День течет по строгому распорядку и даже после ланча можно только книжки читать, гулять и кошек гладить. И то, если те позволят. Ладно Мусс, он терпит всё. Даже когда его в кофту наряжаешь или крепишь сверху седло и делаешь его боевым слоном для солдатиков. Ну мяукнет недовольно может пару раз. Правда, почему-то после таких баталий сбегает куда-то в комнаты на третьем этаже, где всё заперто и появляется только дня через три. А мамина Шодо вообще не любит ни играть, ни ручки. Этьен, например, ни разу не слышал, как она мурчит. Один раз она даже оцарапала Этьену щеку, но гадкую кошку не наказали. Даже не ругали. — Сам виноват, — качала головой мама, пока Нинон обрабатывала царапину. — Сколько раз я тебе говорила, что чужие границы надо уважать. Слов ты, видимо, не понимаешь, кошка объяснила, как могла. — Получил за дело. Женщину можно трогать, тем более брать, только если она сама выражает такое желание, — хмурился отец. Мерзкая Шодо с бубенчиком на белом кожаном ошейнике томно возлежала на алой шелковой подушке и вылизывалась, победно посматривая на виновника. Да и ну её. Часто отец читает вслух письма от деловых партнеров или журналы на каком-то сложном языке. На русском, вот. Этьен не понимает ни слова, но мама почему-то велит ему послушать. Скоро и он будет на нем говорить. Так же бегло, как отец. Ну и еще, как Эрик, который свободно говорил на многих языках мира, не окончив ни гимназий, ни академий. Мама всего один раз упомянула это имя, но Этьену стало жутко любопытно. Эрик… Это ведь часть и его имени тоже. Это тот самый человек, в честь которого его назвали, да? А кем он приходится маме? Родственником? Почему тогда о нем не рассказывали ни бабушки, ни тетя Мадлен? А ещё это имя было на маленьком бумажном портрете, который мама однажды выронила из какой-то толстой книги и быстро убрала в стол. Раньше Этьену никогда не приходилось видеть такие странные, угловатые, словно состоящие из одних прямых линий, рисунки. Да и изображённый мужчина был каким-то...неправильным. Мама сказала, что это просто эскиз, художник пытался изобразить случайного человека, никого конкретно. Но Этьен успел заметить имя. А Нинон сказала, что это какой-то композитор, человек, который пишет музыку. Кто же сказал правду, мама или экономка? Этот странный и даже страшный господин и есть тот Эрик? Почему тогда о нем нельзя спрашивать? Этьен бросился к отцу. Тот, однако, наотрез отказался говорить об этом самом Эрике. Он молча встал и ушел в кабинет. Было видно, что упоминание о таинственном незнакомце его разозлило. Но почему? Этьен не рискнул спрашивать. Он хорошо знал, что когда отец не в духе, к нему лучше не приставать. Вот и сегодня наверняка придет уставший и раздраженный. Этьен так и сказал экономке Нинон, когда она усадила его в столовую ужинать. — Месье, вы достаточно взрослый, чтобы понимать, что у вашего отца сейчас сложности в бизнесе и матушка занята в театре. Лучше вам выспаться и утром вы встретитесь с папа и мама выспавшимся и весёлым. — А что за дела у папа, что он почти всегда занят? — Любое дело требует вложения труда, времени и денег, месье. Только тогда можно рассчитывать на прибыль. Экономка вздохнула и продолжила: — Господин де Шаньи не жалеет ничего, потому что очень любит вас. Только благодаря его усилиям у вас есть лучшие игрушки, книги, одежда, путешествия. Вам обеспечено будущее, вы получите блестящее образование, будете общаться с лучшими, высочайшими и умнейшими людьми, которые одним словом вершат судьбы целых государств. Потом вы женитесь на красавице из благородного семейства. Ни вы, ни ваши жена с детьми не будете знать, что такое нужда. А всё благодаря тому, что вложит в вас господин де Шаньи. Ваш отец много помогает и другим — тем, кому не досталось и десятой доли того, что имеете вы и кто даже не знает, каким будет его завтрашний день. — Я понимаю, Нинон. А ты мне почитаешь? — Да. Допивайте молоко и мы будем читать историю Адальберта Пражского. — А с него тоже сдерут кожу и скормят медведям? Или распнут на кресте и сожгут? — мальчик чуть было не прыснул, но вовремя вспомнил, что благородные господа так себя не ведут. Чем больше будет таких огрехов, тем дольше ему придется питаться в комнате прислуги, а сесть со всеми за стол, как большой, так хотелось! Папа сказал, что это случится, только когда Этьену будет не меньше тринадцати лет, а это ещё целая вечность… Но ведь если он будет себя всегда хорошо вести, это обязательно заметят раньше! И больше не придется наблюдать, как Марселан рыгает и крестит рот… — Нет, — рассмеялась Нинон. — Месье, вы никак не можете забыть бедняжку Кэти? Этьен поёжился. С нянями ему не везло. Мадемуазель Буланже, она же Кэти, была строгой, неулыбчивой, носила неизменное коричневое платье, которое почему-то всегда пахло рыбой. Но что хуже всего, она обожала рассказывать подопечному на ночь самые кровавые истории из жизни первых христиан, описывая в подробностях, как закончилась жизнь того или иного первомученика и напирая на то, что такой конец славен и желанен для любого правоверного католика. Она считала, что так маленький человек глубже проникнется христианской верой. Последней каплей стала истерика, которую мальчик закатил маме, пришедшей пожелать ему доброй ночи. Захлебываясь слезами, Этьен кричал, что не желает, чтобы ему вырвали язык или привязали к огненному колесу. Тут-то всё и выяснилось. Кое-как мальчика успокоили, объяснив, что всё это закончилось много веков назад и никогда больше не повторится. Кэти на следующий день рассчитали, впрочем юный де Шаньи этому был только рад. Больше всего Этьену нравилась Берта. Она обожала играть с ним, её истории никогда не повторялись, а от повествований просто захватывало дух. Ни в одной книжке просто не могли писать подобного! От неё тоже часто пахло. Неприятно, но не то чтобы противно…похожим пахнет на кухне, когда Марселан замешивает тесто. Этьену этот запах ничуть не мешал, но почему-то он очень не понравился родителям. Пришлось распрощаться и с Бертой. Вот и приходится куковать с доброй, уютной, хотя и строгой, как библиотека, Нинон А на днях должен прибыть гувернер-англичанин. Это хорошо, он знает Всё, Что Полагается и расскажет много-много интересных историй. Особенно о сражениях и войнах. Эти истории Этьен предпочитал всяким другим. Нинон же умеет рассказывать только про принцев и принцесс. Но может про этого самого Альбер…как его, будет интересно? — Закрывайте глаза, месье, — сказала Нинон, когда Этьен забрался под одеяло. — Пресвятая дева, мои очки для чтения! Я забыла их внизу… Этьен вздохнул и уставился в потолок. Сейчас, как обычно, будет скукотища с кучей поучений. Но он не будет огорчать Нинон, она же хочет как лучше. Из-за двери донеслись голоса и шум на лестнице. Вернулся отец! Этьен услышал, как экономка приветствует его и встрепенулся. Конечно, она сейчас расскажет о поведении воспитанника, о том, как прошел день…ну тут волноваться не о чем. Да он за день даже ни разу не уронил тяжелые книги, которые ему закладывали подмышки перед каждым приемом пищи и держал спину прямо, как положено. И даже не пытался таскать Шодо за хвост. Правда-правда. — Добрый вечер, папа, — Этьен обрадованно поднялся навстречу отцу, когда тот вошел в детскую. — Добрый, — Рауль шутливо растрепал волосы сына и поцеловал. — Как вы тут с Нинон? — Она мне собралась читать про Аль… Абер… Ну пражский который. — Адальберта Пражского? Боже мой. Не иначе она хочет, чтобы ты поскорее заснул. Очень долго и скучно, в пансионе успеешь наслушаться и начитаться подобного. Давай лучше я расскажу тебе что-нибудь. Хочешь? — Хочу! — Этьен поудобнее устроился в подушках. А что, про драконов? И принцесс? — Ну…пожалуй да, — кивнул Рауль. — Про дракона. И нет, не про принцессу, — продолжил он, смотря куда-то в потолок. — Про принца. Впрочем, дракон там тоже будет. Этьен притих. Про принца. — А какой он был, принц? Богатый? Красивый? — Ну да, разумеется богатый, — согласился отец. — Довольно молодой. Ну и… Да, вполне недурен собой. Слушай же…