С г р о м к и м с т у к о м з а к р ы л а с ь
к р ы ш к а г р о б а
и прислушался. Дом стонал, скрипя под тяжестью собственных лет. На чердаке скреблись мыши, подъедая остатки былого величия некогда влиятельного дома Триссов. Подъедая и проедая дыры в старом хламе с пугающе-бесстрастным названием наследство. Со смертью Саламандры Трисс люди в этом доме перестали задерживаться. Один за другим они уходили "к бабушке на чай", исчезая из провонявшей гарью и покрытой копотью жизни. Кьяре тоже хотел этого, но иначе — подняться выше густого дыма фабричных труб, вдохнуть чистый воздух и коснуться — хоть бы и взглядом — далёких от земли и потому чистых звёзд. Только бы увидеть, близко-близко... За дверью его комнаты послышалось неясное шуршание. Кьяре настороженно замер, прислушиваясь. Шуршание приближалось, и теперь было очевидно, что за дверью кто-то есть. — Сёку? — позвал юноша и тут же прикусил язык: слугу он отпустил на выходные к матери. Маловероятно, что Хицумэцу вернулся назад. Да и будь это он, Трисс бы даже не узнал об этом — Сёку ходил почти бесшумно, а к шуткам склонен не был. Особенно после смерти кузена. Куда вероятнее было, что в дом забрались воры, а, значит, лучше всего было переждать ограбление в своей комнате и не лезть на рожон. Вещей, которыми можно поживиться, было не так много, значит, закончить своё тёмное дело они должны были быстро. Кьяре шагнул к двери и повернул ключ в замке. Щёлк! Трисс вернулся в кровать и устроился поудобнее, решительно принимаясь за учёбу. Но шуршание в коридоре только усилилось: кто-то хлопал дверьми и ронял картины, висевшие в тяжёлых рамах. Это действовало на нервы. Возбуждённый волнением разум рисовал тревожные образы разрушений его родового гнезда неизвестными, даже не пытавшимися скрыть своего присутствия, и вскоре Кьяре понял, что давно отложил книгу и теперь напряжённо прислушивается к звукам снаружи. Он не знал, как долго это продолжается, но его терпение с каждой минутой становилось всё меньше. От шума мысли мешались в один тяжёлый ком, утягивающий его сознание куда-то вниз, в глубокий тёмный колодец. — Мне нужно учиться! — крикнул Трисс, надеясь, что его голос испугает воров, но шуршание стало только громче. Взбешённый такой наглостью, он вскочил и, перехватив поудобнее тяжёлый учебник, кинулся к двери. "А забавно выйдет,— подумал он, берясь за ручку,— если ты откроешь дверь, а там никого. И картины висят как висели. Ветер — больше ничего. Ха-ха". Юноша нервно усмехнулся. Не решаясь что-либо предпринять, но замер, прислушиваясь к шуршанию. Громче, тише, тише, громче... И внезапно в абсолютной тишине раздался предательский звук. Щёлк! Трисс мог поклясться что не трогал ключ. Он был уверен, что не поворачивал его, но сейчас он стоял на пороге, отделённый от таинственного шуршания только незапертой дверью. Не в силах больше сносить неизвестность, он толкнул её. Ничего. Кьяре почувствовал, как напряжённое до предела тело обессиленно опускается на пол. Обведя взглядом коридор, он, впрочем, отметил, что картины действительно упали. Может, дом пытался избавиться от мешающих ему гвоздей, как люди, подавившись, откашливают вишнёвые косточки?.. "Что за безумие?" — подумалось Триссу. Отогнав глупые мысли, он с трудом поднялся на ноги, принимаясь вешать картины. В тот момент, когда он склонился над очередной, за спиной послышался уже знакомый шорох. Мгновенно развернувшись прямо с картиной в руках, юноша не без изумления уставился на белого голубка, бьющегося под потолком в попытке найти выход в полутьме. Вздохнув спокойнее, Кьяре отставил картину и, улучив момент, поймал голубя. — И откуда ты тут? Окно где-то открыто? Голубь молчал. Он сидел тихо и спокойно, но пальцы юноши чувствовали как под перьями колотится маленькое испуганное сердечко. Осторожно погладив голубка, Кьяре направился на поиски открытого окна. И нашлось оно почти сразу — в гостиной, как две неприкаянных души, колыхались белоснежные занавески. Трисс открыл раму пошире и разжал руки. Голубь не взлетел. Юноша легонько подтолкнул птицу, но та сидела, как приклеенная. — Ну чего ты? Лети! Голубь не шевелился. Кьяре, устав ждать, подкинул его в воздух, слишком поздно понимая, что чего-то не доставало.... . . с е р д ц е б и е н и я . . .
Птица камнем упала на землю. Испуганно перебирая в голове, в какой момент он был неаккуратен с несчастным голубем, юноша поспешил закрыть окно. Занавески перестали двигаться, опускаясь на плечи Трисса, будто обнимая и утешая. Пора было возвращаться в постель, но что-то за окном привлекло его внимание. Пёс. Он сидел на лужайке возле дома и внимательно смотрел прямо на Кьяре. Откуда здесь взяться собаке?.. Трисс немного подождал, видя, как к той приближается укрытая ночью тень. Должно быть, хозяин. Луна вынырнула из-за тучи, и в её неверном свете он разглядел сухонькую старушку, тяжело опирающуюся на палку. "Сейчас она заберёт свою собаку и уйдёт" — подумал Трисс, но отчего-то не слишком уверенно. Старушка и впрямь подошла к псу, но вместо того, чтобы увести его, остановилась, внимательно глядя на дом. Юноша не был уверен, что она видит его, но чувствовал её взгляд на себе. Взгляд, пригвоздивший его к полу и не дающий сдвинуться с места. Она не делала ничего особенного, просто стояла и смотрела, но Кьяре ощутил неприятное чувство дежавю. Он её уже видел. Луна скрылась за тучей и старуха с псом растворились в ночи. Юноша с замиранием сердца ожидал, когда луна снова выглянет, не надеясь увидеть их снова... Но он увидел. Едва лунный свет осветил лужайку, таинственная старуха и её пёс показались вновь. Чёрный зверь запрокинул голову и протяжно завыл. Этот тоскливый, пронизывающий до костей звук было слышно даже из дома, и Трисс похолодел: он уже видел и слышал этого пса. Не соображая, что творит, он раскрыл окно и спрыгнув, как был, в ночной рубашке, в сад, кинулся к лужайке, продираясь через заросли малины и ликорисов. Ночь, когда не стало дяди. Ночь, когда погибла мать. Ночь, когда отец покончил с собой. Она каждый раз была там! Задыхаясь, Кьяре бежал к лужайке. Давно не стриженная трава щекотала ноги, ветер кидался в лицо, а его пальцы свело от холода, но он не обращал на это внимания. Хватая ртом воздух, как вытащенная из воды рыба, он остановился слишком резко, чтобы затормозить, и шлёпнулся на мокрую землю. Пса и старухи уже не было, но там, где они стояли, ровно над тем местом, где упал Кьяре, возвышался камень. Надгробие. Трисс уже знал, что на нём будет, но всё равно, подняв голову, прочёл: "Кьяре Трисс". Дата смерти — сегодняшнее число. Вскрикнув, он вскочил на ноги и обернулся на дом. Старый, почти древний, отсюда он казался непривычно чужим. Окна пустыми глазницами таращились на луну, а очерченный тенями фасад казался нереальным, будто нарисованным. В окне мелькнула чья-то фигура. Кьяре сделал несколько шагов, пытаясь разглядеть человека, стоящего у окна. Невысокий, с длинными тёмными волосами, он стоял у окна, наблюдая за юношей. И сейчас он казался реальнее дома, земли, на которой стоял Трисс, и его самого. Зачарованно глядя на человека в окне, он сделал ещё несколько шагов, а потом кинулся к дому. — Папа, папа! Ему было плевать, что его отец недавно скончался. Ему было плевать, что всего этого просто не могло быть. Ему было плевать — сейчас Кьяре чувствовал себя до смерти перепуганным мальчишкой и стремглав бежал к дому под защиту единственного реального здесь человека. — Папа, открой! Открой! Папа! — колотил в дверь Кьяре, задыхаясь от слёз и быстрого бега. Только увидеть ещё раз, только ещё раз услышать голос, только... "...только бы коснуться звёзд...". Дверь открылась, и Трисс отступил назад, не веря своим глазам. Разумеется, этот человек был реален, реальнее, чем всё, окружающее его. Разумеется, только он и был здесь настоящим. Разумеется, как иначе? Кьяре криво улыбнулся, а потом рассмеялся, ощущая как остатки разума покидают его. На пороге стоял он сам. "...только бы увидеть, близко-близко...". — Тебя... тебя похоронили! Ты в курсе?.. — хохотал юноша, не в силах остановиться.— Поздравляю! Ты официально мёртв! Слышишь? Ты мёртв! В следующее мгновение Кьяре Трисс упал замертво. В его ослеплённых смертью глазах отразились звёзды.