Память о Пыли

Моракс не был добрым богом. Когда война поглотила Тейват, а кровь простых смертных смешалась с остатками убитых божеств, не было никого, кто посмел бы назвать Гео Архонта добрым. Он не был добр. Не был и жесток. Он был несокрушимой силой, способной уничтожить все — горы, леса, моря и зло. Гео Архонт стал символом истребления. И не было никого, кто осмелился бы вступить на его земли. Обезумевшие боги терзали друг друга, утопая в жажде власти и собственном безумии, отвоёвывали себе новые земли каждый день и тут же их теряли, проигрывая в очередной битве за всеобщее господство. Каждый кусочек новой территории означал для безумных Архонтов многое, и не было земель, которые война не успела бы затронуть. Лишь долина Гуйли могла процветать. Архонт Пыли поддерживала мир на своих землях и помогала народу с помощью своих невероятных познаний. А Гео Архонт и его Адепты защищали границы этих земель, не позволяя никому нарушить вечный покой их людей. Никто не осмеливался пойти против двух Архонтов. Никто не осмеливался надеяться сразиться с Мораксом и выйти из битвы живым. Долина Гуйли процветала под надзором двух божеств. И мирным денькам не было конца. А затем скверна пришла на их земли. И безмятежная долина погрузилась в точно такой же хаос, какой царил на всем континенте. Моракс все еще не был добрым богом. И копье его обернулось против его же народа. Поражённых скверной было не спасти. Она, словно болезнь, распространялась быстро и стремительно, оседала глубоко внутри людских сердец, пожирала их души и не оставляла после себя ничего, кроме обезличенных оболочек. То были уже не когда-то живые люди. Вместо них долину заполонили ходячие трупы, что только и делали, что заражали других. Скверна распространялась слишком стремительно, а копье Гео Архонта не было способно угнаться за ней. И дело было вовсе не в его скорости. Моракс не был добрым богом, но даже ему было тяжело истреблять тех, кого он совсем недавно защищал ценой собственной крови. Все думали, что долина Гуйли скоро утонет в крови. Что причиной ее исчезновения станет ее же Архонт и что символ истребления уничтожит собственный народ точно так же, как когда-то расправлялся со своими врагами. Но, к счастью, Моракс не был единственным богом, обитающим в долине. И пока он защищал свой народ от скверны копьем и силой, Архонт Пыли искала способ защиты людей с помощью своих знаний. Так было всегда. Моракс был грубой силой, сносящей все на своем пути, а Гуй Чжун острым разумом, способным найти выход из безвыходной ситуации. Так было и на этот раз. «Колокольчик очищения», так она его назвала. Лишь с его помощью два Архонта были способны спасти свой народ от скверны. И когда последний человек был очищен от нее, казалось, на земли долины Гуйли должен был прийти прежний мир и покой. А даже если бы его попытались потревожить снова, колокольчик, созданный Гуй Чжун, и копье Моракса не позволили бы этому произойти. Верно. Колокольчик должен был спасти людей от скверны. Вот только… — Прошу, придите в себя! Звон колокольчика разнесся по всей долине. Но не возымел никакого эффекта. Он не сработал на пораженного скверной бога. Черная пыль поглотила небеса и землю. Молодые адепты не могли совладать с, пусть и не самой сильной, но все же богиней. И не только потому, что силы их были неравны. Ведь, возможно, атакуй они все вместе и слаженно, как делали это сотни раз до этого, Архонт Пыли не выстояла бы, погибнув. Вот только не было в долине ни одного живого существа, способного на полном серьезе направить свой клинок на нее. Гуй Чжун была доброй богиней. В отличие от Моракса, она была не той, перед кем все преклонялись, а той, кого все безмерно любили. Никто не желал Гуй Чжун зла. Никто не был способен убить ее, даже когда иного варианта не было. Адепты были готовы умереть. Но не сражаться с той, кого так сильно любили. И когда черная пыль захлестнула их с головой, когда стало невозможно дышать и видеть, все смирились с тем, что они погибнут от рук той, ради которой всегда были готовы отдать свою жизнь. И тогда, не смотря на затянутое черной пылью небо, на поле боя блеснуло острие копья. А адептов окружил щит, отогнавший от них оскверненную пыль. В долине Гуйли не были ни одного человека или Адепта, способного обратить своего оружие против любимой всеми богини. Лишь Моракс, символ истребления, Архонт с каменным сердцем, был способен на это. Ведь для него было не важно, кто был его врагом — незнакомец или же вчерашний друг. Пощада не ждала никого. — Адепты, — спокойно произнес он, обращаясь к своим подопечным, — уходите прочь. И если повстречаете на своем пути людей, отведите их в безопасное место. Силу, что высвобождается при смерти Архонта, способен вынести не каждый. Лицо его было подобно каменной маске, а души, способной страдания испытывать, не было вовсе. И был он спокоен перед необратимой битвой, где выжить мог лишь один, точно так же, как и перед совместным обедом с адептами. В Мораксе не было ничего человеческого. Это понимали все адепты. Но все равно следовали за ним. — Рекс Ляпис, прошу! Но сейчас они не были согласны с ним. Были готовы попытаться остановить, и пускай это было глупо, безрассудно. Но неужели убийство единственный выход? Нет… Гуй Чжун, она нашла бы иной. Смогла бы выпутаться из ситуации, не убивая никого. Точно смогла бы. Вот только скверна охватила именно ее, а не Гео Архонта. Больше не было никого, чей ум был столь же острым, как у нее — ни человека, ни адепта. А потому, Моракс должен был решить проблему по-своему. Адепты были готовы умолять его одуматься. Были готовы остановить Архонта. Вот только один его взгляд, один единственный отблеск золота в чужих глазах, заставил их всех замолчать. — Быстрее. Уходите. Он говорил спокойно и тихо. Но сталь в его голосе разрезала Адептам сердца. Невольно, они принялись исполнять приказ, исчезая с поля боя один за другим. Никто так и не осмелился сказать Мораксу ни слова. И лишь одна из них, совсем еще юная, осмелилась приблизиться к Гео Архонту и вложить в его руку колокольчик очищения. Пин всегда была храбрее остальных адептов по отношению к Мораксу. Но даже она не могла сейчас сказать ни слова. Лишь надеяться, что их Архонт поступает правильно. Моракс проводил ее взглядом. Взглянул на колокольчик в руке. Затем на ту, с кем он все это время управлял долиной Гуйли. Его щит исчез, и черная пыль захлестнула его с ног до головы. Но Моракс не испугался. Все также глядя на охваченную скверной богиню, он… не выдержал. И звон колокольчика вновь разлетелся по равнине. Даже глазурные лилии отреагировали на него, распустив свои бутоны — настолько он напоминал настоящее пение. И Гуй Чжун, казалось, услышала. Дернула головой и всхлипнула так громко — будто бы тело ее терзала нестерпимая боль. Черной пыли стало меньше. И Моракс сделал шаг вперед. — Гуй Чжун… Не заставляй меня делать это. Приди в себя. У Моракса было каменное сердце и не было души, что могла бы испытывать хоть какие-то страдания. Но даже у него был свой предел. Он мог уничтожать врагов, что осмеливались потревожить покой в их владениях. Он еще мог убивать собственный народ ради общего благополучия. Но он уже не мог пронзить сердце той, кем дорожил столь сильно. Он был в той же ситуации, что и Адепты. Он не хотел, не мог причинить вред Гуй Чжун. И надеялся, в глубине его несуществующей души он так сильно надеялся, что колокольчик сработает. Что Архонт Пыли придет в себя и мирные и безмятежные дни вернутся в их долину. «Для меня всегда был смысл защищать долину Гуйли». «Но останется ли он, если ты покинешь ее навсегда?». Тяжелые мысли обуревали Гео Архонта. И Гуй Чжун будто бы почувствовала их, будто бы звон колокольчика действительно достиг ее сердца и развеял поразившую его скверну. Она подняла голову и взглянула на него, как делала это всегда, пытаясь подбодрить его. Ведь большего Мораксу не было надо. Лишь ее взгляд и следовавшее за ним «мы со всем справимся». Мы. Всегда существовало два Архонта — Гео и Пыли. Невозможно, чтобы они были друг без друга. Правда? Моракс был готов вытянуть руку и забрать Гуй Чжун прочь отсюда. Вернуть ее обратно, к людям и Адептам, и продолжить править долиной вместе с ней. Но небо стало только чернее. А мягкая пыль обратилась сотней смертоносных клинков, готовых впиться в тело Моракса — и так бы и случилось, не будь его реакция закалена в сотне смертельных битв. Черная пыль вонзилась в его щит, а Моракс понял — колокольчик не сработал. Он потерял Гуй Чжун навсегда. Эта простая мысль потрясла его разум до основания. Он не хотел в это верить, не хотел признавать реальность происходящего, не хотел больше находиться здесь, среди черной пыли. Он хотел оказаться среди обычных людей, затеряться в толпе и спрятаться от ответственности, от необходимости делать то, что он должен был сделать. Он хотел замереть в шоке, как замирали недавно его Адепты, и позволить черной пыли поглотить его без остатка. Он был готов это сделать, умереть здесь и сейчас, исчезнуть навсегда и не остаться даже на страницах людских историй. Просто очередной Архонт, погибший на этой бесконечной войне. Одним больше. Одним меньше. Разве так не будет проще? — ….Прости меня. Колокольчик выпал из его руки, затерявшись среди глазурных лилий. А в следующую секунду он уже крепко сжимал копье. Он не хотел этого делать. Не хотел сражаться с ней. Но, если бы он сейчас отступил, если бы позволил себе умереть, народ долины Гуйли был бы обречен на смерть. А они обещали друг другу. Обещали, что будут защищать своих людей. Он — силой. Она — умом. Они должны защищать свой народ. Это было их обещание. Это была их клятва. Это был их контракт. И щит Моракса пал. Но лишь потому, что каменные копья обрушились на Гуй Чжун, а сам Архонт бросился в бой. Он знал, как Гуй Чжун будет действовать в бою. И не смотря на то, что скверна поразила ее разум, она поступала так же, как и всегда. Анализировала. Стремилась найти слабую точку противника и угадать дальнейшее движение. Атаковала редко, но метко — берегла свои силы, ведь понимала свою слабость. Они иногда устраивали дружеские спарринги. Ведь он стремился научить ее защищать себя самостоятельно. И пускай сил у Гуй Чжун было меньше, чем у него, она компенсировала это своих умом и способностью быстро анализировать ситуацию. Но Моракс всегда говорил ей: «Не стоит забывать, твой противник тоже умеет думать». А Гуй Чжун забывала. Ее разум был создан для точных механических расчётов, где нет места погрешностям. Она не умела мыслить в бою правильно — рассчитывала все так, будто бы противник ее был механизмом, работающим исключительно по заданной схеме. Именно поэтому она всегда проигрывала. Копье Моракса вечно упиралось ей в грудь, и он спокойно произносил: «На сегодня закончим». А Гуй Чжун жаловалась, что для нее невозможно победить такую гору мышц. После таких тренировок тело Гуй Чжун могло какое-то время болеть. Адепты тогда всегда неодобрительно качали головами. Иногда даже говорили, что Моракс поступает слишком жестоко по отношению к Гуй Чжун. А он, хоть и прислушивался к ним, ничего не говорил в ответ. Он хотел, чтобы Гуй Чжун была сильной. Он не хотел, чтобы война Архонтов забрала ее жизнь. Он хотел, чтобы их долина процветала вечно. И они правили ей вместе, рука об руку, до скончания времен. Он хотел, чтобы Гуй Чжун была рядом. Ведь она была его настоящими сердцем и душой. «На сегодня закончим». Он должен был произнести именно это. Но вместо этого копье его не замерло, а прошло дальше по прямой. И пробило грудь Архонта Пыли насквозь. Гуй Чжун не смогла даже вскрикнуть. Лишь широко распахнула глаза и издала тихий стон. А Моракс не мог пошевелиться. Ведь сердце его, вроде бы, каменное, сейчас безумно громко стучало в груди. Его душа, казалось, несуществующая, сейчас выла и разрывалась на части. А руки, что пощады знать не должны были, дрожали. Его руки охватила мелкая дрожь, и он не смог, промахнулся, не убил сразу же. Он не мог добить, не мог себя заставить сделать это. И лишь мысль о том, что это нечестно, причинять Гуй Чжун больше боли, чем следовало бы, заставила его прийти в себя. Он вырвал копье из чужой груди и, не выдержал, зажмурился. Ему не нужны были глаза, чтобы бить точно в цель, но он больше не мог смотреть на это. И в этот момент щеки его ласково коснулись холодные пальцы. А знакомый, пускай и тихий, хриплый голос, произнес: — Чжун Ли… Копье выпало из его руки — дрожащие пальцы больше не были способны его удержать. А он открыл глаза и увидел тот самый взгляд, который был так ему необходим. Он Моракс. Властелин Камня. Символ истребления. У него не могло быть человеческого имени, а даже будь оно, никто бы к нему не обращался так. Никто. Кроме нее. Черная пыль расселась, будто бы ее и не было. Небо стало таким, каким оно и должно было быть — ярко алым из-за наступившего заката. Гуй Чжун пришла в себя, но не из-за собственного колокольчика, а смертоносного копья, что практически полностью забрало всю ее жизнь, оставив ей сейчас лишь жалкие остатки. Он подхватил ее и медленно опустил на землю, сам становясь на колени рядом с ней. Крепко сжал ее руку, которой она все еще касалась его щеки. И не знал, совершено не знал, что ему делать дальше. Он не мог ее добить. И не мог уже спасти. Он не мог абсолютно ничего — ни сказать, ни сделать. Лишь смотреть на ее безмятежное лицо, на ее извечно добрый взгляд. — Гуй Чжун, прошу…. И в этой просьбе смешалось слишком многое. «Прошу, не умирай», «прошу, не оставляй меня одного», «прошу, ты нужна мне»… «Прошу, прости меня». Бледная улыбка с трудом проявилась на ее губах. И Моракс все понял. Этой улыбкой она прощала даже самых грешных людей. Этой улыбкой она прощала и его. — Все будет хорошо, Чжун Ли. Ты со всем справишься без меня… Он не верил в это. Ведь он не она — он может защищать, может разрушать, может истреблять. Но не руководить. Он не может повести за собой людей, не может стать для них тем же богом, какой была Гуй Чжун — мудрой, разумной и доброй. Он не сможет, никогда не сможет привести людей к процветанию в одиночку. — Ты со всем справишься, — вновь повторила она, чувствуя его неуверенность. — Ведь я оставлю тебе все, что у меня есть. Все? А имеет ли это смысл? Мораксу не нужна была память, что истлеет со временем. Ему в принципе ничего не нужно было от Гуй Чжун. Только бы она была рядом. Ни больше. Ни меньше. Но это не возможно. Он сам сделал это таким. Если бы он попытался позвенеть в колокольчик еще раз, она бы пришла в себя? Если бы он позволил ей убить себя, пришла бы она в себя? Если бы, если бы, если бы…. Если бы было хоть что-то, что не истлело бы со временем, что всегда напоминало о Гуй Чжун, содержала частичку нее… — Гуй Чжун…. Где та каменная гантеля? Она, казалось, удивилась. Попыталась что-то сказать, но кровавый кашель прервал ее попытки. Ее время утекало быстро, слишком быстро. И Мораксу сейчас хотелось стать Архонтом Времени и навсегда заморозить его. Не позволить закату смениться ночью. Не дать Гуй Чжун раствориться в нем. Навсегда остаться здесь и сейчас и не позволить будущему наступить. — Похоже, наше совместное путешествие подошло к концу. А что касается этой каменной гантели, забудь о ней, ладно? — …Я ни о чем не забываю. И она улыбнулась ему снова и улыбка эта впилась в сердце Моракса сильнее и больнее, чем любая сталь. Гуй Чжун с трудом приподняла руку. Вложила все жалкие остатки своих сил и побледнела еще сильнее, чем до этого. Но все же призвала то, что хотела. Уже через секунду в воздухе появилась она — каменная гантеля. Он помнил, какой радостной Гуй Чжун была, когда впервые вручила ее ему. А поняв, что он не оценил подарка, весело фыркнула и сказала, что может забрать, если она ему не нужна. А Мораксу она действительно была не нужна. Все, что ему когда-то было нужно, это сама Гуй Чжун. — Это знак нашей клятвы, а также мой вызов тебе, — прошептала она. Взгляд ее начал стремительно тускнеть, рука, что он все еще прижимал к своей щеке, становиться еще холоднее. Но Моракс не отрывал взгляда от ее лица. Не мог оторвать. — Вся моя мудрость скрыта в этой каменной гантели. Пальцы ее дрогнули. Гантеля пошатнулась в воздухе. — Если ты сможешь ее открыть…. Пальцы дрогнули снова. А затем расслабились. Рука ее упала на землю, а следом за ней рухнула и гантеля, не удерживаемая более ничьей силой. Взгляд Гуй Чжун потух окончательно. А он все прижимал к своей щеке ее до безумия холодную руку, не в силах пошевелиться. Если бы это был сон, он бы проснулся. Если бы это была иллюзия, наведенная врагом, он бы разорвал его на куски. Если бы это была реальность… Он бы не знал, что ему делать. И он понимал, что это реальность. Он все прекрасно понимал. И не осознавал одновременно. Лишь все крепче и крепче сжимал ее руку и ждал, ждал, ждал, пока она продолжит говорить, пока не закончит сказанное, пока не очнется из забытия и не улыбнется ему снова. Пока не скажет: «мы со всем справимся». Ведь без этого весь оставшийся мир не имел никакого смысла. — Гуй Чжун! — не выдержал он. Ну же, очнись. Проснись. Ответь. Останься рядом. Не стань очередной жертвой безумной войны. Не стань той, чью жизнь забрало его собственное копье. — Пожалуйста… «Пожалуйста, улыбнись мне еще раз». А затем тело ее вспыхнуло, распалось, а глаза его ослепила яркая вспышка. Энергия, высвобождаемая при смерти Архонта, проявила себя. А когда он снова смог видеть, небо уже стало еще более красным, а солнце практически ушло за горизонт. И он обнаружил себя среди равнины, покрытой пылью и глазурными лилиями, в полном одиночестве. Моракс знал, ему ничего не грозит. Но частичка него надеялась, что этот энергетический взрыв, этот убитый им Архонт заберет его с собой. Он хотел быть погребен в серой пыли, на равнине, заполненной глазурными лилиями и отголосками их битвы. Он хотел. Но не мог. Ведь он Моракс. Гео Архонт. Он должен был защищать свой народ как раньше. И он должен был его вести за собой вместо Гуй Чжун. Ведь такова была их клятва. Должен был. Но не знал как. Его затуманенный взор коснулся каменной гантели, оставленной после Гуй Чжун. Дрожащие руки с трудом смогли подобрать ее. А затем прижать к груди — туда, где сердце его, казалось, остановилось вместе с сердцем Гуй Чжун. Это все, что осталось от нее. Эта каменная гантеля, созданная умнейшим и добрейшим богом, какого он только знал. Вечная память о Гуй Чжун и ее невероятной мудрости. Память о Пыли. Моракс не был добрым богом. Его народ запомнил его справедливым и бесстрастным. Его Адепты знали его как того, чье копье уничтожит любое зло, и не важно, друг ты ему или враг. И никто так и не узнал, никто так и не запомнил его как разбитого и опустошенного. Потому что в тот день только покрытым пылью глазурным лилиям было позволено услышать его отчаянный рев и последовавший за ним тихий плач.