первый снег.

      мерзкая трель будильника выводит из состояния дремоты. за окном не видно ничего — небо серое, затянутое туманом, а с кровати мало что разглядишь. на настенных часах только восемь утра, — пора бы научиться отключать будильники в школу на выходных, — веснушка потягивается и медленно выползает из-под пледа. лёгкий шелест ткани толстовки эхом слышится в коридоре. никого дома нет.       веснушка открывает дверь. металлическая ручка тихо стукается об стену. он выходит из спальни, делает круг вокруг себя и, чуть разбежавшись, прокатывается по паркету в носках, словно фигурист по льду.       поперечный включает телевизор, вслепую набирая шестьсот пятьдесят семь на пульте — «моя планета» сменяется «европой плюс». из динамика раздаётся голос — то ли билан, то ли лазарев. даня их не различает.       уже после того, как десяток оладьев оказались на тарелке, он повернул голову к оконным стёклам. наверно, ему мерещится. даня преодолевает расстояние до балконной двери излюбленным «способом фигуриста», распахивает её и резко останавливается, упираясь руками в перила. он перегибается через них и поднимает голову к небу — на веснушатые щёки опускаются снежинки и тут же тают, оставляя за собой лишь капли.       данила некоторое время стоит и рассматривает падающие снежинки, как-то не в силах осознать, что вот он — первый, питерский и такой долгожданный снег.       молнией поперечный кидается назад, забирает тарелку с горячими оладьями и пробегает до второй двери. он, не церемонясь, толкает её и попадает в более холодное помещение. как же даня любит общие балконы, кто бы знал.       в квартире ужасно тихо. тарелка отставляется куда-то на кухню и тут же парень пробегает до лакированной белой двери. — с добрым утром, соня! — я не соня, я юра, — сонно бурчит музыченко и плотнее кутается в одеяло, пряча нос.       данила улыбается, садится на край кровати и целует спящего в кончик носа. юра улыбается сквозь полудрёму и нехотя открывает глаза. музыченко вытягивают из кровати под множащиеся в геометрической прогрессии немые вопросы. — куда ты меня тащишь, даня? девять утра.       младший кивает и продолжает бежать вниз по лестнице, всё также продолжая молчать.       юре, конечно, ничего не понятно. остатки сна уже слетели, но почему его в единственный законный выходной будят так рано, так ещё и тянут куда-то вниз, ничего не говоря?       поперечный толкает металлическую дверь и вытягивает юрия из-под козырька. парень кружится на месте, совершенно не обращая внимания на минусовую температуру. — видишь? это снег, первый снег! — в глазах плещется искренняя, детская радость.       юра кивает и улыбается. — да-а, снег.. а ещё ужасный холод, — даню хватают за рукав, заставляя примерить реальную роль фигуриста. жаль, не в коньках, а в носках.       парни снова оказываются в чуть промёрзлой квартире музыченко. младшего тут же сажают на кухонный диван, закутывая в плед.       юра занимается чаем. даня пожимает плечами и принимается есть свои оладьи самостоятельно, внимательно наблюдая за ещё чуть сонным одиннадцатиклассником.       юра падает рядом, отдавая кружку в родные руки. он зевает и даня, конечно, не упускает возможности отдать получателю оладью.       обветренные губы юры проходятся по румяным щекам и красному носу дани. он улыбается широко, чуть жмуря глаза и переключая каналы. листание телевизионной сетки закончилось на каком-то красивом и эстетичном, но с ужасным сюжетом, фильме.       даня кладёт голову ему на плечо, а юра почти бессознательно притягивает рыжего к себе и целует его в лоб..       «он — солнце» — пронеслось в голове музыченко; юра внимательно наблюдал за заснувшим даней, и каждый раз, глядя на него, восхищался тому, насколько он прекрасен.