october, 1819
—Мне льстит Ваше внимание, господин Рылеев. Я ведь могу привыкнуть. В комнате душно, но, кажется, никого из присутствующих это не волнует. Свечи потрескивали и горели этим вечером ярче, как если бы с неделю назад. Возможно это просто шампанское, так удачно прихваченное господином Пестелем, ударившее в голову, дурманя и заставляя улыбаться больше обычного, смеяться громче обычного, аплодировать литератору чаще обычного и кидать влюбленные неоднозначные взгляды в сторону Муравьёва-Апостола откровеннее обычного, что сегодня игнорировал мою персону; от меня это не ускользнуло. Конечно же, он не специально. «Не специально же, да?..» С начала вечера не прошло и часа, а Мишель уже достаточно сильно опьянев, пытался показать нам какой-то очередной фокус, которым он, конечно же, сегодня не сможет нас удивить. Потом пообещает показать его в другой раз, а мы засмеёмся с его небывалой уверенности, ведь его обещания после пары бутылок хорошего вина редко исполнялись. Поднесённый так удачно несколько минут назад бокал шампанского Кондратием был всё ещё полон, медленно нагреваясь у меня в руке. Небольшой диванчик, на котором свободно уселись бы только три человека, был занят мной с самого вечера. Вставала я лишь только для того, что бы послушать тосты друзей. Они[тосты] все такие правильные, такие вдохновляющее, такие… искренние. А стихи Рылеева. Ах, Боже, было бы моё право, слушала бы вечность. Небольшая квартира на юге Санкт-Петербурга, снятая лично мной несколько месяцев назад, являющаяся неким тайным местом среди единомышленников, называющих себя Союз Спасения. — Вы сегодня необычайно молчаливы, Елизавета Петровна, не приболели уж? — Бестужев-Рюмин отвлекается от своего занятия с фокусом и обращается ко мне. Совсем недавно мой друг получил новое звание — прапорщик Семёновского полка. Собственно, поэтому сегодня мы и собрались все вместе: я, Рылеев, Муравьёв-Апостол, Пестель и Бестужев-Рюмин. — Только недавно Вы были ярче всех, а тут потухли. — Мишель садится рядом со мной, а затем кладёт голову мне на колени, а ноги опускает на подлокотник с другой стороны (видимо, на сегодня хватит вина). Меня это уже не удивляет, ведь все действия Бестужева для меня имеют отдельное название — братская забота и любовь. Поэтому я не задумываюсь и, взяв стакан в левую руку, начинаю перебирать его светлые волосы правой рукой, а в ответ на вопрос лишь пожимаю плечами. Сама не знаю, что со мной такое. Нужно другое шампанское, обычно в нём всё дело. — Смотрите, Сергей, — обращается к Муравьёву литератор, играясь с вином в бокале, — оглянуться не успеете, как упустите Елизавету Петровну, она у нас дама знатная. — К тому же офицер, — добавляет Михаил. — Тем более офицер! На Вашем месте я бы не давал Ей скучать. Не заметите, как какой-нибудь капитан будет просить руки у Петра Фёдоровича и всё! Всё! Упорхнёт наша Елизавета как птичка. Я лишь улыбаюсь, чувствуя, как начинаю краснеть, надеясь, что в темноте этого никто не увидит. — Ну, полно Вам, господин Рылеев. — Отвечаю литератору, заглядывая в, кажется, самые добрые и светлые глаза на всей планете. — Как же я Вас всех тут оставлю, побойтесь Бога. Да и батюшка меня так просто замуж и не отдаст, пусть мне и двадцать два скоро, но о замужестве речи и не было вовсе. — А что же Ваша матушка, Елизавета Петровна? — Спрашивает Павел Пестель, до этого всё ещё разговаривающий с Сергеем. — Неужто Ей и впрямь не горестно от того, что Её старшая дочь форму носит. — Отчего же, горестно, конечно. И разговоры были, и скандалы… — Умолкаю на несколько секунд, оглядывая друзей пристальным взглядом, останавливаясь на Серёже, и говорю неожиданную, по крайне мере для самого Сергея, фразу. — Да я вот всё жду, когда Сергей Иванович моей руки попросит.— Господа поначалу удивлённо глядят на меня, а потом начинают тихо смеяться, а Серёжа после этого смотрит так пронзительно-пронзительно, что аж дышать трудно. Или же это всё шампанское. — Но Он всё никак не решается, так и умру, видимо, старой девой. — О, я Вам обещаю, Елизавета Петровна, коли наш дорогой друг не наберётся храбрости, Вашей руки буду просить я. — Улыбаясь, отвечает мне Пестель, поглядывая при этом на Сергея, что неотрывно продолжал смотреть на меня, а я лишь улыбалась ему самой приятной улыбкой. Всё-таки надо пить меньше шампанского.***
Вечер подходит к концу. Рылеев ушёл раньше обычного, так как пообещал своей жене вернуться не позднее одиннадцати. Сейчас я стою на улице, помогая Павлу погрузить пьяного Михаила в коляску. Пестель целует мне руку, напоминая, что его слова по поводу женитьбы были чистой правдой, а я лишь улыбаюсь в ответ, обнажая белый ряд зубов, про себя ссылая это всё в шутку. Что только не скажет человек в пьяном состоянии. Провожаю взглядом экипаж, пока тот не скроется за поворотом, и только потом захожу в квартиру. В одной из комнат сейчас находится Сергей… Открываю дверь, снимаю плащ и иду в свою небольшую спальню, расстёгивая мундир. Хочется скорее снять форму. Остаюсь в одной рубахе, штанах и армейских сапогах, когда понимаю, что в квартире уж очень тихо. Думаю о том, что, возможно, Сергей уже ушёл, а я этого даже и не заметила. Но спустя несколько мгновений, находясь в раздумьях, решаю осмотреть не так давно опустевший зал, полностью пропахший дорогим шампанским и белым вином, которое я, к слову, терпеть не могу. Прохожу по коридору и, тихо приоткрыв дверь, захожу в зал. Свечи постепенно догорали, бросая тени на стены, картины и его широкую спину. Сергей стоял, оперевшись правой рукой на оконную раму, а левую держал на поясе. Медленно подхожу к нему, опуская руки на плечи, поглаживая сначала их, переходя на спину. Зарываюсь одной рукой в волосы, мягко массажируя кожу, перебирая между пальцев тёмные пряди. — Весь вечер ты сам не свой. — Не спрашиваю, что случилось, потому что знаю, что, если захочет, то поделится своими проблемами со мной сам. Но всё же даю понять, что могу выслушать его прямо сейчас. Сергей берёт мою руку, которая всё ещё лежала на плече и, повернувшись в мою сторону, целует холодные пальцы, мягко прикасаясь губами. Переворачивает руку вверх ладонью, снова целуя пальцы, затем ладонь, запястье, задерживаясь на пульсирующей вене. С ним я никогда не могла сдерживать эмоции. Не когда мы наедине. Сердце само начинает колотиться быстрее, и Сергей уже об этом знает — бешеный пульс раскрывает карты. Муравьёв полностью поворачивается ко мне лицом, всё ещё не отпуская ладони. Моя же рука лежит на его шее, нежно водя большим пальцем по коже. Его глаза опущены, взгляд на меня не поднимает, и понять не могу, то ли смотреть не хочет, то ли что-то скрывает. Он ещё раз целует мою руку, чуть склонившись над ней и так на несколько секунд замирает, опаляя дыханием мою кожу, что по спине мурашки побежали. Я непроизвольно задерживаю дыхание, прикрывая глаза. Приятно… Медленно-медленно выпрямляется, задевая носом мою шею, щёку, висок, а я млею, и пошевелиться даже не могу, только лишь бы не отпускал. Сама не замечаю, как придвигаюсь ещё ближе, чувствую через рубаху золотые пуговицы мундира на коже. Дышу через рот, чуть приоткрыв пересохшие губы. А Сергей всё стоит, не двигается, так и замерев, прижавшись носом к щеке. Он также глубоко дышал, поглаживая костяшки пальцев на моей руке, а затем, неожиданно, отстранился, не сильно, совсем чуть-чуть, что бы посмотреть на меня. Я открыла глаза. Он смотрел на меня, а я не понимала, что он мне пытается сказать или хочет спросить. Есть люди, которые понимают друг друга без слов, но, к сожалению, это не про нас. Он не мог понять меня. Я тем более. Мы были закрыты друг перед другом, что, конечно же, огорчало меня и иногда омрачало наши «отношения». Наши недомолвки приводили к ссорам, моим слезам и его разочарованию. Самая наша большая ссора была ровно полгода назад. Да, я считала. — Правда замуж хочешь? Сначала не поняла вопроса, всё ещё находясь в атмосфере умиротворения, свела брови и посмотрела в глаза Сергею. Он всё так же метался, пытаясь что-то найти в моём взгляде. Возможно, ответ на его вопрос. — Замуж?.. — Переспрашиваю. Сергей свободной рукой заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо. Не хочу разговаривать на эту тему, и вообще не хотела её касаться, но мои слова, оброненные вечером, да и ещё в компании наших друзей, видимо, не только удивили, но и ввели в ступор. — Это из-за сегодняшнего? Прости, я не хотела. Это… какой-то странный порыв, это... — Лизонька… — …просто шампанское… — Лиз. — …если это как-то обидело тебя, то лучше забудь… — Лиза! — …это было не серьёзно! Замираем друг напротив друга, когда я чуть ли не выкрикиваю ему эти слова. Лицо Сергея становится серьёзным, брови сведены, лоб нахмурен, он отстраняется от меня, но руку не выпускает, лишь сильнее сжимает. Глаза бегают по моему лицу, а мне становится страшно. Что только что я сказала? — Не серьёзно? — Я только собираюсь ему объяснить, делая шаг вперёд, пытаясь сократить наше расстояние, но Муравьёв-Апостол в ответ отходит от меня, опуская мою руку, делая пропасть между нами больше. Взгляд его не столько холодный и безразличный, сколько разочарованный и обиженный. И он в праве это испытывать, но не сейчас, не в данный момент. Не время… —Я не это имела ввиду. — А он даже не спрашивает, мол: «а что именно?». Разворачивается и уходит к выходу из зала, видимо собираясь уйти от сюда. От меня. — Сергей! Я быстро появляюсь перед ним, закрывая путь, и прошу выслушать меня. Обхватываю лицо руками, глажу, усыпаю поцелуями, и говорю, говорю, говорю, не замечая, как слёзы по щекам начинают течь, обжигая лицо, застилая глаза пеленой. Говорю, что всё будет по его воле, коль захочет, то женится, нет, ну так тому и быть. Значит, судьба такая. Говорю, что если замуж, то только за него и не за кого боле не пойду, застрелюсь лучше, что люблю больше жизни своей и ради него на всё готова пойти, а он всё смотрит на меня и смотрит. Прощения прошу, слёзно умоляю не оставлять, а от бессилия уже готова к ногам его упасть, свои совсем не держали. Не свойственная мне истерика, что вырывается на поверхность очень редко, сходит на нет, когда мой поток слов прерывается поцелуем стоящего напротив Сергея. Опять не понимаю, что происходит, замираю, на поцелуй не отвечаю. А Муравьёв всё продолжает целовать, сминая губы, нежно проводя по ним языком, сцеловывает солёные дорожки. Я опускаю руки на его грудь, чуть сминая ткань мундира, пытаясь удержаться за него, его руки прикасаются к моей шее, и даже из-за небольшого контраста температуры тела у меня по коже иду мурашки, от чего я чуть дёргаюсь. Сергей отстраняется, дышит прямо в губы и сморит в мои глаза. Я делаю всё то же самое. В тот момент нам не нужны были слова. Мы бросаемся в эту пропасть с головой, тонем в ощущениях и запахе друг друга. Срываемся, чуть ли не набрасываемся друг на друга. Сергей сминает губы жёстче, чувствительнее, кусая, оттягивая. Мои ресницы трепещут, а глаза, кажется, даже закрытые закатываются от наслаждения. Притягиваю его ещё ближе к себе, начиная расстёгивать пуговицы на мундире одной рукой, вторую держа на шее. Сергей оттягивает мои волосы, а я тихо застонала, откидывая голову немного назад. Проходится дорожкой поцелуев от губ по щеке, к уху, немного прикусывая мочку, от чего я открываю рот в немом крике. Зацеловывает шею, доходит до ключиц, натягивая расстёгнутую на несколько пуговиц рубаху вниз, что бы открыть больше места. Затем обратно тем же путём, скользя языком по белой коже, возвращается к губам, углубляя его, заставляя снова застонать, прям ему в рот. Расстегнув все пуговицы, что далось мне не очень просто из-за дрожи в руках, начинаю стягивать мундир. Сергей отбрасывает его в сторону куда-то на диванчик, снова прижимая меня к себе за талию. Я сжимаю его плечи, чуть царапая кожу через белую рубаху. Затем глажу, царапаю шею, снова зарываюсь в тёмных волосах, стягивая и оттягивая их, от чего Серёжа чуть рычит прямо в рот. Неожиданно отстраняется, но только для того, что бы подхватывает меня под бёдра, заставляя обвить торс ногами. Теперь мне приходится немного опустить голову, прикасаясь губами к шее, целуя пульсирующую вену, проводя по ней языком, оставляя влажные дорожки за ухом. У Сергея мураши бегут по шее, а я закусываю кожу, зная, что на утро будет небольшой багряный след от этого «поцелуя». Серёжа рычит, придавливая своим телом к стене, из-за чего весь воздух из лёгких на мгновение пропадает. Я откидываю голову назад, немного ударяясь об стену, но даже боли не ощущаю. Серёжа шепчет: — Будешь так делать, мы до спальни не дойдём… — Так возьми меня здесь… Муравьёв был моим первым мужчиной. И я до последнего надеюсь, что будет единственным и последним. Но до сих пор я не чувствовала его, не была близка так, как если бы мы были женаты. Все наши совместные ночи он доводил меня до исступления, до громких стонов, до ярких оргазмов, но я так и не почувствовала его в себе, не принадлежала ему полностью. Он говорил лишь, что нельзя. А я понимающе кивала. — Сумасшедшая моя. Муравьёв зацеловывает шею, аккуратно кусая, потому что больно не хочет делать. Дверь в комнату открытая, поэтому препятствий нету. Аккуратно кладёт на кровать, всё ещё не отрываясь от моей шеи, а я от удовольствия глаза закатываю, сжимая его плечи. Серёжа встаёт, стягивая с меня, а затем и с себя сапоги. Снимает с себя рубаху, откидывая в сторону. А я лишь наблюдаю. За его лицом. За его торсом. За его руками. Плечами. Шеей. Виднеющимися кубиками на прессе. Глазами. У него красивые глаза. — У тебя красивые глаза… Сергей нависает надо мной, разведя мои ноги в стороны, опаляет дыханием губы, затем щёку, целуя ушко, мочку, затем за ушком, спускаясь к шее. Я задыхаюсь. Прогибаюсь от нарастающего возбуждения, царапаю его живот, а потом спину. Чуть приподнимает меня, стягивая хлопковую рубаху с моего тела через голову. Мои волосы разметались по подушке. В комнате душно, страсть переполняет, дыхание обжигает, а возбуждение сводит с ума. Несколько томительных мгновений мы смотрим друг на друга, не отрываясь, даже не двигаясь, полностью растворяясь во взгляде друг друга. Я не выдерживаю этого расстояния и ожидания, привстаю и целую Сергея, обхватывая руками его шею. Он отвечает, порывисто сжимая мои бёдра через штаны, поднимаясь к талии, обхватывая и поглаживая молочную кожу. Кусает мои губы, оттягивая и зализывая ранки. Исследует языком мой рот, как будто в первый и последний раз. Сколько проходит времени, Бог его знает. Я совершенно не помнила, как Муравьёв стягивает с меня армейские штаны, как нежными поцелуями спускается к шее, оставляет засосы на ключицах. Сминает одну из грудей рукой, ко второй припадая губами, играясь языком с соском, оставляя между грудей горячие поцелуи. Языком оставляет влажную дорожку на животе, спускается вниз, к самому сокровенному. Я млею, из груди вырывается тихий стон, дышать становится труднее, а узел внизу живота становится всё туже. Его рука скользит по ногам, а когда достигает внутренней стороны бедра, я испускаю тяжёлый вдох, прогибаясь под ним, прижимаясь сильнее. Облизываю пересохшие губы, запуская пальцы в густые волосы, оттягивая. Пальцы Серёжи медленно двигаются по нежной коже, пуская кучу мурашек, а когда ладонь скользнула к складкам меж бёдер, я закусила губу. Муравьёв не переставая поглаживать дразнящими движениями мою плоть, прильнул ко мне в нежном поцелуе, проникая языком в рот, кусая губы, на что в ответ я покусывала его, не сильно царапая спину. Я на мгновение замерла, когда его движение меж моих бёдер стали смелее, застонала, когда его палец заполнил моё лоно. Он осторожно скользил им, заставляя выгнуться сильнее и двигаться ему на встречу. Я уже не ощущала: где находится реальность, а где сон. Перед глазами всё плыло, а Серёжа продолжал целовать мои губы, переменно оставляя засосы на шее, зацеловывая их. Чувство переполняли, и меня уже начало немного трясти. Узел в низу живота затягивался всё сильнее, я чувствовала, что скоро придёт разрядка. — Serge… — Муравьёв вводит ещё один палец, набирая темп, массируя большим пальцем клитор. Я, не сдерживаясь, начинаю стонать, сжимая то простыни, то плечи любимого. Момент и я достигаю пика, глухо вскрикивая и прижимаясь сильнее к Муравьёву. Перед глазами круги, на губах лёгкая улыбка. Экстаз накрывает с головой. Сергей целует легко, сминая опухшие губы, стирает с моего лба капельки пота. Смотрю в его глаза, глажу щёку. Влюблённая дурочка.***
— Хочу. — Шепчу Сергею, уже лёжа у него на груди, вырисовывая круги. — Что? — Поглаживая спину и плечи, спрашивает Муравьёв. Поднимаю на него взгляд. — Правда замуж хочу. — Сергей напрягается, но я не придаю этому значения. — Не то, что бы это всё надоело: армия, форма, оружие, служба. Но иногда посмотришь на других девушек и так же хочется: в платьях на балах каждый день присутствовать, от ухажёров бегать, краснеть каждый раз, когда комплименты говорят. — Будто ты и так не краснеешь. — усмехается Сергей, сильнее приобнимая. Я удивлённо смотрю на него и протестую. — Не правда! Не краснею! — А как же! — Смеётся. — Вот сейчас это что? — Проводит пальцем по щеке, а я, кажется, чувствую, как кровь к щекам хлынет. — Ты вот это специально сейчас! Специально! Сергей смеётся ещё громче, переворачивая меня на спину, подминая под себя, горячо целуя. Сегодня шампанское бьёт в голову непозволительно сильно. Ну и ладно. Может быстрее замуж возьмёт.