Одиннадцать минут

Ludovico Einaudi — Experience

Глава 1. Отрицание.

Алексу всегда казалось, что он ничего не боится в этой жизни. Он не боялся смерти — его тело и так было мертво. Кровь, пауки, темнота — тоже нет. Ничего уже не могло причинить ему вред, терять было нечего, поэтому Розье даже гордился этим и только потом понял, как ошибался. Его главным страхом была Алиса, а точнее — её отсутствие. Алекс осознал это лишь тогда, когда проснулся и обнаружил себя в совершенно чужом доме в окружении совершенно чужих людей. Он был…жив. Призрак оказался живее всех живых, когда встал с кровати и ощутил, что больше не парит в воздухе, а крепко стоит на своих двоих. С шумным выдохом он коснулся своего лица и почувствовал то, насколько были горячими его ладони, потрогал мягкую ткань пледа на кровати и медленно провел ею по щеке, ощущая тепло и пушистые ворсинки. Его комната была отвратительной, но это была Его комната. Стены оказались выкрашены в черный и белый цвета, рядом с окном ютилась двуспальная кровать, а чуть дальше — шкаф со встроенным огромным зеркалом. Была и книжная полка, и стол, и даже несколько фоторамок, с которых на Алекса смотрело его изображение. Тут был он и в возрасте пяти, и десяти лет, и в объятиях отца, и на линейке в первом классе. Чуть шатаясь, Розье быстро прошел к увешанной ими стене и коснулся пальцами холодного стекла. Те не прошли насквозь, уверенно столкнулись со слегка пыльной поверхностью и остановились. У Алекса закружилась голова. Это было не то. Совсем. Это была не комната Алисы: здесь не было привычного беспорядка и старомодной печатной машинки на письменном столе. Вместо деревянного потолка, увешанного миниатюрными самолётами, на Алекса смотрел скучный белый потолок без единого тёмного пятнышка. Юноша сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. Привычного цветочного аромата её духов здесь не было. Их хозяйки тоже. Розье попытался собраться с мыслями и объяснить сложившуюся ситуацию, но у него не получалось сосредоточиться. Пустая, серая комната давила на него, поэтому он быстро вышел из неё и оказался в таком же строго оформленном коридоре второго этажа. Никаких тебе портретов, никаких бордовых обоев. Ничего. Алекс пулей спустился на первый этаж и столкнулся лицом к лицу со своим…отцом? Он не знал этого мужчину, но на фотографии тот точно был. Неизвестный оказался хорошо сложен и был до чёртиков похож на его взрослую версию: с острыми скулами, вьющимися волосами и в элегантном старомодном костюме. Он читал газету и даже не обратил внимания на сына — а сына ли? —, но когда Розье хотел было выйти на улицу, его остановил внезапный вопрос в спину. — Даже не позавтракаешь? Хотя я бы тоже не стал. Каша пригорела. — Я потом…пап. Мне нужно сходить кое-куда по делам, — Алекс сам себе не поверил, пока говорил эти слова, но ждать не стал, натянул какую-то кожаную куртку поверх рубашки и спальных штанов и вышел. Теплый асфальт обжёг голые пятки, и ему пришлось шикнуть и вернуться за обувью, о которой он совершенно забыл — мертвым ведь кроссовки были не нужны. Это был Фоггхилз, и это открытие заставило Розье выдохнуть с облегчением. Погода была теплая, но туман клубился сильнее обычного, и где-то вдали виднелось невысокое здание похоронного бюро и вывеска. Только сейчас Алекс заметил на своей руке часы, у которых был запущен таймер. Оставалось девять минут. Юноша против воли напрягся и вновь поднял взгляд на вывеску. Сердце отозвалось непривычно громким стуком, таким учащенным, что, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку. Что-то было не так, но Алекс не мог понять, что именно, и беспричинная тревога стремительно начала овладевать разумом. Он сделал глубокий вздох и стремительным шагом направился по прямой, пряча руки в карманы куртки. Убывающее время заставляло ускориться и едва ли не бежать, капало на нервы и доводило до дрожи. Алекс с предельной ясностью понимал, что это — точно не его реальность, потому что он был мертв, он не знал своего отца, он был с Алисой, но почему-то чем ближе становилось бюро, тем настойчивее разум бил тревогу и заставлял сомневаться. Нет, конечно же, все было реально. Розье до детали помнил их с Мистэйк первое объятие, ощущение горячей кожи под пальцами, цветочный парфюм и быстро бьющееся сердце. Тогда, прижимая гробовщицу к себе, он с трепетом ощущал, как оно стучит о её грудную клетку, и подобное просто не могло оказаться ложью. В горле пересохло, и Алекс быстро облизнул пересохшие губы и вновь ускорился. Внезапный резкий толчок со стороны и боль от «поцелуя» с асфальтом заставили его громко выругаться и схватиться за плечо. Незнакомка на велосипеде, врезавшаяся в него, тут же оказалась на ногах и что-то заверещала, но юноша не слушал её — взгляд остановился на часах. Оставалось четыре минуты. — Бога ради, простите, тормоза плохо работают, я не смогла…— причитала девушка, и Алекс рывком встал с асфальта, делая глубокий вздох и отталкивая ту в сторону. Плечо отозвалось пульсирующей болью, но ему было некогда, поэтому он даже не слушал оправданий и молча направился раньше. Незнакомка резко схватила его за уцелевшее запястье, на что юноша зарычал и все же остановился, впиваясь недовольным взглядом в молодое красивое лицо. — Слушай, мне некогда. Отпусти или я за себя не отвечаю, — голос прозвучал непривычно низко и глухо, и сейчас Алекс был готов без раздумий оттолкнуть её ещё раз, чтобы она его не отвлекала. — У вас кровь…— тихо выдохнула та, но Розье только отмахнулся и закатил глаза. — Плевать. Ему просто хотелось поскорее оказаться дома — не в том сером и блеклом подобии, а в похоронном бюро с его беспорядком, ароматом миндальных пирожных и надоедливой Баст. Он был готов терпеть даже её, получить сто царапин от острых когтей, чтобы проснуться и оказаться в своей реальности. Туман начал сгущаться сильнее, и можно было лишь с трудом различить силуэт бюро совсем рядом. Алекс вновь взволнованно облизнул губы — сейчас он откроет дверь и этот кошмар закончится. Так обычно и случалось в них, а это был именно кошмар, хренов ужас, в котором он бы точно не захотел оказаться ещё раз. Резкий звук выстрела заставил внутри всё дрогнуть, и Розье едва смог различить фигуру мужчины с ружьём, который пулей вылетел из похоронного бюро и скрылся в тумане. Потребовалась секунда на осознание. Ещё одна, чтобы прийти в себя, со всех сил подорваться и побежать к заветной двери. Мысли спутались окончательно, когда он влетел в прихожую и увидел распростертое тело на полу. Алиса лежала на спине рядом со столом, и из раны в груди образовывался кровавый развод прямо на лёгком белом платье. Она ещё дышала, её глаза были открыты, и Алекса тряхнуло, как на американских горках, когда та подняла взгляд на него. Тело не слушалось, и дышать было нечем, но он попытался собраться и первым делом метнулся к телефону, чтобы позвонить в скорую. Руки дрожи, как в алкогольном опьянении, пальцы отказывались нажимать нужные цифры, и Розье едва не выронил мобильник из рук, нажимая на кнопку вызова и прикладывая тот к уху. — Алло, скорая? На… на мою девушку напали, она истекает кровью, нужно…— ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы голос звучал четко, и Алекс быстро назвал адрес, после чего откинул телефон в сторону и кинулся на кухню, чтобы найти хоть что-нибудь и остановить кровь. Конечно, он не знал, как оказывать первую помощь. Когда на таймере оставалась минута, ему удалось найти какие-то бинты, и юноша быстро вернулся в коридор, где лежала девушка. Она была бледна, как полотно, и дышала урывками, а при виде друга слабо покачала головой и попыталась улыбнуться. — Они не успеют, милый. Я просто хотела сказать, что… — Прекрати нести чушь, — он оборвал её на полуслове, чувствуя, что точно не захочет услышать продолжение. Алекс не хотел слышать то, как она прощается с ним, поэтому пытался зажать рану бинтами и думать о том, что все правда получится, но мозг подсказывал, что ни черта не выйдет. На часах оставалось тридцать секунд, и только после выстрела Розье удалось понять, до чего именно шел отсчёт. — Не смей со мной прощаться. Ты не умрешь. — Не умру. Просто хочу сказать, что ты мне очень дорог. Не просто как знакомый или друг. Не хочу…— она тихо закашлялась и попыталась сделать хотя бы глоток воздуха, но только и смогла беспомощно сжаться и зайтись в кашле ещё сильнее, —…не хочу, чтобы ты это забывал. Алекс почувствовал, как истерика захлестнула его окончательно, когда Алиса болезненно прикрыла глаза и будто бы побледнела ещё сильнее. Всё тело напоминало оголённые нерв, и он не мог, не хотел смотреть, как часы отсчитывают последние секунды, вместо этого сжимая теплую женскую ладонь в своей. Признание комком застряло в горле: ему не хотелось говорить это сейчас, только не так, только не перед её смертью. Розье часто думал о том, как это будет, и обычно сознание рисовало ему привычную кухню, их у подоконника и тихое «Я люблю тебя» на ухо. И всё было хорошо. Все было прекрасно, и не было крови, не было выстрелов, только солнечный свет, затерявшийся в её кудрях. Таймер огласил повисшую тишину неприятным дребезжанием, и Алекс только и смог тихо выдохнуть и прижать бледные пальцы к губам. Он боялся смотреть на лицо гробовщицы, на стекленеющие глаза, и из груди вырвался надрывистый всхлип. Глаза оставались сухими, но под веками жгло, выедало глазницы и заставляло бездумно смотреть в одну точку. Когда скорая приехала, ей уже было некому помогать.

Глава вторая. Злость.

Очередное пробуждение в той же комнате заставило Алекса устало прикрыть глаза и коснуться ледяными пальцами лба. Он не плакал, но глаза так и продолжало невыносимо жечь, нужно было встать и вновь пойти туда, остановить того мужчину, и юноша бы так и сделал. Розье рывком оказался на ногах, в два шага преодолел расстояние от кровати до лестницы, потянулся ладонью к дверной ручке и…замер. Почему ему вообще было не все равно? Ведь влюбляться точно не входило в его планы. Ему нужно было всего лишь получить новое тело, чтобы уехать из города. Никаких чувств. Никакой любви. Вот только Алиса этого плана не знала и разрушила его по кусочкам за те месяцы, которые они провели вместе. Более того — для этого она не сделала ровным счётом ничего, потому что Алекс додумал все в своей голове сам. Это он первый полез к ней ради шутки, это он первый захотел её поцеловать. Это он решил, что ему жизненно необходимо получить заботу и тепло от неё. Не она. Розье никогда не думал, что вообще сможет влюбиться когда-либо, потому что он ненавидел людей этого города. Они были отвратительными, они были скучными, серыми, плоскими, как картонки. Алиса тоже казалась ему такой: маленьким, плаксивым ребенком, который не был в состоянии что-либо сделать. Эта маленькая девчонка всегда была такой слабой, и наблюдал за ней Алекс лишь ради интереса, думая, что рано или поздно её любопытство сведёт ту в могилу ещё в детстве. Это было что-то вроде викторины: угадай, что натворит это маленькое существо сегодня, как оно отреагирует на снег, на боль, на мелиссовый чай — да на что угодно. Призрак часто проводил время на подоконнике её комнаты, пока его никто даже не замечал — он позаботился об этом — и наблюдал за жизнью маленькой девочки, слишком поздно осознавая, что она уже выросла. Её скорбь была… Что ж, Алекс даже не знал, какое слово подобрать правильно, чтобы описать это. Ей было больно, и от того, как Алиса это сдерживала, было ещё хуже. Призрак как-то раз подумал: это даже хорошо, что она не знает всей правды о том дне. Слава богу, что она не знает, иначе это уничтожило бы окончательно. Однако даже тогда Розье не ощущал сильной вины перед ней или сочувствия. Для него Мистэйк была простой, открытой, как детская книжка. До тех пор, пока они не встретились лично, а дальше все стремительно полетело в ад. Осознание этого отозвалось в висках тупой болью и жгучим раздражением в груди. Юноша опустил взгляд на часы — они ещё не начали свой ход — и зло привалился к холодному дереву двери плечом. Это было глупо, дико глупо — взять и влюбиться в девчонку, которую ты хотел использовать. Тошно, отвратительно, больно до крика, потому что отпустить уже было нельзя. Алекс прикрыл глаза и вновь попытался восстановить образ Алисы в голове, понять, почему это была именно она. Да потому что. Потому что это была Алиса Мистэйк, с её паническими атаками, со шрамами, с постоянной скорбью в глазах, которую хотелось стереть, убрать оттуда, чтобы она вновь была той улыбающейся девочкой в объятиях родителей. Потому что она переборола боязнь смерти и выбрала профессию, связанную с ней. Потому что она не побоялась вступиться за свою семью в той драке в седьмом классе. Потому что она наконец начала улыбаться ему так же открыто и тепло, как Майклу. Потому что она была просто восхитительна в своем привычном существовании, и ему хотелось стать его частью. Потому что даже спустя восемнадцать лет наблюдений Алексу не удалось понять её до конца. Это была не открытая книга, это был прекрасный человек, которого ещё нужно было разгадать. Стоило Алексу выйти из этой комнаты — и время бы вновь пошло, полетело, и он бы снова увидел её мертвое тело на белом пушистом ковре. Если кошмар решил его вымотать и поиграть с ним, то Розье был готов пойти на это. Он собирался спасти эту язву, которая никак не хотела отвечать на его признание. А если не сможет, то сам пустит себе пулю в висок. С этой мыслью юноша резко рванул дверь на себя и пулей вылетел из комнаты.

Глава третья. Торг.

У него не получалось. Сколько бы он не пытался — каждый раз оказывался в похоронном бюро слишком поздно, каждый раз видел её смерть. Один раз Алексу даже удалось поймать стрелявшего, но на него тратить время не было смысла, ведь тот всегда успевал нажать на курок. Розье чувствовал себя вымотанным. Ему все казалось, что рано или поздно этот кошмар закончится, но это длилось непозволительно долго, высасывало все силы. Алексу не хотелось сдаваться. Он сидел на полу собственной комнаты и вновь обдумывал собственные действия, пытался понять, какую же ошибку совершает. Рассредоточенный взгляд был направлен на фоторамки на стене, и юноша невольно подумал, что такая ему жизнь точно была не нужна. Алекс не раз представлял себе другое развитие событий: что он был жив, что у него была семья, что все было…как обычно. Он был бы не против даже ходить в школу вместе с Алисой, терпеть ужасных одноклассников и влезать в драки из-за неё. Они бы вместе прогуливали уроки и, может быть, их бы даже исключили вместе или Розье ушел по собственной воле, чтобы поддержать подругу. Юноша прикрыл глаза и устало откинулся спиной на край кровати, живо представляя гробовщицу в школьной форме с охапкой роз в руке. Он стоял с ней рядом в кожаной куртке — потому что кожаные куртки стильные — и легко облокачивался на её плечи, а в воздухе пахло цветами и весной. — Может, к черту это первое сентября? Пошли покурим и рванем в наше убежище? — он бы спросил это ленивым, сонным голосом, по привычке облокачиваясь подбородком на тёмную макушку. — Но сегодня будет классный час, — Алиса бы опять начала старую пластинку, которую повторяла из года в год, о посещаемости, но потом помолчала с несколько секунд и кивнула. — Хотя…ладно, пойдем. Сигареты покупаешь ты. — Да без проблем. Их убежищем стал бы заброшенный дом на дереве, который они бы нашли совершенно случайно. Это был Алекс, конечно же, потому что его всегда влекло в лес, в спокойную атмосферу, переполненную запахом хвои и влаги. И в то первое сентября они бы пришли туда снова, купили любимых миндальных пирожных в пекарне и лежали на деревянном полу, рассматривая густую крону, сквозь которую пробивался теплый солнечный свет. Розье медленно сполз и улёгся на холодном полу, но глаз так и не открыл, всего лишь протягивая руку к потолку и делая глубокий, расслабленный вздох. Мыслями он был в совершенно другом месте: рядом с Мистэйк плечом к плечу под нежными лучами осеннего солнца. Те лениво скользили по загорелой коже, терялись в кудрях и упрямо струились сквозь пальцы, протянутые к темным листьям. Когда к нему присоединилась ещё одна ладошка, Алекс без раздумий накрыл её своей и перевёл взгляд на подругу: она игриво щурилась от яркого света и улыбалась, а её карие глаза в нём казались медовыми. Алиса лежала в белоснежной рубашке на грязном полу, совершенно не заботясь об этом, а букет роз валялся где-то неподалеку, совершенно забытый. Она улыбнулась ещё шире на прикосновении к руке и легко придвинулась к юноше, чтобы окончательно касаться своим плечом его плеча, после чего на секунду притянула мужскую ладонь и невесомо поцеловала её тыльную сторону. У Алекса внутри что-то дрогнуло, и он едва смог открыть глаза, вновь оказываясь в своей серой комнате и поджимая губы. Всё сводилось к Алисе, и рассудок не хотел представлять жизнь без неё, не хотел видеть кого-то на её месте. Розье почувствовал укол вины за то, что вообще решил подумать о таком развитии событий, и быстро поднялся с пола, вновь направляясь к двери. Он выберется отсюда и повторит все в реальной жизни, найдет этот чертов дом на дереве, построит его сам — да что угодно сделает, но к Мистэйк вернётся обязательно.

Глава четвертая. Депрессия.

После десятого провала Алекс не мог заставить себя выйти из комнаты. Последний раз стал слишком болезненным, потому что Алиса успела сказать ему многое, прежде чем оставить. — Знаешь… Я не жалею того, что мы встретились. Я знаю, что пыталась оттолкнуть тебя, что боялась и не доверяла, но ты правда стал для меня слишком важным человеком за эти месяцы, — её тихие слова до сих пор отзывались эхом в голове, пока юноша лежал на полу и беспомощно обнимал подушку, — Мне очень жаль, что у нас не оказалось достаточно времени, чтобы стать ещё ближе. Я обязательно найду способ вытащить тебя отсюда, обязательно. Я постараюсь оказаться рядом как можно скорее. Я так не хочу, чтобы ты был один, Алекс. Люблю тебя. «Я так не хочу, чтобы ты был один. Люблю тебя.» Розье рвано выдохнул, ощущая, как начинает жечь глаза. Это не Алиса безумно боялась оказаться одна, не она просыпалась в холодном поту от подобных кошмаров. Это был Алекс, и осознание этого страха пришло слишком поздно, когда он уже потерял все, что имел. Ему больше никак не удавалось понять, был ли это сон или реальность. Воспалённый разум не хотел об этом даже думать и все время возвращался воспоминаниями к бледному телу на полу в бюро, и Алекс с радостью бы забыл эту сцену, стёр из своей головы, чтобы никогда больше не вспоминать, а тупая боль в грудной клетке не раздирала изнутри. Ему была не нужна никакая из жизней, потому что все обязательно сводилось к Алисе, к её присутствию рядом, потому что иначе в этом не было никакого смысла. Не нужен был отец, который словно им и не являлся — это был чужой человек, которого Алекс не знал и с которым всего лишь жил в одном доме. Не нужна была своя комната — это было лишь серое, холодное пространство, которое не грело ни душу, ни тело. Розье был готов отказаться от всего, потому что знал: даже если бы все было иначе, он бы не смог жить счастливо. Алиса была его стоп-кнопкой, именно она останавливала от безрассудных действий. Именно она была его семьёй. Алекс сейчас бы это до хрипа кричал ей в лицо, говорил каждый день, чтобы Мистэйк помнила, чтобы верила и думала так же. Но он не мог. Вместо этого юноша молча утыкался лицом в подушку и упрямо сжимал зубы, не позволяя себе заплакать. Алиса бы точно не хотела, чтобы он делал это из-за неё, но сейчас она была далеко, и это душило, выворачивало наизнанку и заставляло опустить руки. Как же Алекс был зол сейчас. Ему хотелось вернуться, сказать ей всё, что он не успел, но что-то не пускало, не давало сбежать из этого кошмара. Это сводило его с ума, и если бы он только мог увидеть её снова… Если бы… Если бы… — Алекс? Алекс, проснись. Ты чего… Плачешь? — тихий, напуганный голос заставил его с трудом открыть глаза, и в первые пару секунд Розье не мог понять, где находится. Уголки глаз неприятно жгло, и комната казалась размытой из-за слёз, но Алекс быстро зажмурился и попытался вернуть себе фокус. Рядом сидела потерянная Алиса. Юноша проскользил по ней быстрым взглядом и тихо выдохнул. Живая. Или это снова был очередной сон? Но они лежали на кровати в её комнате, в похоронном бюро. Призрак сделал глубокий вдох и смог уловить приятные нотки мелиссы и цветочных духов. Это точно был его дом. — Ты так внезапно уснул, я не стала тебя будить, но… Ты говорил во сне и никак не хотел просыпаться. Дёргался, как в лихорадке. Я пыталась до тебя докричаться, но ты словно не слышал меня. Это был очередной полтергейст, но он ушел с появлением Бас…— начала было гробовщица с усталым зевком, однако Алекс не дал ей договорить и быстро сгреб в свои объятия, утягивая на подушку и прикрывая глаза. Сердце билось где-то в глотке, когда он дрогнувшей ладонью зарылся в тёмные кудри и смазанно поцеловал её в щёку. Такое резкое «нападение» заставило девушку осечься и сначала даже дернуться назад, но Розье держал её слишком крепко. — Ты чего? — Ты — мой самый дорогой человек, Алиса. Слышишь? Самый. И если с тобой что-то случится, я этого не переживу, — глухо отозвался призрак, крепче обнимая подругу и шумно выдыхая. — Я от тебя никуда не уйду. Никогда. Буду здесь до тех пор, пока не прогонишь, и даже тогда не уйду. Голос отвратительно дрогнул, но сейчас ему было плевать на то, как это выглядит. Алиса от такого заявления вздрогнула — он почувствовал это, но отталкивать не стала и вместо этого обняла Розье в ответ. Она никак не могла понять, что же такого могло произойти во сне, но его слова…задели. Гробовщица почувствовала прилив стыда вместе с облегчением, когда Алекс сказал, что не уйдет, и лишь успокаивающе погладила его по волосам, прикрывая глаза. Стояла глубокая ночь, и где-то за окном продолжал терроризировать людей очередной полтергейст, проникающий в их сны, но до юноши он добраться точно уже не мог. — Я…и не собиралась тебя прогонять. Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. — И ты не уйдешь? — Не уйду. Обещаю.