***
Глаза открываются на удивление легко, дыхание в норме, головокружения нет. Фокусирую взгляд и ловлю три знакомых головы, склонившиеся надо мной. — Всё нормально, — говорю быстрее, чем они успевают открыть рот. — Я так и понял, — фыркает Александр. Он придирчиво осматривает моё лицо, чёрные волосы спали на лоб, прикрывая беспокойные зелёные глаза. Северин справа от меня мягко улыбается, а вот Анна качает головой. — Врач тебя осмотрел. Списал все на слабость, — говорит сестра. — Но высыпало тебя же не просто так? — Она сказала, что ты испугалась простынки? — старший принц понял, что мне ничего не угрожает, и его губы сложились в ехидную улыбочку. — Она меня дезориентировала, — буркнула я, пытаясь сесть. Как только моя голова отрывается от подушки, внутренности словно взрываются. Видимо, моё лицо бледнеет, вся улыбка сходит с лица Александра, и он протягивает руки, чтобы придержать меня. Мой рот инстинктивно открывается, и я понимаю, что происходит. Отпихиваю принца и хватаю вазу на моем туалетном столике как раз вовремя, желудок выворачивает наизнанку. Северин громко отдает приказ позвать нормального врача, а Анна просит у горничной полотенец и воды. Надо отдать Александру должное, он даже не отшатнулся, а наоборот спустил меня на ковёр, чем-то завязал волосы на затылке. Ну прямо-таки истинный супруг. Не знаю, откуда во мне столько еды, но мне кажется, что скоро я выплюну все внутренности. Прибегает врач и оттаскивает от меня старшего принца, просит всех выйти, но никто не подчиняется. Наконец все, что во мне было, иссякает и, тяжело дыша, откидываю голову на край кровати, во рту отвратительный вкус, не менее ужасен и запах, который чувствую носом. Принимаю полотенце и прижимаю его к губам, пока врач, отставив мою вазу, меряет пульс и проверяет зрачки. — Как я уже говорил, ничего по внешним факторами я не вижу. Тошнота может быть последствием аллергии, от неё и сыпь. Аллергия на какую-нибудь еду в походе, вы рыбу ловили? Ягоды срывали? — через какое-то время говорит он. Отрицательно качаю головой. — Может быть отравлением. — То есть кто-то попытался её убить? — уточняет Северин. — Не обязательно, скорее всего просто еда пропала, — врач запинается. — Но все возможно, если б это был яд, то появятся ещё симптомы. Его уже никто почти не слышал. В комнату вбежала стража, которую зычным голосом вызвал Александр. Глядите-ка как муженек занервничал. Северин отдал приказ привести всех, кто ездил со мной, задержать повара, который давал нам провизию. — Но и я, и Марк ели тоже самое, мы же встретились под городом, — рассуждает Аарон. — Значит, её могли отравить только тем, что они купили или нашли. — Но Агата же сказала, что ничего не ела, — напоминает Анна. Стража кипешится у дверей. Венценосные особы спорят по другую сторону кровати, а я тут сижу на полу, вытирая с себя мной же переваренную еду. Нет, вряд ли меня отравили, я ничего такого не ела. Да и аллергии нет, в детстве не было, а сейчас я вообще мертва. — Ваше величество, это конечно маловероятно, но возможно ещё… - неожиданно вставляет доктор. Головная боль. Головокружение. Ватные ноги. Тошнота. Какой сегодня лунный день? — Беременность. Мой голос почему-то слышат все, и на несколько секунд в комнате воцаряется тишина. — Да, — поджимает губы доктор. — Слабость. Токсикоз. Гормональная перестройка. Скорее всего вас можно поздравить. Визг Анны для меня, как звон колоколов, и, не открывая глаз, я морщусь, склоняя голову ниже. Интересно, какие сейчас у них лица? — А такое возможно? — прокашлявшись спрашивает Александр. — Да, она же все ещё мертвая Мара, хоть и ожившая, — добавляет сестра. — За всю историю такого не случалось. — Ну так за всю историю ни одна мертвая ожившая Мара не выходила за Морока, — вставляю я. Действительно. Как такое может быть. Я же… Беременна. У меня родится ребёнок, настоящий, живой. Не замечаю, как Анна подходит и сковывает в меня объятия. Если б во мне осталась еда, она бы точно сейчас вышла наружу. Но вырывается лишь кашель, и сестра предусмотрительно отходит. — Ваше Величество, прошу покинуть комнату, в таком случае я должен кое-что дать принцессе, — говорит врач, раскрывая свой портфель. — Но, — вставляет Александр, он в шоке. — После, все после, ваше величество, — судя по звуку, врач захлопывает дверь прямо перед его носом.***
Просыпаюсь когда за окном уже темно. Что ж мне теперь делать ночью? На удивление чувствую себя намного лучше, хоть и во рту остался неприятный вкус. Пытаюсь приподняться, как замечаю кого-то рядом и даже вздрагиваю от близости Александра. Пара изумрудных глаз впивается в меня. — Как ты? — спрашивает он, легко садясь рядом. Его руки оплетают меня, придерживая. — А ты? — мне все также интересна его реакция. Вместо ответа он целует меня в висок. — Ты уверен, что хочешь продолжить меня целовать. Меня только недавно вывернуло наизнанку, — предупреждаю я и слышу его тихий смех в ухо. — У меня для тебя кое-что есть, маленькая… Ну уже не самая маленькая Мара. — А вдруг там Морок? — глупо вставляю. Никто не знает, будут ли вообще у нашего ребёнка способности. — Независимо от пола я хочу тебе кое-что подарить. Он продвигает ближе коробку, которую я не заметила. Простенькая, молочного цвета, даже не перевязана бантом. — Только не говори, что там какая-нибудь погремушка с мордой волка. — Такую ценность я бы тебе не доверил. В отместку пихаю его в бок и снимаю крышку. Внутри что-то чёрное, едва видно в сумрачном свете. Мягкая бархатистая ткань переливается в моих пальцах. Сератианский шёлк. — Платье передавалось из поколения в поколение. Его носили все беременные королевы. — Я надеюсь, они не в нем все рожали? Он смеется, видя мои испуганные глаза. — Нет, конечно. Александр откидывает растрепавшиеся волосы с моей шеи. — Не простынь, конечно, но зато реликвия, — мягкие губы касаются моей шеи. Интуитивно поддаюсь его ласке, откидывая голову. — Ничего, родится наследник и не на такое раскошелишься.