He wanna so badly

      Ведь он так сильно хочет. Так сильно, что разум блекнет и выцветает, оставляя только чувство постоянной нужды — жажды, огнем расходящейся по венам, оседающей жаром на сухих губах, жаром под кожей. Низ живота сладко скручивает, пальцы на ногах поджимаются, поясница выгибается, и Кейл тонет в лавине удовольствия столь сильного, столь отчаянного, что оно переполняет его, как вода — чашу, — выплескивается жалким скулежом и хныканьем из его пересохшего рта. Рука на груди давит сильнее. Все еще деликатное прикосновение, очень бережное, но тяжесть жжется, лишает возможности хоть как-нибудь дышать. Альберу бьет бедрами особенно сильно, и Кейл вскрикивает, закатывая глаза. Слишком — все это слишком, этот горячий толстый член внутри, эти вены и изгибы, беспощадные толчки, давящие на простату, и разум накрывает ослепляющая пелена ошеломительного вымученного оргазма. Кейл хрипит, тихо и жалостливо скуля, изливаясь на впалый напряженный живот, и вид — сведенные судорогой чрезмерной стимуляции мышцы, замершая на выдохе грудь с торчащими истерзанными сосками, раскрытые бедра, — вид сводит Альберу с ума. Он хочет еще. Хочет еще сильнее развратить, раскрыть, сломать Кейла, утопить его в пучине отчаянного удовольствия, хочет еще раз испить это открытое, нуждающееся выражение заплаканного лица с мутными шальными глазами, с распухшими губами, с размазанной слюной. Ведь он так сильно хочет.  — Альберу… — скулит Кейл, конвульсивно сжимаясь вокруг члена горячо и бархатно, — Аль… ммм! Альберу снова делает толчок, попадая точно в точку сладкого удовольствия внутри, и Кейл кричит на полуслове, распятый под тяжестью чужого тела. Король прижимается губами к местечку за ухом, всасывая тонкую нежную кожу, горячую и пахнущую влажными феромонами острого удовольствия, запахам столь тяжелым и густым, что он забивается в ноздри и дурманит и без того сметенный разум. Он чувствует, как молочные бедра плотно сжимаются вокруг талии стараясь то ли оттолкнуть, то ли прижать еще ближе.  — Кейл… — хрипит Альберу на ухо, толчки его становятся отчаянными и беспорядочными, — Кейл… Кейл плачет, цепляется руками за плечи, слабо дрожит, влажная кожа к влажной коже — так близко, так запредельно хорошо… Альберу утягивает любовника в неряшливый, мокрый поцелуй, прикусывает чувствительные горячие губы и трется языком и язык, совсем не заботясь ни о каких приличиях, только животное желание поглотить целиком, присвоить… Кейл кончает особенно громко и жалко — стонет в поцелуй мягкими низкими вибрациями, туго, почти больно сжимается вокруг, капканом трясущихся бедер обнимает талию и плачет совсем бесконтрольно — слезы остаются солью, смешанной со слюной на языке. Альберу, не выдерживая, тоже срывается за край, изливаясь внутрь горячим вязким семенем. Разрывает поцелуй, оставляя Кейла задыхаться и измученными губами хватать жадно воздух, любуется звенящей пустотой в темных глазах напротив, испариной на высоком лбу, спутанными разметавшимися по простынях алыми волосами. Альберу так сильно хочет… Член снова твердеет, и глаза Кейла наполняются беспокойством.  — Нет, — сипит он, — нет… Руки его дрожат, когда он упирается в грудь любовника, и тот перехватывает предплечье, поднося дрожащие белые пальцы ко рту. Целует запястье — на губах остается соль, — чувственно, сладко и умоляюще.  — Пожалуйста, — только и говорит король, нежно касаясь губами костяшек, — пожалуйста, Кейл? Кейл рвано выдыхает, и Альберу обхватывает губами большой палец, втягивая щеки, ласкаясь языком, смотрит из-под опущенных темных ресниц взглядом жарким, влажным, оседающим на коже разрядами электрического тока; полностью, абсолютно и совершенно влюбленным.  — Один раз, — сдается Кейл, проклиная свою слабость. Король благодарно урчит, нежно и ласково проводит темными пальцами по лбу, убирая слипшиеся алые прядки, гладит горячо и мягко щеку, трогая мизинцем ухо.  — Люблю тебя, — шепчет он в центр ладони щекотно, — люблю. Он выходит, оставляя после себя неприятное ощущение пустоты, поцелуями и укусами приникает к груди, играясь с острыми сосками, приминая, дразня мажущими мимолетными движениями кончиков пальцев. Кейл вздрагивает, сладко вздыхает, откидывает голову, рукой зарывается в черный волос. Губы спускаются ниже — горячий язык мокро вылизывает живот, собирая остатки спермы, проходится по тазобедренным косточкам, по линии косых мышц, — а потом обнимают горячим жаром сверхчувствительный мягкий член. Кейл скулит, хнычет, пальцы тянут за волосы, но Альберу не останавливается — нежит и ласкает плоть языком, старательно собирая капли семени, глубоко сосет, и у Кейла поджимаются пальцы на ногах, бедра дрожат, дыхание спирает. Все это так слишком… слишком хорошо, слишком много, но он в силах только принимать чужую любовь, раздавленный подавляющим валом сверхтяжелого удовольствия, уводящего за грань чистого наслаждения. Ему остается только хныкать и поддаваться бедрами, дрожать от импульсов, прокатывающихся по телу судорогами, дышать через раз, зарываться в чужие волосы, ему остается только тонуть — беспощадно, неумолимо и так сладко… Ведь он хочет так сильно.  — Альберу! — кричит он, когда тот пропускает член в горло, двигает головой, смотрит жадно, темно и голодно снизу, втягивает щеки, держит большими темными ладонями бедра широко раскрытыми, натягивая ноющие мышцы, — Аль… хн! Он правда больше не может. Падает, не в силах держаться на локтях, конвульсивно дергается, захваченный водоворотом из нужды, тело немеет, не слушается, голос подводит… Альберу пережимает член, и Кейл правда — правда, — хочет кончить так сильно, ему нужно, так нужно, что мышцы скручивает, что нервы натягиваются, что рот раскрывается в немой мольбе.  — Красивый, — урчит Альберу распухшими влажными губами, глядя на мужчину под собой, — сводишь меня с ума. А Кейл — Кейл сходит сам. Медленно и беспощадно, он нуждается в большем, он снова плачет, и слезы крупными сверкающими каплями скатываются из невидящих глаз, брови изломаны умоляюще, белоснежная кожа покрыта пылью бархатного румянца, ресницы трепещут мягко, губы — что вишня и самый сладкий плод, — пульсируют, ноют, мягко округляясь, и виден розовый язык, и белоснежный ряд блестящих зубов, слюна течет из уголка, мажет подбородок блестяще. Альберу завороженно наблюдает за этим — ненасытный зверь, темный и голодный, — урчит, снова опускает голову меж бедер, позволяя им сладким капканом захлопнуться вокруг головы, заглатывает красный, дрожащий член с протекающей алой головкой сразу, руками ласкает яички, доводит Кейла до исступления — до мольбы, до задыхающихся рваных вздохов, до неистового болезненного удовольствия и проводит за край, глотая соленную горячую сперму, льющуюся в рот, жадно дышит запахом Кейла, этим горячим и тяжелым ароматом тела, не давая ни единой капли протечь. Кейла скручивает — он выгибается, поднимая поясницу, упираясь в постель лишь плечами, плотно сжимает влажными бедрами уши и шею, пальцами цепляется за простыни, окруженный наслаждением со всех сторон до белой вспышки перед глазами, до оглушающей темноты, до… Альберу кончает следом, даже не притронувшись к себе — он жадно глотает чужую сперму и удовольствие, жадно смотрит, жадно поглощает, и эти волны невероятного чувственного оргазма проходят сквозь тело, даря разрядку. Он тщательно вылизывает сверхчувствительный член, в последний раз деликатно целуя головку, и подтягивается вверх, опускаясь рядом на бок.  — М-м-м, — Кейл размыкает ноющие, чувствительные губы, смаргивает слезы, — спать… Альберу согласно кивает. Накрывает их обоих одеялом, и, зная, что с утра им обеспечены неприятные ощущения, приводит в порядок уже спящего измученного Кейла, осторожно обирая теплой тряпкой. Белая горячая кожа, темные следы по телу, влажный волос, трогательно-выпирающие позвонки под кожей, изящный изгиб поясницы. Он скользит пальцами вслед за тряпкой, кончиками ловя чужое дыхание, и его сердце трепещет от всепоглощающего острого чувства благодарности и нежности, смешанного с волнением. Чувства любви. Альберу целует висок, шумно вздыхает и устраивается рядом, обнимая. Его не волнует, что завтра насыщенный, отвратительно-заполненный встречами и делами день, не волнует, что завтра он будет чувствовать лишь усталость и разбитое желание спать, придя в себя ближе к вечеру. Ведь он хочет так сильно. Быть рядом с Кейлом.