Макияж и слезы

— Ну, как оно? Фред поднимает на брата глаза. Они перепачканы смазавшейся тушью и тенями с блёстками. В принципе, все лицо такое же. — Да… — голос настолько сильно дрожит, что унять его удается только через несколько секунд. Нервное запахивание белой шубы в темных подтеках от чего-то. Скорее всего алкоголь, — нормально. Живу в свое удовольствие, как и хотел. — Я вижу, в какое «удовольствие» превратилась твоя жизнь, — Джордж взглядом окидывает исхудалую фигуру брата, трясущегося от холода, хотя на дворе июнь, и он в дешёвой синтетической шубе. И в платье. Да, это платье. Короткое, фиолетовое, блестящее и переливающееся зелёным. Странно встречать сбежавшего из семьи два года назад брата-близнеца на заправке в три часа ночи. В таком виде. Словно смотришь на покалеченную жизнью версию себя. — Почему ты так одет? — Это долгая история, — дрожащими руками Фред достает из внутреннего кармана шубы дешёвые сигареты и быстро закуривает, нервно отворачиваясь от брата. Он изменился. Стал взрослым, зрелым. Такие же взрослые и зрелые теперь трахают его в дешёвых номерах старых мотелей в тайне от своих семей, не забывая при этом про маленькие приятности для своей дешёвой шлюшки. Дешёвое вино. Дешёвые сигареты. Дешёвые презервативы. Дешёвая жизнь. Фреду стыдно перед братом. Ему не стыдно перед бесчисленным количеством незнакомых мужчин, приходящих на ночь и уходящих на утро, ему не стыдно перед людьми, проходящими мимо него, одетого как последняя шлюха и пахнущего далеко не розами. Но стыдно перед братом. Слеза выкатывается из накрашенного глаза, ещё больше размазывая косметику по лицу. Фред пытается вытереть ее, и Джордж замечает сверкающие печалью в лунном свете глаза брата. Ему становится жаль. Жаль за все ссоры. За всю боль, которую он причинил некогда самому близкому для него человеку. И вот, до чего это дошло. До стыдного разговора на ночной заправке. До слез, смешанных с косметикой. До дрожащего исхудалого брата, покалеченного судьбой. — Поднимайся, — Джордж кладет руку на плечо близнеца, — мы идём домой.