До зари

Иван, только проснувшись да поднявшись с постели, подошел к окну и ставни распахнул. День за стеклом чудо какой пригожий был. Но не только по причине того, что солнце в небе светило, да погода теплая была. Сегодня войска царские из похода дальнего с победой возвращались. А с ними и Федя. Три долгих месяца государь своего любимца не видел, и сам себе боялся признаться, насколько страшно истосковался он по нему. К обеду должны были вернуться воины, но вдруг дверь опочивальни резко распахнулась и в покои, словно резвый молодой конь влетел.. — Федя! — воскликнул государь. На секунду замерев, Басманов кинулся в объятия Ивана, чуть не сбивая того с ног. Обрушил свою весну чувств на царя, принялся топить его в ласке, в прикосновениях, в самом себе. Хаотичные поцелуи приходятся в губы, в щеки, в скулы, да куда придется. Слишком долго они с ним не виделись, слишком остро изголодались друг по другу. Федя подносит руки государя к губам своим, принимаясь выцеловывать пальцы, перстнями увенчанные. — Тише-тише, неугомонный, — усмехается царь и увлекает Федю на постель, на что тот охотно соглашается. Избавляясь от такой ненужной сейчас одежды, Иван припадает к обнаженному Феде, который пахнет войной, сражениями, пролитой кровью. В нем сейчас нет той прежней холености. Кожа его словно грубее стала, рельефные твердые мышцы отчетливо вырисовываются под пальцами государя. Под Иваном сейчас мужчина, бравый воин, горячий, острый, словно сталь клинка. — Сильно тебя задело тут, — Грозный трогает пальцами свежий рубец на груди Басманова. — Да просто царапина, свет мой, не волнуйся, — успокаивает Федя, опуская руку на шею государя и вовлекая в поцелуй. Вспоминать, как он пропустил удар во время боя, словив на память этот шрам глубокий, совсем не хочется. Поцелуи с каждой секундой становятся все жестче да голоднее. Два истосковавшихся тела желают слиться в одно единое. Иван чувствует бешеный стук Фединого сердца под своей ладонью, видит блеск глаз бесовских, и наспех толкается пальцами внутрь Басманова. — Входи так, я стерплю, — на выдохе говорит Федя, не желая ждать. Иван пристраивает свой член и заполняет Федю одним плавным толчком. Басманов цепко хватается за плечи государя, выгибается и прикрывает глаза на несколько секунд. А потом кивает, дав знать, что можно продолжать. Их тела двигаются синхронно, даря друг другу порочное наслаждение, по которому они оба так истосковались. Спальня наполняется влажными громкими звуками спустя три месяца тишины. Наконец-то можно трогать, касаться, чувствовать, везде где хочется, везде где вздумается. Пальцами, губами, кожа к коже, тело к телу. Их больше не разделяет расстояние, они, наконец, вместе. И могут тонуть, захлебываться в своей любви греховной. Разрядка приходит быстро, как безумная потребность, от которой рассудок мутнеет. Но на этом все, конечно же, не заканчивается. Переведя дух, Федя принимается целовать грудь государя, решительно спускаясь ниже, чтоб приласкать его плоть, а затем умело взять в рот. И когда Иван вновь был наготове, Федор забрался сверху и, оседлав его бедра, опустился на налитой член. Как же царь истосковался за эти долгие месяцы по его рукам, его голосу, телу, волосам, горячему шепоту, стонам томным. По нему всему, такому своенравному, такому нетерпеливому. Так сильно, что и второго раза было непростительно мало. Они оба взмокли от лихого темпа, волосы Феди стали влажными и прилипли ко лбу, губы саднили от поцелуев жадных. — Ночью продолжим, — уверенно заявляет Грозный, сминая черные кудри под своей рукой и осознавая, что ему вовсе не хочется сейчас выпускать Федю из объятий. Но тому надобно сходить в баню после дороги долгой, отдохнуть, да подготовить себя к пиру предстоящему. И вот Басманов, одевшись и собравшись уходить, вдруг возвращается с порога и обнимает Ивана, доверчиво тычась носом ему в шею. — Ну, чего такое, Федюша? — спрашивает государь, кладя руку на спину любовника своего. — Соскучился, — честно отвечает Федя. И от этого слова простого да искреннего, улыбка лицо государя озаряет, а сердце еще громче начинает стучать. Когда пир уже начался, Федор входит в зал, облаченный в светлый серебристый кафтан, богато расшитый жемчугом. Иван специально подготовил это одеяние в качестве подарка к Фединому приезду, и не прогадал. Басманов сейчас словно с картинки сошел, нарядный, желанный, красивый. Туго подпоясанный кушак очерчивает линию талии, волосы лежат упругой волной, губы да глаза чуть подкрашены. И в дополнение ко всему этому васильковый венок голову венчает. И когда только он его сплести успел? Иван дивится тому, как этот образ разнится с тем утренним. Сейчас Федя вновь само воплощение любовника царского, от лихого война и следа не осталось. Вновь вернулись эти пленительные манеры, змеиная порочная грация, томный взгляд. Басманов поправляет цветы в волосах и дарит государю улыбку свою, чуть голову вбок наклоняя. Иван кивает в ответ. Спустя время, Федор подходит к трону и руку свою в протянутую ладонь Ивана вкладывает. Им обоим до одури хочется прикоснуться друг к другу. — Спляшешь для меня, Федь? — спрашивает государь. — А хочешь, царь-батюшка? — лукаво улыбается Басманов. — Хочу. — Тогда пойду, в летник переоденусь, раз ты танцев моих желаешь, — Федор выходит из зала, кидая напоследок взгляд манящий. Иван правильно расценивает взгляд этот и спустя время поднимается с трона и следует в комнатку, в которой Басманов обычно переодевался. Зайдя, он видит Федю, уже облаченного в летник и разглядывающего себя в зеркало. — А я знал, что ты за мной сюда придешь, — шепчет Басманов, чувствуя, как сильные руки обнимают его за талию. — По глазам вижу, что невтерпеж тебе, Ваня. Да и мне тоже. Федор прижимается губами ко рту Ивана, целуя глубоко, неистово, порочно. Государь отвечает тем же, ладонями жадно блуждая по гибкому телу, что льнет к нему сейчас так доверчиво. И возможно все это одними бы только поцелуями не закончилось, потому что Басманов, настойчиво прося ласки, начал притираться пахом к паху, как вдруг дверь открылась, и раздался голос знакомый. — Иван Васильевич, вы куда.. запропастились? — на пороге стоял Малюта. Грозный быстро делает шаг в сторону, а Федя так и стоит с приоткрытыми влажными губами, да волосами растрепанными. В комнате повисает тишина, Скуратов смотрит, опешивши, то на одного, то на другого. — Чего хотел, Лукьяныч? — наконец молвил царь. — Я не вовремя? — спросил Малюта. — Очень не вовремя, — холодно подытожил Федя, руки на груди скрестив. И Скуратов поспешно скрывается за дверью, отчетливо понимая, какому процессу он сейчас помешал. — Вот ведь черт рыжий, — шипит Федор, оглаживая руками летник, а затем поправляет волосы, приводя себя в порядок. — Везде влезет. Стучать его надобно научить, Вань, а то зайдет так в следующий раз, а я у тебя на члене. Вот потеха-то будет! Иван усмехается, глядя на ворчащего Федю, затем легко касается пальцами его руки и выходит. Федор влетел в зал ровно в тот момент, когда музыка оглушительно громко грянула. И все взоры вмиг устремились к нему. Вышагивая в центр зала, он руки вверх вскидывает, приглашая опричников пляску лихую устроить. Тех долго упрашивать не надо было, резво повскакивали добрые молодцы, лавки роняя, и начали отплясывать вместе с Федей. Басманов кружится во главе этого безумия, яркий, жаркий, необузданный. Кудри в стороны разлетаются, каблуки сапог постукивают. И тут два товарища хватают его под руки и вверх поднимают, позволяя взмахнуть ввысь над толпой. Федя в момент этот взор царя ловит и шально улыбается ему улыбкой белозубой. А после, вновь на пол опустившись, продолжает танец свой. Иван глаз от него оторвать не может, любуется. Понимая, что с пира они уйдут сегодня раньше, чем требуется. Оказавшись в опочивальне царской, любовники быстро раздеваются в четыре руки и падают на постель. Иван входит в Федю, двигается бедрами в бедра, горячо, жадно, страстно. Сцеловывает порочные стоны с губ заласканных. Трогает, гладит, касается. С упоением наслаждается своим отзывчивым любовником и знает, что это взаимно. И вот сладкая агония подходит к концу, Федя дрожит, закидывая голову назад, и кончает под звенящий громкий стон, пачкая и себя и Ивана. Грозный изливается практически следом. Иван окидывает сытым взглядом своего ненаглядного, испытывая приятную удовлетворенность и негу. Спать сегодня вовсе не хочется, хочется любить его до самой зари. А сейчас можно просто полежать, лениво целовать да поглаживать, пока внутри вновь не вспыхнет искра желания. А вспыхнет она наверняка скоро. Федя сбивчиво дышит, лежа на груди царя, и вдруг отчетливо понимает в момент этот, как он рад вернуться, наконец, домой, вернуться к нему. Он внимательно смотрит на Ивана, чувствуя, что в горле застряло что-то невысказанное, хотя их тела сейчас сказали друг другу все красноречивей всяких слов. — Я.. — Федор решается все же это озвучить, но государь сминает его губы, не давая продолжить, и заменяя свое ответное «я тебя тоже» на поцелуй этот.