«Неплохой результат, профессор. Бальза должен быть благодарен Вам за помощь.»
Нет, не должен. Лука сам говорил ему, что допоздна засиделся не потому, что он такой хреновый бойфренд, а потому, что профессор оставил его доделывать всю работу за ночь до научной конференции.«Уверен, что под Вашим покровительством Лука многого добьётся.»
Просто дайте ему этот чертов диплом, дайте ему научную степень, кандидата наук. Эдгар готов заплатить, лишь бы Лука больше не был вынужден контактировать с этими уродами.«Мистер Лоренц, Вы такой молодец.»
Эдгар не выдерживает и подходит к беседующим, пока Лука готовится к демонтажу стойки, потому что выставка подходит к концу и ему еще везти все это обратно в лабораторию. — О, мистер Лоренц. Приятно вас видеть. — ядовито цедит художник. — С кем имею честь разговаривать? — Эдгар Вальден. — Ох… Не думал, что нас посетит младший Вальден. Такая большая честь. Решили сменить интересы? — Собеседник напротив не знает, стоит ли ему быть с молодым человеком помягче или нет. Его отец — влиятельный человек и, если этот щенок захочет, то сможет похоронить всю карьеру Альвы. С другой стороны, он пришел с его учеником и явно собирается отстаивать честь последнего. За спиной слышится шёпот его коллег. — Пришел поддержать моего университетского друга. Я же учился у вас, но образование оказалось настолько бездарным, что пришлось уйти. — О, вот как. — И я думаю, что не только на моей специальности это так. Насколько я знаю, Лука делал большую часть работы, а Вы лишь заходили к нему иногда, чтобы проверить, не умер ли он от голода или заряда током. Шёпот вокруг стал только громче. Лоренц тихо фыркнул и сделал неопределенный жест рукой. — Потому что это была проектная работа Бальзы. Моя задача — быть научным руководителем. — Вот и не говорите так, будто всю работу сделали вы. — Эдгар бы продолжил, но тут к ним подошел сам Лука. Он слабо улыбался, потому что научные конференции действовали на изобретателя, как заряд током — вызывали неясные, но точно незабываемые эмоции. Эдгар сделал лицо попроще. — Эдди, я почти закончил. Сейчас соберу все и можем поехать домой. — Бальза чуть похлопал его по плечу, мол, все в порядке, не нужно за меня встревать. — Отлично. Потому что этот сброд меня раздражает. Дома Лука молча заваривает чай и садится к Эдгару, который на память пишет его портрет. На память — потому что знает уже настолько хорошо, что может без проблем воспроизвести все черты Луки: его чуть непослушные длинные каштановые волосы, которые он постоянно собирает в хвостик во время работы, добрую улыбку с неровными зубами и торчащим клычком, добрые глаза, ямочки на щеках, когда Лука улыбается. Изобретатель заглядывает ему за холст и улыбается точно так же, как на рисунке. Ласково целует своего художника куда-то в висок, а после садится на пол, оставляя голову на худых коленях Эдгара. — Гораздо лучше оригинала. — Тише, по крайней мере. Лука смеётся, отчего плечи у него дрожат, а после трётся щекой о коленку художника. Сидящий в шортах Вальден немного морщится. — Не мешай. — Просто сегодня день такой, что мне хотелось бы отвлечься, но в моей «тупой онлайн игре» идут технические работы, а мой парень занят тем, что рисует мой же портрет. — на такие слова Эдгар лишь хмыкает и, дождавшись, когда на него посмотрят, рисует кисточкой Луке усы. — Это что за выступление моего мастера? — наигранно возмущается изобретатель, но Вальден вовремя наклоняется и затыкает его поцелуем. Лука охотно тянется навстречу, тянет зубами за нижнюю губу и жадно вылизывает рот Эдгара, пока тот утробно мычит и оттягивает его за волосы. — Продолжим, когда я дорисую. — Хорошо, Эдди. Бальза становится до жути послушным, когда его целуют. Ему нравится любое проявление внимания Эдгара, будь то сухой поцелуй в краешек губ утром или жестокий укус в плечо во время секса. И сам Эдгар, в принципе, не против уделять Луке время, потому что иначе его будни будут монотонным рисованием картин. Только вот чем дальше они заходят, тем более собственнические и садисткие нотки играют в характере юноши. Он кусает, оставляет засосы, пару раз душил Луку до потери сознания. Секс с Эдгаром это когда ты не знаешь, умрешь от болевого шока или еще немного проживёшь, но уже в больнице. И если заряд слабого тока Бальза пропускает спокойно, то от каждой подобной выходки Эдгара он плавится, словно масло, оставленное на окне в солнечный день (зачем?). Неосознанно изобретатель ловит себя на том, что он, наверное, может быть, немного и чуть-чуть мазохист, только вот вслух этого никогда не произносит. Эдгар ответа и не требует, ибо все итак понятно без слов. Вечером они лежат и целуются в кровати. Лука позволяет опустить себе ладонь на тощую задницу и небольно сжать, на что Вальден только царапает его плечи, пока еще слабо, но с ощутимым давлением. Плечи у Бальзы дрожат от мурашек и накатившего возбуждения. — Ты мне уже в бедро стояком упираешься. — монотонно комментирует Эдгар, надавливая на плечо сильнее и заставляя Луку лечь на спину. Тот только что-то хрипит в ответ, когда тонкие пальцы ведут вниз по животу и проникают под пижамные штаны, плотно обхватывая член. Так же лениво, как и обычно, Эдгар двигает рукой сначала вверх, а после вниз, заставляя партнёра тихо заскулить. Лука умел быть на удивление отзывчивым, если дело касалось близости. Вальдену это только нравилось. Он тянется ближе, ведёт языком по шее и тут же плотно смыкает зубы, оставляя на коже болезненный кровоподтек. Юноша под ним скулит, ерзает на месте и уже просит не прекращать. Эдгар и не собирается. Вид Луки, что так открыто просит его и утопает в собственном возбуждении, отпечатывается в создании художника и останется там очень и очень долго. Вальден тяжело дышит, продолжая покрывать шею укусами, иногда позволяя себе оставить слабый засос. Его рука все ещё слабо дразнит Луку, заставляя того то и дело вздрагивать в бёдрах и судорожно и коротко стонать. Если Бальза и был громким, то это касалось всех аспектов его жизни. Еще немного подразнив, Эдгар отстраняется и встаёт. — Лежи так. И Лука послушно лежит. Юноша, сам не менее возбужденный, садится за мольберт и бегло делает наброски на новом холсте. Бальза лежит и грудная клетка у него часто вздымается, а кровь вместе с выступившим потом стекает с кожи на постельное белье. Но он не смеет двинуться, продолжая смотреть на Эдгара влюблённым, возбужденным взглядом, пока он не закончит выводить очертания фигуры на бумаге и не вернётся к Луке, попутно снимая с себя одежду. Если бы Эдгар не давал ему время перевести мысли, то у Луки бы точно остановилось сердце. Настолько сильно он дорожил каждым прикосновением, каждым уксусом или поцелуем. Лука видел в Эдгаре не то, что другие люди. Он был человеком искусства, но никто никогда не думал о том, что Вальдену нравится красный цвет, кофе в постель и до одури больно кусаться. Никто и не знал этого. Кроме Луки. И он так ценил, что внешне холодный художник позволял себе открыться рядом с ним, что банально не находил слов, чтобы высказать это. Лично сейчас Лука мог лишь постанывать — сначала тихо, едва сдерживая скулеж, потому что Вальден берет его, как всегда, грубо, вжимая в кровать всем телом, а после уже не сдерживая хриплых криков и дрожа всем телом от накативших эмоций и ощущений. В такие моменты Бальзе кажется, будто его непрерывно бьют током по нервным окончанием и, что странно, ему это нравится. Он доверительно жмется, кончая только после того, как Эдгар кладет руку ему на шею и сжимает горло. Потом они еще некоторое время лежат, пока Эдгар не начинает гнать Луку в душ, а сам, полностью обнаженный, садится заканчивать картину, которую вряд ли кому-то продаст. Они живут так, пока Бальза не заканчивает университет и у них не появляется возможность переехать в другое место. Лука прощается с их уютным гнёздышком, пока Эдгар подбирает варианты получше. Решают ехать в Нью-Йорк, хотя оба осознают, что жизнь в одном месте уже слишком приелась и вряд ли они задержаться там надолго. Эдгар продолжает писать картины, из-за чего в какой-то момент у него начинает болеть запястье и врач советует ему некоторое время обойтись без творчества. Оскорбленный художник переучивается на другую руку, а Лука помогает — он сам амбидекстер. Вместе с тем Бальза старается не жалеть Эдди словами, ведь он этого не любит. Вместо этого он готовит им ужин и предлагает покормить парня, за что получает слабый тычок вилкой куда-то под ребро. И снова смеётся, притягивая к себе Эдгара и громко чмокая его в макушку. — Мне здесь не нравится. — Мне тоже. — Давай переедем? — Лука, мы только недавно приехали. Конечно, давай. Недолго они колесят по США и Лука пользуется постоянными переездами, чтобы хоть немного отвлечь Эдгара от рисования. Вместе с тем он и сам не может устроиться на работу или заниматься своими университетскими проектами, потому что для этого требуется стабильно осесть где-нибудь в одном месте. Американские журналисты мешают Эдгару работать на природе, из-за чего он только сильнее замыкается в себе и прощается со своей музой на очень долгое время. Художник осветляет волосы и прекращает появляться в социальных сетях, а в каждом новом городе Лука дарит ему по паре солнцезащитных очков. В какой-то момент они просто возвращаются во Францию, выбирая небольшой город, полный небольших улочек и приветливый людей, которым не важно, известный ты художник или нет. На первом этаже квартиры расположена семейная пекарня, так что Лука спускается туда каждое утро, чтобы взять им с Эдди немного свежей выпечки и кофе. Бальза устраивается в один из филиалов компании, что звала его еще во время обучения в университете. Все идет своим чередом и даже запястья Эдгара идут на поправку, из-за чего он снова возвращается в рисование, но почти все его картины — портреты Луки. Самого художника это не радует, потому что вдохновение на что-то новое и великое у него попросту отсутствует. Повторить реальность может любой художник, но не каждый может привнести что-то новое. Еще и резкий карьерный рост его партнёра заставляет того часто отсутствовать сначала на работе, а после в командировках, что, естественно, не особо радует Эдгара, но после он просто мирится с этим ощущением, принимая его как ту самую часть себя, что проявляется в нем во время их близости. Собственника. — Слушай, Эдди. — его недавно вернувшийся карьерист сидит за столом, наблюдая за тем, как Эдгар делает им тосты на завтрак. — Нам, наверное, стоит вернуться в Париж. Мне сказали, что у меня большой потенциал и что я могу быть переведён в другой филиал, так что… Эдгар так и замирает с тостом в руке. — Ты уверен? — медленно произносит. — Ну, да. Я понимаю, что тебе тут нравится, но в Париже тоже хорошо. Можно будет ездить к твоим родителям, к тому же. Ты давно не виделся с матерью… — Лука замечает это растущее недовольство блондина, поэтому спешит сделать голос как можно мягче. — Лука, я думаю, нам стоит пожить отдельно какое-то время. — Что? Почему? — к подобному Бальза точно готов не был. Он скорее ждал, что Эдгар откажет, из-за чего он будет долго просить его, хотя, казалось бы, зачем. — На меня давит все это. Я хочу побыть один. Мне нужно пространство, чтобы творить. — Эдгар продолжает методично размазывать шоколадную пасту по тосту, потому что Лука любит этот чертов поджаренный хлеб с ней. — Но меня почти нет дома, Эдди, как я могу тебе мешать?.. — юноша поднимается с места и подходит ближе, кладя ладони на чужие плечи. — Мне мешаешь не ты, а атмосфера. Я до сих пор не могу оправиться после Америки. Мне нужно побыть одному. Совсем одному. — Лука поджимает губы на такой ответ и лишь молча кивает. Остаток дня проходит на удивление серо для Бальзы и, пробыв в подобном состоянии еще несколько дней, он собирает вещи и уезжает в Париж. Так же молча, как когда-то бросил его в Университете. Эдгар запоздало думает, что ему стоило бы сказать, что это не означает конец их отношений и он обещает себе позвонить Луке позже, но так и не делает этого. Изобретатель на связь тоже не выходит. И, пока он продолжает заниматься тем, ради чего несколько лет трудился в универе, Вальден лишь сидит над пустым холстом, с каждым днем ощущая растущее изнутри раздражение. Ему становится дискомфортно от самого себя. Великий художник, что за год так и не выдал ничего сносного, кроме пары диджитал рисунков, и те — не под своим именем. По сравнению с размахом таланта Эдгара, это — лишь пара капель дождя в море. Просто бесполезный мусор. Эдгар бросает уставший взгляд на свои руки, ловя себя на безумной мысли и тут же стараясь отогнать ее. Он обещает сходить завтра куда-нибудь подышать воздухом, чтобы развеяться и, может, порисовать местную архитектуру. Но Эдгар так и не выходит, вместо этого сидя под искусственным светом и раздирая себе руки в мясо бритвой. Кровь стекает на палитру, моменталтно впитываясь в дерево, из-за чего художник проводит кистью по самой руке, собирая краситель и вырисовывая кровью неясную ему абстракцию. Ему почти не больно, только руку щипит немного. Кровь у Эдгара такая насыщенно-красная, прямо как его любимые оттенки. Картина уходит в один из музеев Парижа, но никто так и не догадывается о том, чем именно рисовал Эдгар в тот момент. Лука, будучи в Париже, естественно, посещает выставку. После чего все же решает написать своему возлюбленному, извиняясь за то, что он не сделал этого раньше и интересуясь его состоянием. Эдгар думает, что он догадывается, но Бальза слишком чист и хорош для этого мира, чтобы предположить подобное. Недолго они общаются, после чего вечером созваниваются по видео-связи. Лука: счастливый и довольный, словно собака. И Эдгар: меланхоличный, уставший и в толстовке с длинным рукавом. Бальза смешно жалуется на помехи. — Эдди, ты как? Все хорошо? Это же свет так падает или ты реально так выглядишь? — Камера искажает реальность, ты же знаешь. — Да-да, прости. Я так рад тебя видеть. — Как Париж? — Ничего не изменилось, в том числе то, что я снова работаю с Лоренцом, только на этот раз уже равноправно. Думаю, скоро стану его начальником и тогда вдоволь посмеюсь! — Здорово. — Ты какой-то отстраненный, Эдди, не заболел? — Все хорошо. Я не выспался. — А-а-а. Понимаю. Думаю, я приеду на выходных. Нужно будет съездить к матери. — Ладно. — Поедешь со мной? — Да, пожалуй. Разговор не получается сильно содержательный, немного они говорят о выставке в Париже, Лука хвалит его, но, вроде, немного волнуется. Раньше Эдгар не рисовал таких картин. Но художнику, конечно же, виднее. На выходных, как Эдгару и обещали, Лука стоит на пороге, смотря на общий полумрак комнаты. Шторы затянуты и стоит творческий беспорядок. Пахнет воском. Бальза несколько раз щелкает выключателем. — Лампочка перегорела? — Уже как несколько дней. Лука вздыхает и лезет заменять лампу. Ему кажется, что Эдгар такой не самостоятельный и вместе с тем изобретатель жалеет о том, что оставил Вальдена одного. Он отчётливо видит, что с его другом и возлюбленным происходит что-то не так, но сам художник не хочет разговаривать об этом. Вместе они едут на могилу матери Луки и, положив цветы, он тянется к Эдгару, чтобы обнять его за руку, но тот резко убирает ту, не давая этого сделать. — Эдди, все хорошо? — Я просто не хочу. — Эдгар. — Лука немного понижает голос, заставляя его вздрогнуть. — Давай поговорим об этом дома. Ладно? Пришлось согласиться. Дома Эдгар показывает порезы — многие из них глубокие и до сих пор слабо кровят, после чего Лука моментально понимает, в чем был подвох той картины и смотрит на любимого так жалобно, словно себя винит. — Мне не стоило оставлять тебя… — Лука, это просто новый материал. Мне нужно было вдохновение и я его нашел. Не смотри на меня так. — Вальден отмахивается, возвращая рукава на место. — Дорогой, ты калечишь себя… Разве ты не понимаешь? — Бальза берет его за ладонь, заботливо накрывая своей, и поглаживает костяшки грубоватыми подушечками пальцев. Пока он наслаждался работой и думал о том, как утереть нос бывшему наставнику, Эдгар просто… просто рисовал картины собственной кровью. Мазок за мазком. Лука думает о том, что он мог бы нажать на лезвие чуть сильнее или занести инфекцию или еще что-нибудь! И от этих мыслей становится так страшно и некомфортно, что Бальза ловит художника в объятиях и не выпускает даже несмотря на то, что тот протестующе стучит ему по груди. — Лука. — Прости меня. — Лука, со мной все хорошо. — Эдди, не делай так больше, пожалуйста. — Я в порядке, прекрати меня так сжимать. — Эдди, пожалуйста. — Мне больно, Бальза. Он тут же отскакивает от него, словно поражённый. У Луки снова слезятся глаза и Вальден заглядывает в них, видя там беспокойство. Ему кажется, что Бальза сейчас откажется от всего, лишь бы Эдгар больше не притрагивался к крови. Своей крови. — Прости меня. — Не извиняйся. Лука… я думаю, ты в чем-то прав. — произносит с большим трудом и, пользуясь замешательством и настроением Луки, продолжает. — Я импульсивен… в такие моменты. Может, мне нужно выбрать другой материал? Может, ты поможешь мне в этом? Конечно, он соглашается, не видя в этом никакого подвоха. Привязанность к Эдгару превращает его в донора, но Лука не то, чтобы против, потому что ощущение лезвия на коже пробуждает его давно забытый мазохизм. После каждого сеанса художник особо тщательно обрабатывает его порезы, заставляя Бальзу слабо улыбаться. — Ты же уезжаешь в понедельник, да? — Да, но не думаю, что надолго. Я бы хотел вернуться и заняться одиночными проектом. — Хорошо. — Эдгар бинтует ему руку и неожиданно произносит. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю, Эдди. Несколько месяцев проходят словно за один день. Лука возвращается, вместе с ним шум и солнечный свет. Он работает дистанционно, параллельно копаясь в железках, но теперь Эдгар не думает о том, что «Если бы тут был Лука, то он бы что-нибудь сделал», потому что Лука уже был тут. Настроение художника постепенно возвращается в прежнее русло, а игры с кровью быстро ему наскучивают. Снова он сидит за мольбертом, наслаждаясь присутствием своего изобретателя рядом. Лука готовит им ужин, водит его гулять и всячески проявляет свою заботу. Эдгар в ответ стабильно целует Бальзу в висок за ужином или обедом, берет с собой скетчбук на прогулку и иногда бубнит что-то о том, что Лука не такой уж и придурок. Они вместе с первого курса, а блондин все еще зовёт его придурком. Даже когда Лука зовёт его вечером прогуляться, чтобы под звёздным небом встать на одно колено в лучших традициях романтичных фильмов, Эдгар только смеётся на то, как тот в пуховике делает ему предложение. Но идет снег и художник смущённо бубнит что-то вроде «Идиот, ты еще спрашиваешь…» На ресницах у Луки снова снежинки. И сам он такой красивый и довольный, что по возвращению домой юноша снова садится его рисовать. Бальза делает им глинтвейн и садится рядом, после чего они идут наряжать ёлку, а уже днем лениво развешивают гирлянды по всему дому. — Знаешь, я будто аристократ. Так много моих портретов у тебя. — шутит Лука, заставляя блондина пихнуть его в живот локтем. — Дурак, мы замужем, естественно, я буду тебя рисовать. — Мы еще не замужем, дорогой, я сделал тебе предложение вчера. — Мы замужем. — Хорошо-хорошо, только не бей больше. — парень получает подушкой в лицо, берет ее и слабо бьет Эдгара в ответ, заставляя того пискнуть от неожиданности. — Лука Бальза, ты сейчас у меня… — Ну давай-давай, нападай. — он показывает Вальдену язык, заставляя его дать Луке щелбан. Победа художника была предрешена. — Ай-й… Все, сдаюсь. Эдгар победно усмехнулся. Зимние праздники пробуждали в нем особое настроение, из-за чего художник даже не ворчал, как обычно, а активно участвовал в преображении дома. Казалось, что уже можно пускать титры, ведь Рождество — отличный повод для того, чтобы в Новом Году продолжить свою спокойную и умиротворенную жизнь, вспоминая все страшные события, как пережитый страшный сон. Только вот в какой-то момент Лука вынужден уехать, чтобы обговорить кое-какие вещи с руководством. Он прощается с Эдгаром, долго обнимая его перед уходом, обещает, что через пару дней снова вернётся. Только не возвращается. Вальдену звонят с больницы — Лука получил огромный шоковый заряд и теперь вряд-ли придет в себя. Если да, то мозг у Луки не вернётся в прежнее русло. Он бросает картину и первым же рейсом едет в Париж, чтобы, протолкнувшись через стойку регистрации, ввалиться в палату Бальзе, на ходу накидывая на плечи халат. — Что произошло? — доктор пожимает плечами на такой вопрос, продолжая что-то раздражающе писать на прикрепленной к планшету бумаге. — Полиция говорит, что он убил человека зарядом тока, но и сам тоже получил. — В смысле убил?! — Эдгар, кажется, впервые за столько лет повышает голос, а ноздри у него угрожающе раздуваются. Да он сейчас сам этого врача закопает, если он не прекратит нести бред. — В прямом. Если он выйдет из комы, то его арестуют. А потом суд решит, отправиться ваш родственник на принудительное лечение или на пожизненное. Блондин покидает больницу в смешанных чувствах. Он просто не верит тому, что только что слышал. Чтобы Лука убил кого-то? Этот щенок, что боялся укусить его больнее, чем стоило бы? Человек, готовый пожертвовать свою кровь, лишь бы Эдгар не резал себя сам?! Это недоразумение… Художник судорожно достаёт телефон и ищет номер.«Мам… Привет. Тут такое дело… Помнишь, я писал, что выхожу замуж?.. Придется немного повременить… Вы с папой… Вы можете помочь? Мам, я не плачу, просто… Просто мне сказали, что Лука кого-то убил.»
Семья Вальденов не зря была одной из самых влиятельных в Париже. Это сделало свое дело в судьбе Бальзы еще до того, как он сам пришел в себя. А когда пришел — встретился взглядом с недовольным Вальденом младшим. Рядом с ним сидела его мать, обнимая сына за плечи. — Не объяснишься, придурок? — Эдди, дорогуша, он только пришел в себя… Дай ему время. Лука проморгался. — Что?.. Кто вы?.. К такому Эдгар точно не был готов. Он глубоко вздохнул и выдохнул, удерживая себя от того, чтобы не врезать Луке. — Ты что, забыл? Я Эдгар. А это моя мама, Катрина Вальден. Лука только пожал плечами, как мог. — Лука, милый, доктор сказал, что у тебя могут быть провалы в памяти. Ты что-нибудь помнишь о том, что случилось? — Я помню, что меня зовут Лука. И что я должен закончить изобретение… Наработки моего отца. — О дева Мария, он даже сейчас думает только о работе! — Эдгар на мгновение закрыл лицо руками, борясь с противоречивыми эмоциями. Он был рад, что Лука очнулся, но то, что с ним происходило сейчас, не особо-то и радовало. Может, как-нибудь можно заставить Луку вспомнить? Вальден пока не знает, как, но он определенно что-нибудь придумает.«Был бы тут Лука, он бы что-нибудь придумал». Но, черт, он итак здесь.
Когда Бальза пошел на поправку, то смог вернуться с Эдгаром обратно домой. В суде Луку уже заочно оправдали, зато сам Вальден узнал о том, что жертвой был никто иной, как сам Лоренц. Так что, в какой-то степени, жаль художнику не было. Да и не до жалости ему было, ведь пришлось снова приучивать Луку к прежней жизни, еще и этот его заплывший глаз. — Ого, сколько картин! Так ты рисуешь, Эдгар? — Да. Я рисую. — Это я? — Бальза садится на пол рядом с одной из картин, восхищенно тыкает пальцем. Ребенок. — Да, это ты. — Меня много. Мне нравится, знаешь.Ребенок.
— Сейчас. Хочешь тостов с шоколадной пастой? — Да! Ему хочется придушить нынешнего Луку проводом от тостера, потому что производит еще больше шума, ведёт себя еще более глупо, постоянно говорит о изобретении, но при этом не может толком ответить на элементарные вопросы. Теперь, чтобы выкрутить лампочку, Луке требуется чуть больше времени, чем раньше. Он больше не играет в онлайн игры, потому что потерял концентрацию, а еще Бальза часто трясётся и хватается за голову, будто резко ему становится больно. Доктор предупреждал о фантомную болях, но когда Лука резко задрожал и схватился за голову, то Эдгар не на шутку испугался. — Лука? — Кх… Кх… — бывший изобретатель мог лишь издавать какие-то невнятные звуки и Эдгар уже хотел вызывать скорую, но Лука успокоился. — Все норм… Просто голова заболела. С тех пор они исправно посещали врача. Лука оказался слишком активным на улице и, чуть не потеряв его один раз, Эдгару пришлось купить для него шлейку — кто знает, на какую свалку этого сумасшедшего заведёт его иррациональный мозг. Эдгар пичкал его таблетками — и Бальза максимально громко возмущался. — Просто дай мне работать! — Лука, у тебя мозг как кунжут. Ты спалишь нам весь дом. — Почему ты вообще живешь здесь? Почему я вообще живу здесь? Тут одни картины, где мои вещи? — Лука… —Эдгар вздыхает. Эти изменения, что произошли в Бальзе, заставили его стать чуть терпимее, но иногда ему хочется просто взять и хорошенько стукнуть парня по голове. — Я твой жених. Поэтому мы живем вместе. А твои железки я убрал, чтобы не спотыкаться о них. — В смысле ты мой жених? Я что, гей? — он проморгался и посмотрел на «жениха» своим единственным видящим глазом. — Ну, видимо, да. — Тогда я гейний. — Лука разразился хохотом, но даже он был не таким, как прежде. Блондин сжал руку в кулак, мысленно считая до десяти. — Лука, ты придурок. — Зато я, блин, узнал, что у меня оказывается есть очень красивый жених. А картины еще покажешь. — Если будешь себя хорошо вести, то я, может быть, позволю тебе увидеть великого художника за работой. — О-кей, но сначала тосты. — Идет.