Семейное

— Твои глаза голубее, чем у господина Седьмого, — выдаёт она глупо, лишь бы замять неловкую сцену. И врёт. Ничего не голубее. Такие же. Идентичные. Как в её сторону часто говорят, что она точная копия отца, так и в сторону Боруто она готова сказать, что тот безумно похож на своего. На хокаге. Похож не только внешне. Улыбка, голос, выражение лица. Этот усуратонкачи вообще понимает, как ему с генами повезло? Вот ей нет. Она, как и отец, бледная серая мышь. Мать часто рассказывает полумифические истории о том, каким красавцем считался папа в академии, и как ради его жгуче-чёрных глаз были готовы передраться все юные куноичи. Сарада маме не верит. Зеркало говорит с ней честнее. А уж отсутствие толп юных шиноби, готовых драться за её отцовы жгуче-чёрные глаза, так и вообще прибивает к земле жестокой правдой. Боруто отшатывается первым — спасибо тебе, Мицуки, за маленькие радости. Она выдыхает едва заметно, поправляя очки на носу, надеясь скрыть, как запотели линзы от горячей кожи щёк. — Правда? — тянет Мицуки, шагая за вспыхнувшим от смущения Боруто, будто пытается разглядеть цвет глаз. — Правда-правда, — частит Сарада, вновь обретая свою вечную уверенность. — В следующий раз попроси господина Седьмого, он добрый и не откажет. Добрый. Сарада тихонько вздыхает. В этом-то и есть её проблема. Седьмой укрыт безразличной добротой так же, как и своим форменным хаори. Сквозь это безразличие не пробиться. Седьмой смотрит небесно голубыми добрыми глазами и словно не видит. Отец иногда напоминает ей кота. Тощего, долговязого, подранного в старой кошачьей драке кота. Он не ходит, а по-кошачьи крадётся в тени. Он не смотрит, а будто подглядывает из-под длинной неровной чёлки. Иногда ей кажется, что если громко крикнуть рядом с ним, он подпрыгнет от неожиданности и распушит хвост, который прячет под накидкой. Это глупости, конечно. Её отец один из сильнейших шиноби деревни, а то и страны. Он не станет прыгать, он скорее прибьёт шутника к земле своим чокуто, которым мастерски управляется. Сараде ли не знать? Она сама как-то чуть не стала шашлычком, когда выскочила на отца в темноте. Опасный и малозаметный. Даже странно, как ему удалось женить на себе такую яркую красавицу — её мать. В их маленьком домике, где всё пропахло мамой, где всё по-девчачьи светлое и уютное, отец выглядит инородно. Судя по его нервному взгляду из-под чёлки, он себя и чувствует инородно. Когда неловко сидит ссутулившись за их маленьким уютным столом в маленькой уютной кухне или в маленькой уютной гостиной на маленькой уютной софе. От него пахнет ночным небом, звёздами в растрёпанных волосах и холодным ветром дальних странствий. Иногда Сараде кажется, что он всегда готов выскользнуть в приоткрытое окно вместе с раскачивающим занавеси сквозняком. Он в их с мамой тёплом мирке такой же неуместный, как щерблёный кусок булыжника в вазе с маршмэллоу. Как дыра в стене, через которую утекает тепло из дома. Сараде было бы проще думать, что он не является частью семьи, если бы не очевидное сходство между ней и отцом. Она до отвращения его дочь. Всё в ней от него. Резкость характера, бледная внешность, некрасивые, вытянутые к вискам длинные глаза самого уродливого на свете оттенка, прямой нос, жёсткие торчащие волосы и невыразительные тонкие губы, которые девочке иметь на своём лице просто неприлично. Всё в ней от него. Она до отвращения его дочь. — Батя! — Боруто всегда умудряется сменить громкость голоса в считаные доли секунды. Вот он говорил нормальным тоном, а вот уже орёт так, что в соседней стране слышно. Сарада и Шикадай одновременно дёргаются. Чочо роняет из липких пальцев ломтик картофельного чипса в придорожную пыль и теперь печально смотрит на него. — Фу, Чочо, не смей, — с совершенно серьёзным выражением лица произносит Иноджин. Сарада даже успевает заметить, как вспыхивают оранжевым румянцем круглые щёки подруги, и как та обиженно бурчит: «Как будто я бы подняла»; а Боруто уже несётся от них, только пыль столбом стоит. Сарада поправляет очки на носу и смотрит на солнечного Седьмого, застывшего на месте. То, что это не клон, она понимает сразу — рядом стоит её папа. А уж он-то клонов отличает на раз-два. — Там не твой отец? — Мицуки как всегда влезает с неуместным вопросом, не требующим ответа. Она и не отвечает. Она вдруг впервые замечает ещё одно сходство. Отец очень редко улыбается. Ещё реже глазами. Но теперь, когда он смотрит на Седьмого, она готова руку поставить, что он улыбается. Не только бесцветными губами — всем лицом. Её вечно везде лишний и чувствующий себя неловко отец выглядит рядом с Седьмым на своём месте. Ей кажется, что в сухом воздухе слишком много кислорода, потому что лёгкие сжимаются в груди, а в животе что-то переворачивается. Она уверена, что, когда сама смотрит на Седьмого, то выглядит точно так же. Как влюблённая кошка. Сарада усилием воли отводит глаза от посветлевшего лица отца, закрывает приоткрывшийся от внезапного осознания рот и поправляет очки на переносице пальцем. — Это надолго. Может, зайдём куда-нибудь? — говорит она, прежде чем кто-то ещё заметит. — Чочо, хочешь ещё чипсов? — Я думаю, ей хватит её пакета, — всё тем же бесстрастным тоном говорит Иноджин. — Я думаю, что тебе стоит заткнуться, — отвечает Чочо. — А, геморрой, — картинно вздыхает Шикадай и вдруг орёт не хуже Боруто: — Мы ушли! Догоняй! Сарада слышит ответный крик Боруто и снова украдкой глядит на отца. Она до отвращения его дочь. Всё в ней от него. И даже чувства к доброму солнечному Седьмому она, кажется, в полном объёме унаследовала именно от отца. Она поспешно поворачивается к своим и видит, что все кроме Мицуки уже уходят. Он же смотрит на неё своими непостижимыми золотыми глазами и протягивает руку, будто ждёт, что она возьмёт её. Она притворяется, что не замечает, проходя мимо. Иногда лучше не замечать.