Променяю воздух на сигареты

      7 утра. Небольшая двухкомнатная квартира, в которой творится непонятно что. Всюду валяется без разбору чистая и грязная одежда, пустые пачки из-под сигарет. А во главе этого бардака лежит Шастун. Неожиданно в спальне раздаëтся трель будильника. Антон просыпается, и тут же в его голове возникает мысль: «Как же я заебался». Уже который день он встаëт с этими словами, так противно звенящими в ушах. Парень выключает будильник и идëт умываться. И тут же его голову как ножами пронзает куча разных мыслей. Некоторые проникают в мозг, и бешеными тараканами роются там, некоторые лишь снаружи сдавливают череп своими потоками. С каждым утром их становится всë больше. Сегодня Антон просто не выдержал их напора, у него потемнело в глазах и в коридоре раздался грохот от упавшего на пол тела. Парень сжался в клубок прямо на холодном паркете. Голоса в голове буквально сдавливали его конечности, Шастун не мог пошевелиться, и лишь судорожно сжимал край своей футболки, чтобы хоть как то успокоиться и усмирить сознание. Он пролежал так минут 10, и его отпустило. Резко и неожиданно когти сдавливающие его расцепились, и Антон через силу встал. Он зашëл в ванну и дрожащими руками начал втирать ледяную воду себе в лицо.        Когда ему полегчало, он привёл себя в порядок и пошел завтракать. Шастун заглянул в холодильник, но там было всего одно яйцо и пара кусков хлеба, на которых просвечивались зелëные пятна плесени. Парень только обрадовался тому, что может приготовить хотя бы яичницу и начал доставать яйцо, как вдруг оно выпало из его всë ещё дрожащих рук. Антон громко выругался и начал убирать скорлупки со склизкими, полупрозрачными соплями, именуемыми белком. Нет, у Антона дома нет еды не потому что его уволили, и у него не осталось денег на пропитание. Он всë ещё был актëром «Импровизации», и у него всë ещё было много денег. Он просто не мог заставить себя пойти в магазин, ему было слишком хреново. Вот и питался тем, что ещё осталось в холодильнике.        Шастун уже смирился с тем, что сегодня он останется без завтрака, но вдруг грудная клетка сжалась, и он только успел подумать: «Сука, опять». Парень не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Через 10 секунд в глазах уже начало темнеть, но внезапно он вновь начал дышать. Такое было не впервые. Это происходило уже на протяжении недели, несколько раз в день. Антон уже привык. Он перестал обращать внимание ещë на второй день. Казалось бы, надо сходить ко врачу, но Антону было совершенно плевать. «Подумаешь, я всего лишь несколько раз в день на 10 секунд теряю способность дышать, это мне жить не помешает» — думал он. Как же он ошибался в эти моменты…       Блондин успокоился и подошëл к фотографии, стоящей на подоконнике. «Это всë из-за тебя» — прошептал парень улыбающемуся ему с фотографии Арсению Попову. «Это всë из-за тебя» — повторил он громче. «Если бы не ты, всë было бы намного лучше!» — парень начал срываться на крик. «Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!!!» — что есть силы проорал Антон, и сбросил на пол фото в рамке, стекло которой моментально разлетелось на мелкие кусочки.       Месяц. Ровно один месяц Антон ненавидел, и так же сильно любил Арсения. Он влюбился. Как маленький. Только эта любовь не окрыляла, не приносила бабочек в животе. Она лишь губила, безжалостно топтала всë живое внутри Шастуна. По утрам он просыпался, и тут же умирал от нескончаемого потока мыслей, периодически задыхался, и даже просто не мог сходить в магазин. Это всë было из-за Арсения. Каждый день Антон мысленно обращался к нему: «Что ты блять забыл у меня в голове? Уйди, и не возвращайся. Я же натурал, я не мог в тебя влюбиться! Или мог?… Нет!!! Я просто не могу влюбиться в мужика, меня же засмеют! Или могу?… Нет конечно! Что за идиотские мысли? Я — НА-ТУ-РАЛ!!! Мне просто приятно с тобой общаться, и всë. Или нет?…» — эти расспросы могли продолжаться вечно.       Шастун тяжело дыша смотрел на осколки и несколько кровоточащих царапин на руке. Спустя минуту он понял, что натворил, и трясущимися руками достал фотографию из осколков. «Прости» — единственное, что смог прошептать Антон, прижав фото к груди. Он всë такими же трясущимися руками, и с испугом в глазах положил снимок на подоконник и начал убирать обломки, думая о том, что впредь нужно сдерживать свой гнев.