Ситуация Le Cobra

Рекомендуется к прослушиванию: The Fray — Love Don’t Die

Наваждение преследовало Акселя всю неделю, но он держался, как мог: устраивал театральные репетиции на дому, выставляя перед собой кучу зеркал, распробовал, наверное, все виды пиццы от пяти новых заведений, затискал Убу до нехарактерного ранее писка и даже стал чаще выбираться из дома несмотря на ограничения по всему Парижу. Но когда его рутинные занятия на день заканчивались, оставалось только одно, и ему–то мсье Орьян сопротивлялся всеми фибрами души. Проклятый святыми и созданный самим дьяволом. Инстаграм. Его–то с недавних пор Аксель и начал бояться как огня, избегая всеми правдами и неправдами. Подсознание тёмными ночами нашептывало обратное и упрашивало, скуля, вернуться на просторы знаменитого на весь мир приложения. А точнее, на страничку одного конкретного человека. Молодого мужчины, который не давал Орьяну спокойно спать по ночам на протяжении вот уже более двух лет. Поначалу это был просто интерес. Удалённой формы знакомство с партнёром по съёмкам, ведь Акселю было жизненно необходимо составить первое, пусть и стереотипно ошибочное мнение о человеке, с которым он в последующем разделил свою начинающую карьеру актёра. Затем интерес плавно перетёк в увлечение, увлечение — в первую серьёзную влюблённость, а влюблённость — в более глубокое, всепоглощающее и самое прекрасное чувство на земле с красивым названием — любовь! По мере того, как развивались чувства к парню, который хоть и обращал на него внимание, но всё же не в той степени, в какой хотелось бы Акселю, росла и его зависимость. Зависимость от персональной странички в Инстаграме Максанса Дане–Фовеля. Поначалу это были разовые посещения в неделю, когда было особенно скучно. Потом график съёмок затянул их обоих настолько, что заглянуть к красавчику в гости Орьяну удавалось не чаще раза в месяц. А после… Хотел бы Аксель вспомнить, когда именно наступило это самое после, но было уже поздно. Его зависимость незаметно для него самого перетекла в тяжёлую стадию. Неискоренимую и, увы, неизлечимую. Болезнь. Он, правда, пытался избавиться от всего: зависимости, чувств, одержимости Максансом. Но каждый раз самообладание парня трещало по швам, когда смартфон загорался как новогодняя лампочка от уведомлений Инстаграма. И руки уже сами тянулись к подмигивающему ему гаджету и совершали движения на уровне интуиции, даруя разбитому вдребезги сердцу хоть немного секунд свободы от тахикардии, ставшей чересчур привычной в такие моменты. Однажды, Акселю это настолько надоело, что он продержался ровно сутки, и чуть не умер тогда. После этого довольного смелого поступка он поклялся, что будет героически сражаться со своей зависимостью. Благодаря природному упрямство, которым его с лихвой наградила природа, Орьян научился обходиться без лицезрения святого для себя лика ровно неделю. А потому на исходе седьмого дня его нервная система была почти на пределе. Сопротивляться своим желаниям можно, но это всегда чревато неблагоприятными последствиями. И Аксель прекрасно знал об этом, не желая больше противиться своим необузданным порывам. Спугнув несчастную Убу слишком быстрым прыжком на диван, он со скоростью света схватил смартфон с тумбочки по соседству и отправился в очередное путешествие по просторам до боли знакомой странички в Инстаграме. Максанс был шикарен. Как и всегда. Его фотографии с профессиональных фотосессий сводили Орьяна с ума, а обычные селфи и вовсе заставляли яйца в штанах тяжелеть, а член — наливаться приятной тяжестью. Он бы не смог никому объяснить, почему простые, даже можно сказать неудачные кадры Максанса творили с ним непостижимые вещи. Наверное потому, что на них парень был самим собой, без искусственного блеска на лице и постановочной мимики. Без прикрас, но прекрасен. Пролистав все фотографии, где Дане–Фовель выглядел как самое настоящее божество, смотрящее на всех высокомерным и уничижающим взглядом, Аксель остановился на той, которая никого другого не смогла бы возбудить. На ней Максанс, скорчив рожицу, обхватил сигарету губами, словно пытаясь вытянуть из неё весь табак за одну затяжку. Ничего особенного на снимке не было. Всего лишь лохматый и взбалмошный парень. Но не для Акселя. Орьян помнил тот день слишком отчётливо. Тогда они вместе напились до беспамятства в крохотной квартирке Дане–Фовеля и веселились до упаду, поедая пиццу, распивая по очереди весь имеющийся в доме алкоголь, плавно повышая градус, и делая дурацкие снимки на память. Не осознавая, что творит, Аксель залез Максансу на колени и сделал этот снимок своими руками. Его хохот после просмотра уморительно получившейся фотографии сорвал Дане–Фовелю последние тормоза, и он гонял Орьяна по всей квартире с криками: — Удали сейчас же! Но Аксель не слушался и удирал от него со всех ног. Загнав свою жертву на балкон, Максансу всё же удалось отнять смартфон, однако он не успел удалить неудачный снимок, так как зацепился взглядом за яркий румянец на лице запыхавшегося парня и уже не смог переключиться на что–то другое. Прижав Орьяна к перилам, он обхватил его лицо двумя ладонями и выдохнул в самые губы: — Ты… И время для Акселя остановилось. Он бесконечное количество раз возвращался именно к этому моменту в своей памяти, проклиная Максанса за то, что тот так и не решился поцеловать его тогда. Дане–Фовель ещё пару секунд тонул в синеве его глаз, а потом перевёл взгляд на рассвет за спиной Орьяна, который окрасил небо в пастельные тона, и с горьким сожалением в голосе проронил: — Извини, кажется, я пьян. Это был удар ниже пояса. Аксель отказался остаться и отдохнуть после бурной ночки в квартире Максанса, сославшись на сильную головную боль, и отправился к себе склеивать разбитое в дребезги сердце. В то утро он пролил целый океан слёз в свою подушку, пока не уснул беспокойным сном. А на следующий день они оба сделали вид, что ничего не было. И Орьяну удавалось держаться, пока однажды он не нашёл эту фотографию среди всех остальных в Инстаграме Дане–Фовеля. Поначалу он глазел на неё и саморазрушался глубокими сожалениями и тихой печалью, а потом вспоминал дыхание Максанса на своих губах, и рука непроизвольно тянулась вниз. Акселю было до невозможного стыдно примешивать банальную мастурбацию к столь трепетному моменту, но он ничего не мог с собой поделать. Однажды парень так разозлился на самого себя, что игнорировал свою довольно немаленькую проблему целые сутки, пока член не начало тянуть неприятной болью, а яйца — сдавливать в жёстких тисках. И тогда ему ничего не оставалось, как снять штаны и помочь себе разрядиться. Не без помощи Инстаграма, конечно. Смешная фотография Максанса, раскрытая на весь экран, помогла Орьяну достичь финала ровно за тридцать секунд и побить собственный рекорд в минуту. Понимая, что погряз в этих губительных чувствах по самые уши, Аксель запретил себе злоупотреблять мастурбацией на фотографию человека, которому он оказался безразличен. А потом он смирился. Со всем: со своими чувствами, с их отсутствием по отношению к себе у Дане–Фовеля и с привычкой мастурбировать на его фотографии. А потому, лёжа на диване с широко разведёнными коленями и наглаживая себя по жаждущему ласки члену, Аксель больше не испытывал сожалений или мук совести. Лишь животное желание самоудовлетворения. С громким, протяжным стоном Орьян перехватил увеличившийся в размерах член одной рукой и смартфон с привычным снимков другой. Медленными и плавными движениями он привёл себя в полную боевую готовность и принялся водить ладонью вверх и вниз с разной скоростью и силой обхвата. Тихое: — Ооо, дааа… — заставило Убу убежать в другую комнату с заунывным скулежом, но Аксель не обратил на это внимание. Он продолжал надрачивать свой член чётко выверенными движениями, то ускоряясь, то раздразнивая самого себя. По мере того, как росло напряжение, разгоняя кровь внутри и распирая головку от притока удовольствия, стоны парня становились всё громче и надрывнее. Взгляд на фото и блаженное: — Максааанссс, — внезапно привели к неожиданному итогу. Тревожный и испуганный голос Дане–Фовеля прозвучал со стороны дверного проёма: — Аксель? Не осознавая до конца всю трагичность происходящего и не признавая прозвучавший голос реальным, Орьян, пребывая в своей персональной нирване, продолжил своё интересное занятие и с ещё более томным выдохом позволил себе произнести вслух: — Ооо, Максааанс! Встревоженное: — Ты в поряд…? — потонуло в мёртвой тишине. Удосужившись, наконец, повернуть голову и взглянуть на вполне себе настоящего и присутствующего в данный момент в его комнате Дане–Фовеля, Аксель подскочил на кровати с криком: — МАКСАНС? ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ? Парень в ответ на это прикрыл глаза ладонью, стараясь не глазеть на расхристанный вид Орьяна, и смущённо пробормотал: — Входная дверь была открыта. Я вошёл, услышал стон и подумал, что тебе плохо. Оденься, ради Бога! Я буду на кухне. Дане–Фовель нащупал дверную ручку, захлопнул распахнутую им же дверь и удалился, оставив Акселя наедине с самим собой и зажатым членом в руках. Осознание обрушилось на него с силой многотонной воды, прорвавшей многолетнюю плотину. Зажмурив глаза и досчитав до десяти, Орьян распахнул их и чуть ли не заплакал от понимания того, что всё же не спит. Это действительно произошло! И Максанс видел своими глазами то, как он ласкал себя, и слышал в его стонах своё имя. Пресвятые небеса и их земли, какой стыд! Упрятав так и не получивший разрядки член в узкие джинсы, Аксель, поморщившись, поднялся на ноги, и застыл перед дверью, не решаясь открыть её. Что он скажет Дане–Фовелю? Что он извращенец? Или просто болен? А может признается ему в своих чувствах? Ничего из этого ему не помогло бы в любом случае. Вцепившись пальцами в и без того лохматые волосы, Орьяну захотелось пару раз приложиться головой о дверь, да так, чтобы растерять свою память или выбить из неё всю дурь. А лучше, потерять сознание и не видеть глубокое разочарование и презрение на лице любимого человека! С трясущимися от страха коленками он всё же решился открыть дверь и заглянуть на кухню. Максанс стоял к нему спиной над какими–то пакетами с поникшей головой и опустившимися плечами. Он выглядел очень расстроенным, и такой вид Дане–Фовеля напугал Акселя ещё больше, подтолкнув к правильным словам: — Макс, прости ради Бога! Я знаю, что ты всё видел, но это не то, что ты думаешь! — Да? А что я, по–твоему, думаю? — парень развернулся и в праведном гневе уставился на сжавшегося в комочек Акселя. — Что я идиот? Глаза Максанса сузились, и он зло процедил: — И это тоже. Бегающий по кухне взгляд синих глаз зацепился за краешек коробки от пиццы в пакетах позади Дане–Фовеля, и Орьян воскликнул: — Ох! Он вспомнил, что сам пригласил Максанса именно сегодня и попросил захватить по дороге пиццу и пиво. Какой же он дурак! Как он мог забыть об этом? Последний вопрос, кажется, был озвучен им вслух, так как Дане–Фовель пришёл ещё в большую ярость, воскликнув: — Ты думаешь я зол, потому что ты забыл о нашей встрече? Было ясно, как божий день, что Максанса взбесило далеко не это, а его имя, прозвучавшее так томно и сладко из губ Акселя, пока он беззастенчиво мастурбировал, не замечая ничего вокруг. — Прости, пожалуйста, прости меня! Я всё могу объяснить! — Уж попробуй! Дане–Фовель выпрямился и скрестил руки у себя на груди. — Я… Внезапно на Орьяна обрушились все бессонные ночи, проведённые в одиночестве, все бесчисленные просмотры Инстаграма с заунывным воем в сердце, все крики в подушку до рвущей горло хрипоты в голосе, все молитвы, которые он подарил Всевышнему от безысходности своего положения и отчаяния, и слёзы невольно наполнили собой подёрнутые печалью глаза, застыв на ресницах как маленькие капельки росы на листиках тонких растений. Подняв опущенную до этого голову и увидев такое же отчаянное и испуганное выражение на лице Максанса, Аксель, наконец, признался: — Я люблю тебя. Увидев, как дёрнулся всем телом Дане–Фовель в ответ на его признание, Орьян тихо добавил: — И всегда любил. С первого дня нашего знакомства. И то, что ты видел, это… А на большее его не хватило. Спрятав лицо в ладонях, он дал полную волю слезам, понимая, что, вероятно, больше никогда не увидит Максанса на пороге своей квартиры. Не скажет ему привет. Не прикоснётся, не обнимет, не насладится ставшим таким родным запахом. Всё это происходило между ними исключительно в рамках оговоренного заранее фан–сервиса или в дни совместных попоек, где оба не соображали, что творили, а на утро сверлили друг друга взглядом побитой собаки. Но это всё, что было у Акселя! И он дорожил каждым моментом, проведённым рядом с Дане–Фовелем. А теперь Максанс уйдёт, потому что Орьян собственными руками, как бы это иронично ни звучало, всё разрушил. Облажался по полной программе. Проигрался по–крупному. Осознав всё это, Аксель не смог удержать в себе полного мольбы и надрывного всхлипа: — Умоляю, только не уходи! Не оставляй меня! Я всё исправлю! Давай, ты забудешь о том, что видел и слышал сегодня, и позволишь мне стать тебе другом?! Сделаем вид, что ничего не было! Я клянусь, этого больше не повторится, и… С грозным: — Замолчи сейчас же! — Максанс сократил между ними расстояние и впился в мокрые от слёз губы Акселя, заставляя последнего пискнуть от испуга. — Что ты…? — было единственном, что удалось промычать Орьяну в поцелуй. — Я же сказал, замолкни! — приказ, прозвучавший ласковым голосом, запустил в воображаемое небо сотни фейерверков в голове Акселя. Он послушно захлопнул рот и приоткрыл губы, позволяя Дане–Фовелю владеть ими так, как ему захочется. Перекочевавшая на шею ладонь Максанса, зафиксировала его положение в пространстве и запустила толпы непривычных для тела мурашек, а язык, потянувшийся к его собственному, и вовсе закружил комнату в танце. Не веря в происходящее, Орьян осмелился прервать поцелуй и заглянуть в светящиеся от любви серые глаза. — Что происходит? — в неверии спросил он. — То, что я должен был сделать ещё тогда! Уверенный ответ Дане–Фовеля заставил Акселя мысленно воспарить на небеса. Он помнил! Максанс всё помнил! Неужели он хотел того поцелуя так же сильно? Неужели сожаления терзали и его душу после неудачной попытки? Неужели…? — Максанс? — вопрос вырвался сам собой, и Орьян замер в ожидании. — Я тоже тебя люблю, глупенький! Каждую нашу совместную съёмку, конвенцию или фотографию я пропускал через себя со скрипом в сердце, потому что даже и мечтать не мог о том, что ты испытываешь ко мне то же самое! Я думал, мне просто кажется! Ты выглядел таким ошарашенным и испуганным тогда на балконе, что я дал заднюю, не думая. Я так боялся потерять тебя, что пожертвовал своим мучительным желанием коснуться твоих губ. Если бы я знал! Если бы я только знал… Горячечный шёпот потонул в новом поцелуе, и Аксель утянул Максанса на диван со словами: — Давай наверстаем упущенное! Мне не терпится прикоснуться к тебе без прицела грёбаных камер! Но им кое-что помешало! Колено Максанса проехалось по смартфону и, прежде чем отшвырнуть его в сторону, он непроизвольно заглянул в него. Глаза парня тут же расширились в восторге, и Орьян заскулил не хуже Убы. — Не может этого быть! — Нет, нееет, пожалуйста, не произноси этого вслух! — Ты мастурбировал вот на это? — воскликнул Дане–Фовель, поворачивая гаджет экраном к Акселю. — Да что тебя вообще могло тут возбудить? Понимая, что бесполезно отрицать очевидное, он нечитаемым взглядом окинул Максанса и, добавив бархатных ноток в голос, нарочито медленно произнёс: — Меня возбуждает, когда что–то зажато между твоими сочными губами. — Оу. На этот раз лёгкий румянец коснулся острых скул Дане–Фовеля. — Что ж, тогда давай заменим сигарету на нечто большее! Ладонь Максанса опустилась на вполне себе заметную выпуклость на джинсах Акселя, поглаживая и провоцируя новую волну удовольствия, которого так не хватило минутами ранее. Облегчённо выдохнув, Орьян отдался в надёжные и любимые руки. А Уба… Она ни разу не помешала единению сердец, решив наблюдать за влюблёнными из своего укромного уголка, потому что она была хорошей девочкой. И единственной в жизни этих двух идиотов!