Странные времена настали для пятого отряда. Странные и тяжёлые, впрочем, а были ли они когда-то простыми?
Хинамори отложила в сторону стопку бумаг, которые только-только принесли из Четвёртого отряда. Опять четверо из её подчинённых временно выбыли из строя. К этому она уже давно привыкла, всё же служба в Готей-13 это не цветочки в поле собирать. Спасибо, что хотя бы живые, а остальное вполне можно было доверить ребятам из Четвёртого. Раз уж её смогли на ноги поставить, то и этих подлатают. Вроде как ничего особо опасного там не было.
Дверь за спиной скрипнула.
– Чем занята моя милая фукутайчо?
Хинамори обернулась, впрочем, она и без того знала, кто это идёт. Перепутать реяцу вайзарда было просто невозможно. Она помнила, какой была сила Айзена, его реяцу обволакивала и согревала, даря чувство защищённости и поддержку. А потом он пытался убить её. С Хирако-тайчо всё было совсем не так, поначалу ей казалось, что рядом с ним она умирает. Голова отзывалась болью от давления его духовной силы, даже когда он сдерживал её, а рука непроизвольно ложилась на гарду её занпакто. Иногда привычки бывают слишком сильны.
– Пришли бумаги из Четвёртого отряда, одного из четверых наших офицеров выписывают уже через два дня, но Унохана-тайчо не рекомендует допускать его до службы ещё как минимум неделю.
На самом деле куда больше этих бумаг девушку беспокоило само присутствие её капитана. Он был странный, хотя, с чего бы ему таким не быть, если он вайзард? Но если тот же Кира или Хисаги ещё как-то уживались со своими капитанами, то она в присутствии тайчо терялась и не знала что ей делать.
Вот и сейчас она сначала ждала хоть какой-то реакции на свои слова, но не дождавшись, вдруг смутилась и отвернулась. Это же надо быть такой невезучей, с тоской подумала она.
На плечо ей опустилась рука. На удивление она была тёплая, хотя от обычных пустых веяло холодом. Но в конце-концов он и не был пустым в прямом понимании этого слова.
– Пойдём, – сказал он и пошёл в сторону своих покоев.
Их странные посиделки начались почти сразу, как только она приступила к выполнению обязанностей лейтенанта. Хирако-тайчо приглашал её в свою комнату и сам лично заваривал чай. Надо сказать, что древнее искусство ему явно не давалось, но в целом выходило терпимо.
Иногда они обсуждали планы на следующий день, иногда он рассказывал забавные и не очень истории из жизни в Генсее, но чаще он доставал небольшой проигрыватель на батарейках и включал музыку, ту самую, привезённую из другой его жизни. Хинамори слушала, поначалу эти звуки казались ей дичайшей какофонией, потом она научилась слышать ритм. А ещё позже разбирать затейливую вязь звуков, сплетающихся вокруг основного ритма и создающих неповторимый музыкальный узор.
Комната Хирако-тайчо даже близко не проходила на комнату её бывшего капитана. Тут буквально всё напоминало о том, где он провёл последние сто лет. Стопка журналов с картинками на столе, как он пояснил – личный подарок от Хиёри. Проигрыватель, целая коробка компакт-дисков, несколько книг, часы в форме собачки. Ей даже нравилось рассматривать эти странные вещи, пытаясь отгадать их назначение. Правда чаще она всё же спрашивала, боясь показаться нелепой или смешной.
Хинамори привычно села на циновку, чинно сложив ладони на коленях. Шинджи поморщился, но не сказал ни слова. Пусть сидит так, как ей удобно, кто он такой, чтобы диктовать ей свои условия? Не пытается спорить с ним, не бьёт его тапком и не ругается и на том спасибо.
– Чай закончился, могу предложить вино, – виновато заметил он, рассматривая содержимое шкафчика, где обычно хранил свои запасы.
Наверное, Ячиру была единственным лейтенантом, кто совсем не пил алкоголь, но ей по возрасту было не положено. Попойки лейтенантов давно стали легендой среди обывателей Сейрейтея, хотя и происходили довольно редко ввиду тотальной занятости их участников. Но пить в компании капитана Хинамори как-то до сих пор не приходилось. Всё же Айзен-тайчо высоко ценил субординацию. Однако и отказать она не решилась.
В Сейрейтее как-то больше пили саке, некоторые любители проносили из Генсея пиво. А вот вино до сих пор ей пробовать не приходилось. Напиток оказался приятного рубинового цвета с ярким ягодным ароматом. Да и на вкус не шёл ни в какое сравнение с саке. Куда более мягкий, виноградно-терпкий и словно чуть-чуть отдающий мёдом.
Они пили молча, Хирако глядя куда-то в закат, Хинамори – рассматривая свои пальцы, словно это было единственным, что тут её интересовало.
– Когда мне сказали, что отдадут мой бывший отряд, я с начала ответил отказом, решив, что в одну реку дважды не входят. Но потом Генрюсай-сан сказал, кто был капитаном Пятого отряда в моё отсутствие. Знаешь, именно это подтолкнуло меня. Я согласился на одной только злости, он увёл у меня мой отряд, он изломал и извратил мою душу и едва не убил меня и моих друзей. Отказаться, сама понимаешь, для меня значило признать поражение.
Никогда ещё капитан не изливал перед ней свою душу, Хинамори замерла, ловя каждое слово и боясь спугнуть этот момент. А тайчо продолжал:
– А потом я узнал про тебя. Даже не видя тебя я ещё больше... Я ещё твёрже решил вновь стать капитаном. Признаю, насчёт одной реки я был не прав, слишком много прошло времени, отряд изменился до неузнаваемости. Да что уж там... Весь Готей изменился до неузнаваемости. Даже с капитанами мне пришлось знакомиться заново. Естественно не со всеми, Кёраку-тайчо и Укитаке-тайчо остались неизменно верными своим отрядам и своим принципам. – он усмехнулся. Именно эти двое были первыми, кто принял вновь вернувшихся капитанов-вайзардов, устроив шикарную пирушку для разнообразия в Тринадцатом отряде, чему несказанно рада была Исе Нанао, всё же разгребать последствия капитанских посиделок в этот раз предстояло не ей. Чуть позже к ним присоединился новый Кенпати, честно отработавший звание самого ненормального капитана Готей-13. А вместе с ним его неизменная свита, состоявшая из юной Кусаджиши, атаковавший каждого, неловко попавшего ей под руку офицера Тринадцатого отряда, и двух старших офицеров Иккаку и Аясегавы.
Взяв бутылку, он разлил по чайным чашкам остатки вина. Иной посуды, подходивший бы по случаю, он попросту не нашёл. И опять оба замолчали.
Ей тоже было, что рассказать. Как она испугалась и в панике едва не написала прошение на перевод в Десятый отряд на любую свободную должность, как упрашивала Котецу-фукутайчо задержать её в лазарете подольше, боясь первой встречи с капитаном-полупустым. Как плакала ночами, не желая верить в то, что Айзен-тайчо всё же не вернулся. Но зачем?
– Вечерами Айзен-тайчо работал в свой комнате, которую сейчас отдали под склад. А я приходила и сидела рядом, иногда читала книги, иногда просто смотрела, как он пишет. Знаете, в этом было что-то домашнее, хотелось лечь рядом, положить голову ему на колени и спать... Наверное, это глупо, говорить вам такое?
Голос Хинамори звучал тоскливо, так скулит выброшенная на произвол судьбы собака, всё ещё верящая, что хозяева придут за ней, но уже научившаяся бояться людей.
Хирако вздохнул. Им давно бы надо было обсудить многие вещи, но это было слишком лично и слишком больно. Стоило ли упоминать, что чай преспокойно лежал, переложенный в другой шкаф? Но сегодня ему нужен был не чай и ей тоже нужен был. В первую очередь всё-таки ей.
– Я могу как угодно относиться к этой мрази, но моё личное к нему отношение вовсе не отменяет того, что для тебя он был совсем другим. И твой опыт общения с ним куда трагичнее моего. Можешь не беспокоиться за мою нервную систему, она куда крепче, чем может показаться.
– Вы совсем другой... Я привыкну, вы не думайте... – Хинамори смутилась и покраснела.
Поставив чашку на пол, тайчо подошёл к ней и сел рядом. Обнимая и буквально вынуждая лечь головой ему на колени. Впрочем, его маленькая фукутайчо не особо и сопротивлялась, вино сделало своё дело, сняв все барьеры, которые эта девочка сама себе поставила.
Наверное, она никогда не сможет научиться не сравнивать их. Хоть это и больно, но раз за разом она сдёргивала чуть запекшуюся корку с этой душевной раны, думая о том, как потеряв одного капитана, она неожиданно для себя нашла другого. Такой своеобразный моральный мазохизм.
Капитан молча перебирал тонкими пальцами её волосы. Впрочем, не стоило обольщаться, эти пальцы были вполне способны с лёгкостью сжать горло так, что не успеешь и ахнуть, как тело разлетится на духовные частицы, став единым со всем сообществом душ. Или же сломать одним ударом плечо. Это она поначалу только вздохнула, глядя на худого как речной угорь капитана. Видимо, до сих пор наивность была её основной проблемой, не дававшей ей нормально жить. Давно бы уже усвоить, что просто так капитанами не становятся. Однако, сейчас ей было до странности хорошо.
***
Утро началось с головной боли и чувства стыда. Голова болела после выпитого вчера вина, а стыдно было за то, что она так и проснулась в комнате капитана, лёжа головой на его коленях. За всю ночь он даже не пошевелился, чтобы не потревожить уснувшую Хинамори.
– С добрым утром! – Хирако хищно улыбнулся, глядя на неё сверху вниз.
– Ой, простите пожалуйста...
Резко вскочив на ноги, Хинамори тут же схватилась за голову и закашлялась. Перед глазами всё закачалось и поплыло.
– Сейчас будет чай, подожди.
С самым невозмутимым видом он достал из шкафа чай и пять минут спустя поставил перед ней две чашки. Те самые, из которых они вчера пили вино.
– Как говорят в Генсее: истина в вине. Но иногда она ещё и выходит наружу. Нам с тобой уже давно стоило обсудить некоторые вещи, но по-иному никак не получалось. Ты уж прости, что так бессовестно споил тебя вчера.
***
Как-то незаметно вечерние посиделки в комнате капитана стали почти что традицией, естественно когда там не собиралась компания из трёх шумных вайзардов, типа в полосатом костюме и чёрной кошки, невесть как умудрявшейся раз за разом пробираться на территорию Пятого отряда.
Боль не лечится временем, но и с ней можно свыкнуться, особенно когда рядом сидит капитан, улыбаясь так, что акула позавидует, и материт на чём свет стоит некий таинственный эксперимент, некогда едва не стоивший ему жизни. У них слишком разная боль, но её источник один и тот же и иногда, когда кажется, что воспоминания не дают дышать, а от непрошеных мыслей голова идёт кругом, Хирако достаёт пару бутылок вина, припасённых на такой случай.
А потом позволяет ей лечь головой на свои колени, перебирает её волосы и рассказывает смешные истории. Хоть на время, но боль отступает, а дышать становится чуть легче. У неё был такой родной и близкий капитан, ставший в один миг чужим и далёким. Она знает, как это больно. Она смотрит на хитрый прищур своего тайчо, такого чужого и далёкого, в один миг ставшего близким, и знает, что пока он рядом, она сможет дышать.
