Прекрасная мелодия скрипки

Люстры, высоко на потолке, медленно потухали и зал окутывала тьма. Затих шёпот дорого одетых гостей и казалось, будто само время остановилось в сею секунду. Макото заметил, что даже в темноте и звенящей тишине ощутима была атмосфера роскоши. В воздухе витало множество ароматов изысканных духов, хотя и было немного душно. Стоит ли говорить, что Наэги впервые получает такой незабываемый опыт, как поход в филармонию? Вернее, конечно, ему доводилось несколько раз бывать на спектаклях вместе с сестрой или с классом, но это были самые обыкновенные, любительские постановки в небольших, иногда даже "импровизированных", театрах. Тут же - огромное здание, посвящённое конкрено только музыке, с невообразимо высокими потолками, роскошными люстрами, мраморными колоннами. Всё отделано золотом, на стенах коридоров висят живописные картины и портреты в широких рамах, а полы устелены алыми коврами. По бокам от больших окон висят бархатные занавески, а на подоконниках — роскошные вазы с красивыми букетами цветов. Когда Макото бродил по зданию, в ожидании своего спутника на этот вечер, парню казалось, что он не имел права вообще прикасаться к чему-либо здесь. Даже местные дверные ручки выглядели слишком дорогой для него. К слову, спутником счастливчика был никто иной как Бьякуя Тогами, его одноклассник. Вернее, должен был быть. До начала оставалось всего ничего, но блондина нигде не было. Наэги уже начинал нервничать. Он переступал с ноги на ногу, остановившись в углу огромного холла, постоянно оглядываясь по сторонам, однако вокруг не было никого, кроме толпы дам в красивых платьях, отделанных драгоценными камнями и молодых людей в смокингах. Парень чувствовал себя белой вороной здесь, хотя и одел свой самый лучший костюм, который любезно одолжил у отца, чтобы не так сильно выделяться, да и это создавало внутреннее ощущение, что парень теперь хоть на миллиметр ближе к своему светловолосому предмету восхищения, и возможно, невинной, голубоглазой подростковой влюблённости. Макото ещё сам толком не разобрался... Брюнет выдохнул и поправил ярко красный галстук-бабочку у себя на шее, что придало ему немного уверенности. Однако уже второй звонок во всю оповещает о грядущем начале действа на сцене, а Бьякуи всё ещё нет. Неужели, он не придёт вообще? Но тот же лично вручил Наэги билет на концерт? Добавив ещё, что тот может и не приходить, конечно, но такой шанс выпадает заурядному простолюдину, вроде Макото, лишь раз в жизни. В реальность, из размышления над произошедшим до спектакля, Макото вернул яркий, белый свет прожектора, что внезапно пронзил пространство с характерным щелчком. Несколько сотен глаз приковали свой взгляд к бордовому занавесу, единственной освещаемой сейчас вещи в огромном зале. Тот начинает медленно раздвигаться, и взору зрителей является большое, чёрное, фортепиано, что поблёскивало в лучах света, и сидящая за ним девушка в ярко красном, длинном платье, что тоже мерцало, словно усеяно было звёздами. Она нежно положила свои аккуратные пальцы на холодные, чёрно-белые клавиши и тишину в зале пронзило несколько высоких нот. Потом ещё. . . И ещё. . .Чудесные звуки затихли также внезапно, как и появились, однако, спустя секунду, минорные мотивы полностью заполнили пространство. Переливы музыки, словно магия, окутывали создание, вырисовывали дивной красоты картины, рассказывали самые сокровенные тайны, повествовали чудесные истории. Чувства, что превращались в невероятной чистоты звуки, разливались повсюду. Всё внимание юноши было приковано к пианистке, быстро бегающей руками по клавишам, что блистали в белом свете. Она не останавливалась, продолжая даровать слушателям волшебство таких чистых, никем не тронутых звуков, что будто холодные капли утренней росы скатывались по лёгким лепесткам весенних цветов. Внезапно, с щелчком включается ещё один софит, что лучами своими окутывает молодого парня в костюме со скрипкой в руках. Он тоже вышел на сцену. Плавно приложив инструмент к щеке, внимательно всматривался в пюпитр с нотными листами перед собою, пока пианистка играла, нет, проживала и чувствовала холодную мелодию фортепиано. Еле заметно улыбнулся юноша на сцене и элегантно поднял руку со смычком, красиво изогнув тонкое занятие. Он осторожно, с нежностью дотронулся тем до тонких, скрипичных струн. "Постойте, это же. . ." — одинокая мысль, что на мгновение отвлекла от прекрасных звуков фортепиано, пронеслось в голове у темноволосого юноши. В белоснежных лучах сверкнули стёкла аккуратных очков скрипача, а смычок принялся ловко двигаться, извлекая невообразимой красоты звучание, что в консонансе с мелодией фортепиано заставляло глаза слушателей наполняться слезами. Хотелось кричать, вырвать эмоции наружу, настолько была прекрасна музыка. И никто не был равнодушным. Каждый в этом зале ощущал её по-разному, каждый видел в сим невообразимом переплетении нот что-то свое, однако Наэги сейчас видел лишь юношу, что мастерски, словно талантливый художник, выводил каждую ноту, наделяя её особыми чувствами, вкладывая душу. Хотелось заплакать. Нет, он уже плакал. Слишком чудесны были те чувства, что вкладывал музыкант в своё исполнение. Мелодия, что заставляла воображение парня вырисовывать невероятные картины из эмоций. И на всех был ОН. Воплощение идеальности, таланта, прекрасного, что стоял сейчас на сцене с инструментом в руках и завораживал слушателей. Бьякуя. Такой недосягаемый для Макото, что жил совершенно в другом мире. Блондин во всём своём величии заставлял скрипку у себя в руках творить прекрасную музыку. Смычок всё быстрее скользил по струнам, и прежде холодная мелодия набирала оборотов. Она будто бы разрывалась внутри от собственных эмоций. Всё ярче и ярче становились звуки, все насыщеннее становилась палитра красок у картин, рисуемых воображением. Волшебство музыки рассказывало удивительную историю. Историю воодушевлённых взлетов и болезненных падений, невинности первой любви и запретной страсти, отчаяния, что липкой, чёрной массой поглощало сознание, и светлой надежды, что заставляла жить дальше, вкладывая смысл в каждый день. Всякая нота имела огромное значение и, то продолжала рассказ, то внезапно кардинально меняла всю историю. Музыка то затухала, то возвращалась новыми, более насыщенными волнами. От звучания дух захватывало, сердце норовило выскочить из грудной клетки, а к горлу предательски подступал ком. Не хотелось двигаться, не хотелось дышать, не хотелось, чтобы время продолжало свой вечный поток. Лишь бы только этот момент продлился чуточку дольше… Мелодия потихоньку затухает. Пианистка всё медленнее касается чёрно-белых клавиш, а смычок скрипки в руках блондина растягивает каждый звук, будто бы нехотя отпускать его. Последний такт, последняя нота…. Руки скрипача плавно опускаются, аккуратно держа инструмент и смычок, а девушка в алом платье осторожно закрывает крышку фортепиано и поворачивается лицом к слушателям. В огромном зале снова воцарилась тишина. Музыканты незаметно переглянулись между собой. Юноша поставил скрипку на специальную, подставку, что тоже была на сцене, и, всё ещё держа в руках смычок, подошёл к пианистке, протянув свободную руку, чтобы та смогла спокойно подняться. Когда эти двое стояли рядом, можно было заметить некую схожесть в лицах, будто у брата и сестры. Без единой эмоции, они вместе подошли ближе к краю сцены, смотря в зал. Ни с партера, ни с балконов до сих пор не донеслось ни звука. Музыканты снова незаметно переглянулись и элегантно поклонились. И тут зал взорвался аплодисментами. Видимо, люди только сейчас вернулись в реальность из грёз, навеянных прекрасным исполнением. Макото тоже аплодировал. Ему хотелось сделать это громче всех. Хотелось выбежать на сцену, тоже подарив музыкантам огромный букет алых роз, кои некоторые зрители вынесли на сцену, вручив юноше и девушке в знак благодарности за превосходное исполнение. Пианистка наконец-то улыбнулась. Она это делала, очевидно, очень искренне, а вот модой человек в костюме просто рассматривал, как всегда холодным взглядом с высока партер. Однако, ярко голубые скрипача внезапно зацепились за торчащие в разные стороны волосы Наэги, которые счастливчик так старательно, но тщетно укладывал. Стёкла очков в белой оправе блеснули в свете софитов. Бьякуя смотрел прямо на брюнета и… улыбнулся? Это вышло у того как-то очень искренне, что даже немного криво. Видимо не привык наследник искренне улыбаться. Это продлилось лишь мгновение, а потом лицо юноши снова приняло прежнее, серьезное выражение и они с пианисткой, под звук громких оваций, ушли со сцены. В голове Макото сейчас крутилась уйма вопросов, что перемешались с впечатлениями от живой музыки, которую ему прежде почти не доводилось слышать. На долю секунды у счастливчика даже пронеслась мысль, что эта искренняя улыбка Тогами была адресована именно ему. Исключительно ему и никому более. Пфф, бред собачий. Звучит слишком самоуверенно. Наэги вздохнул. Он улыбался, а на глазах всё ещё не высохли слёзы. Он влюблён. Он по уши влюблён в Тогами, однако он казался настолько недосягаемым для брюнета. Хоть они и общались довольно неплохо в последнее время, хоть наследник и не отрицал уже, что они с Макото «друзья», хоть тот уже смирился со существованием рядом кого-то столь заурядного. Но вот эта наивная влюблённость в блондина была настолько нелепой и безнадёжной, что даже сам Наэги это прекрасно понимал. Это как чувствовать трепет от персонажа из манги или известного актёра. Слишком недосягаемо. Слишком смело. Слишком глупо. Однако где-то в глубине души счастливчика оставался огонёк надежды на то, что он, самый обычный, значит что-то для Бьякуи, такого идеального и холодного снаружи, но такого доброго и хорошего внутри. По крайней мере, Макото в это свято верил. Люди вокруг потихоньку поднималась со своих мест и выходили из зала, кучкуясь в бесконечных коридорах филармонии. Счастливчик следовал за ними, слившись с толпой и молясь, чтобы его здесь не раздавили. Все гости пришли со вторыми половинками или целыми семьями, так что Макото оставалось лишь затаиться где-то подальше, подперев стену и ждать, пока часть народу удалится, чтобы брюнет мог спокойно продвинуться к выходу. Его голова до сих пор была полна различных мыслей и вопросов, так что Наэги просто стоял, летая где-то у себя в мыслях и уткнувшись взглядом в пол, будто стараясь прожечь дыру в дорогом, красном ковре. — Эй, простолюдин. Макото будто током дернуло от неожиданности. Он тут же поднял голову. — Т-тогами-кун? — глаза Наэги широко распахнулись от удивления. Перед ним во всей своей красе стоял некогда скрипач на сцене, а теперь снова его абсолютный одноклассник. Бьякуя держал одну руку в кармане брюк, а вторую опущенной и сжимал меж пальцами алую розу с привязанным к ней листочком бумаги. Он смотрел на Макото по-прежнему высокомерным взглядом, однако он… был рад? Тогами действительно выглядел довольным. Он молча протянул счастливчику цветок, а через пару секунду спросил: — Ну как? — уголки губ наследника немного приподнялись в легкой ухмылке, когда Наэги послушно взял розу, все еще стоя немного ошарашено. — Это было потрясающе! Никогда бы не подумал, что ты умеешь играть на скрипке. — Что и требовалось доказать, — Бьякуя лишь довольно хмыкнул и развернулся спиной к брюнету. — Мне сейчас не до разговоров с тобой. Увидимся позже. Казалось, Бьякую не смутил тот факт, что он сам подошел поговорить с Макото, а счастливчик лишь улыбнулся, провожая взглядом своего несостоявшегося собеседника. Сейчас слова были ни к чему. Юноше хотелось лишь попытаться разложить свои мысли и чувства по полочками. Он покрутил розу в руках, пару раз чуть не напоровшись на шипы, и наконец решился посмотреть записку, привязанную к ней. «Каждое мгновение, каждую ноту мелодии я посвятил тебе. Исключительно тебе и никому более.» . . .