***
На втором курсе Рому берут в команду факультета по квиддичу. Там он ожидаемо самый младший, но точно не самый слабый. — Ты тоже должен попробовать, — не унимается Рома, взбудоражено пиная сухие листья, пока они идут вдоль озера. — Ты классно летаешь, тебя возьмут. — Зачем это тебе? Мы будем соперниками. — Ну и что! Будем оба играть, это же круто! — его восторгу по поводу квиддича нет предела, и Илья сдаётся. Рома не пропускает ни одной своей тренировки, выкладываясь часто больше, чем старшие товарищи. На каждой тренировке Ильи он тоже присутствует: иногда делает домашнее задание, сидя на трибуне, иногда смотрит за фигурами в небе не отрываясь. Сокомандники Ильи на эту тему промолчать, конечно, не могут. Разница в один год кажется им пропастью, а Илья её не замечает вовсе. «Там опять твой хвостик». «И не скучно тебе с малышнёй?» «Тебе что, за работу няньки платят?» Он старательно не обращает внимания. А потом начинается зима. Летать теперь по-настоящему холодно, и Рома с трибуны накидывает на него согревающие чары. Однокурсники, не успевающие в процессе игры обновлять чары и замерзающие, перестают зубоскалить и завидуют молча. Илья, конечно, во время его тренировок тоже сидит с палочкой на трибуне: не хватало ещё, чтобы Рома заболел.***
На третьем курсе на Новый год Рома зовёт Илью в гости. Не в небольшой дом в пригороде Лондона, куда он обычно возвращается на каникулы, а в город, где он родился; в дом, где провёл всё детство до переезда. — Ты поедешь? — слово не очень подходит, вообще-то они собираются использовать порт-ключ. — Если я никому не помешаю, — говорит Илья, но по выражению Роминого лица видит, что всё уже решено, оговорено с родителями и продумано, и даже если бы у Ильи имелись какие-то свои планы, его переубедили бы на раз. Илья был в Москве и Санкт-Петербурге на летних каникулах, но никогда не бывал в России зимой, поэтому наивно полагал, что рассказы про метровые сугробы и ужасный холод на его исторической родине — сказки. Он ошибался. От калитки до крыльца ведёт вычищенная от снега дорожка, а по обоим сторонам высятся те самые сугробы, огромные и сверкающе белые. Илья, сглатывая волнение, вежливо здоровается с Ромиными родителями. Его уже знают заочно. — Рома много о тебе рассказывал. Вот уж в чём Илья не сомневался. Дом совершенно необычный: здесь и подключённый к каминной сети камин и магловский телевизор, а в углу гостиной высокая, до самого потолка, пахнущая хвоей ёлка. — Голодные? Рома и Илья одновременно мотают головами. После использования порт-ключа есть совсем не хочется, такие перемещения будто переворачивают все внутренности. — Давайте тогда елку украшать. В картонных коробках переложенные ватой лежат вперемешку старые и новые игрушки: хрупкие стеклянные шишки и пластиковые, усыпанные блёстками шары. Илья аккуратно вешает игрушки на зелёные игольчатые лапы, слушая комментарии Ромы про несочетающиеся по цвету шары и истории его мамы про бумажные снежинки и звёзды, которые Рома вырезал на уроках в магловской школе. Илья никогда не ходил в магловскую школу и до Хогвартса учился дома. Не украшал всей семьёй елку, потому что для этого есть домовые эльфы. Ромин смех и чертыхание, когда он, забравшись с ногами на диван, распутывает магловскую электрическую гирлянду, трогает что-то в груди у Ильи, разливаясь мягким, мерцающим теплом. Вечером уставшие и довольные они валяются на кроватях и строят планы на каникулы. Илья занял кровать Роминого старшего брата, который отмечает этот Новый год со своей девушкой и друзьями. Через неплотно задёрнутые шторы в комнату пробивается свет луны и праздничной подсветки со двора. — Спасибо, что позвал меня на праздники. — Спасибо, что согласился. — откликается Рома. Они говорят в темноте о целой неделе впереди: и о старых русских фильмах, которые Рома смотрел каждый Новый год, а Илья никогда не видел, и фирменном мамином пироге с вареньем, и о чём-то ещё. Рома засыпает, очень по-детски замолчав на полуслове, и Илья улыбается, думая, что этот Новый год явно особенный.***
Перед зимними каникулами на четвёртом курсе, в последний день занятий, Рома оказывается в больничном крыле. — Ну и зачем ты полез в драку? — спрашивает Илья, присев на табурет у больничной кровати. Помфри сказала, что отпустит Рому не раньше чем через три дня, когда убедится, что он здоров и от заклятий, что в него швырнули, нет никаких последствий. — Он её вещи заколдовал и обзывал, а она только ревела. И что, мне просто смотреть надо было? Что-то подсказывает Илье, что обидчик назвал девчонку грязнокровкой. Роме за любовь к магловским вещам и самому бывало перепадали подобные обвинения. Рома чуть приподнимается, садится удобнее, опираясь на подушку за спиной. — И как ты такой не в Гриффиндоре? — Ты тогда не стал бы со мной дружить, — Рома натягивает на пальцы коротковатые рукава жёлтой пижамы, из которой с сентября успел вырасти. — Глупости, всё равно бы дружил. Илья не может представить, как это, чтобы они не дружили. Не общались, не ждали друг друга с тренировок, не делали вместе уроки в библиотеке, не ходили в Хогсмид, не… Всё его свободное время, всю его жизнь здесь, кроме собственно занятий, заполняет собой Рома. — Ладно, поверю, — Рома улыбается, от этого маленькая ранка на нижней губе открывается и сочится кровью. Помфри, видно, не заметила и не залечила. Илья тянется за палочкой: — Посмотри на меня, — и аккуратно берёт пальцами за подбородок. — Ты и такое умеешь. — удивляется Рома, когда его, уже без ссадины на губе, отпускают. — Мы основы целительной магии недавно на Заклинаниях проходили, — Илья наклоняется к брошенной на пол сумке. — У меня для тебя подарок, думал завтра в поезде отдать, но, по-моему, самое время. Из сумки под заклинанием расширения пространства он достаёт огромный том «Киддич сквозь века». У Ромы загораются глаза, он обнимает Илью со всей возможной сейчас силой и забирает книгу. — Такая красивая, спасибо, — переворачивает несколько первых страниц и спохватившись грустнеет. — У меня нет для тебя подарка, я думал купить на каникулах. — Рома окончательно смущается и опускает глаза. Это заставляет его чувствовать себя ужасным другом. Илья сделал отличный подарок, знал, что ему точно понравится, а сам он понадеялся только, что придумает что-нибудь за каникулы. — Не страшно, не переживай из-за этого. Давай заколдую, чтобы сама читалась, тебе надо отдыхать. Книга по истории квиддича звучит в пустом больничном крыле приятным, спокойным голосом. Договорившись с Помфри, Илья остаётся ночевать на соседней кровати, пока Рому не выпишут. Новогодние праздники начинаются для них в лазарете почти опустевшего замка, но лучше быть с Ромой здесь, чем без него дома.***
Этой зимой, не прекращая, сыпет снег, но это не повод отменять поход в Хогсмид. Рома игнорирует шапку и часто стряхивает с волос снег, мокрая чёлка липнет ко лбу. — Кутеп, ты совсем меня не слушаешь, — говорит он, взмахивая рукой. Илья, правда, не очень следит, о чём разговор, всё ещё разбирает мысленно вчерашний урок зелий. Профессор показывал им образец Амортенции. Перламутровый блеск, пар кольцами, всё как в учебнике. Пахло зелье, как новая метла, мандарины и… и фруктовый шампунь, которым Рома пользуется, кажется, всегда. Они уже сели за столик в Трёх Мётлах, а Илья всё думал. Конечно, он любит Рому, как друга, но если на секунду представить… представить, например, что у Ромы появилась девушка. Нет, это смешно, он не ревновал бы. А значит ничего такого. Да и откуда у Ромы время на девушек, у него только квиддич в голове и учёба, и та не всегда. — Что с тобой сегодня? Ты какой-то замороженный. — Нет, ничего, извини, много заданий на выходные. Может он ищет смысл там, где его нет? Просто запах, приятный, привычный. Не потому что Ромин, а сам по себе. И всё-таки, вдыхая пары Амортенции, он вспомнил, как обнимал Рому после побед его команды, как они в прошлом году ели мандарины в больничном крыле и цитрусовый запах перебивал запахи всех лекарственных зелий. На столе перед ними будто из ниоткуда появляются кружки с горячим какао, Илья даже не заметил, когда Рома успел что-то заказать. Кафе, переполненное людьми, шумит разными голосами. Илья трясет головой, возвращаясь в настоящий момент. Когда кружки пустеют, Рома оглядывается на окно. Он в прекрасном настроение, снег на время перестал, и Илья разморозился до обычного состояния: — Пойдем в Сладкое королевство? — Рома обожает сладости, да и Илья тоже, хоть и пытается сделать вид, что это не так. Перед самой дверью Трёх Мётел над их головами появляется и зависает зелёная веточка омелы. Рома поднимает голову, улыбаясь. Заколдованное украшение не возникает просто так: любовная магия притягивает его к парочкам. Магия считает их влюблёнными. Илья нервничает и скорее выходит на улицу. — Не поцелуешь? — спрашивает Рома, догоняя его. — Мы… — Мы оба этого хотим, иначе бы она не появилась. Так? — Рома всегда был таким настойчивым, упрямым, Илья любил в нём это. Расстояния между ними совсем не остается. — Да. Этой зимой случается самый неловкий и желанный поцелуй.***
— У меня патронус получился с первого раза! Десять баллов начислили. Хочешь покажу? Илья идёт с Травологии от теплиц, и не успевают они встретиться на пол пути к замку, как ему приходится ловить Рому, поскользнувшегося на обледенелой дорожке. Помогают рефлексы натренированные игрой в квиддич, где при этом квиддичные рефлексы самого Ромы, большой вопрос. — Аккуратнее. Рома ничего не отвечает и достаёт палочку. У Ильи год назад патронус получился не с первого раза, даже не со второго, так что радость он понимает. — Экспекто Патронум. В воздухе перед ними, в нескольких сантиметрах над землёй появляется серебристый кот. Кот переступает лапами, Рома улыбается, почти смеётся, а у Ильи на секунду перехватывает дыхание. Точная копия его патронуса, смотрит на него, прищурив глаза, словно наслаждается произведённым эффектом. Кот вскоре растворяется в холодном воздухе, а Рома, молча, не собираясь комментировать очевидное, прижимается ближе в поисках тепла. Всё-таки середина зимы, а его куртка не застегнута и желто-чёрный шарф болтается на шее не завязанным, исключительно для красоты.***
В последнюю Хогвартскую весну Рома разрывается между экзаменами и играми, которые сейчас важны ему, как никогда. На трибунах, как обычно бывает в конце учебного года, сидят скауты нескольких английских квиддичных команд. В замке без Ильи ожидаемо пусто. Но почти каждый выходной они встречаются в Хогсмите. Хотя, как будущий аврор, Илья более чем загружен учёбой. От того, что их «свидания» (они никогда их так не называли и не называют) важнее всего прочего для обоих, Рома чувствует себя счастливым. В Хогсмите опять многолюдно, а ещё необычно для английской весны тепло. Они идут прогуливаясь по маленьким улочкам, с Ильёй здороваются ребята со старших курсов, воздух пахнет сыростью талого снега и прошлогодней листвой. — Хотел предупредить, в следующие выходные не увидимся, у меня просмотр у Пушек. — Это же здорово. Сразу мне пиши, что скажут. — Конечно, напишу. Волнуюсь, ужас. — Ты справишься, ты им уже понравился, раз пригласили. — Надеюсь, — Рома пожимает плечами. — Всё будет так, как захочешь. — голос Ильи чуть меняется на особенный тон, который предназначен, только для одного человека. Илья всегда убеждал его, что он всё сможет, и какая-то детская, безусловная вера в его слова, неизменно придаёт сил.***
Почти половину пространства в съёмной квартире с середины декабря занимает ёлка. Искусственная и ещё не украшенная, но она уже создаёт настроение. Наступающий Новый год не первый вместе, но особенный. Первый год, который они встречают, как семья, чтобы вдвоём наряжать ёлку и готовить ужин, потому что как встретишь Новый год, так и проведёшь. От одних этих мыслей тепло, хотя на улице минус, а по полу иногда тянет сквозняком, несмотря на утеплённые заклинанием окна. Рома поджимает ноги в красно-белых вязаных носках и снова смотрит на часы. Казалось бы, у него игры, тренировки, ненормированный график, как ни посмотри, и все же он дома бывает чаще, чем будущий (ещё только будущий!) аврор. Каждый из них, конечно, знал, на что шёл. И жаловаться Рома не собирается, но где вечером пятницы потерялся его… жених, хочется знать. Ключ в замке поворачивается с отчётливым скрежетом. У Ильи в руках картонная коробка, которую он первым делом аккуратно ставит на маленький столик в прихожей. — Я знаю, мы вместе хотели покупать, но они мне понравились, подумал, вдруг купят, — говорит он, вешая куртку в шкаф. В коробке ёлочные игрушки. — Правильно подумал, — Рома открывает коробку, рассматривает игрушки, и правда, красивые и необычные. — Красивые, очень. Самая большая среди игрушек — серебряная звезда. В детстве папа поднимал Рому на руки, чтобы он надел похожую, красную, на верхушку ёлки. Детство прошло, но волшебство праздника ощущается как и прежде. Хотя сейчас, может быть, сильнее, чем когда-либо.