Все настоящее происходит в деталях и мелочах. Ты несешь мой мир, несешь на своих плечах. (с)
Марио знает об этом давно. Это то самое знание, которое приходит непрошенным, может зачастую нежеланным, врезается в глаза, в разум, мелькает постоянно недвусмысленными намеками, чтоб уж точно не удалось забыть, проигнорировать, сделать вид, что этого нет. Марио знает об этом еще с тех пор, как помогал Игорю (бестолково круглосуточно торчал рядом) восстанавливаться после травмы, внутренне понимая, что это - вторая, что она так просто не пройдет без последствий. Но тогда, много лет назад у него не было права голоса, да и что мог бы сказать, зная по-русски десяток слов, половина из которых мат. Марио очень хорошо знает об этом, со времени Чемпионата мира, когда случайно после матча увидел в душевой Игоря, безвольно прислонившегося к стенке, держащегося за колено, с искаженным от боли лицом. Тогда у него тоже не было права голоса, даже права оказаться замеченным. Марио знает об этом даже физически, когда просыпается ночами от того, что Игорь стонет во сне, дергается, толкает его случайно, подгибая ноги, инстинктивно баюкая ноющее колено. В эти моменты у него есть полное право обнимать, гладить, нежить, покрывать лицо поцелуями, шептать нежности, греть коленку раскрытой ладонью, четко осознавая, что ничего из этого не поможет физически. Ощущение собственное беспомощности и бесполезности - самое отвратительное из всех. Утром Игорь смеется. Утром Игорь даже не пытается вернуться ни словами, ни намеком к тому, что происходило ночью. И так легко поверить, будто бы он все это время спал, что это все было во сне. Дай ему волю - сказал бы, что ничего не болело, просто снилось. "Просто не волнуйся" - ласковым поцелуем в лоб. И Марио старается не волноваться, очень старается - Игорь ведь всегда знает, что делать. И делает то, что знает, Игорь и правда бережет себя, дает послабления где надо, и вес вот его тает на глазах не просто так. Но что-то в глубине души у Фернандеса противится этому "Не волнуйся", потому что сейчас у него как раз и есть это ценное право - волноваться. В нем самом словно два разных человека, две его части, как ангел и демон, только сложнее. Одна как-то слишком беспокойно упрашивает, уговаривает мягко и осторожно начать с Акинфеевым разговор о том, что может быть нужно давать себе поменьше нагрузки, играть только в важных матчах, и вообще поберечь себя. Это очень трусливая и эгоистичная часть. Это очень ядовитые мысли. Но как же ему больно видеть боль Игоря, больно, что не может забрать ее себе, чтобы обоим стало легче. Вторая часть - тоже эгоистичная, да и трусливая, в общем. Он, Марио Фернандес, не хочет, не может, б о и т с я даже представить себе, что там, за спиной, в каждой игре, в воротах стоит кто-то другой. Не Игорь. Нет, матчи сборной, кубковые, товарищеские и прочие, на которых Игоря нет это другое, в таких матчах точно знает, что он пройдет и дальше - всегда за спиною будет Акинфеев. Думать о том, что когда-нибудь наступит момент, что "не будет" - страшно, горько, как-то отчаянно-обреченно. Если так посмотреть, то Марио со всем сторон трусливый эгоист, но в который раз он идет по третьему пути - наблюдение, созидание и помощь тогда, когда это потребуется. Этот путь достаточно тупиковый, но дает немного времени на дальнейшие маневры. Марио чувствует все на уровне какого-то шестого-десятого чувства - когда после тренировки бинтом эластичным надежно, но не туго колено замотать, когда мазь нужна, когда просто тепло. Когда "Сиди, я сам открою, и в магазин схожу, собаку выгуляю и давай сегодня закажем пиццу и просто поваляемся в кровати!" Игорь смеется и пеняет ему за лень. Игорь все понимает и обнимает слишком крепко в такие моменты. Игорю самому непросто, в первую очередь ментально. У него сейчас в душе - буйно колосится юность, ему кажется, что способен на любые подвиги, что поймал счастье за хвост и можно, наконец, им насладиться сполна. Блаженое время, когда каждое утро - солнечная улыбка самого родного человека, когда нигде и никому не нужно ничего доказывать - все уже доказал, когда хочется просто насладиться - ревом трибун за спиной, упоительным ощущением игры, той самой, которая ради игры, ради победы, в которой не так важно, сколько пропустил - важнее итоговый счет. То самое время, когда можно просто наслаждаться своей жизнью, упиваться воздухом и ощущением полета. И как же досадно, что этот полет прерывает собственное тело, так предательски подло, когда от него не ожидаешь совсем. Он привык, что бывают моменты, когда организм барахлит, совсем чуть-чуть, давая знать о себе, делая неоднозначные намеки. Привык, что нужно чуть-чуть потише, притормозить, прикрыть глаза, дать немного роздыху, и все все равно становится на свои места. И казалось, что так можно еще долго и долго, мысленно уговаривая самого себя не разваливаться, потерпеть. Потому что молод еще, потому что все разговоры "о пенсии" только раздражают. Кажется ведь, что жизнь только начинается, входит в полную силу. И да, стоит признать откровенно, что больно бьют по самолюбию все посторонние напоминания о том, что с ним не все в порядке, попытки, зачастую очень топорно, оградить от чего-то. Вот последнее не терпит ни в каком виде ни от кого, кроме своих врачей и одного переживательного кудрявого создания.***
- Эй, что случилось? - Игорь хмурится чуть озадачено, потому что Марио тормозит вдруг, улыбается как-то застенчиво и к плечу его щекой льнет, хотя за секунду до этого выглядел так, словно сейчас на самого Игоря запрыгнет, скрестит ноги за спиной, за плечи уцепится, как это часто бывало раньше... Игорь обнимает его, волосы на затылке ерошит и сам задумывается, в какой же момент его мальчишка перестал на нем виснуть как обезьянка... а может это все кажется? И он тут же решает провести некоторого рода эксперимент, обхватывает Марио за талию без предупреждения и тянет, приподнять пытаясь. Тот вздрагивает в одно мгновение, напрягается, дергается, тут же из рук выворачивается, хмурится укоризненно. - Марио? Что случилось? - Акинфеев повторяет свой вопрос, внимательно вглядываясь в лицо своего мужа. - Ты обычно любишь, когда я тебя на руках таскаю! - за руку ловит, пальцы переплетает. - Мне кажется, я боюсь высоты! - Марио корчит забавную мордашку, прикрывает глаза и тут же льнет, бессовестно отвлекая поцелуями, прикосновениями... горячие губы на собственных и не менее горячая ладонь за поясом брюк совершенно не способствуют дальнейшему критическому мышлению и рассудительности. И этот момент забывается как-то, смытый волнами нежности, неги и приятной дрожи. Но очень скоро следом наступает другой, не менее трепетный и горячий, момент спонтанных нежностей и тумана в голове, когда Марио включает свою дьявольскую часть натуры, от чего коленки подкашиваются. Буквально. Сначала одежда в стороны летит, Фернандес оказывается безапеляционно прижат к стенке, а сам Игорь не особо грациозно, больше торопливо опускается на пол, на колени и с явным интересом и увлеченностью начинает воевать с неуступчивой пуговицей на джинсах. Но Марио как-то неожиданно из рук выворачивается, не сбавляя, впрочем, градуса соблазнительности, как-то словно бы естественно, тянет Игоря за руки и утаскивает в сторону спальни, целенаправленно в кровать. - Марио Фернандес, и что ты себе придумал? - Игорь мурлычет, в плечо его целует. Они оба мокрые, взъерошенные, немного уставшие, дыхание только-только успокоилось, наступило время для нежностей, разговоров, дурацких шуточек, серьезных решений и грандиозных планов. - О чем ты? - бразилец смотрит немного сонно, с легкой расслабленной улыбкой, словно и правда не понимает вопроса. - То есть, если я сейчас встану, закину тебя на плечо и буду так носить по квартире, ты не против? - и бровь вздергивает так провокационно, смотрит едва ли не хищно. - Нет, Игорь, что за глупости? - Фернандес словно подбирается, напрягается весь, серьезнеет. - Так вот, что это такое? Раньше у тебя это не вызывало такой реакции! Марио... - Акинфеев вздыхает только, на постели садится, легко проводит ладонью по спутанным, чуть взмокшим кудряшкам мужа. - Что тебя так сильно тревожит? - Я... - Марио морщится, словно бы от боли, но тут же выдыхает, расслабляясь. - Игорь, я же вижу, насколько все плохо у тебя с коленом... и зачем еще я буду усугублять? Я могу обойтись без всего этого, правда. - прикрывает глаза, словно кается. - И только? Марио... - Игорь вздыхает, ласково продолжает гладить его по голове. - Игорь! - тот упрямо головой качает, приподнимается, усаживаясь напротив. - Я сам тебе колено бинтую, я вижу, какое оно после игр, после тренировок - после нагрузок, я вижу как тебе больно. Не отмахивайся от этого. - Я не отмахиваюсь. - Акинфеев чуть голову опускает, ловит Марио за руки. - Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что у меня не все в порядке со здоровьем и мне нужно беречь себя, не позволять лишних нагрузок... Но Марио... - замолкает на мгновение, чуть морщится. - Не делай из меня инвалида. - и ладонь легко поднимает, прося безмолвно подождать с возражениями. - Мне безумно приятна твоя забота, я всегда готов отдаться в твои бережные руки без оглядки. Но я не настолько плох, и вполне могу иногда носить своего мужа на руках! И... немного безобразничать тоже. - подмигивает, тянется вперед, касаясь губами подбородка. - Но... - Марио как-то беспомощно пытается найти хоть какие-то аргументы. - Давай мы договоримся, что ты мне веришь? Я не враг себе, чтобы творить глупости, в ущерб здоровью. Но когда я их творю, я четко понимаю, что ничего плохого не случится. Идет? - Почему ты всегда говоришь так убедительно, что я чувствую себя глупым? - Марио улыбается одними уголками губ, но смотрит с легкой укоризной. - Потому что я всегда прав! - Акинфеев смеется, толкает мужа в плечи, опрокидывая на кровать, нависает над ним, придерживает, не давая подняться. - И ты должен во всем меня слушаться! - Не должен! - Марио хохочет, расслабляется, голову запрокидывает и внутренне успокаивается - словно сняли с него часть ноши, которую сам на себя взвалил, хотя его, в общем-то никто об этом не просил. - Должен! - Игорь и сам хохочет, обхватывает его ладонями за запястья, удерживает, целует коротко, жарко. - Ммм... ты, оказывается не такой уж и старый... раз так быстро готов на второй заход... - Марио провокационно губы облизывает, смотрит из-под ресниц совершенно невинно. - Марио! - Акинфеев просто от хохота задыхается, утыкается лбом о его плечо, дыхание успокоить пытается. - Максимум, что ты сейчас получишь - по заднице. Для профилактики. Фернандес со смехом вырывает руки, Игоря опрокидывает, они возятся как маленькие дети, скидывая на пол подушки, комкая одеяло, путаясь в простынях, ровно до того момента, пока приглушенный смех не сменяется на протяжный стон. Марио, до того оседлавший бедра Игоря, пытающийся его щекотать, в пояснице выгибается, выпрямляется, смотрит темным взглядом из-под ресниц. Он первый чувствует это неуловимое изменение, словно бы в воздухе, и с радостью принимает его, растворяется в нем. -И больше не прикидывайся... старым... если можешь так... - стонет протяжно, чуть приподнимаясь, руки Игоря крепко бедра обхватывают и держат, не дают опуститься сразу, замедляют. - И не только так могу... - больше никаких слов нет и не нужно... после того, как первая острота проходит, движения становятся плавными, почти ленивыми, без тени борьбы, те самые, для одного только удовольствия. Шепот и тихие стоны смешиваются в один, уже не разобрать кто где, они уже и сами не разберут... Марио вытягивается в струну, выгибается, голову запрокидывает, губы кусает и снова стонов не сдерживает, когда хватку крепкую, сильную чувствует чуть повыше локтей. - Держи меня... держи... - шепчет бессвязно, это мания, это сумасшествие, это помешательство на силе Игоря не проходит, никогда не пройдет, со временем только острее и желаннее становится. И в дрожь бросает, и колени словно сами собой разъезжаются и не держат, и тогда бы упал, если бы Игорь не удерживал... и эта полубессознательная мысль взрывается фейерверком, огнем по нервам и выливается в стон обоюдный. Марио падает на кровать, мокрый и бессознательный, Игорю сил хватает только на то, чтобы притянуть его к себе, прижаться. Эти мгновения блаженной пустоты, когда кажется, будто в мире нет никого, кроме них, когда все чувства и эмоции оголены и становятся словно бы на двоих - самые прекрасные. - Ммм.... Игорь... - спустя долгие минуты, Марио шевелится, потягивается, вдыхает полной грудь. - Игорь, а где одеяло? - шарит рукой по кровати, ежится - горячность тела уходит и теперь воздух в комнате кажется прохладным. - На полу, кажется... - Акинфеев лениво на спину перекатывается. - Достань, пожалуйста... холодно что-то... - Заставляешь меня, с моим больным коленом шевелиться! - Игорь смеется, с некоторой неохотой, но встает с кровати, поднимает одеяло, поворачивается и натыкается на лукавый взгляд Марио. - Что? - А ты можешь еще раз так наклониться? Мне очень нравится как ты выглядишь с такого ракурса без одежды! - Маленький чертенок! - Акинфеев фыркает, кидает в мужа одеяло и уже собирается снова присоединиться к нему в кровати. - Подожди... а ты не мог бы принести мне водички? Очень пить хочется... - глаза невинные совершенно. Игорь смотрит на него, залюбленного, занеженого, со спутанными кудрями, такого юного в этот момент. - Ты уж определись - за водой меня гонять или колено у меня болит! - капитан ворчит для приличия, но на кухню послушно идет. - После того, что сейчас произошло, я думаю, что ты симулянт. - только и слышит вдогонку.