Тварюшки

      Бу всегда был в ее жизни. Сколько Миллисента себя помнила — всегда рядом был он, огромный водяной бык, обитавший в озере возле поместья Буллстроуд. И даже еще раньше, там, где воспоминания теряются в неясной дымке раннего детства, маячила его большая тень. Каждый новорожденный в семье Буллстроуд проходил через обряд — ребенка погружали в озеро, благо заклинаниями можно было согреть воду, и пели песню призыва, чтобы познакомить Быка с новым членом семьи. Вот и новорожденную Миллисенту тетушка Ропа на руках отнесла к воде. Милли слышала эту историю тысячу раз, но готова была слушать ее еще и еще. Ведь далеко не каждый ребенок перестает плакать, стоит погрузить его в воду. Далеко не каждого младенца Буллстроуд водяной бык лижет в лоб своим шершавым языком. До чего же приятно было чувствовать себя особенной.       Тетушка Ропа не могла нарадоваться Миллисенте. Вообще-то Европа Буллстроуд приходилась девочке двоюродной бабушкой, но в семье все называли ее тетушкой. И на ней держалось все в их доме. Буллстроуды держали ферму, где получали лучшие молочные продукты и говядину во всей Магической Британии. А все потому, что коров на ферме Буллстроуд покрывал водяной бык. Да, телята рождались с маленькими ушами, а то и вовсе без них, но так ли это важно, если коровы давали вдвое больше молока, чем обычные! А уж какое вкусное! Многие обожали мороженое Фортескью, но Буллстроуды точно знали, что главный секрет — самые лучшие сливки от полуводяных коров. Однако не всякий мог договориться с волшебным зверем. Водяные быки, конечно, не единороги, однако подпускали к себе только девиц. Поэтому в семье Буллстроуд всегда оставалась одна из дочерей, чтобы присматривать за Быком и учить племянниц. А еще она хранила все тайны и навыки — как призвать Водяного быка, как ухаживать за полуводяными телятами, как лечить и доить коров, как делать творог, масло, сыры… Милли и тут была любимицей тетушки Ропы. — О, моя дорогая, ты самая лучшая Буллстроуд. Из тебя выйдет отличная хранительница, если захочешь. Впрочем, я не так стара. Если найдешь жениха — смело выходи замуж, я еще воспитаю дочерей твоего брата. — Никакие женихи мне не нужны! Я навсегда останусь дома, ведь Бу — самый лучший! — обычно протестовала Милли. Тетушка мягко смеялась, гладила девочку по темным волосам и приговаривала: — Вот пойдешь в Хогвартс, встретишь там славного парня и думать забудешь про наше озеро и про Бу.       После таких разговоров Милли обычно сбегала к озеру и погружалась в его прохладные воды. Что и говорить — плавать она научилась даже раньше, чем ходить, и делала это в любую погоду, благо озеро почти никогда не замерзало. Может, именно поэтому у нее были такие широкие плечи и мощные руки? Впрочем, все это было неважно тогда. Отплыв от берега подальше, Миллисента звала своего друга. Иногда приходилось подождать. Но рано или поздно по глади воды шли волны, поднимались крупные пузыри, а следом появлялся Бу. Рядом с ним Миллисента всегда чувствовала себя крошкой. Теплая шкура, длинная шерсть, в которой всегда можно было найти водоросли, глубокие карие глаза успокаивали Миллисенту. А огромные рога никогда не внушали страх, ведь юная Буллстроуд точно знала — это оружие для ее защиты. Милли прижималась к теплому боку, гладила огромную голову и обещала, что никогда-никогда не оставит Бу. Бык внимательно слушал ее и, казалось, все понимал. Он то и дело встряхивал своими забавными маленькими ушками, смешно фыркал, а иногда специально пускал пузыри носом, чтобы рассмешить девочку. Да и как можно было не любить Бу?

***

      Когда Миллисенте исполнилось одиннадцать, сова принесла письмо из Хогвартса. В семье устроили маленький праздник, а тетушка Ропа подарила ей котенка: — Как ты выросла, Милли! Вот ты уже и настоящая ведьма со своей черной кошкой!       Маленький черный клубочек мирно посапывал на руках «настоящей ведьмы», вселяя в нее уверенность, что все будет хорошо. Не то чтобы на ферме не было кошек, но этот котенок был только ее. Уже потом, в Хогвартсе, Миллисента по-настоящему оценила подарок тети. Маленькая черная кошечка Ночка превратилась в пушистую красавицу Ночь. И уже ей, а не Бу, Миллисента открывала свои мысли и беды. Кошка слушала и успокаивающе мурлыкала.       Хогвартс одновременно очаровывал и разочаровывал. Да, она попала на Слизерин, чем очень порадовала отца и брата. Но все же ее мать была магглорожденной волшебницей. И девочке нет-нет да и припоминали это. Не в открытую, конечно, но она чувствовала, что и в подметки не годится всем этим «истинным слизеринцам». Да и манеры иногда подводили. Зато наконец-то ее круг общения расширился, ведь здесь было полно сверстниц. Но высокая и крупная Миллисента сама себе казалась дворнягой, случайно оказавшейся на выставке породистых собак. Да, к ней относились благосклонно, принимали в свой круг, но она никогда не чувствовала себя ровней рафинированной Дафне или изящно-язвительной Панси. Что и говорить — с мальчишками было куда проще. Винс и Грег были обычными ребятами, и с ними всегда можно было обсудить простые и понятные вещи — строгих учителей, огромные домашние задания, рыбалку или квиддич. Но вот перед Драко Малфоем Миллисента робела. Он был прекрасным принцем, идеальным слизеринцем, тем, о ком даже мечтать нельзя. Собственно, она и не мечтала, а лишь беспрекословно признавала его лидерство.       А еще в школе можно было многому научиться. Вот только Миллисента не понимала, к чему ей большая часть этих знаний. Все занятия с тетушкой Ропой были куда полезнее. Сварить зелье от мастита для коров, зачаровать маслобойку, чтобы та сама сбивала масло… Зелья вот Миллисенте нравились — там было много полезных вещей, если не для коров, то для людей. На чарах было много лишнего, но профессор Флитвик был замечательным учителем. Он знал, что у многих детей не получаются заклинания, пока они не поймут, для чего те нужны. И он всегда приводил понятные примеры, где и как могут пригодиться те или иные чары. Да и не все же планируют жить на ферме? А вот на трансфигурации было тяжело — все эти иголки, табакерки, чайники… Будто у Буллстроудов нет возможности купить настоящие, а не трансфигурировать нужные вещи из не пойми чего. Но больше всего Миллисенте не нравились прорицания. Она записалась на них в надежде научиться гадать на внутренностях. Но профессор Трелони полностью игнорировала эту важную отрасль прорицаний. Пришлось самой искать книги и осваивать этот вид искусства.       Но главным разочарованием стало Черное Озеро. Большое, прекрасное озеро, в котором не водились Водяные быки и в котором нельзя было купаться. Для Миллисенты это было самым настоящим издевательством. Поэтому она всегда с нетерпением ждала каникул. И, едва поцеловав родителей и тетушку, Миллисента неслась к своему Бу. Бык, казалось, заранее знал, что Милли уже приехала, и поджидал ее, выныривая на первых нотах песни-призыва. Если бы она могла, то все каникулы просидела бы в воде. А лучше всю жизнь. Но приходилось возвращаться.       А с каждым годом становилось все страньше и страньше. Истерия вокруг Поттера только набирала обороты. В конце четвертого курса он заявил, что Тот-кого-нельзя-называть вернулся. В семье Буллстроуд царило оживление. Старшие ждали возвращения Лорда в надежде, что вместе с ним вернутся и старые времена, когда их ферма процветала. С каждым годом находилось все больше идиотов, которые не видели разницы между молоком полуводяных коров и молоком от коров маггловских. Что ж, может, лет сто назад разница и не была так очевидна. Но лично Милли по запаху могла определить пищу, сделанную из молока и мяса коров, выращенных магглами. Гадкая, невкусная. Миллисента не удивилась бы, если это из-за такой еды у волшебников рождаются сквибы. Но тем не менее цены на молоко и мясо все время падали, а значит, жить Буллстроудам становилось все сложнее. А семья росла. Старший брат Алеф недавно женился, и у него было двое совсем маленьких детей. Да и у самой Миллисенты были младшие брат и сестра, которые еще даже не пошли в Хогвартс.       То, что с приходом к власти Волдеморта пострадают магглы и магглорожденные, Миллисенту не волновало. Девушка с детства знала, что есть коровы обычные и коровы волшебные. Да, волшебных коров пасут озерные девы и никому их не продают. Милисента даже видела водяных коров всего-то два раза. Зато водяные быки пасутся вольно и не прочь покрыть и обычных коров. Получившиеся телята пусть и наполовину водяные, но все же магии в них нет. Буллстроуд как-то разговорилась с одной когтевранкой — Падмой Патил. Индианка очень неплохо разбиралась в волшебных быках, но никак не могла понять, как можно есть говядину. Миллисента лишь пожала плечами: — Волшебных коров и быков есть нельзя, а если в животных нет волшебства, так почему бы и нет?       Людей она делила по тому же принципу: есть волшебные люди — маги, а есть обычные — магглы. И переживать за их судьбу следует не больше, чем за судьбу животных. Есть полезные, а есть вредные. Полезных разводят, вредных — уничтожают. В конце концов, из-за магглов очень страдал бизнес Буллстроудов.       Пятый курс ей запомнился как один из лучших. Многие слизеринцы вступили в инспекционную дружину, и они действительно сблизились. Но самым приятным было то, что теперь Винсент смотрел на нее совсем по-другому. Он как-то вырос, вытянулся, мышцы бугрились под мантией. А еще Винс научился возражать самому Драко Малфою. И это было так необычно. И, кажется, Миллисента начала понимать, о чем говорила тетушка Ропа. Правда, эти мысли девушка не доверяла никому, даже Ночке.       Шестой курс Миллисента предпочитала не вспоминать. Все ходили дергаными и нервными. Ощущение приближающейся грозы витало в воздухе. И только возвращаясь домой, Миллисента смывала с себя все заботы — плавала с Бу, помогала тетушке по хозяйству, возилась с малышней. И думала, как бы здорово было выйти замуж за Винса. Да, она не сможет сама призывать водяного быка, но, когда у нее родится дочь, она придет с ней к тетушке Ропе… Ведь, когда Темный Лорд победит, все волшебники будут покупать нормальное мясо и молоко, а значит, его понадобится много. И у них с Винсом будет своя ферма.       Так приятно было мечтать, но седьмой курс оказался еще хуже, чем шестой. Казалось, мечту уже можно было потрогать руками. Винс все так же посылал ей горячие взгляды, но сначала нужно было окончательно утвердить власть настоящих волшебников. Миллисента все понимала. Она и сама умела неплохо сражаться, но все же женщины вступают в бой, когда мужчины уже не могут их защитить. И Буллдстроуд признавала право первенства в войне за мужчинами. А потом случилась битва за Хогвартс. И они проиграли.       Узнала это Буллстроуд уже потом, ведь всех слизеринцев выдворили из Хогвартса. А ведь Панси все правильно сказала, надо было выдать Поттера… Но впервые в жизни Миллисента не завидовала расторопности и быстроте мысли Панси. Ведь это Паркинсон теперь тягали по судам, а Миллисента оставалась дома.       Дом. Все изменилось. Когда-то веселая и шумная семья была подавлена. Второго мая в битве погиб Алеф, ее старший брат. Отца же отправили в тюрьму за «пособничество Пожирателям». Они не Малфои и не Нотты — откупиться не получится. Миссис Булстроуд ходила как в воду опущенная и держалась только потому, что в семье были маленькие дети. Мама теперь делала то, чем раньше всегда занимался отец и брат. На скотобойне в тайнике хранилась особая палочка, предназначенная для одного заклинания. Зря говорят, что для Авады нужно ненавидеть. Надо просто желать смерти. А что может быть милосерднее зеленой вспышки? Животные даже не успевали испугаться. Обычно этим, а также разделкой туш всегда занимался кто-то из мужчин Буллстроудов. Но младший брат и племянник были еще слишком малы. Поэтому черную работу взяла на себя миссис Буллстроуд. Никто не знает, чего это ей стоило.       Тетушка Европа и вовсе слегла. Миллисента взяла на себя ее обязанности, благо знала, что делать, и уход за больной.       Поздним летним вечером Милли читала для тетушки какой-то роман — в газетах ничего хорошего не писали. Внезапно тетушка прервала ее. — Милли, девочка моя, прости, но, похоже, тебе все-таки придется стать хранительницей. — И очень хорошо, тетя. Я никогда не оставлю дом и Бу. Хотя это будет не скоро — вы поправитесь.       Миллисента не кривила душой. Где-то в Хогвартсе навсегда остался ее Винсент. А они даже не целовались ни разу. Все ждали, когда кончится война. Что же, по крайней мере, у Миллисенты есть ее Бу. Но вдруг тетя сжала ее руку: — Милли, Милли, мне так жаль… Сходи, попрощайся с Бу. Я чувствую, конец уже близко. — Нет, тетя, нет, — шептала Миллисента, а в глазах ее стояли слезы.       Девушка знала, когда умирает та, что призвала водяного быка, умирает и он. Раз тетя говорит так, значит, это действительно последний шанс увидеть Бу. — Иди, передай, что я его люблю.       Миллисента решительно встала. — Нет. Ты сама ему скажешь!       Она легко подхватила тетушку на руки — за время болезни та высохла и стала легче пушинки. Девушка порадовалась своим сильным рукам. Дошли до озера быстро. Миллисента разделась до сорочки, и они вместе вошли в воду. Когда-то тетушка Ропа держала на руках беспомощную Миллисенту и звала быка. Сегодня все было наоборот. Миллисента затянула песню-призыв — глубокую, низкую, на древнем языке. Песня шла из самого сердца, пронизывая каждую ее клеточку. Она уже не чувствовала дна под ногами, когда по воде пошли круги. Появился Бу. Он медленно, тяжело подплыл к ним. И только теперь Миллисента поняла, как он постарел. Морда из-за седины казалась не черной, а серебристой. Большие карие глаза были подернуты мутной пленкой. — Бу, я люблю тебя, — прошептала тетя.       Бык лизнул ее лоб своим шершавым языком.       Когда Миллисента вышла на берег, тетушка уже не дышала.

***

      Полная луна отражалась на глади озера. Высокая девушка скинула с себя рубашку и решительно вошла в воду. Она пела песню. Не ту, которой звала Бу. Эта была особенной — ее поет хранительница, чтобы призвать нового Быка. Поет первый и последний раз, ведь они будут вместе до конца жизни. Глубокий голос звал долго, протяжно. И он пришел. Большой черный бык появился на поверхности озера. Он тряхнул смешными маленькими ушами и внимательно посмотрел на ту, что звала его. Девушка выдержала взгляд. Она протянула руку, в которой был зажат кусок соли. Бык принюхался, затем лизнул руку. После этого девушка взобралась на его широкую спину и направила к берегу. — Сент. Я буду звать тебя Сент.