bad kinda player

— Я самый ужасный парень в мире. У Феликса нет никакого желания становиться зрителем спектакля одного актера с биполяркой в роли Чонина, поэтому он не реагирует на реплику, продолжая с умным видом изучать товар на полках. — У нас же плотное расписание, верно? Любой бы замотался! Просто вылетело из головы, это же не повод для расставания? Феликс, не повод же? Фактически, Феликс может однозначно ответить «Все в порядке, катастрофа только у тебя в голове». Фактически, Феликсу достаточно одного взгляда, чтобы Чонин стушевался и захлопнулся хотя бы до общежития. На практике же Феликс берет с прилавка две коробочки в обе руки, поднимает на уровень лица и старается не нервничать открыто. — Свечи с медвежатами или собачками? В его голосе чувствуется недовольство размером с чувство вины Чонина перед Чаном, хотя второй совершенно не в курсе ситуации. Возможно, Феликсу не стоило реагировать так резко, ведь Чонин сам по себе такой: мягкий, сомневающийся и неловкий. Он бурчит обиженное «медвежата» и в дальнейшем ходит за Феликсом молча. Это несправедливо, думает Феликс. Игры в брошенку совсем не в тему, учитывая то, что ему пришлось жертвовать сном и временем на тренировку, чтобы помочь Чонину подготовить сюрприз ко дню рождения Чана. Но Феликс хороший друг, всегда готов помочь и утешить, лишь бы Чонин не ударялся в такое состояние расстройства, как сейчас. Ой. Феликс искренне не понимает, почему именно на его долю выпало самобичевание Чонина, ведь у них в группе главную позицию запасного носового платочка занимает Чанбин (первая принадлежит Чану, но в данной ситуации не актуально). Заполненная до краев корзина и галочки в списке напротив каждой позиции немного успокаивают, поэтому Феликс снисходительно вздыхает и поворачивается к Чонину: — Чан понимающий и по уши в тебя влюбленный, поэтому не думаю, что его заденет такая мелочь. Ну, забыл ты про его день рождения и не подготовил подарок, и что? Сам же сказал, у нас расписание. — Он про мой не забыл, — булькает Чонин у Феликса за спиной, пока тот вываливает все из корзины на ленту кассы. У них на лицах плотные черные маски, да и вообще максимальная степень маскировки, чтобы никто не узнал, поэтому Феликс не видит надутые губы Чонина. Оно и к лучшему. Феликс изначально подумал, что вечер безвозвратно проебан, так думает и сейчас. Но он понимает, что до нервного срыва у младшенького около двух «не переживай» и, возможно, «я нашел в небе планету и подарил ее лучшему лидеру» от Джисона. — Не переживай. Мы же пытаемся исправить ситуацию, правильно? — выдвигает спасательный круг Феликс, косясь на сумму в чеке и запоздало понимая, что Чан будет должен ему как минимум три куска брауни и сутки отсутствия Чонина в комнате. — Спасибо тебе, хен, ты меня так выручаешь, — почти слезно говорит Чонин, все еще хвостиком следуя за другом. Феликс на пару секунд отвлекается от изучения чека на случай, если пробили чего лишнего, и дарит Чонину взгляд «еще хоть слово, и я съебываю». Для Чонина же это сродни сигнала к продолжению стендапа на тему «мой хен лучший, давайте назовем в его честь кофемолку», поэтому всю дорогу до дома Чонин придумывает — и обязательно озвучивает — синонимы к слову «классный». *** Как-то на интервью им задали вопрос: «Кто самый спокойный в группе» и все указали на Феликса без особых колебаний. Чанбин подпирает подбородок рукой и указательным пальцем закрывает губы, чтобы не засмеяться во весь голос. — По кругу! — верещит Феликс, взмахивания руками. Чонин лажает во всём. Рассыпает муку по полу, столу, волосам и шаткой психике Феликса. Разбивает четыре яйца, поскальзываясь на белках и падая на спину плашмя, естественно задев Феликса. Заливает сахар водой абсолютно случайно, а в спешке предотвратить катастрофу роняет сахарницу на стол, от чего сахар мокрыми ошметками разбрызгивается по гладкой поверхности. Феликс перестает моргать, когда Чонин пытается собрать сахар салфетками, но они мокнут, поэтому все вываливается на пол. Изначально Чанбин смотрел телевизор в общей комнате, а потом смекнул, что в кухне кинцо поинтереснее. Он пристроился на самом краю стола, чтобы его не задело ударной волной стараний Чонина. И на моменте, когда Феликс схватился за голову и молча проорал в потолок, Чанбин стащил с их стола пачку мармеладок, чтобы чем-то занять рот. — Я совсем не умею готовить, хен! — ноет Чонин, молотя венчиком во все стороны, будто не слыша каждое надрывное «я сказал по кругу, блять!». — Мне нужно просто прийти к Чану и честно признаться, что я- — Рукожоп, — подсказывает Чанбин. — Ты не помогаешь, — моментально реагирует Феликс. Он тянется за мармеладкой к Чанбину через весь стол, всеми фибрами призывая его не вступать в игру «довести Чонина до истерики», в которую сам проиграл раза три за несколько часов. — Ладно, Чонин, я пошутил, — сдается Чанбин, отдавая всю пачку Феликсу, а потом облизывает сладкие пальцы и вытирает их об скатерть. — Просто постарайся меньше думать о том, что ты накосячил, а больше о том как все исправить. Чонин падает на стул и утыкается лицом в ладони, тут же чихая, потому что все в муке. У него осталась последняя надежда на крем, который из всех ингредиентов получился на оценку «ну, норм» от кукин-шефа и «выглядит воздушно, но я пробовать не буду» от мармеладного монстра. На часах почти два часа ночи, а значит Чан вернется из студии уже совсем скоро. Из всего праздничного торта готов только ну-норм-крем и желейные червячки, поэтому Чонин прикидывает, а будет ли нормально подать просто гору крема в тарелке со свечами в виде медвежат. Главное же старание, да? Ну так вот Чонин очень старательно выбирал и свечи, и желейных червячков, и ленты для упаковки торта в коробку. И совсем неважно, что всем этим занимался Феликс, пока младший с разными интонациями грусти пел Voices. — Чонин-и, ты можешь подарить Чану даже эти милые свечи, и он все равно будет доволен, — пытается в успокоение Феликс. — Хочешь, мы все подарим Чану ужасные подарки? — подхватывает Чанбин, тут же отхватывая пачкой зефира по лицу. — Все еще не помогаешь. — Пойду прогуляюсь, — вздыхает Чонин, стряхивая муку с челки, — я не далеко. Он наспех одевается, не сильно заботясь о маскировке, но все же прихватывает маску и кепку. Ничего не остается, кроме того, чтобы прийти к Чану в студию и честно во всем признаться. И вдруг на глаза попадается яркая вывеска. Слишком броская для глубокой ночи, но на это и был расчет, если судить с названия. Чонин сомневается. Он никогда не задумывался о такого рода подарке, ведь обычно принято дарить что-то материальное, на что потом можно смотреть или чем можно пользоваться, что-то полезное… С одной стороны Чонин уверен, что Чану подобное не дарили, с другой стороны Чонин не уверен, что Чан в принципе это оценит. Он закапывается в собственном смущении и отходит на пару шагов назад от магазина косплея. Пути назад нет, говорит подсознание. Поэтому Чонин несколько раз медленно выдыхает, чтобы успокоить лупящее о ребра сердце, и дергает дверь на себя. Колокольчик над ней весело дребезжит, сразу привлекая внимание консультанта. Миловидная девушка приветливо улыбается и здоровается, с ходу отрабатывая звание лучшего работника месяца на отлично. Чонин мягко отказывается и окидывает взглядом манекены, полки и корзинки с аксессуарами. Мужской косплей тоже существует, подбадривает здравомыслие. — Нужна юбка. Ну пиздец. *** Как девушки с этим справляются Чонин не понимает. Он путается в кружевах, не сразу понимает как именно нужно надеть колготы (что это колготы Чонину подсказала консультант), долго решает оставлять ли белье и носки. Трудно сказать насколько по-идиотски он сейчас выглядит по шкале от «это что, колготки в сетку и кроссы?» до «господи, за что» — как видно, варианта, что все нормально у Чонина в голове не существует. От чего-то вспоминаются слова Феликса, что Чан очень понимающий, и от этого Чонин совсем немного успокаивается. Новый приход паники он ловит у дверей в студию, откуда играет музыка. Чонин расправляет руками юбку и переминается с ноги на ногу. Крупная сетка впивается во все места, натягиваясь с каждым движением, от чего хочется их поправить и оттянуть. Идеальный образ по меркам любого аниме, если бы не обычная черная футболка с принтом группы. — Он же твой парень, — успокаивает себя Чонин. Дыхательные упражнения не помогают, принося только головокружение и легкую истерику. — В крайнем случае, вы просто посмеетесь над этим. В комнате темно. Из освещения только монитор и экран телефона, на котором открыт vlive. Трансляция в честь дня рождения, догадывается Чонин. Чан сидит в своих больших наушниках и увлеченно клацает мышкой. Он расположен спиной и вряд ли услышал, что кто-то пришел. Для Чонина это так привычно и уютно, ведь практически каждую ночь они проводят здесь вместе: Чан занимается аранжировками, а Чонин вокалом или танцами. Он бросает взгляд в большое зеркало и нервно улыбается, увидев собственное отражение. Нужно вести себя увереннее, очень не хочется испортить сюрприз. Чонин пишет сообщение: «Я соскучился» Телефон Чана практически сразу звонко пищит, отвлекая от работы. Чонин видит, как Чан открывает сообщение и улыбается в своей манере: тепло и с любовью. «Я скоро приеду» — отвечает он, затем блокирует телефон и возвращает внимание на монитор. «У меня для тебя сюрприз» «Как насчет небольшого эксперимента?» Чонину кажется, что еще несколько секунд, и он сгорит от смущения. Затаившись здесь, в темноте, и втихаря наблюдая за застывшим Чаном, он мнет от волнения юбку и практически не дышит, чтобы не выдать себя. Чан смотрит на входящее целую вечность, прежде чем ответить «что ты имеешь ввиду?». Серьезно, Чан далеко не глупый и понял контекст сразу, но Чонин… Это же его маленький Чонин-и, он иногда непредсказуем. «И как девушки их только носят, любой ветер и все видно» — отправляет Чонин последнее сообщение и откладывает телефон на пол. Реакция Чана — то, чего и ожидал Чонин: глубокий вдох сквозь зубы, сжатый кулак у рта и тихое «вау». Он печатает ответ слишком дергано, но Чонин его прочитает немного позже, сейчас же медленно подходя к Чану со спины. Слишком смело для себя Чонин аккуратно дотрагивается до плеч старшего, одновременно целуя в шею и улыбаясь от легкого испуга. — Чонин-и, — тихо говорит Чан, снимая наушники и оборачиваясь назад. — Почему ты не в общаге? — Я… Я же сказал, что приготовил сюрприз. Судорожный вдох, и Чонин обходит кресло, чтобы стать напротив Чана и подняв ногу, упереться коленом ему в бедро. Тонкая сетка натягивается и впивается в кожу, четко отделяя на ней форму ромбиков. Кружевная юбка топорщится во все стороны, притягивая взгляд. Чонину хочется сбежать и спрятаться, когда он видит реакцию Чана. Удивление смешивается с восторгом, его рот непроизвольно открывается, а пальцы опускаются на бедро младшего. — Сюрприз удался, — охрипшим голосом говорит Чан и громко сглатывает, рассматривая Чонина с ног до головы, будто видит впервые. По сути, так и есть. В таком виде — впервые. Чан честно понимает, что спугнуть Чонина он может любым неосторожным или резким движением, поэтому медленно ведет кончиками пальцев от колена до края юбки по ноге, на которую младший упирается. Тонкие, но прочные ниточки колгот перекатываются под подушечками, от чего их хочется сжать и с силой оттянуть. Хочется, чтобы Чонин сдавленно замычал от боли. Но Чан нежный и понимающий, он будет делать все аккуратно. Чонин смотрит сверху вниз и считывает каждую эмоцию, с каждой секундой все больше расслабляясь, потому что Чан смотрит в ответ горячо и с явным желанием. Облизывает губы, ведь целоваться хочется так сильно. Дыхание спирает, когда младший наклоняется и легко чмокает родные губы, на этом останавливаясь. Руки бесстыдно скользят под юбку, оглаживают и слегка сжимают ягодицы, тут же замирая. — Колготы и все? Чонину не дают времени ответить, легко задирая вещь и рассматривая колом стоящий член, что обтянут черными ромбиками. Покрасневшая головка выходит за пределы резинки колгот, и Чонин практически скулит, когда Чан легко ведет рукой сверху-вниз по всей длине. Хочется снять с Чана всю одежду, чтобы уровнять их счет по моральной обнаженности с помощью физической, поэтому Чонин скребет пальцами старшему по спине, собирая худи гармошкой и рывком снимая. За ней же идет и остальная одежда — без слов и возражений. Сильные руки тут же притягивают к себе, перехватывая за бедра и усаживая сверху. — Постараемся не упасть, хорошо? — спрашивает в самые губы Чан. У него стоит так крепко, что Чонин чувствует это даже животом, которым плотно прижат к Чану. — Это еще… еще не все сюрпризы, — шепотом говорит Чонин и заводит руку старшего себе за спину, аккурат между ягодиц, чтобы чужие пальцы сразу нащупали твердую шляпку анальной пробки. Ох, блять. У Чана темнеет глазах и по коже идут волны мурашек, особенно, когда Чонин ведет языком по шее и прогибается в спине. Мягкие губы посасывают и облизывают кожу, не оставляя следов, только влажные дорожки, а тонкие пальцы сжимают плечи, удерживаясь на месте. Ощущение полного контроля над младшим опьяняет и возбуждает до предела. Тянуть нет смысла — они хотят этого оба и выдержка Чана не так сильна, поэтому он гладит силиконовую шляпку, чтобы после отбросить небольшую пробку на пол. Чонин стонет то ли от облегчения, то ли от удовольствия. У него начинают дрожать ноги, поэтому Чан ему помогает, потянув на себя, чем младший удачно пользуется: одной рукой обхватывает чанов член и направляет в себя медленно-медленно. Опускается неспешно, на выдохе с приоткрытым ртом, постепенно привыкая к заполненности. Сперва совсем немного — наполовину, с тихими стонами и мычанием, а затем полностью до упора. Горячо и тесно, кажется, что между ними совсем нет расстояния. Чану хорошо до звездочек, но шевелиться совсем не хочется. Он все еще контролирует Чонина, даже в таком положении. Нити колгот обхватывают теперь и член Чана, сдавливая у основания несильно, но ощутимо, от чего крышу окончательно сносит и пальцы крепко обхватывают чониновы бедра, опуская на себя еще сильнее. Младший закатывает глаза и протяжно стонет, упиваясь ощущениями, и вдруг говорит: — Я хочу, чтобы ты кончил в меня. У Чана срывает тормоза. Чонин не говорил такого никогда, всегда смущался и краснел, отказывался и избегал любые темы разных способов удовлетворения. И сейчас он в девчачьей юбке и блядских колготках в сетку балансирует на грани здравого смысла. Чан задает темп сам, помогает Чонину скользить по стволу и поддерживает за ягодицы, направляя и меняя угол проникновения. От кайфа хочется кричать и благо, что они сейчас не в общежитии, иначе извиняться пришлось бы долго. По вискам Чонина стекают капли пота, а голос стал глубже и ниже, от чего кончить хочется уже сейчас. Собственный голос Чан не узнает — это не стоны, а почти рык, и из-за него Чонина кроет еще сильнее. Младший обхватывает чужую шею пальцами и двигается резче, опускаясь быстро, а поднимаясь медленно до помутнения. Ткань юбки вздымается, и Чан опускает взгляд туда, где член Чонина плотно прижат к животу резинкой колгот, и где трение доводит до исступления. — Давай, малыш, — разрешает Чан, а Чонин будто только этого и ждал — он сжимается и изливается, громко прокричав. Его трусит и пульсирует во всех местах. Чану хочется, чтобы это не заканчивалось никогда, пальцы онемели и все, что он сейчас может — смотреть Чонину в глаза и толкаться размашисто и резко, подготавливая себя к финишу. Поцелуй происходит неожиданно и жадно, будто они никогда прежде не наслаждались губами друг друга. Чонин ведет языком по небу, кусает губы и стонет, стонет. Все возбуждение скапливается в одной единственной точке и резко выстреливает, обильно и глубоко, как Чонин хотел. Сказать что-либо невозможно, потому что младший не перестает целовать, не давая шанса выдохнуть. Он медленно расслабляется и наконец обмякает, с громким причмоком отстраняясь. Дыхание тяжелое и загнанное, но Чонин улыбается так довольно и счастливо, что Чан не может не ответить тем же. Перспектива просидеть так несколько часов к ряду кажется не такой ужасной, если бы не несколько способствующих факторов. Им рано ехать на запись, Чану нужно доделать аранжировку, а Чонину поспать хотя бы пару часов. — Я тебе торт сделал, — с улыбкой говорит Чонин, утыкаясь носом в шею старшего, тихо посмеиваясь. — С днем рождения меня, — довольно отвечает Чан, обнимая Чонина сильнее. Ну-норм-крем и свечи с мишками подождут до утра.