Сокровища Се Ляня

Хуа Чэн не питал иллюзий насчёт собственных способностей в каллиграфии. Несмотря на ежедневные занятия, он не преуспел и прекрасно понимал, что Се Лянь хвалит его, чтобы поддержать, а не потому, что иероглифы стали ровнее или в них появилось изящество. Впрочем, разве они не затеяли это обучение, только лишь как прелюдию к чему-то большему? Единственное, что иногда смущало Хуа Чэна, так это исчезновение испорченных листов. Они словно испарялись, но искать их обычно не было ни времени, ни желания. В конце концов, рядом был его великолепный супруг, его божество, тот, кто принял его, несмотря ни на что. Разве какие-то листки способны были отвлечь от этого факта? В очередной раз получив похвалу и награду — скромные поцелуи в щеку давно сменились нежными и страстными в губы, Хуа Чэн предложил: — Гэгэ, давай сегодня я уберу здесь? — Мне это совсем не трудно, — вывернулся из его объятий Се Лянь, тут же принявшись собирать прибор для каллиграфии и складывать рисовую бумагу. — Лучше... приготовь для нас... постель. Очаровательный румянец чуть коснулся скул его высочества наследного принца, а ныне — Императора Небес. Он всё ещё смущался — собственных ли желаний или того, с какой готовностью отдавался им — но Хуа Чэн находил это особенно трогательным и прекрасным. — Как скажешь, гэгэ, — согласился он сразу же, но оставил одну бабочку порхать прямо у Се Ляня за спиной. Не потому, что подозревал его в чём-то. Весь сегодняшний день они провели в разлуке, решая вопросы, мало связанные с совместной жизнью, и Хуа Чэн хотел ещё немного понаблюдать за тем, как Се Лянь занимается делами, не напоминающими о Верхних Небесах. Стоило ему уйти, как Се Лянь с особой нежностью поднял исписанный всё тем же стихотворением лист и улыбнулся перекошенным иероглифам, а затем, оглянувшись, точно проверяя, не следят ли за ним, подошёл к шкатулке, спрятавшейся в стенной нише храма. Он поднял крышку так осторожно, точно под ней скрывалось великое сокровище, спрятал листок туда и только после того закончил с уборкой. Хуа Чэн, всё это время простоявший над постелью, озадаченно взялся за уголок подушки и неловко встряхнул его. Неужели Се Лянь… сохраняет все свидетельства его бесполезной борьбы с правилами написания иероглифов?.. Но в этот миг сзади подошёл сам Се Лянь, его ладони скользнули у Хуа Чэна по спине, вызывая дрожь, и всякие мысли рассыпались. Погасли серебряные бабочки на потолке, в стороне оказались Жое и Эмин, а супруги остались только вдвоём. *** В объятиях Хуа Чэна Се Лянь засыпал крепко и с улыбкой. Так крепко, что можно было выскользнуть из его рук, прокрасться в главный зал Храма тысячи фонарей и найти шкатулку в стенной нише. Хуа Чэн остановился перед нею в неловком размышлении. С одной стороны, он вовсе не хотел подсматривать за тайнами своего возлюбленного. С другой — считал важным следить за всякими мелочами, чтобы… Чтобы никто и никогда не сумел бы причинить ему вред. Вряд ли шкатулка затаила злые помыслы, но Хуа Чэн чувствовал угрозу, а может, просто пытался оправдать собственное любопытство. Се Лянь спал, и трепещущие крыльями серебряные бабочки следили за ним, чтобы вовремя предупредить Хуа Чэна. Он всё-таки решился и поднял крышку шкатулки. Не требовалось ни ключа, чтобы открыть её, ни заклинаний, ни бросания игральных костей. Она открылась запросто и безыскусно, точно ничего ценного не скрывала. И, честно говоря, Хуа Чэн согласился — здесь ничего ценного и не было. Лишь исписанные его рукой листки, лишь сухие лепестки белых цветков. Сколькими из них он успел украсить волосы своего принца за всё время, что они были супругами?.. Неужели, едва цветок увядал, Се Лянь… не выбрасывал его? Сердце демона не билось, но всё же дрогнуло в груди. Удивительное чувство охватило его целиком, и он забыл и про бабочек, и про то, что Се Лянь спит крепко лишь в его объятиях и просыпается очень скоро, если его рядом нет. — Сань Лан? — голос застал его врасплох. Хуа Чэн резко повернулся, сонный Се Лянь мягко улыбался ему. — Что ты делаешь, Сань Лан? — Я… — но он не знал, что ответить, а шкатулка стояла открытой, подсказывая, что он проник в тайное хранилище Се Ляня без спроса. — Ты… покраснел. Не предполагал даже, что… — Се Лянь приблизился и коснулся его щеки. Его полыхающей щеки, хотя демоны не умели краснеть, и холодная кожа всегда оставалась холодной, если, конечно, Хуа Чэн не согревал её намеренно, для супруга. — Гэгэ… Се Лянь скользнул взглядом по шкатулке, но не убрал ладони, не рассердился, и взгляд его остался всё таким же нежным и мягким. — О… прости, — прошептал он смущённо. — Наверное, это… Я храню их, да… Он опустил взгляд, будто сам сделал что-то неправильное, будто это Хуа Чэн застукал его рыскающим по тайникам. — Почему, гэгэ? — негромко спросил он, а чувство в груди разрасталось и скулы полыхали так сильно, точно внутри разгорелась свеча, а он сам превратился в небесный фонарь, который должен быть вознесён во славу Императора Небес. — Посмотри, — Се Лянь сделал ещё шаг. Его пальцы соскользнули со щеки Хуа Чэна, но только чтобы вытащить с осторожной нежностью исписанные листки. — Здесь — каждый шаг… Каждый день, что мы провели вместе. Не хочу забывать ни один из них, — отложив листки, он взял один из хрупких цветков и убаюкал его на ладони. — Этот оказался в моих волосах незадолго до того, как Линвэнь настояла, что мне нужно подняться на Небеса и разрешить спор мелких божеств. Когда я появился перед ними всего лишь с цветком в волосах… в простом белом ханьфу, которое не сияло золотом и не переливалось звёздным блеском, как их собственные одежды, их лица так вытянулись, что я долго ещё не мог перестать улыбаться, — он отложил цветок и достал ещё один. — А этот… Хуа Чэн стоял чуть позади, и его мёртвое сердце трепетало от любви, а Се Лянь рассказывал о своих сокровищах, улыбался им, а после, обернувшись внезапно, сказал: — Позволишь мне и дальше хранить их? Вместо ответа Хуа Чэн подхватил его на руки и унёс в спальню, чтобы вознести ему молитву, как привык и умел, чтобы показать звёзды и бросить их к его ногам. Серебряные бабочки осторожно уложили листы и цветы обратно в шкатулку. Крышка захлопнулась сама собой, чтобы и дальше сохранять сокровища Се Ляня.