Сесилия

Его разбудила боль. Боль вырезала на предплечье линии, складывала в узор его судьбу, сплетала из множества веточек, разбросанных по Тейвату. Венти хрипло выдыхал, со свистом, впиваясь пальцами в руку. Выцарапать, уничтожить боль, разъедающую вены, сердце и лёгкие. Перед глазами мелькали искры, плоть плавилась и горела, горела так долго, сколько ни один человек не выдержит. А он ведь и не человек вовсе. Когда стало немного полегче, когда ожоги сложились в шрамы, идентичные шрамам далёкого человека, сил хватило только подхватить слабым порывом ветра выпавший у очередного путешественника бинт, спрятать за ним уродливый узор, чтобы никогда больше не видеть. У Архонтов не может быть соулмейтов — слишком горька была бы участь бессмертных богов, наблюдающих за смертью своих предначертанных. Но кому какое дело? Жизнь всегда забирает единственную отдушину. Мондштадт — город свободы, а их Архонта только что заковали в цепи и отрезали крылья. Через пару часов, когда пульс станет нормальным, только тогда Венти осознаёт, что с ним произошло. Лучше бы не осознавал. Через пару недель, а может и месяцев, богам некогда следить за временем, появляется Итэр. Путешественник по другим мирам. От него веет далёкими и неизведанными, ещё не потерянными воспоминаниями о приключениях былых лет. В волосах запутались листья, ссадины по рукам и ногам, но улыбка слишком горькая, взгляд то и дело упирается в никуда — его зовёт Люмин, единственная, кем можно дорожить — и Венти вновь видит то, чего видеть нельзя. Узоры на предплечье точь-в-точь, как выжженные на руке шрамы, в руках однажды появилась детская книжка про соулмейтов. Это он. Бард ухмыляется, поёт песню о любви, вечной и нереальной, проглатывает сожаление. Путешественникам свойственно уходить и не возвращаться, значит, однажды и запись в дневнике про него, Венти, выцветет и забудется, как милая сказка. Вместе с ней забудет и Венти, можно потерпеть. Боги мудры, их любовь не похожа на людскую. Архонты любят запах своих владений, каждый листочек и камешек. Для них нет любимчиков или ненавистных, для них все равны и одинаково любимы, уважаемы, нужны. Боги не испытывают нужды в любви романтической, горькой, привязанной к кому-то одному. Им хватит красного заката, новых сплетен и стакана крепкого алкоголя. И хотя Венти может обойтись только последним, он не отказывает себе в удовольствии лишний раз задержаться на крыше домика в Спрингвейле, наблюдая за тем, как огненный шар опускается за горизонт, рука машинально тянется погладить ожоги. Венти не отказывает себе в удовольствии лишний раз посмотреть на задумчивого Итэра, который вновь бубнит себе под нос что-то про сестру, грустно вздыхает и вздрагивает, замечая стоящего в трёх шагах барда. Венти готов ненавидеть Итэра. Он уже ненавидит его: с яркими жёлтыми глазами, пусть и не умеющими смотреть в душу, но замечающими ничуть не меньше, на самом деле всё ещё слишком мало. Ненавидеть сложно, особенно в моменты, когда мальчик, богу трудно назвать его парнем, снова смотрит в пустоту, высчитывая то-ли количество дней, то-ли количество силы воли, потому что им не хватает ни того, ни другого. Ненавидеть сложно, но стоит продолжать пытаться. Магия соулмейтов медленно сводит с ума, а если ты слабейший из Архонтов, сопротивляться становится бесполезно. Путешественник опять сбегает в таверну от слишком громкого мира, садится рядом с бардом и смотрит, пока бармен ставит рядом безалкогольный напиток. Венти посылает свою ненависть куда подальше, пьяно улыбается и под звуки всеобщего возмущения целует руку Итэра. У них ничего не получится. Итэр единственный, кто может идти наравне с богами. Именно поэтому он единственный, кто богам никогда не достанется. Есть ещё Люмин, но Венти почти видит, как его меч пронзает тела несчастных, посмевших приблизиться к драгоценной сестрёнке. За неё путешественник душу продаст и не заметит, Венти это почти пугает, почти, потому что сам привязан к Итэру так же безумно, как он к сестре, но легче не замечать пульсирующие следы на предплечье, молча сносить тянущую боль от недостатка контакта с соулмейтом, как будто по обоюдному согласию. Для одного важен только родственник, перешедший на тёмную сторону, а для другого имеет значение только Мондштадт. Не замечать и правда легче. Пусть мальчик с золотыми волосами только попросит, Венти отдаст и всю силу Анемо элемента, и Сердце Бога сам вырвет, даже Сидровое озеро уничтожит, не найти будет во всей вселенной. Итэр благосклонно принимает Анемо, побеждает Двалина, отторгает то, что бог никогда и никому не одалживал, и бросается к статуе в Ли Юэ, чтобы поиграться с камешками или залезть на гору повыше, Венти точно не знает и знать не хочет. Богам не нужна любовь, мантра давно не работает. Глаза на испытание для путешественника открываются поздно. Кто, зачем, куда — всё это стало известно за месяцы долгих наблюдений, подсчётов и выводов. Сказать нельзя, из горла вылетают только странные хрипы, до Венти доходит — не время. Даже для собственного соулмейта нельзя приоткрыть двери судьбы, игра только начинается, а Итэр, может не знает об этом, но его путешествие уже закончено. Данслейф покажет путь близнецам, ставшим лучом света для всего Тейвата, пусть Венти подавится цветками сесилии, если они прорастут в горле, станет легче. Без Сердца Бога бард почти как человек. Почти, потому что опыт тысячелетий не вырвать из памяти как по щелчку. Даже без своей силы он всё ещё архонт Мондштанда — в этом его с раздражением упрекает Паймон. Венти хватает Итэра за руки, восторженно говоря, что они теперь похожи. Путешественник отдёргивает руки испуганно, на секунду в его глазах видно то, что, кажется, должно быть в глазах у Люмин: бесконечная злоба ко всем, кто тронул вещь, принадлежащую близнецам. Итэр извиняется, а перед глазами у Венти всё ещё стоит этот взгляд и чуть скривленные губы. Ничего удивительного, думают оба, и каждый по своему прав. Путешественник мнётся, садится рядом с лежащим на траве Венти и, запинаясь, спрашивает про соулмейтов. Бард даже не открывает глаза: судя по звукам, Паймон осталась где-то в другом месте. Венти улыбается. Да, связь соулмейтов — любовь без оснований. Да, не стоит волноваться, твой соулмейт скорее всего ребёнок, он даже не вспомнит о связи, если ты в скором времени покинешь мир. Нет, такого же рисунка ещё не довелось заметить, но если вдруг что — Венти тут же скажет об этом. Улыбается, шрам под бинтами чешется до боли. Осознание: на Итэра магия соулмейтов не действует. Он не почувствует беспричинной любви, взглянув на бывшего бога. Можно выдыхать, но дышать тяжело. Сесилии оплетают лёгкие, приходится молчать и улыбаться. Итэр благодарно кивает и уходит. Путешествия в Ли Юэ затягиваются, бард не удивлён. Там новый мир, новые люди и новый архонт, пока ещё с Сердцем бога, Венти кривится, но это ненадолго. Царица страшна в своём стремлении, остановить её сможет лишь рассказчик и главный герой, а Венти ни первым, ни вторым не является. В истории про героя с золотыми волосами почётно быть хотя бы ненужным соулмейтом. «Чжун Ли неплохой старик» — шепчет одними губами, выплёвывает кровь, поднимает с пола лиру. «Нет ничего необычного», повторяет, «это довольно предсказуемо». Цветы сесилии не согласны, прорывают вену, бинт и болевой порог. Венти кусает руку, сдерживает крик, вырывает уже не первое проросшее растение. Зрители ждут за дверью, новое представление: сегодня будет прекрасная песня о разбитом сердце. У них ничего не получится, и это было очевидно с самого начала.