Спорить бесполезно

      Сколько Цзян Чэн учился в академии заклинательства, всегда удивлялся тому, какими разными всё же были выходцы факультетов, и как же точно распределяла по направлениям их чёртова шляпа — все непременно оказывались на своих местах. В этой академии вообще все были там, где им пристало быть, и это было чудесно, но порой пугало до чёртиков.       Например, что Вэй Ин был шебутным и неугомонным знали все и каждый, но что где-то в глубине его души прячется талант к запретным искусствам не знал никто, кроме треклятой распределялки, отправившей сводного брата на змеиный факультет. Впрочем, слона за занавеской не спрячешь, так что на третьем курсе всё тайное стало явным, но настолько спонтанно и так случайно, что даже через месяц хотелось истерически хохотать в голос: просто в какой-то момент лабораторию Лань Сичэня, учителя зельеварения, во время очередного безобидного опыта, затянуло мрачной дымкой и из ниоткуда полезли рукастые тени. Усянь напортачил с одним единственным словом в заклинании, а вместо зелья провидения получился эликсир привидения, у Хуайсана, традиционно хватавшегося за сенсации, вышел громкий заголовок — «Новый тёмный лорд в стенах академии! Чем нам это грозит?» -, а у учителя боевой магии, отвечающего за безопасность в стенах училища, прибавилось работы на целую неделю: отлавливать сбежавших тёмных тварей, обновлять талисманы защиты, убедиться, что младший брат свои поганые ручки с писаниной дальше черновика не пустил… Таким хмурым, как тогда Не Минцзюэ студенты ещё не видели и боялись даже слушать, о чём он гневно шептал виновато накручивающему на палец длинную ленту, держащую волосы, Лань Хуаню. На громкую ругань и непотребные выражения вкупе с рукоприкладством он тогда не переходил, кажется, только потому что за это его всякий раз лишали премии и высаживали из академии на пару недель, заставляя копаться в бумажках и докладах больше положенного, но даже так было понятно, в каком гневе пребывал мракоборец. Вэй Ин старался с тех пор брата их общего лучшего друга избегать, если это было возможно, и Ваньинь уверен, что совершенно точно не зря: чего только стоило то, что тот на следующий же день выставил незадачливого недо-чернокнижника на поединке против Лань Ванцзи, держащего в руках палочку не хуже клинка и знающего все заклятия наизусть. Первый среди молодых дарований, он уступал в мастерстве разве что выпускникам и учителям — что ему мог противопоставить талантливый, но неусидчивый и нетрудолюбивый Усянь с дырой в голове? Разве что громкие крики, мольбы о пощаде и беготню по всему залу в попытках уклониться, что, кажется, Ланя не столько трогало и умиляло, сколько бесило — лицо алело, а руки начинали трястись, словно чесались ударить не с помощью духовной энергии, а наживую.       «Он меня убить хотел! Вы видели, как меня в стену припечатало?!» — ещё с неделю причитал сводный брат, прячась за спины «злюки А-Чэна» и «вредины А-Сана» от укоризненных взглядов преподавателей и насмешливых — других студентов. Непонятно, правда, про кого именно парень вёл речь: то ли про боевого мага, оставшегося более чем довольным исходом сражения, то ли про однокурсника, носящего синие одежды Лан Вуя.       Когда спустя неделю после случая с привидениями в другом классе находится умник, рискнувший этот опыт повторить, взрыв тёмной энергии оказывается в три раза сильнее, из рам окон выбивает все красивые витражи, а посреди лаборатории сидит не просто призрак, а полноценный живой, агрессивный, уродливый труп. У Ваньиня, прибежавшего на крики, глаза на лоб лезут, а стоящий за его спиной безмолвный Хуайсан тихо нервно смеётся, пряча лицо за зачарованным веером и хватая друга за плечи так, словно вот-вот упадёт в обморок. Вэй Ин присвистывает, то ли от шока, то ли от восхищения, и лучше бы это было первое.        На их глазах разворачивается удивительное действие: Лань Хуань, никогда до этого не применявший силу на глазах учеников, достаёт изящную волшебную палочку, больше похожую на произведение искусства, чем на оружие, и даже вслух ничего не произносит — лишь вырисовывает какой-то знак, а нечисть тут же начинает корчится в муках на полу и визжать. Длинные бесформенные конечности тянутся в сторону студентов и кажутся безразмерными, вытягиваясь на чи и больше. Студенты первого курса жмутся к стенке, боясь подходить к столам, под которыми распласталось мерзкое тело, и кого-то явно вот-вот вырвет, кто-то вовсе падает в обморок, и в какой-то момент, когда Сичэнь заслоняет собой маленькую девочку со слепыми глазами в магических очках, его хватают мертвецкой хваткой за ногу. Учитель судорожно кричит детям убираться прочь из класса, но его или не слышат, или не могут сдвинуться с места. Тогда он резко переводит взгляд на застывших старших студентов и выразительно кивает на детей, вычерчивая палочкой ещё один знак — руку отрывает от туловища, и монстр протяжно воет.       Первым в себя приходит Вэй Ин, вбегая внутрь и начиная вытаскивать детей, впавших в ступор, за ним и младший брат, а вот их друг предпочитает остаться снаружи, быстрым движением прикрепляя на дверь защитный талисман и приводя в порядок выбежавших младшекурсников. — Не входите в класс, — говорит зельевар, и когда последнего ребёнка выводят наружу, наконец произносит заклинание вслух: его исполнение кажется мощнее того, что могли произвести учащиеся, и студенты на пару секунд замирают, завороженные тем, как ловко преподаватель перемещается с места на место, словно паря по воздуху без опаски, что длиннорукое чучело заденет детей. Почему он не воспользовался боевым заклятием оставалось вопросом и повисло в воздухе так же остро и болезненно, как общее хлюпанье ревущих первогодок.       Когда в коридоре появляется угрожающе-тёмная фигура Минцзюэ, Хуайсан пропускает нервный смешок и наигранно громко начинает успокаивать напуганных студентов, а Вэй Ин демонстративно поднимает руки вверх, словно бы намекая, что он тут совершенно-совершенно ни при чём. Мужчина внимания на них не обращает, залетая в аудиторию и громко хлопая за собой дверью. В руке у него не палочка, а сабля, и Ваньинь благодарен за то, что ему повезёт не видеть, как Бася разрубит труп напополам, а то и большее количество кусков. Одно дело развеять призрака — короткое и даже не боевое заклятие, так и чёрт с ним! за таким действом наблюдать было приятно и интересно, даже попробовать хотелось. Труп же, имеющий материальное тело, явно от боевого заклятия или применения грубой силы начнёт истекать кровью, органы вывалятся (или что там вместо них у призываемой нечисти?), а потом эта гадость начнёт разлагаться, гадко вонять… Бр-р-р!       Как хорошо, что смотреть на это ему не предстоит. Не то чтобы страшно — мерзко; да и младшие не выдержат такого. Отвратительно ведь! Слишком для детской психики.       Тишина, воцарившаяся в коридоре и прерываемая разве что тихим шелестом одежд, когда младшекурсников разогнали по комнатам, напрягала разве что Лань Ванцзи, обречённо перетаптывающегося с ноги на ногу у кабинета брата, и Вэй Ина, искренне беспокоящегося за то, что с ним сделают, как с начинателем всей этой эпопеи. Цзян Чэн остался за компанию с другом, недовольно оправляющим зелёные одежды (крики «Ах ты змея!» и «Да-гэ, положи саблю!» при поступлении помнили все) и пообещавшим, что их ждёт грандиозное зрелище. Возможно, ещё его держала толика интереса, да, но вряд ли Ваньинь признался бы в этом даже под пытками.       Закончив с уничтожением нечисти и всех следов её там пребывания — даже витражи на место встали! вот так магия! -, в коридоре показываются сразу оба учителя, в пол-тона о чём-то препирающиеся. Сичэня ощутимо пошатывает, и он опирается на руку Минцзюэ, но лишь до того момента, как к нему подскакивает молчаливой тенью младший брат. Лань Чжань бросает странный, словно ревнивый, взгляд на второго учителя и оттаскивает молодого мужчину на себя. — Я в порядке, Ванцзи, просто это было… неожиданно, — с тихим смехом отзывается преподаватель, улыбаясь своей обычной, привычно-приветливой улыбкой. — Неожиданно? — приподняв бровь, резко спрашивает боевой маг, и от того, как громко и угрожающе звучит его голос, у Вэй Ина явно что-то ёкнуло и упало в пятки, потому что он побледнел лицом и снова спрятался за спины друзей. Хуайсан же был на удивление спокойным; хотя, возможно, его можно было понять: к резкому тону брата он давно должен был привыкнуть. — Сичэнь, эти полудурки раз в неделю исправно взрывают твою лабораторию, а в последний месяц ещё и всякую нежить призывают. Я бы на твоём месте уже давно… — Прошу, не ругайся при детях, — просит его, ненавязчиво вклиниваясь в начавшуюся было гневную тираду голосом разума, Лань Хуань и отчего-то тянется в сторону злого, как чёрт, мракоборца, хватает за предплечье. На его месте, скорее всего, любой бы предпочёл отойти как можно дальше. Да что там, никто, кроме благовоспитанного Нефрита, не стал бы вообще вмешиваться. На удивление третьекурсников, мужчина покорно фыркает, и, прорычавшись и широко взмахнув руками, подбирает другие, приличные, слова для описания своих мыслей:  — Не надоело ещё их выгораживать? Может, пора демонстративно наказать виноватых в пример остальным? — Его тяжёлый взгляд скользит в сторону младшего брата и Цзян Чэна, за спинами которых нервно дёрнулся едва-едва торчащий высокий хвост с красной лентой. Вэй Ин вцепился в друзей ещё крепче, и нагнулся сильнее, словно становясь вновь трёхлетним ребёнком, на которого вот-вот спустят стаю собак. — Минцзюэ-сюн, — В глазах учителя зельеварения Ваньиню на секунду мерещатся смеющиеся весёлые огоньки, похожие на те, которыми сияют глаза сводного брата перед проказами, когда он наконец может перевести взгляд с грозного боевого мага на братьев Лань. — Они же просто дети. Я считаю, что это мой проступок, раз не донёс достаточно ясно материал, и они ошиблись в заклинании… Если хочешь наказать их, то и меня накажи.       Лицо Не Минцзюэ с каждым словом мрачнело всё сильнее, и словно бы на несколько тонов побагровело к тому моменту, когда старший из братьев Лань, мило улыбаясь, мягко похлопал его по плечу. Сейчас заклинатель выглядел так, словно ещё пара секунд — и он откусит коллеге голову. Очевидно, миролюбивый выпускник факультета святош, как негласно прозвали всех носящих на себе синий герб с чёрной вороной, стремился усмирить как всегда скорого на расправу друга студенческих лет, воззвать к его хвалёному чувству справедливости, — наказывать неразумных детей? за то, что они просто не умеют контролировать свои силы и не разбираются в чтении заклятий? — но лишь дёргал тигра за усы, раззадоривал и без того пылкий характер и желание рубить головы. Цзян Чэн облегчённо выдыхает, когда состояние учителя боевых искусств сменяется на привычное недовольство, и тот удаляется восвояси, слегка пихнув Лань Хуаня под бок и бурча себе под нос, что он ему это ещё припомнит. Да, зрелище определённо было увлекательным: где ещё можно увидеть, как Первого Нефрита семьи Лань отчитывают за проступки? И чтобы сам он выгораживал чернокнижников?       Когда спустя неделю взрыв тёмной энергии случается на занятии по управлению клинками, которые вёл наравне с боевой магией Минцзюэ, от того, чтобы обматерить и прирезать тёмного мага на месте, учителя сдерживают Лань Цижэнь и Цзян Фэнмянь с супругой, заглянувшие проведать своих сыновей, на одного из которых практически каждый третий день приходили жалобы разного содержания — краем стало известие о тёмной энергии в меридианах мальчишки. Преподавателю приходится сдержать свой гнев из уважения к старшим, но вот мадам Юй сдерживаться не собиралась изначально, и незадачливому чернокнижнику всё-таки прилетает — не саблей, но кнутом, и кто знает, что хуже.       В тот же вечер в кабинете директора собирают всех учителей и старших заклинателей. Кажется, все, кроме Лань Сичэня, берут с собой на разборки не только волшебные палочки, но и клинки. Цзян Чэну страшно было подумать, что ждёт незадачливо мнущегося у дверей первогодку (кажется, звали его Сюэ Ян), и Вэй Ина, в качестве первого виноватого, вызванных на ковёр к общему совету. Разбирательство длится дольше часа, и задремавший было в нервном ожидании Ваньинь просыпается от того, что Хуайсан стучит по его плечу веером. Он видит, как учителя боевых искусств нагоняет Сичэнь, крепко хватая за плечо. Они о чём-то беседуют, прежде чем скрыться в коридоре, и от этого чего-то лицо мужчины перед ним стремительно багровеет от ярости, а крепкие ладони сжимаются в кулаки — даже слышится удар по каменной стене. Следом выходят бледные, как полотна, чернокнижники, и Вэй Ин, поддерживая истерично, почти как сумасшедший, смеющегося первогодку под руки, рассказывает, что Минцзюэ был полон решимости их из академии исключить и почти что заручился поддержкой остальных — вмешался учитель зельеварения, в своей привычной манере воззвав не то к гуманизму, не то к себялюбию окружающих. Дословно, уверил всех, что они лишь дети, незнающие своих возможностей и неозлобленные, и их нужно просто правильно обучить, и кто лучше преподавателей академии может с этим справиться? Мракоборцу пришлось отступиться. — Мне кажется, твой брат рано или поздно его зарежет, — тихо говорит шагающему рядом с ним Хуайсану Ваньинь, когда Усянь и младший заклинатель, вцепившийся в него мёртвой хваткой, приходят в себя и принимаются громко обсуждать, как к ним были грубы. — Он его не зарежет, — ухмыляясь и пряча лицо за веером, что только глаза блестят, начинает студент факультета Лю Ши, — а выебет. — К щекам наследника Цзян приливает кровь. О чём вообще думает Хуайсан? Его молчание явно воспринимается, как вызов, потому что младший брат мракоборца тут же тихо-тихо смеётся и хитро спрашивает: — Спорим? На желание?       Цзян Чэн осоловело фыркает, эмоционально вскидывая руки к потолку и, кажется, его жест принимают за согласие, да и сам он, в принципе, не против, просто потрясён. Про себя молодой человек всерьёз воспроизводит все известные факты и приходит к выводу, что между преподавателями ничего серьёзнее дружбы и взаимного уважения быть не могло — они же такие разные! Как огонь и лёд! Один из принципа боевой магией не пользуется, второй же не против и кулаком по лицу съездить! Лань Хуань и Не Минцзюэ постоянно сходились в словесных перепалках, но если так подумать — никогда всерьёз не ругались… Отбросив прочь смущающие мысли, молодой человек сильно фыркает, справедливо уверяя скорее самого себя, чем кого-то ещё, в том, что они просто очень дружны — знакомы с самого детства, учились вместе, почти единовременно сдавали выпускные экзамены, вместе боролись со злом, пока Сичэнь свою карьеру мракоборца не прервал (почему — до сих пор никто не знал, тайны семья Лань хранить умела, а орден мракоборцев не распространялся о своих проблемах). Следом приходит несвоевременная мысль, что не прошло и года, как в академию явился и старший брат Хуайсана, изъявив желание работать преподавателем наравне с другом, и Цзян Чэн задаётся вопросом: а может ну его? спор этот? Вдруг не прав? Кто же без особого повода — такого как отнюдь не братско-дружеские чувства, например, — решит обременить себя ещё и работой с неразумной малышнёй? «Тот, чей брат только-только поступил в академию», — успокаивает себя наследник Цзян. Точно, да, совершенно и абсолютно однозначно, Минцзюэ просто хотел проконтролировать, что Хуайсан не пинает мандрогоров корень, а учится! Вот и всё!       Аргументов находится ещё порядка десяти, как минимум, но Ваньинь, смотря на уверенную и предвкушающую улыбку друга, уверяется, что зря он не возразил на счёт спора… Надо было отмахнуться и послать всё это в гулевы воды! Всё же, как ни крути, наверняка этот мелкий хитрец знал больше — родной брат одного из объектов спора, как ни крути… Но отступаться было поздно — они уже медленным шагом, тихо, идут по тренировочному полю, и Хуайсан внимательно осматривается по сторонам, прежде чем сильно дёрнуть за руку в сторону кустов и указать пальцем куда-то вперёд. Посмотрев в нужном направлении, Цзян Чэн замечает сначала тёмный блеск металла в свете заходящего вечернего солнца, а следом уже признаёт в этом самом металле широкое лезвие сабли. Бася взмыла в воздух по малейшему движению руки хозяина, бодро и яростно сменяющего одну позицию другой. Ваньинь с трудом мог представить себе, чтобы хоть один противник выстоял, будь перед Минцзюэ не воздух, а живой человек. Вскоре Бася красиво в своём воинственном тёмном блеске выпорхнула из ладони и по кругу пронеслась над головой учителя боевой магии, закрутилась, как бумеранг, и Цзян Чэн удивлённо отметил, что сам мракоборец движения не прекратил, всё так же делая выпады, но уже как в рукопашном бое — он, например, так не мог; управление оружием требовало максимального сосредоточения… А в исполнении преподавателя всё это выглядело так легко и незамысловато, что стало отчасти завидно. — Выходи уже, — остановившись на мгновение, отчего сабля зависла в воздухе у руки хозяина, командует Минцзюэ, и только то, что Хуайсан больно хватается за его руку удерживает Цзян Чэна от того, чтобы броситься вперёд и сознаться во всех грехах. — Может, присоединишься? — Не уверен, что это принесёт тебе хоть какую-то пользу, — Слышится тихий, нежный смех, и из-за дерева выскальзывает высокая белая фигура. Ваньинь пару раз моргает, прежде чем треснуть себя по лбу. — Но если ты не против прерваться, скажем, на медитацию, то с удовольствием составлю компанию, — Сичэнь подходит вплотную к мужчине и враз оказывается в кольце крепких рук, мягко проводит ладонями по его груди и смотрит в глаза так очарованно, что к щекам наблюдающего подростка приливает кровь. Нежный поцелуй в щёку, которым зельевара награждает мракоборец он уже не видит. Хуайсан нервно дёргается, сдерживая смех, и утаскивает друга прочь.

***

— Итак, — нервно поправляя красный галстук факультета, прерывает царящую между ними тишину, говорит Ваньинь, — они встречаются?.. Серьёзно? Небожители, помилуйте мою душу…       Они с Хуайсаном сбежали с места преступления и сразу же направились в «Лотосовый корень» — довольно милое заведение при академии, которым заправляла сестра Цзян Чэна, и где подавали лучший жасминовый чай, отлично успокаивающий нервы. Пока наследник Цзян нервно дёргался и озадаченно хлопал глазами, его друг радостно хихикал и напоминал, что теперь ему должны желание. Да хоть сотню! Он этого не ожидал! Как минимум потому что даже слухов по академии не гуляло! Даже намёка не было!       Или было?.. — Не совсем, Цзян-сюн, — Улыбается Хуайсан, обмахиваясь веером и смиряя его трудночитаемым взглядом. Он явно подбирает слова, намеренно не торопится, и эта медлительность выбивала из Цзян Чэна всякое терпение: — А кто? Любовники? Друзья с привилегиями?! Я… Я не понимаю. — Друзья с привилегиями, — затыкает его лёгким ударом по губам веером Хуайсан, — это мы с тобой, Цзян-сюн. А они женаты. Уже пять лет как… Даже чуть больше.       «Ясно, — думает Цзян Чэн, — Спорить изначально было бесполезно»       В следующее мгновение мир на несколько секунд останавливается, когда друг прикладывается к вееру, аккурат к тому месту, которым стукнул его по губам, своими в нежном поцелуе. Им приносят чай. Они начинают его пить. Заказывают пирожные. И только после этого Ваньинь решается спросить: — Прости, но… кто мы?       Хуайсан смеётся, но ничего не повторяет, и Цзян Чэн понимает, что он, в принципе, не против называть его не то что «другом с привилегией» — своим парнем. Совершенно не против. Стоит над этим подумать. В качестве желания друг просит позволить называть его «А-Чэн». Ваньинь машинально краснеет и соглашается. «А-Сан» срывается с языка само по себе, и в то же мгновение алеет и лицо виновника всего этого торжества.