***
В следующие дни я работал, а в выходные по полдня сидел на скамейке, надеясь на новую встречу. Но не везло, и бабульки с малышами уже коситься на меня начали. Я шёл к подъезду и, задрав голову, пытался угадать, где окно квартиры Яра. И по вечерам думал лишь о нём. Как он там один с ребёнком справляется, что делает сейчас? Встретились мы только через две недели. Я так обрадовался, увидев идущую по улице знакомую фигуру, что чуть не свалился с лавочки. Яр меня узнал и махнул приветственно. Санёк подковылял к песочнице, перевалился через бортик, ткнувшись носиком в песок, и заголосил счастливо. Яр высыпал туда же гору игрушек и плюхнулся рядом со мной. — Видать, соседями будем. И я с готовностью подхватил: — Я квартиру снимаю тут рядом. А так гуляю. Где-то речка тут… — Ага, — засмеялся он. — В самом широком месте Санёк перепрыгнет. Но места красивые здесь. Погулять, с шашлыком посидеть. Здесь раньше деревня стояла, я маленький был — дома ещё помню. До сих пор яблони растут и малиновые кусты, только ягод на них нет. Он с удовольствием рассказывал — должно быть, давно ни с кем, кроме сына, не болтал, а я слушал и смотрел. И опомнился, когда увидел, что Яр замолчал и смотрит на меня с удивлением. — Мы с тобой знакомы уже, — поспешно сказал я. — Ты меня спас однажды. — От разбойников? — Нет, от козла одного. Он со мной в кафе сидел. — И зачем ты с козлами в кафе сидишь? — изогнул бровь Яр. Я пожал плечами: — Так получилось. Его Лавром звали. — Лавр? — Яр нахмурил лоб. — Что-то знакомое. Знал одного урода Лавра, но давно. — И меня от него спас! — подхватил я. — А я Олесь. — Чудное имя! Сказал, как и тогда. И смотрел так же… А дальше и вовсе случилось неожиданное. — Слушай, Олесь, — быстро заговорил он. — Мне бы в магазин отбежать, буквально на пару минут. С Саньком не могу, он всё хватать начинает. Можешь побыть с ним? Я обалдел. — Ты оставляешь ребёнка с незнакомым человеком? — Да каким же незнакомым? — засмеялся Яр. — Сам только что сказал, что я тебя спас. А теперь ты меня спасёшь, если немножко с Саньком посидишь. — Я… — Вот и отлично, — обрадовался он. — Игрушки вот, вода, салфетки, на горшок он сходил, а я очень быстро. И рванул по улице, оставив меня с открытым ртом. Санёк ковырялся в песке и не обращал на нас внимания, но, только отец удрал, поднял голову и басовито разорался. — Придёт, придёт твой папка, — утешал его я. — Сейчас вкуснятинки накупит и прибежит. А мы с тобой башню будем строить, вот такенную… Санёк глядел, нахохлившись, но слушал внимательно и вроде бы успокоился. По счастью, Яр вернулся очень быстро, и я выдохнул с облегчением. — Выручил так выручил, — затарахтел он. — Прям не представляешь. — Не представляю, — сердито ответил я. — Взять ребёнка и бросить. А он орал. — Он любит поорать, — согласился Яр. — Пойдём, я тебя чайком угощу. Да разве я мог отказаться? В квартире было на удивление чисто, не считая раскиданных игрушек. Обои в прихожей разрисованы. — Санёк ручку спёр, — засмеялся Яр. — Художеством занимался. Ты проходи, сейчас покормлю его, и тоже пожрём. И быстро разогрел супчик. Санёк отнимал ложку и хотел есть сам, но уже засыпал на ходу и промахивался мимо рта. В конце концов Яр забрал у него ложку и стал кормить. Санька прикрывал глазки, но тут же вскидывался за новой ложкой и опять начинал задрёмывать. Я сидел напротив и трясся от смеха. — И в цирк не надо, да? — улыбнулся Ярик. — Ты бы видел, как он в ванной пукает и над пузырями хохочет. Накормив, он подхватил засыпающего сына и унёс его в комнату, а вернувшись, предложил пообедать. Но я отказался, и тогда Яр включил чайник. — Ты не обидишься, если всё же спрошу… — Про Санькину мать? — хмыкнул Яр. — Ну, понятное дело. Почему такой красивый и в меру упитанный мужчина ребёнка без жены растит. Мы встречались. Вроде ничего серьёзного. Наташа ждала своего принца, я… в общем, неважно. От скуки встречались, по пьянке переспали. Потом я долго её не видел, на звонки она не отвечала, но однажды в дверь позвонили — Наташа объявилась. Сунула мне кулёк, сумку с вещами и объявила, что наконец-то нашла мужика, а довесок ей ни к чему. Раз я постарался, мне и разгребать. — И ты согласился? — Я в таком ахуе был, ты не представляешь! Но сдать в приют при живом отце… Да кто же я буду после этого? Санёк — моя копия, сам же видел. Ты бы смог? Я замотал головой. — Ну вот. Документы я оформил. Сестре спасибо — первое время жила со мной и помогала. Научился всему помаленьку. Я работаю сутки через трое. Когда меня дома нет, Яна с Саньком сидит. Вот после смены самое тяжёлое. Спать хочется, а тут глаз да глаз. На следующий день уже легче. — А родители твои? Яр нахмурился: — Ну… Это уже не твоё дело. Может, потом расскажу, когда-нибудь. Когда-нибудь… Хорошее слово, и на душе потеплело. Я поднялся и с надеждой глянул на Ярика. — Я зайду ещё? Помогу, чем смогу — мне не сложно. Твой Санёк такой классный бутуз. У меня племянники, я умею. Могу погулять с ним, а ты отоспишься. Ярик фыркнул: — А тебе это надо? Своих дел нет? Я пошёл обуваться и уже в дверях сказал больше самому себе, чем ему: — Я приду.***
И я пришёл. Принёс кучу разноцветных машинок, яблок и пряников. Санёк был в восторге, а Яр неожиданно обрадовался, как родному. — С друзьями теперь не очень, — признался он. — У них другие интересы. Я и не могу с ними — Саню не с кем оставить. У него друзья хотя бы были, пусть и по телефону. У меня никого. Были знакомые, но настоящие друзья отвернулись, узнав обо мне неприятную правду. Родители постарались. Собственно, родителей теперь тоже нет, но Яру об этом знать нельзя. Узнает — вышвырнет. Разве позволит, чтобы с ребёнком грязный содомит общался? А общаться хотелось, ох как хотелось, и теперь не только с Яром, но и с сыном его. Раньше я обожал с племянниками возиться. Они двойняшки, брат и сестра, скоро уже в школу пойдут, а я помнил, как играл с ними, когда они ещё крохами были. А теперь прикольно играть с Саньком. Особенно в прятки — он садился на корточки, закрывал глаза руками и думал, что его не видно. Тянулся на руки и совал в рот обмусоленные куски яблок и груш. Иногда, приходя к ним, я гулял с Саньком, давая Ярославу поспать. Он бросил учёбу и теперь работал грузчиком — сутки через трое. — Может, я заплачу тебе? — заикнулся он в самом начале, но я так вскинулся, что Яр поднял руки и, смеясь, отступил. Я возился с Саньком на площадке, а потом покупал батон, и мы шли к той самой речушке, которую, по словам Ярика, перепрыгнуть можно было. Кормили уток и шли домой. Санёк всю дорогу сосал горбушку, а я после получал нагоняй, что ребёнок теперь обедать не захочет. Потом мы обедали сами или пили чай с вечными карамельками, и никто не знал, чего мне стоило не пялиться на Яра в открытую. Только исподтишка, когда он отвернётся. Зато можно было брать на руки такого похожего на него Саньку, обнимать и чмокать в пухлые щёчки. Я здорово привязался к ним за это время. Порой мы, как два папаши, спорили, во что Санька одеть и что приготовить, и я воображал, будто мы семья. Пусть пару раз в неделю, пусть на несколько часов, но семья. Где-то через неделю я предложил испечь пирог. — Ты умеешь? — вылупился Яр. Я пожал плечами: — Мне всегда это нравилось, и бабушка поощряла и помогала. Домашнее вкусней, чем покупное. Хочешь? — Ещё бы! Сто лет домашних пирогов не ел. Сестра печь не умеет. Ей и так спасибо, что помогает. Я испёк сырную лепёшку и яблочный пирог. Ярик ел и закатывал глаза. — Вкусно! — ахал он. — До обалдения! Оставайся у нас насовсем, Олеська, вот житуха будет, да, Сань? Санёк потаращился на нас и так и уснул с куском пирога в руке. Ярик унёс его в кроватку, и я поднялся, чтобы тоже пойти домой. Иногда Ярик просил, чтобы я задержался. Один раз даже предлагал остаться на ночь. Дождь в тот вечер сильный был и ветер, и Яр отнимал у меня куртку, говоря, что постелет на диване и я прекрасно высплюсь. Я не смог. Если бы остался, точно не выдержал бы и пришёл к нему ночью. И тогда всё — ни его больше не увижу, ни Саньку. Ярослав ведь считал меня только другом, ни больше, к сожалению, ни меньше.***
Всё изменилось, когда я перепутал дни и пришёл в отсутствие Ярика — он был на сутках. Тогда я познакомился с его сестрой. Она похожа на Яра — такая же смуглая, яркая брюнетка. Увидев её в дверях, я смутился и попятился, пробормотав, что ошибся, но был бесцеремонно затащен в квартиру. — Ты ведь Олесь? — весело спросила она. — Ярка про тебя все уши прожужжал. — Мне позвонить надо было, — бубнил я, но девушка, не слушая, продолжала тарахтеть. — Входи, входи, стесняшка, тут все свои. Имя у тебя интересное какое — Олесь! У меня подружка есть, Олеська. Тоже, кстати, блондиночка, но не такая хорошенькая, — засмеялась она. — Ну, а я — Яна. Санёк притопал мне навстречу и ручки поднял, показывая новую игрушку. Я подхватил его, и Яна потащила нас в комнату. Она оказалась балаболкой, щебетала без остановки, что-то спрашивала и тут же сама отвечала. Рассказывала про Ярика и маму Саньки… Мама Санька мне была без интереса, а вот про родителей узнать хотелось — Яр всегда ловко эту тему переводил. — Не простят они его никак, — вздохнула Яна. — Особенно папа. Он и со мной почти полгода не разговаривал за то, что я с Яркой общаться не прекратила. Мама еле-еле мозги ему вправила, что Ярику помощь нужна. Я ужаснулся: — Из-за Саньки? Да как же можно… — Да при чём здесь Саня, — отмахнулась Яна. — Из-за него тоже сердился, но простил бы уже давно. Но когда папка узнал, что Ярка мужиков любит… Ох, что было! Папка его чуть не убил, мы с мамой еле оттащили. А потом папа вещи его вышвырнул и велел убираться. Хорошо хоть квартира эта есть. Мы сами дом за городом купили, а эту хату Ярику оставили. А потом ещё и Саня появился. Мама с папой приезжают, когда Ярика дома нет. Посидят с внуком и уматывают. Мама переживает, ей хочется Саню почаще видеть, а лучше, чтобы жили все вместе. Но она из-за папы не решается чаще приезжать. Я молчал, ошарашенный, и наконец выдавил: — Ярик — гей? — Ты не знал? А как же… О боже! — Она испуганно прикрыла рот ладонью и вдруг взвилась, решив, что лучшая защита — это нападение. — Что, противно стало? Тоже, как наш папочка, да? Ну и вали отсюда — никто и не держит! Ручки помыть не забудь, а то вдруг заразишься! — Что? — Ну как же! — наседала Яна, толкая меня к двери. — Все гомики — грязные уроды! Все заразные! А ну, пиздуй отсюда! — Не матерись при ребёнке, — рявкнул я. — Раскомандовалась! Я тоже голубой, ясно? Просто про Ярика не знал. Думал, что он женщин любит. Яна хлопала глазами: — Раз не знал, зачем приходил? Из-за Саньки? Вздохнув, я сел и всё ей рассказал. Про себя, про Лавра и встречу в кафе… и как долго Ярика вспоминал и как снова встретил. Яна слушала с открытым ртом. — Во дела, — протянула она. — Прям как в романе, — и засмеялась. — Ну вы, конечно, и идиоты оба. Я-то грешным делом думала, что у вас всё чики-пуки. А они, оказывается, друг на друга слюной исходят и молчат. И каждый думает, что другой по девочкам. Выходит, и Ярка так думал? — Ты сказала, что он обо мне все уши прожужжал? — Ну да! Ах, Олесь такой, ах, сякой! Пироги печёт, Саня его любит. В подробности не вдавался, конечно, но я была уверена, что у вас всё пучком. У нас обязательно всё будет пучком, подумал я, а вслух попросил: — Слушай… Не говори ему о нашем разговоре. Я сам хочу. В смысле, сами разберёмся, лады? — Лады, — удивлённо сказала Яна и хитро заулыбалась. — Ох, много бы я отдала, чтобы на это посмотреть. Я покраснел, и она захохотала: — Да на то, как объясняться будете, дурачок! А ты что подумал? На ночёвку к Ярику я напросился сам, на следующий же вечер. Заскочил к ним после работы и наврал, что потерял ключи, а дубликаты квартирная хозяйка привезёт только завтра. Мялся и бубнил себе под нос, но Яр засмеялся только. — Да какие проблемы, старик? Мог бы и не оправдываться. Мой дом — твой дом. И Санёк рад будет. Мы ужинали и играли с ребёнком, а потом смотрели кино, и это было то, что называется идиллией. Всю жизнь бы так — и ничего больше не нужно. Я за Яриком по-прежнему наблюдал, но уже другими глазами, и мне показалось, что он тоже смотрит на меня втихую. Ярик постелил мне на диване и, увидев, как я раздеваюсь, поспешно сбежал. Я улыбался и думал о сюрпризе, который ему приготовил. Долго лежал, слушая тиканье часов, затем неслышно встал и прошёл в спальню к Яру. Санёк спал там же — тихо сопел в детской кроватке, а рядом на широкой постели раскинулся его отец. Лёгкое одеяло сползло — трусов на Ярике не было. Он, как и я, предпочитал спать нагишом. Я замер в дверях, любуясь им. Тёмные волосы веером раскинулись по подушке, а он лежал, закинув руки за голову, расслабленный и такой красивый. А дальше всё было как в одном из моих снов. Я лёг рядом и невесомо провёл по груди, по животу и бедру. Яр вздохнул, но не пошевелился. Тогда я сполз ниже и стал целовать его бёдра. И не только бёдра… Пришёл в себя, когда почувствовал на себе взгляд. Поднял голову и увидел, что проснувшийся Ярик смотрит очумелыми глазами. — Не говори ничего, — шепнул я. — После скажешь, хорошо? А сейчас просто полежи тихо. Он лишь сглотнул и откинул голову на подушку. Я продолжил заниматься его членом, чувствуя, как он твердеет и наливается силой. Дыхание Ярика становилось всё прерывистей и чаще. Его рука перебирала мои волосы, и он еле заметно вскидывал бёдра. Толкнулся, задрожал и чуть слышно застонал. Я отсел на край постели, гадая, как он поступит. И невольно дёрнулся, когда рука Яра тронула за плечо и потянула в кровать. — Мне и сказать нечего, — прошептал он мне в волосы. — Охренел так охренел… Ты, значит… — Значит, — кивнул я. — Столько времени с ума сходил — ты не представляешь. Яна вчера проболталась случайно. Мы познакомились. Если бы не она, так и мучился бы. — И я, — признался Ярик. — Ты уходил, а я по квартире метался. Знаешь, а я всё думал — чего это Янка так хихикала, когда уходила. Я засмеялся, утыкаясь ему в плечо. В кроватке заворочался Санёк. Сел и захныкал. Яр подскочил и взял его на руки. — Любит спать со мной, — виновато сказал он, укладывая сонного сына с другого бока. — Просыпается ночью иногда и просится. Если хочешь, ты можешь вернуться на… — Нет, — твёрдо сказал я. — Я с вами. Санёк удивлённо-сонно смотрел на нас. Показал пухлым пальчиком на меня и спросил: — Папа? — Папы, — ухмыльнулся Яр. — Повезло тебе, а, Санёк?***
С родителями Яра я познакомился где-то через месяц. Ярик был на сутках, а я выходной и весь день возился с сыном. С нашим сыном, как любил повторять Яр, а я любил это слушать. Санёк тогда только проснулся, и я кормил его детским творожком, когда щёлкнул дверной замок. Я знал, что это Янка, и крикнул, что мы на кухне. В ответ послышалось шушуканье в прихожей, и в кухню вошли трое. Я сразу понял, кто они. И Ярослав, и его сестра очень похожи на отца, как на самого Ярика похож его Санёк. Сильная порода… Приехал, значит, с женой внука проведать. А Янка, стоя позади, знаками пыталась что-то показать, но мне было не до неё. Представительный мэн Яриков отец, ничего не скажешь. Упакован от затылка до умопомрачительных ботинок. Одни часы полквартиры стоимостью. Впрочем, я не удивился. Дома у Ярика просто и сам он в затрапезных джинсах ходит, и я был уверен, что родители у него простые, пока Яну первый раз не увидел. Тоже премодная, а когда обмолвилась, что у них дом собственный, тут уж… Ну и мама Ярика, конечно, тоже королевой выглядела. На голове тюрбан накручен, на шее и в ушах полугодовой бюджет какой-нибудь Бурунди. И имя под стать — Аделаида. Но в отличие от мужа смотрела не с презрением, а с интересом. Она же первая и начала: — Вы, стало быть, мальчик нашего Ярослава? — Да, — буркнул я. — Имя у вас интересное какое. Белорусское? Вы, значит… — Желаете паспорт посмотреть? Она неловко засмеялась, а отец Ярика брови нахмурил: — Выходит, ты ему задницу подставляешь? — Выходит, что я. — От парня с такой внешностью я другого и не ожидал. И замолчал, явно ожидая, что я возмущаться начну. А я молчал. Таких презрительных взглядов я много выдержал за последние несколько лет. И оскорблений накушался вдоволь. Научился молчать и не реагировать. Пусть сам бесится, а мне это не нужно, тем более что на коленях у меня сидел проснувшийся Санёк и громко чмокал, поедая творог с ягодами. И плевал я на них. Злился лишь на Яну, что не предупредила, но вид у девушки был виноватый и растерянный — видать, сама не ожидала, что родители сегодня поедут вместе с ней. Да и пускай! Прятаться мне от них, что ли? Санёк показал на меня пальчиком и сказал басом: — Папа. — Ну надо же! — неожиданно развеселился Яриков отец. — А я уж думал — мама. Платья женские любишь носить? — Посмотреть хотите? Он побагровел, а Яна, стоявшая за его спиной, прикрыла рот ладонью. — Ты… сопля… — Не надрывайтесь, — спокойно ответил я. — Что бы вы ни сказали — я уже слышал. Вы ведь хотели внука повидать? Я могу выйти, чтобы вы не заразились. Тут Янка вдруг покраснела, а отец Яра опешил. — Ты болен? — Ну я же гей. По-любому заразный. Мне, пока из родного дома не выгнали, отдельную посуду выделяли и сидеть рядом боялись. А когда мама умерла, даже на похороны не позвали. Знаете, что сделал мой отец? Он ограду высокую поставил на кладбище и замок повесил, чтобы я войти не мог. Я цветы ей просто перекидываю. Ярикова мама охнула: — Как же так можно? — Может, все отцы похожи? — Ну, знаешь ли, — отец Яра гневно глазами полыхнул, — ты говори, да не забывайся. Чтобы я так же. Чтобы на могилу не пускать. Да если… — он глянул на жену и осёкся. — Спасибо, дорогой Паша, что не хоронишь меня раньше времени, — ядовито сказала тюрбанная мадам, а Янка вновь неслышно захихикала. — Я не прав, извините меня, — сказал я. — Вы на моего отца не похожи, хотя бы потому, что навещаете. Пусть не сына, но внука. И если что случится, я уверен, что вы не бросите. Павел приосанился, а что ответить, не придумал и опять, но уже гордо: — Ну, знаешь ли… — Знаю, — кивнул я. — Так мне уйти? — Сиди, — царственно кивнул он. — Корми Сашу. И тут Ярикова мама подскочила: — А дай мне покормить? Я молча передал ей мальчика и пошёл в комнату, а Янка за мной. — Неожиданно так всё вышло, Олеська, не сердись на меня, — затараторила она. — Они ехать не собирались, и вдруг… Но ты молодец. С моим папкой так и надо. Павел пришёл через минуту: — Яна, помоги матери. — Чего там помогать-то, — проворчала девушка, но ослушаться не посмела и вышла. Павел походил по комнате. Потрогал книги, помялся и не выдержал: — Правда, что ли, женские шмотки носишь? — Нет, — ответил я. — Губной помадой не пользуюсь и по воскресеньям в ванне в лепестках роз не лежу. Что ещё вы хотите знать? В каких позах… — Да уймись ты уже, — бросил он, но злобы в голосе не было. — А твои, значит, тебя совсем… — Совсем. Паспорт с полицией отнимал. Папе очень хотелось, чтобы я на вокзале, с бомжами жил. — А друзья? Родня всякая? — Тоже заразиться боятся. И он опять: — Ну, знаешь ли… — А чего там знать, — вздохнул я. — Ярику повезло. Такая сестра у него замечательная, не побоялась никого, не бросила. И сын. Ради него стоит жить. И родители… — А что родители? — С припиздью, конечно, — храбро заявил я, и Павел бровью дёрнул. — Но всё равно хорошие. Волнуетесь и в глубине души понимаете, что хоть голубой, хоть оранжевый, а всё равно сын. Павел горько усмехнулся: — А знаешь, каково мне перед знакомыми? — Знакомые значат больше сына? — перебил я. — По вам незаметно, что вы мелкий человечек, который пресмыкается перед всеми. Это перед вами должны. — Указывать мне ещё будешь? — насупился он. — Я не буду, а вот у сына поучились бы. Он не боится людям в глаза смотреть. Павел засопел: — Козявка… учить меня будет… Откуда взялся такой? Я и ему рассказал. А почему нет, мне приятно это вспоминать. За дверью кто-то дышал, и вряд ли это Яна — она всё знает. Потом ещё много раз выспрашивала, что да как, и я, не жалея красок, расписывал, как герой Ярослав отбивал меня от упыря Лавра. Павел выслушал и усмехнулся: — Прям герой Ярка! Впрочем, он всегда был таким, — Павел сказал это, словно самому себе. — Наша порода… — покивал и спросил: — Вам чего-нибудь нужно? Саше, может? Я покачал головой: — Яру нужно. Он скучает. Сирота при живых родителях. Мужик опять очами сверкнул. Ну, любит он это дело. Аделаида принесла Саньку. Из пакета вытащила огромную меховую гориллу и протянула ему. У Саньки глаза как пятаки стали, и он тут же восторженно заверещал на своём языке и потащил её в свой угол с игрушками. — У меня юбилей через две недели, — сказал Павел, когда они уже собирались. — Чтобы оба были… Трое. Янка и её мать вытаращили глаза, а я важно кивнул: — Мы подумаем. — Ну ты посмотри! — снова взорвался он. — Ещё думать будут! Чтобы как штык были! Аделаида взяла его под руку и благодарно улыбнулась мне. Чмокнули Саньку на прощание и вышли. Яна на минуту задержалась. Тоже поцеловала нашего бутуза и потом меня. — Ну ты даешь, Олеська! Столько времени уговорить не могли, а ты за один раз, и причём и не старался даже. Может, и впрямь помирятся? Я плечами пожал. Родители Яра произвели на меня не самое лучшее впечатление, но что с них взять? С моим отцом и вовсе не сравнить. Яру говорить ничего не пришлось — сестра позвонила и сообщила. Вечером он только разводил руками. — И как у тебя получилось только? Я столько звонил, умолял… Я знаю, что они к Саньке приезжают, когда меня нет, а вот со мной поговорить… С мамой только и то по секрету. — Мама — это мама, — вздохнул я, вспомнив свою. Ярик крепко обнял меня, и на нас тут же начал карабкаться Санёк, тоже требуя внимания. — Ты поедешь? — спросил я, и Яр поправил: — Мы поедем. Мы же семья. И папа настоял, чтобы все трое. — И вдруг засмеялся: — А может, глаз на тебя положил? — А что, он у тебя очаровашка, — фыркнул я. — Всё на волосы мои смотрел, интересовался, крашеный я или нет. Яр оторопело заморгал и вдруг нахмурился: — А может, ну его, этот юбилей? Потом поздравим…