***
Черт. Малфой был высоким. Ей было интересно, продолжал ли он расти. Он уже был достаточно высок, чтобы соперничать с Роном. Это вообще не должно было иметь значения. Но каким-то образом имело. Гермиона все время ловила себя на том, что украдкой поглядывает на него во время уроков, пытаясь точно оценить, какого он роста. Казалось, он был на всех ее занятиях. Черт. Все было еще хуже. Ей правда не хотелось считать его умным. Во всем виновата Джинни. Гермиона никогда бы не заметила этого, если бы она не подняла эту тему. Теперь, когда пунктик Малфоя существовал в голове Гермионы, она не могла удалить его оттуда. Во многом она обнаружила, что не в состоянии исключить вопрос о том, есть ли в ее пристрастиях еще какие-то другие черты, помимо роста. Несомненно, существует более глубокая общность. Ее преследовали воспоминания о том, как она убеждала Гарри, насколько он стал более привлекательным с тех пор, как стал выше. О Мерлин, может быть, у нее действительно была какая-то одержимость ростом. Не помогло и то, что, заприметив рост Малфоя, она обнаружила, что он не такой, каким она его помнила. Вместо претенциозной задницы, к которой она привыкла, он был довольно замкнут. Еще он был хорошим учеником. И он действительно был очень высоким. Что, напомнила она себе, не имело особого значения. Все это было неважно. Возможно, ей снятся мокрые сны с его участием, и это тоже не имеет никакого значения. Драко Малфой был фанатичным ослом. Даже если бы он был самым умным, самым высоким и неприхотливым человеком во всей школе, он все равно был бы первым человеком, назвавшим ее грязнокровкой. Джинни могла бы встречаться с ним сама, если ее так покорило, насколько он сейчас меньше ублюдок.***
— Грейнджер. Слизнорту не видать прощения, пока она жива. Гермиона уставилась на котел перед собой и не позволила себе даже поднять глаза и признать существование Малфоя или его нелепого роста, когда он подошел к ее столу. Годрик милостивый. Она едва доходила до его плеч, а ведь у ее туфель был двухдюймовый каблук. Она снова с силой отвела глаза, когда ее кожа покалывала. — Давай просто с этим покончим, ладно? — сказала она. Воцарилась тишина. — Хорошо, — был его отрывистый ответ. Она отказалась смотреть ему в лицо; его голос звучал почти обиженно. Вот и славно. На приготовление Феликс Фелицис уходит всего шесть месяцев. Она никогда не простит Слизнорта.***
Неужели ему обязательно везде маячить? По скрытым оценкам Гермионы Рон был выше, но всегда был достаточно вежлив, чтобы сутулиться и стыдливо наклонять голову. От этого он выглядел намного ниже. Казалось, что Малфой всегда стоял с прямой спиной и квадратными плечами, как будто кто-то мог забыть, сколько места он занимал. По ее спине пробежала дрожь. — Грейнджер. Черт побери. Гермиона вздрогнула, потянувшись за банкой с молотыми яйцами, и вздохнула от раздражения. — Малфой. Она не была уверена, стоит ли он неудобно близко или это просто так ощущается. Волосы на ее руках встали дыбом, когда она повернулась, чтобы посмотреть на него. Выражение его лица было закрытым, а серые глаза плоскими и зеркальными. — Как долго будет длиться этот танец? Она состроила суровое выражение лица и выпятила подбородок. — Мы не танцуем, — быстро сказала она. — У тебя не намечается танцев со мной в будущем, ближайшем или далеком. Уголок его рта дернулся, что могло означать сдержанную ухмылку или насмешку. — Правильно. Он приподнял бровь, глядя своими суженными глазами. — Ты просто убегаешь, когда я подхожу близко, и подпрыгиваешь при звуке моего голоса, — выражение его лица было напряженным. — Меня не волнует, что ты обо мне думаешь, но я был бы признателен, если бы ты не испортила нашу оценку по зельям. Жар заливал лицо Гермионы и доходил до ушей. — Как будто бы я когда-то... — она посмотрела на него. — Не обольщайся, Малфой, я вряд ли собираюсь уничтожать свою академическую успеваемость просто назло тебе. На впадинах его щек появился слабый румянец, а челюсть дернулась. Она протиснулась мимо него и ринулась обратно к их котлу. Он лгал. Она не слишком остро реагировала на него и не прыгала. С их заданием по зельям было все в порядке. После урока она нашла Джинни и швырнула несколько учебников на стол рядом с ней. — Что именно такого особенного в Малфое? Джинни подняла глаза, приподняв тонкую бровь с не удивленным выражением лица. — Наконец заметила, да? — Нет, — резко ответила Гермиона. — Я просто не знаю, зачем ты вообще его вспомнила. Ваши семьи годами ненавидели друг друга. На данный момент это практически устоявшаяся традиция. Джинни пожала плечами и отвернулась. — В прошлом году тебя здесь не было. Спина Гермионы напряглась. Голос Джинни был приглушенным, и она посмотрела на свои руки: — Вас не было. Рона не было. Гарри не было. Трудно объяснить, каким был прошлый год тем, кто не был его частью — каково было здесь находиться. Я приехала сюда сама. Снейп делал то, что должен был. Кэрроу были главными. Школа была практически передана Малфою на серебряном блюде. Он мог бы сделать что угодно, с кем угодно, если бы захотел. Гермиона уставилась на Джинни, и ей стало плохо. — Он помогал Отряду Дамблдора в прошлом году? Джинни закатила глаза: — Нет… ну… нет. На самом деле, нет. Он не помогал сопротивлению или чему-то еще. Но… он знал, кто был в Отряде, на ком Кэрроу следовало сосредоточить внимание, но никогда не подставлял нас. Не усугублял ситуацию. Когда Невилла, Луну и меня поймали при попытке заполучить Меч Гриффиндора, именно Малфой сказал, что мы получим отработку у Хагрида. Кэрроу хотели наказать нас гораздо хуже. Думаю, я чувствую себя чуть обязанной ему. Гермиона сглотнула, но затем сузила глаза и скрестила руки на груди. — Я не вижу каких-либо попыток подружиться. Джинни покачала головой: — Малфой не хочет со мной дружить. Поверь мне, он это не поэтому... Неважно, — она отмахнулась от Гермионы. — Забудь, что я говорила. То, что он был твоим типом, в любом случае было просто шуткой.***
Гермионе хотелось забыть. Также она впервые за всю учебу пожелала, чтобы у нее был более глупый партнер. Кто-то другой сел бы и позволил Гермионе просто приготовить зелье самой, но Малфой постоянно был рядом. И он участвовал. Он имел наглость проверять и критиковать то, как она измельчала кальмаров, и говорил, что ее вращения против часовой стрелки не были идеально круговыми. Гермиона кипела от негодования, не могла даже поспорить или объяснить, что причина ее несовершенного измельчения и перемешивания была связана с человеком невообразимого размера, который постоянно парил возле нее, опираясь так близко, что его мантии касались ее, нарушая на ее концентрацию. — Ради бога, Малфой, разве никто никогда не знакомил тебя с концепцией личного пространства? — она чуть не закричала после небольшого сердечного приступа, когда знакомая рука внезапно потянулась над ее головой и схватила с полки книгу, которую она пыталась достать. Она оттянула рубашку, пытаясь охладиться. Когда в библиотеке стало так жарко? Она почувствовала, как он застыл позади нее. О боже, она действительно сказала это вслух? Она искренне возжелала, чтобы черная дыра открылась и поглотила ее на месте. Неловко поворачиваясь к нему, ее лицо было настолько горячим, что воспламенение не стало бы неожиданностью. — Извини, — сказала она, не глядя ему в глаза. — Ты меня напугал. Он молчал, протягивая книгу. — Спасибо, — она взяла ее у него, и их пальцы соприкоснулись. Потому что он был неоправданно высок и имел по-глупому огромные руки со смехотворно длинными тонкими пальцами, на которые она никогда, никогда не смотрела. Короткий контакт пронзил ее, как электрический ток, и она чуть не уронила книгу. Ее лицо вспыхнуло еще сильнее: — Мне жаль. Иногда я просто на грани. Нервы шалят, ну, знаешь. — Точно, — он повернулся на каблуках. — Подожди, Малфой, — она прижала книгу к груди и заставила себя улыбнуться. О боже, она действительно это делала? Очевидно, что да. — Ты бы не хотел позаниматься со мной? Я работаю над эссе по истории магии. Он сделал паузу и снова посмотрел на нее с ровным выражением лица. — Нет, спасибо. Грейнджер. И Малфой ушел.***
Малфой не хотел дружить с ней, он не хотел дружить с Джинни, он, похоже, не хотел ни с кем дружить. Похоже, никто в школе не имел с ним никаких отношений. Он сидел один в дальнем конце слизеринского стола, и никто из других учеников никогда не сидел рядом или напротив него. Часто слизеринцы старались изо всех сил бить его своими сумками, выходя из-за стола. Он же просто сидел, стоически выдерживая все. Его глаза были настолько пустыми, что в них были видны стены окклюменции. Даже первогодки, казалось, презирали его. Остальная часть школы вела себя так, как будто его даже не существовало. Предатель и Пожиратель смерти одновременно. Его старые друзья относились к нему, как к заразной болезни.***
— Ты правда это имел в виду? Или ты сказал это просто потому, что должен был? Она задала вопрос, упав на сиденье рядом с ним на Зельях. Оставалось десять минут до урока, и кроме них в комнате было пусто. Она глубоко вздохнула и сразу же пожалела об этом. От него пахло чем-то серебристо-зеленым и безумно дорогим. Что это вообще за запах? Она воздержалась от более тщательного обнюхивания. Он не смотрел на нее. Он сидел, глядя через всю комнату на доску на дальней стене. С предельно сдержанным выражением лица. — Что ты имеешь в виду? — сказал он по прошествии почти минуты. — На суде ты сказал, что сожалеешь. Ты имел это в виду или просто сказал, потому что должен был? — она расправила плечи и повернулась к нему лицом. — Я никому не скажу, просто хочу знать. Он медленно повернул голову и посмотрел на нее. Серые глаза опустели. — И это имеет значение, потому что? Гермиона встретилась с ним взглядом. — Потому что я та, кого ты ненавидел. Так что если тебе жаль, я хочу услышать, как ты это признаешь. Уголок его губы скривился, и он наклонился ближе, его глаза заблестели, когда он остановился, их лица были на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. — Почему? Ты собираешься взять меня под свое крыло, как обездоленного домашнего эльфа, если я буду пресмыкаться перед тобой? Гермиона не двинулась с места, но ее дыхание участилось. — Нет. Мне тебя не жаль. Я просто хотела знать, стал бы ты другим, будь у тебя такая возможность. Он резко откинулся назад, как раз в тот момент, когда Слизнорт неуклюже ворвался в класс. В тот день они без проблем работали над своим Феликс Фелицис. Гермиона наконец почувствовала, что к ней вернулось чувство равновесия, а Малфой держался на расстоянии, даже более замкнутый, чем обычно. После того, как они выполнили необходимые действия для собственного проекта, Слизнорт задал классу зелья для пополнения запасов больничного крыла и тихо храпел за своим столом. Гермиона направилась в библиотеку, после урока. — Грейнджер. Она остановилась и подождала Малфоя. Он остановился в нескольких футах от нее. Ее сердцебиение участилось. Выражение его лица было жестким. — Я бы не стал другим. Ой. Хорошо… Гермиона коротко кивнула в знак признательности: — Спасибо за честный ответ. Это было быстро и неприятно, как проглотить безоар. Она повернулась, чтобы уйти. В горле застрял воздух. — Но, — рвано начал он, — я сожалею об этом. Она остановилась, повернувшись назад. Он выпрямился, белыми костяшками пальцев ухватился за ремешок своей сумки. — Я прошу прощения. Я правда имел в виду это, когда извинялся, но не могу утверждать, что изменил бы свои решения, — выражение его лица исказилось. — Определенно не тот ответ, который ты ожидала. Он прошел мимо к ступенькам, прежде чем она смогла ответить. Она нашла его в библиотеке. Повесила свою сумку на стул рядом с ним и села. Он взглянул на нее, и на его лице на мгновение промелькнуло удивление, прежде чем стены окклюменции сгладили мимику. Она вытащила свои книги из сумки и начала писать сочинение. — Хороший ответ.***
Малфой намного превосходил любого другого партнера по учебе, который когда-либо был у Гермионы. Да, это были всего лишь Гарри и Рон, но в прошлом она несколько раз была в паре с другими одноклассниками, и все они были бесполезны. Малфой легко справлялся с нагрузкой, что удивляло Гермиону, пока она не вспомнила, что его главными товарищами в школе были Крэбб и Гойл. Они определенно не писали за него эссе. Было на удивление приятно работать с кем-то, кто действительно вносит вклад вместо того, чтобы ждать, пока Гермиона даст им все ответы. Другие ученики странно смотрели на них, и Джинни любила двигать бровями всякий раз, когда она видела Гермиону; в остальном никому не было до них дела. У Гермионы никогда не было много друзей в школе, ее устоявшаяся репутация отъявленной «колючки» держала всех подальше от нее, теперь и от Малфоя. Они вместе учились. Вот и все. Это нормально. Не похоже, чтобы Гермиона чего-то ожидала, поскольку месяцы их работы над зельем прошли. У нее определенно не было никаких фантазий о свидании с ним. Это было бы… смешно... и глупо. Однако они стали партнерами почти на всех других уроках. Больше никто не хотел с ним работать; они уже занимались вместе, и, естественно, Гермиона вызвалась добровольцем, но он, похоже, не возражал. Всего лишь работа. Это нормально. Если бы у Гермионы был типаж — а у нее не было, — а Малфой оказался бы им — а он им не был, — это не значит, что он ей нравился. Сама Гермиона не относилась к чьему-либо типажу. У нее хватило времени смириться с этим. Приятно было иметь партнера, который действительно учился. Она не собиралась позволить себе начать думать, что ей нужно что-то еще. Не собиралась начинать мечтать о вещах, даже если Малфой действительно склонен находиться рядом и регулярно забывать о концепции личного пространства, стоя так близко, что его тело прижималось к ее спине и заставляло ее захлебываться воздухом; наклоняться, чтобы прочитать что-то в ее записях, почти касаясь ее лица. Она сомневалась, что он подразумевал под этим что-то. Малфой сам не позволял их партнерству выходить за рамки школьных занятий. Они часто и подробно обсуждали школьные задания, но в тот момент, когда разговор заходил о чем-то за пределами школы, он молчал, как рыба, а выражение его лица оставалось закрытым и неподвижным. В другие дни, особенно по вторникам после зелий, когда волосы Гермионы объявляли войну миру после часов, проведённых за варкой зелий, или в дни тренировок на дуэлях на ЗОТИ, он был явно смущён и отказывался даже смотреть на нее. Они брали перерыв, и он сразу же вставал и уходил, не возвращаясь, пока Гермиона, устав ждать, не возобновляла работу самостоятельно. Гермионе казалось, что он постепенно выйдет из своей скорлупы и станет разговорчивым. Еще немного, и, может быть, она увидит, кем Драко Малфой стал после войны. Не то что бы она не знала, насколько разговорчивым он склонен быть. Спустя недели он прятался за стенами окклюменции. На самом деле, он, казалось, постепенно отдалялся и становился все более напряженным рядом с ней. У него были километры записей, но всякий раз, когда она задавала ему вопрос, который не входил в его исчерпывающе изложенное исследование, всегда возникала долгая пауза, как если бы он размышлял, стоит ли вообще отвечать. Он не был груб на словах, что было в новинку, и через несколько месяцев стал чуть более общительным, чем каменная стена.***
— Чего хотел МакМиллан? — внезапно спросил Малфой, когда Гермиона вернулась к их столу в библиотеке. Гермиона удивленно оглянулась и обнаружила, что он смотрит на нее. Стандартная ситуация. В последнее время он, казалось, проводил большую часть своего времени, сидя рядом с ней или глядя на других учеников, или делая и то, и другое одновременно. Она пожала плечами. — Он хотел знать, есть ли у меня планы или я свободна на День святого Валентина, — сказала она, взглянув на своё эссе по трансфигурации, пытаясь вспомнить, какой был смысл последнего абзаца, когда Эрни прервал ее. Раздался щелчок, и Гермиона подняла глаза, обнаружив, что Малфой сломал свое неприлично дорогое орлиное перо пополам. Похоже, даже не заметив этого. — Свободна, — он выплюнул это слово, его рот скривился, как будто у слова был мерзкий привкус. — Он спросил, свободна ли ты на День святого Валентина? Выражение его лица было настолько оскорблённым, почти диким. Гермионе казалось, что она не видела столько эмоций на его лице с тех пор, как он вернулся в школу. Она кивнула. Дрожь пробежала по ее спине. Малфой встал и молча ушел. Он вернулся через полчаса, собрал свои книги и снова ушел.***
Он сердито зыркнул на нее следующим днём, когда она села рядом с ним. — Что-то не так? Он отвел взгляд: — Нет. Гермиона вздохнула и задумчиво посмотрела на свое задание по арифмантике. Каждый ее шаг, который приводил их к тому, что они сидели рядом друг с другом в библиотеке каждый день, делался ею. Малфой же просто позволял ей это. Возможно, ревности к ее несуществующим отношениям с Эрни МакМилланом было бы достаточно, чтобы заставить его наконец что-то сделать. Она не манипулировала им. Она просто слегка подталкивала его. Малфой просто сердито зыркал. Ему удавалось безостановочно дуться в течение следующих двух недель, прижимаясь еще ближе, чем раньше, стреляя в прохожих глазами, горестно смотрел на нее, когда думал, что она не обращает внимания. Гермиона по возможности глубоко и успокаивающе вздыхала, напоминая себе, что ей нужно уважать границы других людей и не приказывать им приглашать ее на свидание. Она вызвалась стать его партнершей на всех занятиях и пригласила себя заниматься с ним каждый день. Настал момент, когда ему придется проявить инициативу самостоятельно. Малфой отступил еще дальше, чем ей казалось возможным. В День святого Валентина он дулся и подозрительно слонялся в вестибюле, когда она отправлялась в деревню Хогсмид. Он моргнул, а затем несколько раз оглядел ее недоверчиво. — Это то, что ты надела? Гермиона посмотрела на себя. На ней были практичные ботинки, пара свитеров и пальто, которое, вероятно, лучше всего можно было охарактеризовать, как разумное. — Да, — она подняла брови. — Я иду на обход старост, так как у меня не будет свидания в День святого Валентина. Малфой изучал ее несколько секунд. — МакМиллан спросил, свободна ли ты для патрулирования с префектами? Гермиона коротко кивнула. — Он староста, и я ни с кем не в отношениях. Так что... Малфой выглядел так, словно подавился чем-то; его щеки слегка покраснели, но он не двигался и не говорил. Гермиона поправила шарф, натянула вязаную шапку на уши и, не сказав ни слова, прошла мимо него. Она патрулировала Хогсмид, наблюдая за хихикающими парами и стараясь не закатывать глаза. Быть увлеченным — это хорошо, но разве обязательно все время ухмыляться, как маньяк? В любом случае, День святого Валентина — глупейший праздник. Тьфу. Она говорила, как старая дева. Смирится ли Живоглот, если у нее будут еще кошки? Сомнительная перспектива. Затем она заметила Малфоя, слоняющегося в одиночестве возле Трех Метел. Это значительно улучшило ее настроение, поскольку она сделала вид, что не видит его. Она остановилась, пройдя мимо него в третий раз. — Что-то хочешь сказать? — спросила она резким голосом. Наступила пауза. — Нет, — наконец сказал он. Ее сердце сжалось, но она кивнула. — Я поняла, — она отвернулась. — Постарайся вернуться в замок до комендантского часа. — Грейнджер... Она остановилась; сердце колотилось, когда она оглянулась. Малфой уже выглядел так, словно сожалел, что заговорил. Гермиона стояла, выжидающе глядя на него, а он молчал. Что ж, она устала говорить за них обоих. Если он чувствовал себя вправе дуться и следовать за ней повсюду, от него также иногда требовалось открыть рот. Ему всегда было что сказать в ответ, когда он хотел ее смерти. Ее живот скрутило. Тишина тянулась, а Малфой продолжал стоять со своим непроницаемым выражением лица, видимо, решив притвориться, что ничего не сказал. Через несколько минут Гермиона положила руку себе на бедро. — Малфой, давай прекратим это, — она вздохнула. — Я поняла. Уверена, что для тебя это просто монументально даже стоять здесь и смотреть на маглорожденную, — горько сказала она. — Может быть, мне должно быть приятно, что ты вообще здесь, но это не так. Я не собираюсь просить тебя проявлять ко мне симпатию. Я не заинтересована быть сложным выбором, — Гермиона всплеснула руками. Она отвернулась и усмехнулась: — Не уверена, делает ли это меня романтиком или нет, но я не хочу отношений, в которых мне придется прожить всю жизнь, задаваясь вопросом, перевесит ли анализ затрат и выгод все же в мою пользу каждый раз, — она вдохнула, пока холодный воздух не сжег ее легкие. — Вот, я закончила. Я... — она выдавила улыбку, — я больше не буду тебя беспокоить. Малфой молчал и не реагировал. В ее груди внезапно кольнуло разочарование; она подождала еще мгновение, прежде чем отвернуться. — Отлично. Тебе не нужно ничего говорить. Ты всегда молчишь. Она развернулась на носках и продолжила свое патрулирование, но услышала чертыхания Малфоя, уходя. — Подожди. Грейнджер. Его появление было столь стремительным, что ей с трудом удалось удержаться от инстинктивного отшатывания, когда он схватил ее за плечи. Он коснулся ее на мгновение, прежде чем отдернуть руки и отступить. — Это не потому, что ты магглорожденная, не поэтому... — он сделал паузу. — Я не... — он заметно сглотнул. — Я плохой человек. Гермиона уставилась на него. — Я знаю. — Я... — он заколебался, подбирая слова, — быть хорошим — это не то, что я делаю. Гермиона осторожно кивнула. В его глазах в настоящее время не было ни одной стены. Они почти светились эмоциями. Выражение его лица было открытым. Он шагнул к ней. Что-то в глубине души Гермионы дернулось, желая отступить, но она отказалась двинуться с места, когда он приблизился, придвигаясь ближе, пока между их телами почти не осталось места. Его голова наклонилась к ее лицу. — Я сомневаюсь, потому что ты сложный выбор, — его голос был почти шепотом. Он ощущался невероятно близко, хотя они и не соприкасались. Никогда еще она так отчетливо не осознавала ощущение отсутствия прикосновений. Как будто каждый нерв в ее теле горел в ожидании. — Это… не поэтому. Гермиона вздернула подбородок. — Почему? Он вдохнул, челюсть сжалась. — Это мой второй шанс, верно? — он склонил голову набок и беззаботно посмотрел на нее. — Последний шанс, я полагаю, и я должен сказать. Не ради искупления, конечно, эта возможность уже упущена. Но мой последний шанс — извиниться. Гермиона смотрела на него, пытаясь понять его. Он был самим собой. Не та версия, с которой Гермиона была знакома по прошлым годам, а новая итерация, в которой он постепенно развивался внутри огороженного стенами кокона окклюменции, в котором он постоянно прятался. Он будто стал еще больше. Ярче. Интенсивность его взрыва, от которого она видела лишь проблески последние несколько месяцев, шокировала. Выражение его лица было напряженным. — Тебя очень легко хотеть выбрать. Слишком просто, если честно, — его губы скривились в неопределенной гримасе. — Я жадный, я никогда в жизни не вел себя хорошо и никогда не получал того, чего хочу. Теперь представь, каково это, — хотеть кого-то, с кем, я знаю, у меня нет шансов. Его рот растянулся в горькой улыбке, как лезвие ножа. — Теперь меня всегда будут судить по ошибкам прошлого. Одно право оступиться — это все, что у меня осталось, и я знаю, что тут же оступлюсь, потому что испортил практически все, что делал за всю свою жизнь, — его голос стал грубым, а выражение лица исказилось. — Но только подумай, насколько хуже будет, когда это произойдет, если будет кто-то, о ком я позволил себе думать, позволил себе хотеть. Теперь он был невероятно близок. Она чувствовала, как его мантия касается ее ног, и легкую дрожь его дыхания на коже. Его рука поднялась и зависла у ее щеки, так близко, что она могла почувствовать её жар. Казалось, он был в секунде от того, чтобы положить руку на ее щеку, но его кисть оставалась в воздухе. — Кто-то важный для меня, для кого я старался быть лучше. Когда я снова все испорчу, она будет первой, на ком это отразится. Его рука опустилась, но не прочь, а ниже. Сердце Гермионы остановилось, и она издала легкий вдох, когда кончики его пальцев стянули ее шарф ровно настолько, чтобы коснуться ее горла, а его большой палец провел по узкому шраму. — Думаю, — сказал он, глядя на нее, — я уже достаточно ее обидел. Он убрал руку и отступил, откашлявшись. Выражение его лица снова медленно исчезло, весь свет и сила в его глазах погасли, когда он съежился и вернулся к своей марионеточной версии. — Это не потому, что тебя трудно выбирать, а потому, что тебя практически невозможно не выбрать. Я никогда не умел говорить себе «нет», но я стараюсь. Прошу прощения, я не хотел, чтобы ты подумала, что это из-за того, что ты маглорожденная. Сердце Гермионы колотилось в груди. — О, — наконец сумела она сказать. — Прости. Я просто предположила. — Это было справедливое предположение, — сказал он ровным голосом, отворачиваясь от нее. Она глубоко вздохнула. — Ну, знаешь, ты не должен решать за других. Ты не можешь выбирать, на какой риск они могут пойти. Особенно я, — она положила руки на бедра и бросила на него самый пронзительный взгляд. — Мне не нравится, когда люди говорят мне, что я не могу что-то сделать только потому, что это сложно или я могу получить травму, так что тебе стоит отказаться от любых повторных попыток; никому раньше это не удавалось. Она фыркнула, закатывая глаза. — Честно говоря, из нас двоих мой опыт принятия решений значительно превосходит твой. Малфой издал сдавленный звук. Гермиона подошла ближе и протянула руку. — Не решай ничего за меня. Хорошо? Он помедлил несколько секунд, прежде чем взял ее за руку и неуверенно кивнул.***
После Дня святого Валентина они точно не встречались, но у них было то, что Гермиона в частном порядке назвала исключительной договоренностью держаться за руки. Их пальцы блуждали и находили друг друга под партами в классе и во время учебы в библиотеке. У Малфоя были удивительно выразительные руки. И длинные пальцы. Ужасно длинные пальцы. Кончики его пальцев танцевали по тыльной стороне ее ладоней, обводя костяшки или вырисовывая узоры на ладони и внутренней стороне запястья, от которых покалывало все ее тело. Его мизинец рассеянно цеплялся за ее, когда он читал, или начинал массировать основание ее большого пальца, когда перевод рун заставлял ее начать выдергивать на себе волосы. Это было поразительно эротично. Гермиона чувствовала себя подавленной и неудовлетворенной. Одного взгляда на его руки было достаточно, чтобы покраснеть. Тепло начинало скапливаться в нижней части ее живота, и ее соски твердели, когда его большой палец касался ее суставов; она вздрагивала, когда их пальцы тайно переплетались под столом на Зельях. Гермиона целовалась с парнями, и ее физическая реакция была гораздо меньше, чем когда тыльная сторона ладони Драко Малфоя касалась ее руки. Большую часть времени они даже не держались за них должным образом, — обычно это были несколько сцепленных пальцев. Почему-то это было самым возбуждающим событием, которое когда-либо с ней случалось. Гермионе становилось все жарче и жарче, в то время как Малфой сохранял стоическое молчание и внешнюю невозмутимость, лаская ее пальцы таким образом, что казалось, что это должно быть нарушением половины школьных правил и, возможно, незаконным.***
Малфой отчаянно пытался убить ее. — Я думаю, нам следует поцеловаться, — внезапно сказала она после нескольких недель ласкания руки до такой степени, что она всерьез подумывала запрыгнуть на Малфоя прямо здесь, в библиотеке. Малфой будто окаменел. Гермиона повернулась и увидела его пристальный взгляд. — Поцеловаться? — сказал он после длительного молчания. Она кивнула как ни в чем не бывало. — Да. Если тебя это устраивает. Он медленно дернул головой в неопределенном знаке согласия. — Ладно. Сейчас? Или позже? — уголок ее рта скривился в сдерживаемой улыбке предвкушения. Была еще одна долгая пауза. — Сейчас. Слава Богу. Она повернулась к нему, но обнаружила, что смотреть на него очень неловко. Выражение его лица было явно обеспокоенным, и вовсе не так, как можно было бы надеяться, парень будет выглядеть при таких обстоятельствах. Гермиона поникла. Это было просто смешно. Будь это любой другой парень, и они, вероятно, уже занимались бы сексом. Но не Малфой. Если не считать того, что он держал ее за руку, он продолжал сдерживаться и действовать так же активно, как морская губка. — Я также думаю, что мне следует называть тебя Драко, — сказала она, кивая самой себе, — и тебе следует называть меня Гермионой, если ты когда-нибудь начнешь обращаться ко мне сам. Драко подавился воздухом и теперь выглядел готовым к бегу. Это было абсурдно. Она была уверена, что быть подростком не должно быть так неловко. Были ли стадии, которые она не заметила? — Неважно, — сказала она, возвращаясь к своим книгам. — Я не имела в виду, что мы должны, если ты не хочешь. — Подожди... — голос Драко был жалобным. Она повернулась, чтобы снова взглянуть на него, сузив глаза. — Ты хочешь поцеловать меня? Потому что если это так, то это даже отдаленно не очевидно. Мгновение он смотрел на нее оскорбленно. Затем его глаза заблестели, и он дернул ее руку, потянув в сторону, и его сомкнутые губы встретились с ее губами. Менее чем через две секунды он откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на нее с обеспокоенным видом. Гермиона скривилась и нахмурилась. — Не так, идиот. Я не твоя мама. Поцелуй меня как следует. Ей действительно приходилось все делать самой. Она схватила его за мантию и толкнула вперед. — Я не целую свою маму, — угрюмо сказал Драко, когда их губы встретились во второй раз. Гермиона поцеловала его, немного укусив в наказание. Его губы были мягкими, немного тонкими, но приятными. Определенно потенциал имелся. Когда она отодвигалась, ножки его стула заскрипели о деревянный пол, когда его рука схватила ее за плечо, и он оттащил ее назад, захватив ее губы и наполовину вытащив ее из кресла в свои объятия. Ее сердце пропустило удар. Гермиона шагнула вперед, и его рука крепко обняла ее за талию, а другая нашла ее подбородок, и она упала ему на колени, когда он жадно поцеловал ее. Она чувствовала, как ее кожа горит, прижимаясь к нему. Как и в случае с держанием за руку, Малфой превосходно целовался, как и все, за что он брался. Его пальцы пробежались по изгибу ее скулы, прослеживая изгиб ее челюсти, прежде чем найти чувствительное место за ухом, от которого она вздрогнула. Удовольствие дрожало в ней, как струна на инструменте. Она изгибалась у него на коленях. Его язык скользнул по ее губам в той же томной, дразнящей манере, как его пальцы часто касались ее руки, а это означало, что он целенаправленно возбуждал ее во время занятий в течении последних нескольких недель. Придурок. Она мстительно поцеловала его. Она потратила неприличное количество времени, размышляя о том, на что будет походить поцелуй с Малфоем, понравится ли ей. Сейчас она может смело утверждать, ей очень нравится. Исторически сложилось так, что она не особо любила поцелуи. Они имели тенденцию быть довольно неприятными или влажными. Виктор нервничал и был таким целомудренным, что это не впечатляло. Кормак был похож на нападение Гремучей ивы, его руки были грубыми. Он засунул свой язык ей в рот, прежде чем она даже поняла, что они целуются. Рон был… ну, его поцелуи были слишком мокрыми, и казалось, что его руки никогда не там, где она хотела. У него были свои любимые места, которые он сжимал, и даже когда она перемещала его руки в нужные места, они всегда немедленно возвращались обратно. Малфой был совершенно новым опытом в поцелуях. Каждый раз, когда его пальцы касались ее кожи, она чувствовала, как покалывание пробегало по всему ее телу, пока пальцы ног не поджимались. Он прикусил ее нижнюю губу за мгновение до того, как его язык скользнул по ее. Быстрая искра боли смешалась с нахлынувшим удовольствием, уничтожая все ее мысли. Гермиона застонала и запустила пальцы в его волосы, окончательно испортив его безупречный внешний вид, оседлав его, так что их тела были прижаты друг к другу вплотную. Она хотела почувствовать его целиком, все то напряжение, которое он скрывал от нее. Ей хотелось прорваться сквозь стены в его голове. Это все будет только ее, никого больше. Эта мысль вспыхнула в ней, как фейерверк, и она притянула его ближе, когда он жадно поцеловал ее, словно вдыхая. Мир взрывался, полыхая огнем ее в крови и кончиках пальцев, когда она сидела в его руках. Он застонал, и его руки скользнули по ее волосам, запутались в кудрях, плотнее прижимаясь губами. Его рука на ее талии нашла край рубашки, а пальцы скользнули под ткань. Гермиона ахнула, когда его рука коснулась обнаженной кожи ее спины, а затем скользнула вверх, проводя по ее ребрам. Все ее тело напряглось и хотело большего. О, Мерлин, это было великолепно. Она придвинулась ближе, выгнув спину, чтобы получить лучший угол. Обе его руки были под ее рубашкой, охватывая ее талию и скользя вверх. Его голова откинулась назад, чтобы встретиться с ее губами, когда она снова провела пальцами по его волосам, взъерошивая их, он застонал ей в губы. От этого звука ее охватило стремительное чувство крохотного самодовольства. Ее пальцы скользнули вниз по его шее, используя воротник его мантии, чтобы притянуть его ближе, ослабив его галстук и цепляя пуговицы мантии. Его тело было восхитительно твердым, и... — Мисс Грейнджер! Мистер Малфой! Двадцать баллов с Гриффиндора и Слизерина за неприличное поведение! Гермиона вскрикнула и чуть не взлетела к потолку, подпрыгнув от резкого голоса мадам Пинс. Она оторвалась от Драко и чуть не приземлилась головой на пол, когда вскочила с его стула и изо всех сил пыталась восстановить равновесие, столкнувшись с разъяренным библиотекарем. — Извините, — сказала она, тяжело дыша, чувствуя, как лицо полыхает. — Мы… мы не хотели. Мы увлеклись. — Эта библиотека — вместилище знаний; здесь нет места для такого фривольного поведения. Если я увижу такое еще раз, назначу минус пятьдесят очков и отработку, — Пинс фыркнула и посмотрела на них обоих. Гермиона виновато запихивала рубашку обратно в юбку. Драко, казалось, изображал броненосца; его большая фигура изгибалась в виде тугого шара на стуле, и сейчас были видны только кончики его ярко-красных ушей. — Извините, — сказал он хриплым голосом, не поднимая глаз. Мадам Пинс испепеляла их взглядом ещё мгновение, прежде чем отвернуться. Гермиона неуверенно опустилась на свое место рядом с Малфоем. — Ну... — наконец сказала она, потому что не могла найти слов. Малфой тяжело дышал; в течение нескольких минут его голова почти касалась края стола. — Хорошо, — сказал он, когда выпрямился; его голос все ещё был хриплым. — Извини, — сказала она, чувствуя себя так неловко, что допустила мысль о вероятности смерти от смущения, и решительно уставилась на свое эссе. — Я увлеклась. — Это отлично. Гермиона не позволила себе поднять глаза, а Малфой больше ничего не сказал. Ее сердце все ещё колотилось в груди, казалось, вся библиотека должна слышать эхо. Она продолжала украдкой поглядывала в сторону и обнаруживала, что Драко пристально смотрит на учебник перед ним, его уши все еще остаются розовыми. Ей действительно следовало предложить поцелуй где-то в другом месте. Это было бесстыдно. Один поцелуй, и она практически взобралась на него и начала снимать одежду. Ее лицо было таким горячим, что, наверное, можно было согреть им котел. Через десять минут она, наконец, смогла достаточно успокоиться, чтобы сосредоточиться на домашнем задании, все еще остро ощущая, насколько Малфой неподвижен, и молчалив, и очень близок. О Мерлин, а что, если он был зол и смущён? Он, наверное, даже не признал бы этого. Он просто снова отступил бы или, может быть, начал бы ее избегать. Ей следовало просто смириться с неопределенным периодом эротического держания за руку. По-видимому, это было все, с чем она могла справиться, не набрасываясь на него. Через несколько минут появилось легкое прикосновение к тыльной стороне ее руки. Она подняла глаза. Малфой все еще читал, его рука наткнулась на ее, а его указательный палец скользнул по ее суставам. Она повернула руку, изогнув пальцы, чтобы переплести их. Больше они ничего не сказали, но он не отпускал ее, пока не пришло время обеда.***
Они были достаточно осторожны, чтобы больше не поцеловаться в библиотеке. По крайней мере, не столь интенсивно или долго. Однако иногда такие вещи были неизбежны. В результате их учебные занятия таинственным образом мигрировали из библиотеки в другие менее населенные части замка. Пустые классы, ниши, спрятанные за гобеленами. Теплицы. Драко по-прежнему не был разговорчив, но невербальное общение ему давалось лучше, можно было смело утверждать, у него талант. По-видимому, он также был способен путешествовать во времени, потому что Гермиона была уверена, что они не могли проводить каждый день, целуясь, но она обнаружила, что не ложится спать до поздней ночи, дочитывая то, что ей не удалось во время, стратегически отведенное под учебу. Они не занимались сексом. Однако на протяжении всего секса, которого у них не было, было много раздеваний, ласк и вылизываний. И оргазмов. Много, много оргазмов. В процессе Гермиона смирилась с тем фактом, своей бесстыдности, и решила принять этот новообретенный аспект своей личности. В данный момент в ее расписании было указано, что она должна была решать уравнения арифмантики, но вместо этого она сидела на Драко на заброшенном профессорском столе, медленно целуя его, и расстегивая рубашку. Ее пальцы скользнули вниз по его груди, обнаруживая зигзагообразные шрамы на его торсе. Кончиками пальцев она проследила одну из рваных линий, покусывая его скулу. Его руки скользили по ее спине, поднимая ее свитер. — Это очень крепкий стол, — сказала Гермиона себе под нос, двигая бедрами вниз по его телу, заводя руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик. — Ммм, — Драко покусывал ее шею, помогая ей, и его греховно ловкие пальцы начали поглаживать нижнюю часть ее груди, заставляя ее почти мурчать. — Он не... даже скрипит, — сказала она, чуть не рухнув, когда он укусил ее сосок и прижал бедро между ее ног. — Ммм, — вот и все, что она получила от него, когда он выскользнул из-под нее, прижал ее и продолжал целовать до тех пор, пока она не могла думать вообще. Когда он наконец оторвался, чтобы вдохнуть, и прокладывал дорожку поцелуев вниз по ее телу, она схватила его за волосы и потянула обратно, пытаясь поймать его взгляд. Гермионе правда придется это сделать. Опять. — Драко, — она обняла его за плечи и потерлась бедром о его эрекцию, — я пытаюсь сказать, что мы должны заняться сексом. Здесь. На этом столе. Он замер. Глаза широко раскрыты, а выражение лица почти закрылось, но, несмотря на окклюменцию, его зрачки расширились, черный цвет поглотил серый. Выражение его лица постепенно становилось все более голодным. Но там все еще была стена. Она могла видеть это в его глазах, каждый кирпич и трещину. — Сейчас? — наконец сказал он. Гермиона медленно моргнула. — Да. Очевидно, неужели ты думал, что я остановила тебя, потому что хотела запланировать это на следующую неделю? Прежде чем он смог ответить, она притянула его ближе, пока их лица практически не соприкоснулись, и качнула своими бедрами; он закусил губу и застонал. — Драко Малфой, я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом на этом столе. Сейчас. Тебя это устраивает? — Да... — он практически прошипел это слово сквозь стиснутые зубы. — Славно. Тогда решено, — она снова поцеловала его и стянула с него рубашку, восхищенно проводя пальцами по широким плечам. Возможно, ей не нравился квиддич, но он определенно имел неоспоримые преимущества. Было бы лучше заняться сексом где-нибудь на кровати, без смутных мыслей о занозах или холоде. Но преподаватели Хогвартса изо всех сил старались сделать это невозможным. Гермиона потеряла большинство мыслей в считанные секунды, когда рот Драко сомкнулся на ее груди, и его длинные пальцы зацепились за ее трусики, стягивая их вниз. Его кожа была горячей по сравнению с ее, и она отмечала каждое жадное прикосновение, пока дергала пряжку ремня и молнию на его брюках, а затем протягивала руку и обвивала пальцы вокруг твердой длины его члена. Он застонал и толкнулся в ее руку. Его пальцы собственнически проникли между ее ног, лаская ее, где она была так чувствительна и влажна. Она вздрогнула, когда его пальцы опустились ниже, поглаживая и медленно скользя в нее. Она ахнула и сжала, когда он закусил губу и погрузил пальцы глубже. Она крепче сжала его член, когда знакомый жар протек к ее тазу. Его большой палец осторожно обвел ее клитор, и она издала бессвязное мурлыканье и дернулась к его руке. — Пожалуйста, — сказала она отрывистым голосом, обвивая ноги вокруг его талии в надежде, что он наконец ее трахнет. Его большой палец снова обвел клитор, двигаясь медленными кругами, скользя двумя пальцами в ее жар, находя ту самую точку, от стимуляции которой у нее закатывались глаза и прерывалось дыхание. — Нет. Я хочу тебя... — она провела рукой по его члену, двигая бедрами. Он убрал пальцы. Выражение его лица все еще оставалось закрытым, но его глаза были прикованы к ее лицу, когда он медленно вошел. Она неуверенно выдохнула, и он мгновенно замер. — Все..? Она оборвала его. — Хорошо. Ее голова была запрокинута, когда он с низким стоном скользнул дальше, закрывая обзор на все, кроме безупречных широких плеч, пока он погружался в нее до упора. Гермиона тихо вздохнула, дико наслаждаясь ощущением близости. Потрясающе. Она повела бедрами навстречу. Вдруг и совершенно неожиданно он заговорил. Ей потребовалось время, чтобы это заметить. Его голова была прижата к ее плечу, и она могла разобрать менее половины слов, но она поняла общую идею, потому что он повторил все около дюжины раз, прижимая ее к себе, бубня себе под нос, осыпая ее кожу горячими поцелуями. Она этого не ожидала — ей даже не приходило в голову, что он заговорит во время секса. — Ты идеальна, даже не знаю, — его руки бродили повсюду, скользили по всему ее телу и поднимались вверх к ее запястьям, пока она не оказалась под ним, со скрещенными руками над головой. Его голос срывался. — Ты такая идеальная... никогда не думал... не позволял себе мечтать. Он целовал ее жадно и толкнулся глубже; столь всепоглощающая наполненность заставила ее зажмуриться. Гермиона крепко обвила ногами его бедра. Драко прижался своим лбом к ее. — Я не причиню тебе вреда. Никогда. Клянусь, я умру, прежде чем причиню тебе боль. Она должна что-нибудь сказать? Она чувствовала, что должна, но не знала что. — Никогда не думал, что у меня есть шанс, — сказал он, уткнувшись носом в ее ухо. — Пытался не хотеть тебя. Понятия не имеешь, как тяжело держаться от тебя подальше. Не знаю... зачем тебе... я так счастлив. Он сжал их переплетенные пальцы, делая медленный толчок; она издала низкий стон, тело напряглось под ним в предвкушении ярчайшего оргазма. — Спасла меня. Я думал, что буду один всю оставшуюся жизнь, — сказал он хриплым голосом, прижимаясь к ее горлу, оставляя россыпь отметин, и она была более чем рада им. Гермиона высвободила руки из его и обхватила его лицо, приподняв голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Драко... Драко, — сказала она, наклонив голову вперед, чтобы прижать их лица друг к другу. — Все хорошо. Он смотрел на нее; ни одной стены за серыми глазами. — Я просто хочу, чтобы ты знала. Она улыбнулась ему, провела большим пальцем по его скуле. — Я знаю. Я здесь, потому что знаю. Он кивнул. — Славно. Она медленно целовала его, пока он не застонал ей в губы, яростней врываясь в рот языком. Его тело обвилось вокруг нее, крадя кислород, заменяя жаром. Вибрирующая, грубая, безудержная сила наконец-то поглотила, и ей казалось, что она вот-вот загорится. Его пальцы переплелись с ее, и тогда она вновь потеряла связь с миром, утопая в блаженстве. Их тела были так крепко соединены, невозможно было узнать, где их начало и конец, — одно целое.***
После они не отрывались друг от друга какое-то время. Глаза Гермионы были закрыты, пока она переводила дыхание. Драко убрал несколько локонов, которые прилипали к ее лицу, прежде чем поцеловать ее в щеку. — Можно вопрос? — Ммм? — она приоткрыла глаз. — Почему ты спросила меня в тот день в зельях? Было ли мне правда жаль? Ее глаза резко открылись. Драко смотрел на нее сверху вниз. — Ой, ну я тебя заприметила. — Ты меня заприметила? — он приподнял бровь. Гермиона почувствовала, как ее щеки постепенно наливаются румянцем. — Сначала просто... мелочи. Потом Джинни сказала мне, что в прошлом году ты защищал Отряд Дамблдора, и это заставило меня задуматься... — Что именно ты заприметила? — Драко вопросительно смотрел на нее сверху вниз. Губы Гермионы дернулись, а кончики ушей запылали. — Это было... глупо. То первое, что я заметила. На самом деле, именно информация об Отряде заставила меня… Он склонил голову набок. — Что это было? О Мерлин. Он не собирался бросать эту затею. — Ничего такого. Это не было... — Ты не можешь мне сказать? — в его глазах промелькнуло расстройство. — Это не так. Это просто... неловко, — ее лицо становилось все краснее и краснее. Она закрыла его руками. — Ты подумаешь, что я слишком легкомысленная, если я тебе скажу. — Грейнджер... — раздраженно сказал Драко. Гермиона застонала, убрала руку и посмотрела на него. — Прекрасно, — сказала она покорно. — Причина, по которой я впервые заприметила тебя, заключалась в том, что Джинни указала, какой ты высокий. Драко моргнул, глядя на нее с пустым выражением лица, как будто ответ просто ускользнул от него. Лицо Гермионы пылало Адским пламенем, и она вновь вскинула руки к лицу, чтобы скрыть это чувство неловкого внутреннего ужаса. — Ты заметила меня... — медленно сказал он, — из-за моего роста? Она села, скрестив руки на груди. Драко смотрел на нее, выражение его лица было смесью веселья и оскорбления. — Это... было просто началом. Мы сейчас здесь не из-за этого. Это был просто импульс. Как только я заметила твой рост, я стала замечать в тебе другие вещи, которые мне больше и больше нравились, — она вздохнула. — Я решила спросить тебя в тот день, потому что хотела узнать, стоит ли с тобой общаться. И оказалось, что да, а это важная часть. Вот на чем мы обязательно должны сосредоточиться, — она опустила голову. — Однако, если честно, все началось с того, что я пыталась выяснить, какой у тебя рост. Драко еще мгновение скептически смотрел на нее, прежде чем его плечи задрожали от сдерживаемого смеха. Конец