Калифорнийский кайф

— Эй, глухомань! — Ору в открытое окно автомобиля, а он по-прежнему меня не слышит, трётся у входа в клуб и как всегда таращится в телефон. Теряю его из виду на пару мгновений из-за толпы людей. Так и голос сорвать недолго. Давлю на кнопку сигнала что есть силы и держу её, пока случайные прохожие не начинают на меня коситься. Всё ещё ноль эмоций, как будто издевается. И ведь сам же позвонил в соплях и попросил забрать. Заебал. Со злости даже не с первого раза получается открыть дверь, что взбесило меня ещё сильнее, и я с рыком почти вышиб её своим плечом. Заорал так сильно, на сколько хватило воздуха: — БИЛЛ!!! Наконец-то, отлепился от экрана. Уже издалека чувствую, что выжрал минимум полбутылки, но идёт ровно, не качается, мы с ним натренированные. Подходит ближе, и я замечаю зарёванные глаза. Не выношу его слёзы, просто не выношу. — Мог бы и подойти, незачем так кричать, — тихо отвечает мне и садится на переднее сиденье. — А ты мог бы и услышать, как я сигналю уже минуту, — не знаю почему, но не огрызнуться с ним не получается. Сажусь за руль и отъезжаю, мы оба не пристёгнуты, да и незачем, на часах почти пять утра. — Домой? — Нет, на холмы, — чёрт, на холмы это серьёзно. На обрыв мы с ним ездим, когда кому-то из нас невыносимо хреново и охота что-нибудь сделать с собой. Только мысль о том, что брат рядом, удерживает. Не знаю, что б мы делали друг без друга. Когда эта сука Рия вывезла половину нашего дома, меня почти порвало на куски от эмоций. Поверил бабе, называется, а ей кроме дорогущих подарков, штампа и права на имущество ничего не нужно было. И хотя Билл почти безостановочно трындел мне, что не верит ей, после нашей большой ссоры с ней просто промолчал и обнял меня, за что ему отдельная благодарность. Я тяжело отходил, и только он был рядом со мной всё это время. Даже вынудил меня написать песню, излить, так сказать, свои чувства. Песню мы записали только вдвоём, но выпускать не стали — слишком личное, убрали в архив. Пусть издадут после нашей смерти. И это ведь реально помогло, как будто кто-то перелистнул эту страницу моей жизни, и снова всё было по-прежнему, только мы вдвоём, я и Билл. Страшная вещь музыка, всё-таки. Я помотал головой, избавляясь от не слишком приятных воспоминаний, и свернул на узкую дорожку вверх на холм. Мне тоже становилось плохо, когда он сидит такой рядом со мной, настроение мы всегда делили на двоих. Но если одному из нас хуже, второй должен держаться на плаву — это правило. — Я никогда никого не найду, — проныл он таким жалобным голосом, что у меня все кишки свело. Всё, началось. Вздыхаю, но рот пока держу на замке и крепко держу руки на руле. После своего легендарного хартбрейка несколько лет назад все его отношения заканчивались обычно в постели с кем-нибудь после первого же свидания. Я ж не думал, что он воспримет «Love who loves you back» так буквально и начнёт трахать всё, что живое и достигло возраста согласия. Я едва презервативы ему успеваю закупать, а кто бы мог подумать такое? — Я думал, что у меня только с женщинами проблемы, так меня ещё и мужики кидают один за одним, — снова, как назойливая циркулярная пила, своим гнусавым голосом. Простыл после долгого перелёта пару дней назад. Ненавижу его нытьё. Наверное, ненавижу потому, что с какой-то стати ревную его на полном серьёзе и хочу, чтобы он перестал тратиться на бесполезных людей, которые о нём ничего не знают и не хотят узнать. Не понимают, какой он особенный. Зато я его понимаю. Без понятия, в чём его секрет, но люблю я его всё равно так, как не любил ни одну женщину. При всём своём дебилизме он умудрялся быть самым милым человеком на земле, от чьей улыбки у меня внутри просыпается что-то странное. Я живу с ним уже двадцать семь лет и всё больше для себя осознаю, что хочу ещё столько же и только с ним. Много ли ему надо? Он только просит без конца свою идиотскую картошку спиральками и свежие розы в доме, а взамен он весь мой. Ну, почти… — Ты так и будешь молчать? — Разозлился он, шмыгая носом. — Ты же не убер ведёшь, я твой близнец, блин. Что им всем во мне не нравится, скажи? В чём дело? Я же перед выходом раз десять в зеркало смотрюсь. Я чего-то не замечаю в себе? Или пью слишком много? — Пизделка неугомонная, блядь, — бурчу себе под нос, но замечаю краем глаза, как он весь выпрямился на сиденье. Продолжаю уже громче: — Да, и не смотри так на меня. У тебя рот не затыкается, в этом проблема. Грубовато вышло, но когда он канючит, с ним иначе нельзя, а то потом опять будем плакать вместе, он от своих неудачных похождений, а я от него. От того, что не могу ему признаться, как мне его хочется. Обиделся, что ли, отвернулся от меня. Да, наверное, я в этот раз перегнул немножко. Останавливаюсь на нашем месте метрах в десяти от края оврага, с которого открывается непередаваемый вид на город в низине и восходящее из-за горизонта солнце. Мы проводили тут одни из самых худших и лучших вечеров в нашей жизни, и может быть здесь мне стоит попробовать всё изменить. Билл по-хозяйски открыл бардачок возле своего сиденья и прикурил припрятанный косяк, молча протягивая его мне. На секунду накрываю его пальцы, и холодок бежит по моей спине явно не от утренней прохлады. Люблю таращиться на него, когда он курит. Запрокидывает голову назад и прикрывает веки, выпуская дым кольцами, потом отдаёт мне обратно. Если бы не он, я бы к траве даже не притронулся, но если ему помогает, то пускай. Я бы и ногу свою отпилил, если бы ему только стало от этого легче. — Ты правда так думаешь? — Наконец, спрашивает меня. Пожимаю плечами и немного усмехаюсь. Говорит он и правда много, как за двоих. Щурюсь от приятного тёплого ветерка из окна, который явно сулит адскую жару днём, когда мы с ним будем дрыхнуть без задних ног. — Не думаю, забей. Слышу его облегчённый вздох и окончательно расслабляюсь, слегка откидываясь в кресле. Даже интересно, как бы всё сложилось, если бы я спросил его ещё десять лет назад, какого чёрта происходит. Но тогда меня больше волновало, сколько фанаток пройдёт через мою постель за один тур, чем его чувства. Я же видел, как он смотрел на меня. Каждое интервью — бесконечные «случайные» касания, странные взгляды и непривычная молчаливость. Списал всё на то, что гормоны заигрались с ним, да и девушки у него на тот момент долго не было, в общем, ничего страшного. Я даже как-то и не уловил момент, когда он прекратил это делать, а потом пошёл во все тяжкие здесь в Лос-Анджелесе. Да уж, себе я оправдания в виде гормонов точно не найду. Ну, в конце концов, не уйдёт же он от меня, если я ему всё расскажу? А если найдёт кого-то и уйдёт? Нет, даже думать не хочу. Открываю верх в автомобиле, а то что-то дышать как-то трудно. Не перестаю удивляться — какой же он неразборчивый в людях. Знаю, забавно это слышать от человека, который женился, чтобы развестись через полгода, но это у нас, видимо, семейное. Наверное, стоит попробовать прямо сейчас. Только набираю воздуха в лёгкие, как слышу слабый всхлип и резко поворачиваю голову к нему. Сидит, закрыв половину лица ладонью и вздрагивает плечами. — Ну чего ты? — Сам не узнаю свой голос, когда и у меня подкатывают слёзы от его вида. Не реветь, только не сейчас. А может, это от дыма глаза слезятся, поди разберись тут. — Устал я, Том. Кому вот я сдался? Никто меня не хочет, кроме неадекватных фанаток, — тут он прервался и вновь затянулся, протянув косяк мне, но я отмахнулся и вместо этого притянул его к себе одной рукой за плечо. — Я хочу, — я сам поперхнулся слюной от того, как откровенно это прозвучало, и нервно кашлянул. Билл только прерывисто выдохнул мне в плечо, тоже обнимая. Мой маленький братик, ты ищешь счастья по чужим постелям и каждый раз наступаешь на одни и те же грабли вместо того, чтобы поискать его в собственном доме. Я уже не буду повторять этого вслух, заезженная пластинка. — А ещё у меня стояк, — неожиданно брякнул близнец и поёрзал в моих объятиях, вызывая ответную щекотку у меня в животе. — Потому что этот мудак бросил меня ещё даже до того, как мы переспали… — Что, подрочить тебе? — Надеюсь свести всё в шутку, но предательские руки прижимают Билла всё крепче. Чёрт бы меня побрал. Издаю невразумительный смешок, чтобы сгладить ситуацию, но не слышу реакции. Скосив взгляд вбок, вижу, что тот приподнял голову и смотрит мне прямо в глаза, и по взгляду даже не скажешь, за придурка он меня считает или как. Спустя несколько секунд слегка неуверенно или даже боязливо кивает головой, а я слышу, как моё сердце кубарем покатилось прямо с этих холмов в долину. Расширенные зрачки делали его глаза практически полностью чёрными, и я был уверен, что мои были такие же. Господи, он действительно этого хочет. Вдыхаю носом и выдыхаю, глубоко и размеренно. Спокойно, Том, никто не умрёт от подобного. Он ведь доверяет мне, а ещё укурился, так что не нужно создавать из этого проблемы. Не дождавшись моей реакции, сам настырно тянет мою ладонь к своей ширинке. Так удачно я ещё никогда не шутил. Расстёгиваю две пуговицы, третью, и сначала просто накрываю его ладонью сквозь бельё, вызывая у близнеца шумный вздох. Я видел тебя голым уже миллион раз и знаю каждый изгиб на твоём теле, и у меня вдруг появилось ощущение, будто я прикасаюсь к себе. — Ну давай же, — нетерпеливо скулит, дёргая меня за рукав, а я улыбаюсь его настырности. Билл уже сам приспускает джинсы пониже для большего простора действий, и я проникаю пальцами под кромку белья, вызволяя на свет его измученный бездействием член. Идеальный, прямо как мой. Я жизни не думал, что когда-либо буду делать что-то такое, но, чуть поразмышляв, решил, что ничего слишком мудрёного тут быть не может, и лучше действовать так, как я хотел бы сам. — Посильнее, ну же, — покорно слушаюсь и обхватываю орган уже увереннее, начиная двигать рукой сразу в достаточно резвом темпе. Не кончить бы только самому от его вздохов, боже. Мне так нравится, когда у него срывает крышу. И как он позволял всё это каким-то чужим людям, если есть я?! Так, успокоиться, сейчас точно не время. Я по-прежнему приобнимаю его одной рукой за плечо, а второй дрочу ему, захватывая поочерёдно рукой то яички, то головку, всё как нравилось мне самому. И судя по реакции, я вновь угадал. Смотрю на его приоткрытые губы, с которых слетали уже больше стоны, чем вздохи, и больше держаться нет сил. Притянув к себе его за затылок, жадно целую и без промедления подключаю язык, чтобы тот даже не думал сопротивляться. Но вместо сопротивления я услышал его долгий стон в свои губы и на секунду даже прервал движения руки от ошеломляющего меня чувства. Мой брат хочет меня. Билл вцепляется пятернёй в мои выбившиеся из хвоста волосы, случайно задевая их своими бесконечными браслетами, но всё это ерунда, не имеет значения. Чувствую, как капли его смазки стекают по моим пальцам, и ускоряю темп — он уже близко. Я знаю, ты всегда говорил, что кончаешь слишком быстро. Ловлю его губы в перерывах между сбитым дыханием и стонами, которых он уже не сдерживает. Я целую его с приоткрытыми глазами, потому что не могу насмотреться на его прекрасное лицо в этот момент. Смотрю и вижу, как он куда-то улетел, больше не здесь. Если бы ты только знал, Билл, что ты для меня значишь. Хотя… Ты знаешь. Подрагивающие ресницы, сил стонать не осталось — я вижу, чувствую, он готов. Быстро делаю три или четыре движения вверх-вниз, одновременно слегка надавливая большим пальцем на головку, и вижу, как спустя пару мгновений белые тягучие капли орошают его живот и одежду, а близнец выгибается в спине, сильно ухватив меня свободной ладонью за бедро с застывшим немым стоном на губах. — Как ты? — Решаю поинтересоваться, когда он обмякает на сиденье, почти не подавая признаков жизни, а я понемногу прихожу в себя и начинаю ощущать, как предательски намокли мои джинсы. Вот и мне снова тринадцать, даже не заметил, когда успел, блин. Смотрю на его лицо и дожидаюсь долгожданной реакции: Билл приоткрывает всё ещё затянутые дымкой глаза и широко улыбается мне. Только мне. — На вот, вытрись, — протягиваю ему сухие салфетки, которые лежали с моей стороны, и в конце концов сам вытираю его живот, чувствуя, что он всё так же довольно улыбается во весь рот. — Что? — Я никогда не думал, что ты мне когда-нибудь ответишь. Он застёгивается, а я так и замираю с салфеткой в руке. Неужели он продолжал ждать всё это время?.. — Только что нам с этим делать, Том? Ребята не поймут, и… — А им и не надо знать. Мы и так с тобой живём вместе, ничего не изменится. Кроме того, что мы больше не сможем с ними жить в одном тур-автобусе, — усмехаюсь, представляя, к чему может повести эта дорожка нас двоих. Стоило ли принять друг друга, как свою единственную судьбу? Не знаю, думаю, да. И наверное, все эти многолетние спотыкания о неправильных людей что у меня, что у Билла тоже того стоили. Мы пытались, правда пытались найти что-нибудь где-то ещё, но возвращались друг к другу. Зачем же теперь уходить и искать заново? Билл с благодарностью просто целует меня в губы и проводит ладонью по щеке. Я всё ещё стесняюсь так открыто проявлять свои чувства, это всё-таки его конёк, но пользуясь случаем, что мы здесь одни, улыбаюсь ему в ответ. Близнец отзеркаливает мою улыбку. — Мне страшно, но я как-нибудь справлюсь, — заверяет он, а у меня внутри в груди расползается тепло. — Я ведь говорил тебе, что тебя достоин только самый лучший? — Никогда. А кто лучший? — Не пойму, прикалывается или просто тупит, но на всякий случай принимаю суровый вид. — Ты сидишь с ним в одной машине! — Лучшим ты будешь, когда заедешь мне за картошкой, — узнаю своего брата, будто ничего и не было. — Ладно, поехали тогда, — завожу двигатель. — Одна большая порция, и тогда я лучший? — Спиральками! — Спиральками-спиральками, я помню. Пристёгивайся давай, — командую ему, и он живо накидывает ремень, бросая мне хитрые взгляды исподлобья. Доволен, наверное, что теперь можно получить всё по цене одного брата в соседней комнате в своём же доме. А я что? Я счастлив, что он не оттолкнул меня. Принял, как принимал всегда, как и я его. Мы всё равно всегда любили и будем любить друг друга, даже если вслух никогда это не озвучиваем. Он мой близнец, мой грех. Моё отражение и душа.