— Justin Bieber — Mistletoe —
Этот Новый Год отличается от любого другого грандиозного праздника в честь уходящих в своём вынужденном графике лет. Наверное потому, что люди всё ещё боятся выходить в магазины за традиционными горами мандаринов, в дополнение набивая тележки кучей ненужных второсортных продуктов. Нет, серьёзно, кому на новогоднем столе нужны оливки? Этих зелёных тварей не то, что есть, на них просто смотреть: и то — страшно. Или потому, что нет привычных очередей за ёлками на рынках близ украшенных гирляндами домов — мир вообще старается минимизировать все риски, даже интересно становится, кто тогда доставляет миллионы интернет-покупок до заказчиков? Дед Мороз? Или просто какой-нибудь олень? Скорее всего, второе. А! К слову, ёлок почему-то тоже нет. Их, бедных, наконец занесли в красную книгу? С такими частыми вырубаниями лесных красавиц было бы даже неудивительно. Но, скорее всего, странно оттого, что прямо сейчас, Юнги какого-то хера сидит в квартире парня своего брата и утешающе гладит лохматое очарование по продрогшей спине, вместо того, чтобы одиноко гулять по ярким улицам центрального Сеула, во всю готовившегося встретить в свои широкие объятия долгожданный две тысячи двадцать первый год. Мечты на хорошее будущее без прежних забот заполняют голову вихрем счастливых эмоций. Сейчас бы включить Дина Мартина в наушники и тихо попостукивать ритм нежного "Лэт ит сноу, лэт ит сноу, лэт ит сноу", а не...
— Я ненавиииижу егооооо, — скулит то самое очарование и взрывается ещё большей истерикой. Юнги бы проникся, правда, но он слишком хорошо знает Пак Чимина, а ещё — своего брата, поэтому даже не удивляется, когда Пак начинает буквально
завывать припев любимой новогодней песни, наивно полагая, что младший Мин её не знает. Не знает, как же. Он, блять, лично её продюсировал, особо не разглашая близким своего участия в хите этой зимы.
— Ты уже час это мне твердишь. Что случилось то, эй? — Юнги запихивает подальше свою черствость, в который раз пытаясь выяснить причину негодования этого чуда. — Он снова трахал тебя, не сняв брюки? — и, ладно, пожалуй, он подобрал не самый удачный момент, чтобы рубить коронное.
Чимин подозрительно резко перестает всхлипывать и поднимает свой убийственный взгляд наверх, по видимому, стараясь образовать красные лазеры из глаз и заживо спалить ими Юнги. Мин всё же, опасаясь реакции парня в его руках, быстро стирает с губ многострадальную улыбку и шепчет искреннее "прости".
Довольно впитав в себя извинения, он снова утыкается в грудь брата своего недо-сука-парня, усиливая громкость звуконытья до невозможного максимума. Его трясёт всего, и Юнги даже не на шутку пугается; да что же могло такого произойти? Хотя, в принципе, все ссоры этой парочки начинаются с того, что Юнги вынужден отменять свои планы, мчаться на другой конец мегаполиса и несколько часов успокаивать мелкого, после уничтожая брата тысячами известных ему матов на всевозможных языках мира. А завершаются они, простите за бестактность, только по одному сценарию: летящими подушками в бесстыдно трахающихся парней в присутствии невероятно
краснющего злого Юнги. И если второй пункт его просто по-человечески бесит, то по первому ему даже становится иногда обидно: как горько бы не было, Мин прекрасно осознаёт, почему из кучки паковых друзей, каждый раз успокаивает Чимина именно он.
Ведь они с братом — две капли воды. Только характерами вышедшие, словно инь и янь почему-то...
— Как ты узнаааааал, — воют ему в мягкий свитер. Юнги требуется несколько секунд, чтобы понять смысл брошенной фразы.
Что?
— О, боже, — о, боже... Как он устал, кто бы знал... Чертовы километры, намотанные на спидометре его тачки, в голос ржут над сложившейся ситуацией и ехидно трут ладошки в ожидании денежек на злоебучий бензин.
Он тяжело вздыхает, продолжая ласково поглаживать эту истеричку, не замечая, как она перестаёт скулить и воспринимает вздох за смешок над собой, вновь принимаясь прожигать Мина тяжёлым взглядом.
— Ты такой же, как он! — Юнги, быть честным, хочется восторженно взглянуть в ответ и выплюнуть удивлённое: "Да ну нахуй?", чтобы после: "Ты только сейчас это понял?", но ему немного неприятно, вообще-то.
Потому, что только Чимин был тем, кто никогда не путал их с Мин Юнми — старшим братом-близнецом Мин Юнги.
Потому, что только Чимин каждый грёбанный день напоминал младшему брату о том, что даже две капельки воды имеют разный молекулярный объём, на прямую заявляя, что похожих вещей на Земле априори не предусмотрено.
И потому, что только Чимин мог наполнить его уверенностью в следующем дне, где Юнги был самим собой — да, (не)много известным продюсером, да, достаточно именитым музыкантом, но и,
ах, да, простым парнем с не по годам мудрым взглядом на жизнь; не братом двадцатисемилетнего Мин Юнми — владельца крупнейшей корпорации Южной Кореи и самого молодого мультимиллионера в стране.
Нет, вы не подумайте, Юнги очень любит своего брата. Он часто ностальгирует по их счастливому детству, полному забавных воспоминаний. Как они дурачились, соревнуясь наперегонки, пугая всех прохожих своими криками; как помогали матери и отцу в хозяйстве, особенно радостно в дни крупных праздников; как сидели ночами под одеялом, расстеленным между их кроватями таким образом, чтобы получалось тайное убежище, и рассказывали друг другу свои самые сокровенные тайны. В юношестве их проделки из забавных превратились в ненормальные — во всех смыслах этого слова, и, чем старше они становились, тем веселее окружающим приходилось: парни научились вовсю пользоваться своей одинаковостью, умело обводя вокруг пальца даже собственных родителей. Традиция ночных посиделок под одеялом так и осталась их маленьким секретом из детства. Даже когда близнецы выросли, начав во всю выстраивать отдельное друг от друга будущее, кто-нибудь, да приезжал, ставя в квартире брата палатку из подушек и пледов. Именно так, пару лет назад, Юнги узнал об очаровательном возлюбленном Юнми — Пак Чимине. Если бы Юнги сказали раньше, что его когда-то (ещё позавчера, но опустим детали) строгий, сдержанный старший братец, будет невыносимо громко визжать о "маленьком-комочке-тепла-и-уюта", он бы заплатил этому человеку кругленькую сумму за отличное чувство юмора и следом же предложил работу — а что, им комедианты тоже нужны,— но вот он слышит это из братских уст. Смеяться, почему-то, перехотелось. Младшему Чимин понравился сразу же, и он удовлетворённо благословил брата на лучший трах в его жизни, при успешном прохождении — с вытекающим замужеством. Юнги не мастер красивых речей, но ради хёна, честно, старается.
— Harry Styles — Watermelon Sugar —
Несмотря на срочную необходимость где-нибудь всё-таки найти мозги и, наконец, окончательно повзрослеть (эта мысль крайне угнетала), ебанутость близнецов с каждым днём только прогрессировала.
Они продолжали бесстрашно шагать сквозь огонь и воду, преодолевая тысячи помех на пути к мечте, и, в конечном итоге, построили себя не на костях, а на чистом поле, собственным трудом добившись космических успехов. Известные корейские братья-близнецы. Две родственные души, обратившие все свои самые смелые фантазии в реальность, при этом оставшиеся такими же близкими друг другу людьми, каковыми были с рождения. Обществу это было интересно. Обществом это не просто поддерживалось — активно агитировалось на всевозможных площадках.
В конечном итоге, их захотели все.
А они всегда хотели одного.
Пиком, вершиной, чёртовым апогеем двойного безумства стала гениальная идея, пришедшая в головы одновременно пиздецки ярким светило.
Месяц.
В телах друг друга.
Типа, знаете: один музыкант, другой бизнесмен. Разные сферы деятельности, разные способы решения проблем, абсолютно разный тип мышления. Да, блять, банально: один по бабам, другому члены подавайте (уже один конкретный, правда, но всё же член). Излишняя популярность и наблюдательность СМИ лишь добавляла перчинки этому сумасшедшему плану.
Всё до банального просто: они притворяются друг другом, стараясь не попасться на крючок. Ни семья, ни друзья, ни вторые половинки не должны были узнать о том, кто на самом деле стоит перед ними. Юнми и Юнги знали каждую привычку, каждую повадку, каждый бзик друг друга. Они умные, оттого и столь безумные. Да, риск высок, а цена дороже — близнецы понимали прекрасно, на что идут, но эта мысль, неделями мозолившая бедные мозги, уже не давала нормально существовать, ночами нервируя своим: "А что, если...".
Они окончательно поехали головой, в один день пожав друг другу руки и закрепив договор обменом одежды в одном неприметном придорожном кафе.
И одежда — совсем не то, чем они обменялись на самом деле. Братья Мины по фану махнулись собственными жизнями. Ну, не придурки ли?
Месячная шалость удалась на славу: они бы стали прекрасными актёрами. Изменив стиль и манеры, парни искусно обвели всех друзей, папу с мамой, девушку Юнги — Лину и даже секретаря Юнми — Тэхёна, который знал старшего чуть ли не лучше самого Юнги. Конечно, младший брат не часто видел хёна за работой: абсолютно нормально, что в его поведении в офисе главную роль взыграла скорее обычная интуиция. И Юнги уверен, у Юнми в то время была та же проблема.
Только вот... Одного юного студента так и не удалось опростоволосить, и, честно, братья до сих пор не понимают, откуда Чимин такой смышлёный, искренне невероятный взялся.
***
— Чимин, привет! — машет Юнги парню, сидящему за угловым столиком в любимой юнмиевой кофейне, и старательно натягивает самую влюблённую из всех существующих в своём личном арсенале улыбку. Они с Юнми уже с неделю примеряли образы друг друга, даже привыкли к чужим именам, к поведению и замашкам, друзьям и их общим локальным мемам. Единственное, разве что, к чему Юнги пока не привык — к вынужденному оголубеванию. С Чимином они не виделись ещё ни разу: у парня учеба, а его парень якобы занят "новым крупным проектом", и, ладно, да, Юнги сейчас немного нервничает, но тут же вспоминает свою девушку и ехидно лыбится: Юнми не привыкнет к натуральности и за месяц.
Парни ещё у берега договорились не перебарщивать: максимум, что могли позволить — поцелуй с возлюбленными друг друга. Доверие — их главное оружие против общества. Они действительно
почти не беспокоились. Уверенности также прибавлял факт разных ориентаций: утешало уже помощнее. Юнги возвращается мыслями к происходящему в кофейне, не снимая с лица маску своего брата.
Он бодро подходит к Чимину, обнимает за талию и подавляет в себе нервозность, целуя в краешек губ этого до писка нежного парня. Юнги думает о нём исключительно как о самом милом щеночке на всем белом свете. Чимин подозрительно грубо выскальзывает из объятий и отталкивает своего "парня". Юнги хмурится: брат не говорил, что они с Паком в ссоре.
— Юнги! Ты что творишь?! — шипит он по злому, и Мин впадает в ступор. Собственное имя из чужих уст звучит раскатом грома. — И почему ты в этой одежде? — Чимин окутывает своим непонимающим взглядом, косясь на дверь. Скорее всего, думает, что это всё — очередная шутка двух братьев, наслышан ведь о них, дебилах. И, в общем-то, он прав. Только вот Пак даже не догадывается,
насколько масштабно всё происходящее сейчас.
— Как ты меня назвал? — откашливается Мин, взяв себя в руки. Надо же хотя бы попробовать переубедить Чимина. — Ты с каких пор меня с братом путаешь? — он натягивает серьёзное лицо и, поморщившись, стирает ту самую улыбочку из своего активно используемого арсенала для соблазнения милых дам, а Пак на это действие начинает лишь истерически ржать. Юнги тушуется, втупляя, что перепутал всё, что можно было, сначала натянув серьёзное лицо и только после стерев улыбку. Точно дебил.
— Юнги-хён, я, может, и глупее вас двоих, но что вы снова задумали?
Пиздец. Как это, вообще, возможно?
— Как ты понял? — сдаётся Мин спустя долгое время, всё ещё отходя от шока, и присаживается за стол.
— Юнми меня сначала целует, а потом обнимает. И у него родинка на левой скуле небольшая, — невинно пожимает плечами тот и загадочно вылупляет глазища. — Так что вы задумали? — Юнги снова в ахуе. И рассказывает план от и до.
— А как же работа? Ты даже из маркетинга-то ничего не знаешь, что уж о менеджменте говорить... — выслушав, заинтересованно спрашивает Чимин, отпивая сладкий миндальный раф.
— Всё выполняем дома, мы же не себя и не на знания проверяем. Юнми в этом плане проще, он и в моей студии работать может, я ему всю документацию пересылаю. Мне сложнее. Аппаратуры в офисе, к сожалению, нет, — блондин внимательно слушает, а потом снова начинает заразительно смеяться, вынуждая на ответный смешок. — Чего ты смеёшься? — улыбается Юнги, наполняясь изнутри каким-то невероятным теплом.
— Просто... — пытаясь успокоиться. — Только вы способны на это дерьмо, но, честно, я ожидал от вас подобного.
— Конечно, не зря же тебя Юнми выбрал, — шепчет он; Чимин читает по губам и снисходительно улыбается.
— Кстати, о нём... — парень вдруг начинает смущаться. — А переписываюсь я тоже с тобой..? — кажется, Юнги понял причину его ярко выраженной нервозности.
— Боже, нет, — Пак слишком очевиден в подобных вещах. — Мы не настолько аморальные, чтобы смотреть на обнажёнку наших пар, —
"Хотя я вряд ли бы был против тебя", — и мысль эта бьёт под дых. Может один из них не такой уж и "не настолько аморальный". Чимин ёрзает на стуле, опуская голову и закусывая пухлую губу. Слишком милый в своей неловкости.
Юнги открывает диалог.
Юн-Юн:
Он раскусил.
Придурок:
Кто?
Ты с Чимином?
Как?
Не прошло и секунды. Юнми никогда не был терпелив в отношении Чимина.
Придурок:
Блять
Юнгиюнгиюнги
Идиот, я сейчас нажму на ту прикольную кнопочку, где написано "стереть всю базу данных?"
Юн-Юн:
Нажмешь — я подговорю Чимина, и "ты" чисто случайно совершишь каминг-аут на KBS.
К слову, как долго ты ещё собираешься хранить эти отношения в тайне? Я думаю, у вас всё более чем серьёзно
Придурок:
?
Не твоё дело
Юнги в реальности издаёт смешок, а Чимин всё продолжает сидеть с закусанной губой напротив.
Придурок:
Блять, ты же специально переводишь тему, да?
Что с Чимином?
Как он узнал?
Ты же не говорил ему?
Юн-Юн:
На какой вопрос мне отвечать?
Его начинает это забавлять.
Придурок:
Не беси, блять
Юн-Юн:
Ладно ладно
Я зашёл в кафе, обнял его, а потом поцеловал
Зря, зря он это сказал. Договор договором, а слышать даже из братских уст о подобном — неприятно.
Придурок:
ПОЦЕЛОВАЛ?
Юн-Юн:
Чмокнул
В краешек губ
Прости
Но ты Лину тоже целовал
Она без поцелуев и дня не проживёт
И она всегда приходит ко мне домой вечером
Требует большего
Я не наезжаю, просто знаю, что ради меня и моих отношений, ты сделал бы всё
В рамках договоренности, конечно же
Юнги поступает не совсем красиво, переводя стрелку, но ему же нужно как-то объяснить свои действия. Это ведь брат. Кстати, домами они тоже на время обменялись — одежда, машины, да буквально всё им необходимо из повседневности друг друга (да, Юнги очень долго и, главное, старательно покрывал матом каждого гражданина Южной Кореи, подбирая самые выразительные афоризмы, ибо перетаскивать необходимую аппаратуру из дома в дом откровенно заебался). Они уже начинают думать, что наебывают этим номером скорее себя, нежели окружающих.
Придурок:
Нет, это ты прости
Я слишком вспыльчивый
Продолжай
Юн-Юн:
Да нечего продолжать
Он оттолкнул меня сразу же и наорал
Типа, какого хрена я, ЮНГИ, вытворяю
Да, он назвал меня по имени
Моему имени!!!
Я был в ступоре минут 15
Он потом объяснил, что ты его сначала целуешь, а потом обнимаешь
И про родинку что-то
У тебя есть родинка на лице?
Почему я узнаю об этом только спустя 26 лет???
Проходит минута, сообщение прочитано, а Юнми всё молчит. Юнги начинает переживать.
Придурок:
Блять, Юнги, не смей совершать каминг-аут
Я это сделаю сам.
В центре Сеула на главном экране.
Юнги привлекает к себе внимание тихим смехом.
— Что смешного? — выпрямляется Чимин.
Младший Мин даёт в руки телефон с перепиской, больше не чувствуя себя виноватым за тот поцелуй.
Придурок:
Как же я его люблю, Юнги
У Чимина горят глаза. А большего никому и не надо.
***
— Ты такой же, как он! — токсично выплёвывает Чимин, на что Юнги заметно вздрагивает. Слышать подобное обвинение оказалось действительно не самой приятной вещью в жизни. И что он вообще сделал? В чём виноват? Что сорвался с работы в канун Нового Года, приехал на другой конец города и попытался успокоить истерику мелкого из-за его нерадивого братца? Откуда ему было знать, что он подобрал неудачную шутку, если никто даже не попытался объяснить причину вспыхнувшего гнева? — Прости... Прости, хён, я не хотел, — видимо, Чимин понял, что впопыхах сморозил, в мгновение расслабляя хватку и отворачиваясь в другую от Мина сторону.
— Всё в порядке, — может, немного и нет, но... — Так что, этот придурок снова не нашёл на тебя времени и не разделся?
— Он не придурок, — шепчет себе под нос лохматое создание. Что ж, в этом весь Чимин: сначала обвинять своего парня во всех человеческих (и не только) грехах, а потом рычать на тех, кто хоть слово плохое в его сторону кинет. — Но, в общем-то, да, ты прав.
— Что мне сделать? Кастрировать или просто сжечь всю его одежду? Предупреждаю, в обоих случаях тебе придётся несладко. В первом, сам понимаешь, твою сексуальную жизнь спасёт лишь искусственный член, а во втором, придётся таскать его на своей шее, как минимум, несколько лет. Не думаю, что даже такой бизнесмен, как Юнми, быстро оправится после инцидента с голой жопой на рабочем месте, — задумчиво тянет Юнги, а Чимин взрывается громким хохотом, потирая свои покрасневшие глаза.
— Если серьёзно, Чимин, — короткая пауза. Время на обдумывание. Вздох. — Не думаешь, что ты слишком эмоционально реагируешь на вот это вот всё? — Мин неопределённо взмахивает руками в воздухе. — Я ничего не имею ввиду плохого, просто... Ну, это Юнми, он действительно сейчас очень занят, конец года, документации навалилось, отчётности.
—
Ты тоже невероятно занятой, я ведь знаю, но каждый раз находишь время приехать ко мне и успокоить, разве это не достойная причина, по которой я имею право требовать того же от своего парня, хён? — Чимин спокойно смотрит в глаза напротив и тяжело вздыхает. — Я люблю его, это действительно так, но порой мне кажется, что если в наши отношения не принести чего-то нового, они просто исчерпают себя.
— Я так понимаю, ты долго об этом думал.
— Да, — не прерывая зрительного контакта. — Я давно начал думать об этом. Юнги-я, — новый вздох. — Прости, но сейчас ты не сможешь остановить меня.
Юнги в секунду напрягается и промаргивается, во вторую пытается понять, что именно имел ввиду Чимин, а в третью оказывается вовлеченным во внезапный поцелуй. Пак втягивает нижнюю губу и начинает чувственно посасывать, задевая нежную кожу краешком языка, пока младший Мин старается вернуться в реальность со скоростью света, чтобы после обязательно оттолкнуть парня от себя.
— Что ты творишь?! — рявкает он, оказываясь опрокинутым на спину одним резким движением руки. Вы когда-нибудь испытывали обратное дежавю? — Чимин!
В чувства Пака привести не вышло; и Юнги приходится затолкать собственные поглубже в себя, не позволяя им править здравым рассудком, пока Минни эгоистично справляется с таящейся на второго близнеца обидой. Чимин пальцами хватается за шею и намекающе цепляет зубами губы, глубоко вдыхая воздух. Что, чёрт возьми, происходит? Юнги глушит неправильность, он ощущает плавные движения пухлых губ, точно знает, что Пак абсолютно не пьян, что ему просто необходимо поддаться, позволить почувствовать себя нужным, но... Юнги — не Юнми: он совершенно другой человек. Пора прекращать плавить Чимина в его же собственной иллюзии. Мин касается ладонями чужих горящих щёк и аккуратно отодвигает лицо младшего от себя на небольшое расстояние, с неподдельной нежностью заглядывая в глаза. Вселенные, полные светящихся слезами звёзд. Что-то в лёгких болезненно сдавливает, но Юнги игнорирует всё, кроме раздавленного
понимающего вида Чимина. И отпускает себя, ныряя в его затягивающую глубину полностью.
Пак жмётся ближе, слегка улыбаясь, когда Юнги раскрывает губы и позволяет углубить поцелуй. Его язык всё время — привычка, не более — движется около кромки зубов, и Чимин не может сдержать тихий писк от того, как он неосознанно задевает чувствительные участки его рта. Все мысли Мина постепенно растворяются в ощущениях второго, но теперь уже настоящего поцелуя с этим парнем. Волосы его всё ещё растрёпаны: Юнги не задумывается, когда притягивает того ближе, зарываясь пальцами в тёмные пряди. Он принимает на себя роль своего брата — так, правда, проще — и запускает язык между их губами, порываясь влажно обвести чужое нёбо. Чимин от этого теряется едва, после принимая правила и горячо постанывая в рот.
— Смотрю, Пак Чимин, ты уже готов его сожрать, — блять. Как Юнги не заметил громкий щелчок входной двери и совсем не тихо вошедшего брата? Младший Мин дёргается от неожиданности и подскакивает на ноги, снимая с себя тело возбуждённого Чимина. И что теперь делать с этим неутешительным комбо?
— Прос...
— Хёоон, вот нахрена ты припёрся так рано? Я почти объяснил ему! — возмущается ещё более растрёпанный и распалённый Пак, даже не скрывая свою эрекцию. — Господи, я же просил...
— Ты его
так только пугаешь, это далеко от объяснения! — кричит в ответ старший брат. — Минни, механизмы в его голове сейчас дадут сбой, блять. И это, поверь, никак не отремонтировать.
И всё внимание приковывается к совершенно ничего не соображающему Юнги.
— Чт...
— А что я мог сделать, Юнми? Мы с тобой, знаешь ли, немного не святые в этой истории. Как вообще можно нормально объяснить и самому от стыда не сдохнуть? — кто-нибудь что-нибудь вообще собирается говорить самому Юнги? У него действительно ведь сейчас в голове стукнет "Error" без возможности на восстановление.
— И поэтому ты решил сразу с запихивания языка в рот? Ты сам это начал, я думал, сможешь
нормально преподнести.
— Значит, я?! — Чимин явно зол, а если его никто не успокоит в сию же секунду, вазе на близ стоящем столе грозит жесточайшая расправа за то, что она просто есть. — А не ты ли это вообще придумал? Не ты ли каждый день на эту идею слюни пускаешь и меня постоянно заставляешь поторопиться, а?!
— Это совсем другое!
— Замолчите, оба! — Юнги надоело, Юнги требует хоть малейшего уважения к себе. Оба парня вздрагивают от его тона. — Что я должен знать и почему...
— Юнги-хён, клянусь, если ты не избавишься от своей натуральности в ближайшее время, я тебя избавлю от неё сам, — Хосок влетает в квартиру Пака так же неожиданно, как после в неё вваливаются уже пьяненькие Тэхён с Чонгуком и дико уставшие Намджун с Сокджином. Непонимание только растёт в геометрической прогрессии, и это порядком заебало одного маленького (выше Юнми на сантиметр, между прочим!) Юнги. Он даже спорить не будет, если на него сегодня нацепят оленьи рога, ибо, походу, он априори вынужден играть роль тупоголовых животных (Юнми, не в обиду).
— Что? — нервно сглатывает Юнги в который раз за вечер; парни разуваются и проходят в зал, нарушая случайно выстроенный близнецами и Чимином треугольник.
— Хоби-хён сказал, что готов помочь тебе расстаться со своей натуральностью, — интерпретирует Чонгук слова на свой лад, забрасывая руку на Юнги. — Если в ближайшее время не найдёт себе подходящего парня.
— Да я как раз... — И только Чимин считывает с губ Юнги их случайное беззвучное движение, начиная ржать в голос, тактично прикрыв рот ладошкой. Мелкий говнюк (он тоже ниже!!!). — Что вообще происходит?
— Новый Год, друг, — смеётся Намджун, будто бы только что двадцатисемилетнему мужику рассказал о том, что Деда Мороза не существует. Ах, да. Практически это он и сделал. — Вы ему не сказали? — обращается Ким к владельцу квартиры и её негласному сожителю.
— Я надеюсь, они мне сегодня вообще хоть что-нибудь скажут, — цокает Юнги и сглатывает большой ком, застрявший в глотке, мысленно давая себе пощёчину: он обязательно во всём разберётся, но не при общих друзьях. — Я так понимаю, что этот Новый Год я не смогу спокойно проспать у себя?
— Правильно понимаешь, Юнги-щи, — подхватывает Тэхён, ластясь к Чонгуку. — У нас на него великие планы.
— Ой, вот давайте сегодня без ваших "брат начальника и его подчинённый", надоели эти формальности, — цокает Джин и удаляется на кухню. Юнми вдруг понимает, что конкретно проебался, когда позвал своего секретаря и по совместительству лучшего друга Чимина на празднование, потому что...
— Хёёён, я устаааал, почеши мне спинку, хёоон, — Киму только свободу дай — отыграется за все четыре года, которые работает на Мин Юнми. Он иногда даже жалеет, что свёл их с Чонгуком пару лет назад: тот до знакомства с Тэ был вполне себе нормальным парнем, даже натуральным по всем фронтам. Не то, чтобы секретарь сумасбродный на голову: он отлично выполняет свои трудовые обязанности, всегда выручает в чрезвычайные ситуации так, что после задумываешься: а действительно ли ситуация была такой чрезвычайной? Парень силён и телом и духом, на него можно положиться стопроцентно в любом вопросе, простой, как три копейки, в самом хорошем смысле. Кто же знал, что и влюбиться в него окажется
просто? Как только Чонгук — лучший друг самого Юнми — сошёлся с Тэхёном, жизнь начальства немножечко пошла под откос. Вспомнить только, как парни потрахались на столе в кабинете босса, пока сам он сидел на скучном заседании совета директоров... Если бы Юнми не забыл тогда документацию по обсуждаемому вопросу — ничего не узнал бы и через век, но судьба — бессмертная злодейка человечества, посчитала, сука, что услышать
небольшую оплошность подчиненного крайне необходимо уставшему от рутинности мозгу. В тот день, нечаянно забрызганный спермой документ он так же нечаянно вытер прямо о лицо своего лучшего друга. Премию, правда, Тэхёну всё-таки выдал, хотя изначально вообще за малейшую провинность клялся уволить.
С годами, спермотоксикоз пары перетёк в повседневность, но секретарь вне работы постепенно начал привлекать к себе чистое дружеское любопытство. И это пошло на пользу всем троим. Юнми спокойно проводил время со своим лучшим другом и его
парнем — не секретарём Кимом, — а во время рабочего дня Тэхён не переходил черту, что ясно давало понять о его профессионализме и адекватном подходе к своим трудовым обязанностям. Плюсик в карму (но в памяти ещё свежа сцена их коллективного проёба).
— Фас, Чонгук, — ржёт Чимин и, наконец, натягивает безразмерную футболку, прикрывая стояк.
Вечер обещает быть переебанутым.
Когда все приготовления были закончены, Чимин разлёгся между близнецами и незаметно поглаживал близ лежащие ноги. Юнги некомфортно, если можно так выразиться после произошедшего, а ещё немного стыдно. Даже не столько перед братом, сколько перед самим собой. Он обязательно чуть позже разберётся, какого чёрта случилось часами ранее: реакция Юнми, по его скромному мнению, вообще становится главной загадкой человечества. Да, он обязательно разберётся, но только когда вольёт в себя достаточное количество крепкого и, желательно, высокопроспиртованного.
— Я всё никак понять не могу, как такой бизнесмен, как Юнми-щи, оказался в нашей компании, — похоже, выпить пока не получится. За Намджуном никто не проследит: пьёт он много и быстро. Напивается так же. Юнги подождёт. Поржёт над Сокджином, которого реально передёргивает от формальностей, но подождёт.
— Он мой брат, — снисходительно напоминает младший Мин, — И, Джун, вообще-то ты мой содиректор и зарабатываешь ненамного меньше хёна.
— Да нет, я не про это... — язык начинает заплетаться. Это, определённо, хороший знак. Скоро Юнги напьётся. — Просто, он какой-то слишком обыкновенный.
— Я всё ещё тут, — хмыкает Юнми. — А ты думал, что я как-бы невзначай радугой блююсь и золотом сру?
— Бля, не, типа, ты бизнесмен и всё такое, — пытается Ким ещё раз. — Строгий босс, нагибающий сахарных деток и крутящий людьми, как пожелает, — да, он начитался мафиозных детективов. Саморазвитие — вещь неоднозначная.
— Ну, одну детку я точно нагибаю, — господи, совести у него нет. Юнги заливается краской, а привыкший Чимин спихивает своего парня с дивана локтем. Рука на коленке младшего Мина начинает двигаться выше и он не спешит её сбрасывать — пока что всё в пределах разумного, в пределах обыденности. Обы-
ЧТО? Когда вдруг это стало частью обыденного?! — Я вырос в обычной семье, Джун. Большую часть жизни провёл в среднем достатке, так почему же наличие денег должно изменить меня, как человека? Мои запросы невелики, а остаток я отдаю на благотворительность. Каждый достоин жить в хороших условиях. Люди рождаются одинаковыми, просто некоторые более везучими. Я считаю, что удача не имеет права растить целые поколения, но, к сожалению, именно от неё и зависит твоё будущее.
— Красиво сказано, — задумчиво тянет Намджун и прикладывается к ещё одной стопке, на которую втихую молится Юнги.
— Он спиздил это из моих текстов, Мон, — цокает младший брат. — После этого и перестал проёбывать все воны. Вспомни, как я тебе рассказывал про покупку чёртовой звезды, чтобы назвать её "life" и потом всем доказывать, что в космосе зародилась новая жизнь.
Да уж, куда только Юнми не тратил свои деньги: благоразумно, почему-то, никогда не получалось. В первый раз ему вправил мозги младший брат, поставив в хорошее сравнение их семью. Когда появился Чимин, ежемесячные вправления прекратились, и Юнги был счастлив знать, чья заслуга вернула близнеца на землю: это накинуло Паку ещё парочку дополнительных очков.
Все начали постепенно переходить за стол и обсуждать незаметно пролетевший год. Так много праздничных блюд никто даже в своих родных домах не видел: все, а в особенности — Сокджин, явно постарались на славу.
— Поверить не могу, они реально обвели нас всех вокруг пальца, — вспомнил вдруг Хосок проверку близнецов прошлой зимой. — Как мы тогда вообще не догадались?
— Не всех, — напоминает Тэхён. — Но, признаюсь, у меня даже сомнений не было. Юнги-хён отлично сыграл роль гендиректора.
— Я один раз усомнился, — подхватывает Намджун. — В тот момент, когда "Юнги" собирался нажать на сброс системы. Он обычно эту кнопку за километр обходит.
— Ты реально хотел её нажать?! — Юнги выплёвывает на стол оливье. Злость внутри набирает обороты, а руки уже тянутся к чужой шее. — Сука, ты хоть знаешь, как долго я работал над каждым файлом, мудак?!
— Не нажал же. И давай без твоих "если". У меня тогда на кону жизнь стояла.
Чимин, вспомнив историю, начинает заливисто смеяться и в слезах пытаться разрядить обстановку, рассказывая остальным её суть. Определённо, это была лучшая часть той переписки.
— Ты не смейся так громко, — слащаво начинает Чонгук. — Вспомнить только твоё лицо, когда ты узнал про раскрепощённость Лины и её отношение к Юнги, сразу же впасть в кому от переизбытка палитры хохота хочется.
Чимин резко прекращает смеяться и направляет дёрганный глаз в сторону макнэ, другим мажа по лицам близнецов. Хамелеон во всей своей человеческой красе.
Год назад, когда Чимин вспомнил о наличии девушки у Юнги, он хотел вмазать обоим братьям, но поумерил свой пыл клятвой Юнми, что не собирается менять его восхитительный член на какие-то переделанные сиськи. Младший Мин сдерживал саркастические комментарии как мог, они разве что из штанов не вываливались, и в итоге стал провинившейся подушкой для нытья одного побеждённого весомыми аргументами парня. С тех пор как-то и прижилось...
— Кстати, Юнги, ты так и не рассказал, почему расстался с ней. Вроде, хорошая девчонка была, — да.
Половину причины резкого расставания знал только Юнми.
— Она бросила меня, когда узнала о лжи, — частично — это правда. Только вот бросил её сам Юнги. Ну, не говорить же всем, что внутренний романтик желал того же от Лины, что выкинул Чимин. Всё просто: Юнги посчитал: если она не способна узнать его по таким мелочам, по каким в сию же секунду их вычислил Чимин — она не
та. В самом деле, она ведь могла обратить внимание на родинку, которой никогда не было на его лице!
И похеру, что даже родители не знали об этом. А что насчёт едва заметных перемен в поведении? Но заметных же! Юнги всегда хотел настоящей любви от правильного человека, а тратить время на его подобие — кощунство для слишком забитого графика. Лина — не та. Он чувствовал это, наверное, всегда. Удачно убеждал себя в обратном, но чувствовал.
Что касается Чимина... Здесь всё действительно сложно. Конечно, как может влюблённость в парня собственного брата (близнеца!) быть лёгкой? Юнги не знает, когда это началось, но смеет предположить, что тот неудавшийся поцелуй год назад сильно задел его горделивое эго. Сначала мысль о
парне навязчиво мозолила мозг, а после переросла в нечто, что некоторые называют зависимостью. Зависимость от мыслей о конкретном парне — Пак Чимине — странна, но Мину всё равно. Люди ещё не придумали чёткого определения подобным чувствам.
Юнги понимает и осознаёт, насколько сильно проебался перед самыми близкими ему людьми. Он никогда не хотел причинять вред своей родственной душе, и, тем более, не желал разрушать его любовь
подобным образом. Для Юнги чувства других гораздо важнее собственных, а внутренний эгоист был просто-напросто похоронен с течением некоторых обстоятельств. В глубине души он понимает, что тоже имеет право на счастье с человеком, к которому испытывает всё самое трепетное и нежное, что имеет право бороться за него, но хорошее отношение обоих гораздо важнее полнейшей неопределённости в будущем. Юнги осторожен. Действительно осторожен в своих словах и действиях. Рядом с Чимином старается скинуть с плеча постоянно терроризирующего человечка с рогами вместо волос и рассуждать здраво. Он искренне поддерживает его, в некоторых случаях отдёргивает от поспешных решений. Юнги действительно
хороший друг для Чимина.
Был когда-то.
Оказывается, пошатнуть его мнимую уверенность оказалось слишком легко: поцелуй — и голову снесло напрочь. Если честно, он очень хочет напиться прямо сейчас. Зуд под кожей не прекращается: даже самый страстный поцелуй с любимым человеком совершенно не стоит последующего чувства абсолютной использованности. Конечно, ему понравилось, конечно, он хочет повторить. И, конечно, он — невероятный подонок. Страх течет по венам: реакция Юнми слишком странна, оттого и ощущается настолько тяжёлой, она продавливает собой, не позволяет отстраниться. И, чем дольше Юнги копается в себе, в ситуации в целом — тем страшнее становятся последствия для его внутреннего хрупкого мира.
— Юн-и, подай селёдку, пожалуйста, — Юнги без задней мысли тянется к тарелке и вилкой поддевает пару кусочков. Шум за столом переходит в раздражающее молчание.
— Юн-и — это Юнги...? — непонимающе спрашивает Намджун. — Я, эм, немного удивлён.
Чимин любит давать ласковые прозвища и частенько использует их при близнецах. Юн-и и Юм-и — команда братов-дегенератов, которые
давно и
по-уши. Что уж поделаешь...
Юнги ловит обеспокоенный взгляд Юнми на себе, и это становится последней каплей. Контролировать эмоции становится невозможно, а показывать всю свою гамму разочарования в гремучей смеси с непониманием и страхом — не лучший исход новогоднего вечера. Он встаёт из-за стола, извиняется, слегка поклонившись, и уходит в сторону ванной, на деле — в комнату Чимина, не заметив, как за спиной Юнми укоризненно взглянул в глаза своему невозмутимому парню.
В спальне ничего не изменилось с предыдущего раза, и это первое, что замечает младший Мин. Обычно, в праздники Чимин украшает всю квартиру полностью, не скупясь на самое яркое, громоздкое и красивое. Сейчас же в комнате царит присущая ему чистота и минималистичность. Единственное изменение — фотографии, что гирляндой развешаны от просторной кровати до тёмного деревянного стола. Приглушённый свет и зашторенные окна по левую сторону от кровати не позволяют разглядеть все картинки издалека, поэтому он плавно шагает к изголовью и преднамеренно задерживает дыхание, позволяя горькому удушью проникнуть в себя и отвлечь от противно жужжащих догадок относительно сегодняшнего дня.
"Забавно", — думает он, окунаясь в воспоминания уходящего года. На первой фотографии изображена вся их компания за столом популярного бара. Напились они тогда жутко: настолько, что растрепали самые унизительные вещи, произошедшие с ними в жизни. Юнги никогда не забудет, как Чонгук рассказал причину, по которой никогда больше не сможет взглянуть ему в глаза. Прошлой зимой, Чон нескончаемо жаловался предполагаемому лучшему другу на тысячи
интимных проблем из-за слишком большого размера, а когда узнал, что растрепал эту унизительную (кто-нибудь ему скажет?) тайну своему кумиру — да, Юнги действительно
крутой продюсер — забился кроликом на несколько недель и отказывался контактировать даже с собственным парнем. Через время, конечно, стыд Чонгука немного поубавился, а когда чуть ли не позеленевший от воспоминаний Намджун в ту легендарную пьянку признался, что трепался с "Юнги" на счёт Юнми — и вовсе исчез. Да уж, говорить замаскированному Юнми о том, какой он гениальный бизнесмен и что Ким не прочь бы как-нибудь
погонять шары — абсолютный и бесповоротный пиздец. Юнги, конечно, знал о странном интересе лучшего друга к своему брату-близнецу, но от этого рассказа словил долговременную сильнейшую истерику. Кажется, он тогда даже завизжал. И это при условии, что новоиспечённая жертва Намджуна сидела рядом. Мин искренне удивлён, что Джин ещё не сбежал, даже наоборот, предельно правильно вписался в их скромную компанию. А Хосок, будучи одинокой лучшей подружкой Пак Чимина, поняв, кто остался одинок среди общих друзей, сделал определённые, известные ему одному выводы, и с тех самых пор старается ненавязчиво соблазнить Юнги. Младший близнец обычно с радостью подхватывает его задумку: все забавляются с их дуэта ровно до тех пор, пока Юнги не устраивает наигранную шекспировскую сцену и не отправляет своего возлюбленного в ближайший ларёк за пивом. Обиженный Хосок — комедия, закончившаяся драмой, с привкусом классической трагичности в последних актах. Юнги любит его всей душой, серьёзно, таких, как Чон, не заменить никем.
Все истории хранятся в этой маленькой полароидной фотографии, оставляя внутри Юнги какую-то томящуюся надежду и теплоту.
На следующих трёх фотографиях были изображены Чимин с Юнми — и это так отвратительно ванильно, но бежать блевать почему-то не хочется. Юнги рассматривал оставшиеся снимки, осознавая, что принимал участие в каждой из них, будь то собственноручно созданное фото или же непосредственное присутствие в ней.
Остался последний снимок: он специально не смотрел на него, сохраняя интригу — самый удалённый от окна. Самый тёмный. И самый загадочный. Юнги прикрывает глаза, подходит ближе. Открывает, и... Вздрагивает, удивлённо раскрыв рот.
На нем изображён...
— Фотография действительно восхитительна. Чимин того же мнения, —
он. Снимок сделан несколько месяцев назад: Юнги на нём стоит в одних потёртых джинсах на балконе своей квартиры. Он задумчиво глядит вдаль, совершенно позабыв о сигарете в руке: дым щекочет светлые волосы. Фильтр, наложенный на фото, придаёт атмосферности и какой-то... Нереальности, что-ли? Единственный, кто смог бы сотворить такой шедевр, стоит сейчас позади Юнги и внимательно следит за реакцией.
— Когда ты успел её сделать? — он не поворачивается, но отчётливо слышит, как брат медленно подходит ближе.
— Ты слишком красиво о чём-то думал, я не мог упустить момент, — выдох и шорох — Юнми присел на край кровати. Да, Юнги помнит тот день. Брат завалился под ночь, загнанный чем-то в угол, одинокий... Они молчали, хоть и ночевали в одной постели, но тишина не угнетала: близнецы давно научились понимать друг друга без слов. Думали, что научились.
Юнми тогда понял. Как жаль, что Юнги —
нет.
— Мы можем поговорить?
— Ничего себе, я удостоился, наконец, ваших объяснений?
— Мелкий, не дерзи.
— Что происходит, хён? В чём ты обвинил Чимина и каким образом ещё не убил меня, чёртов ревнивец, м? — Юнги тяжело вздыхает и поворачивается к брату лицом, скрещивая руки на груди.
— А ты? — младший непонимающе вздёргивает бровь. — Когда ты хотел рассказать мне о своей влюблённости в моего парня?
Как хорошо, что сзади есть отличная опора в виде стола, иначе внезапно ослабевшие ноги с радостью бы дали сбой, роняя тело.
— Я... — сердце бешено колотится, а сожаление накрывает ярко-красными пятнами. Юнги не знает, что ответить. Неужели, всё было настолько очевидно? — Прости, — он опускает голову и прикусывает нижнюю губу, сглатывая просочившуюся кровь.
— Нет, перестань, я тебя не виню, — к удивлению младшего, Юнми подрывается и притягивает брата к себе. — Я знаю, тебе было гораздо тяжелее, ты этого недостоин.
Да. Недостоин. Юнги тоже считает, что недостоин такого брата. Чем он вообще его заслужил?
— На самом деле, то, в чём провинились мы с Чимином перед тобой — куда страшнее, — сейчас, да? Сейчас хороший момент? — Давай сядем.
Младший напряжён, не уверен, что хочет знать, почему сегодня чувствует себя так странно, томительно странно. Подобная аллегория вообще существует?
— Это началось после того, как мы рассказали всем о том, что месяц притворялись друг другом, — начинает Юнми, и его брат сжимается под ласковым — как из детства — голосом, ожидая неприятных слов. — Чимин отдалился. И я не знал, что делать. Мы попали в ту однообразную рутину, в которой разрушалось большинство пар. Чтобы не стало хуже, мы решили немного повременить с переездом, — Юнги внимательно слушает, но всё-равно ничего не понимает. — В то время вы с ним хорошо общались, и я начал замечать кое-что.
Вот оно.
— Замечать в Чимине.
Что? Юнги впивается взглядом в Юнми.
— Я налажал, — на пороге комнаты появляется смущенный Чимин. Он неловко закрывает дверь и понижает голос, втягивая шею. — Я просто... Я проводил с тобой так много времени, что почувствовал себя нужным кому-то, кто... — он замолкает, но Юнги понимает, что тот хотел сказать
"Кому-то, кто может заменить вечно занятого Мин Юнми".
"Кому-то, кто может сбавить боль".
— Всё началось не так, как я бы того хотел, Юнги-я, но так уж вышло: я любил Юнми-хёна, но при этом мои мысли были совершенно о
другом человеке. И я рассказал ему, потому что оказался в наитупейшем положении.
Младший Мин поражённо выдыхает, ловя себя на мысли, что всё это время не дышал, но, тем не менее, ещё не понимает, каким же образом они пришли к тому, что Юнми орёт на Чимина из-за спровоцированного Юнги поцелуя (хорошо, его продолжения). Он кидает вопросительный взгляд на брата: тот продолжает так же нежно смотреть ему в глаза.
— Мы находились в подвешенном состоянии около полугода, пока хён не пришёл с одним предложением, — Чимин садится рядом.
— Да, предложением, с которым мы были бы оба согласны, но ты... Дослушай сначала до конца, окей? — руки сжимаются в кулаки. Кивок даётся почему-то слишком тяжело. — Я спросил у Чимина, что он думает насчёт полиамории.
— Что? — простите,
что?
— Отношений втроём, — неловко поясняет брат. Будто Юнги сам не знает, что такое полиамория. — Эм, я... Господи, да Боже, какого хрена это так сложно, — Юнми зарывается пальцами в волосы и грубо дёргает ими вперёд. — Чёрт, я просто хотел сохранить Чимина ценой собственного подчинения, а в итоге влюбился в своего близнеца, — выпаливает.
—
Что?
— Теперь ты точно его сломал, — ставит вердикт Пак. Нихрена не смешно, но никто и не смеётся. Юнги сейчас действительно не способен соображать адекватно, теперь полностью осознавая всю ситуацию, произошедшую не так давно в гостиной. Чимин хотел подтолкнуть его к отношениям втроём с помощью поцелуя. Чимин
знал о влюблённости Юнги. Более того, он сам влюбился в него. Чимин, блять, хочет встречаться с двумя близнецами, один из которых не то, что
не против, он всеми руками
за.
Да, теоретически, Юнги понимает, почему Юнми сделал Чимину подобное предложение. Чего уж там, Юнги сейчас сам наиболее склонен к согласию, нежели разумному отказу, дабы оказаться в отношениях с Чимином. И он бы согласился. Если бы не знал, что его старший брат погряз в идее настолько глубоко, что случайно обрёл совершенно не братские чувства к своему близнецу. Они знают друг друга с самого рождения, так почему младший не смог прочесть старшего брата раньше, почему оказался столь слеп?
— Это для вас... нормально? — браво, Юнги, лучшего ответа не придумать.
— Что? Нет! Мы имеем ввиду... Мы вообще не думали, что может произойти такое, — пытается объяснить Чимин, активно жестикулируя. — В первое время мы были очень напуганы. Потом всё обсудили и испугались ещё больше. Юнги, мы пытались поговорить с тобой полгода, — он звучно растягивает последнее слово.
Полгода.
Пол-блять-года его самые близкие люди были влюблены в него, пока он испытывал двойное чувство вины, не заботясь о собственном состоянии. Пока был уверен в том, что не заслуживает ни одного, ни второго, так же, как когда-то был уверен в своей гетеросексуальности. Как это вообще можно уложить в голове?
— Юнги, мы не торопим, — отзывается Юнми. Тот самый старший брат, с которым и в огонь, и в воду. Та самая родственная душа, о которой легенды пишут. Тот самый Мин Юнми, который по неосторожности влюбился в своего близнеца — отдельную личность — и наорал из-за него на своего парня. Тот самый
человек, который слишком честно запечатлел самый откровенный момент жизни Юнги перед самим собой на камеру телефона и повесил фото в квартире своего возлюбленного. — Меньше всего я бы хотел, чтобы ты закрылся от нас, но мы поймем, если...
Договорить ему не дают, затыкая требовательным властным поцелуем. Хорошо, возможно, это было слишком импульсивное решение, принятое на скорую руку, но что остаётся ещё? Юнги напуган, более того, растерян до полнейшего отключения мозга. Он грубо притягивает своего брата за подбородок и горячо выдыхает тому в рот, стараясь осознать и принять тот факт, что творит сейчас с человеком, которого знает всю свою жизнь как самого близкого,
родного. Он просто хочет понять, каково это: быть влюблённым в того, с кем чувства были гораздо выше романтических. Юнги пытается дышать ровно, стереть рамки неправильного и дозволенного, рискнуть своей жизнью: в самом деле, что он теряет, признав, что его действительно интересует предложенный компромисс? Зато, подумать только, что Юнги выигрывает, когда получает на свои необдуманные поступки тихий, утопающий в быстром поцелуе, стон.
Целовать Юнми не столько странно, сколько непривычно. Податливый старший брат, принимающий все идеи младшего? Юнги закусывает нижнюю губу и пропускает играючи язык, подхватывая чужой, влажный и нетерпеливый. Крышу сносит напрочь, глаза всё ещё трусливо зажаты, но эмоции пропускают по телу тысячи вольт. Он правда целует своего родного брата? Близнеца? А за спиной сидит его парень и, скорее всего, крайне ахуевает сейчас?
Или...
Юнги приходится оторваться, слизав общую слюну с губ, и приоткрыть глаза, почувствовав очевидное шевеление около своей ширинки. Сначала взгляд фокусируется на брате, и сумасшедший смешок просто не смеет не вырваться из уст.
— Чувство, будто зеркало засосал, — а после... Глаза опускаются на свои ляжки, где устроился Пак Чимин, в приглушённом свете сверкая совершенно искушённо. — Что ты...
— Я бы спросил у тебя то же самое, но очень уж не хотел отвлекать, — смеётся это создание. — Продолжайте, мальчики, я не буду вам мешать.
И пока жизненно важные функции головного мозга Юнги отключены, брат притягивает его ближе, в сантиметре от губ шепча: "Просто доверься". Младший более, чем доверяет: он вверяет, позволяет и ничуть не жалеет. Его руки зарываются в чужие пряди, притягивая Юнми ближе к себе, пока Чимин внизу справляется с ремнём, стягивая джинсы. Эмоций слишком много: возбуждение невыносимо давит на плотную резинку боксеров, а болезненное шипение тонет в шее брата, оставляя физический след от близкого знакомства с зубами.
Поцелуй с Юнми отличается от того же чиминового: брат грубее — кусает, мокро вылизывает языком, нисколько не смущаясь, сдавливает тонкими пальцами шею, — страстнее — не скрывает своего наслаждения, упиваясь стонами от простых прикосновений, засосами спускается к ключицам и обратно, — громче — чавкающие звуки совершенно не глушат губы. А Юнги, обычный музыкант, стирается с лица Земли накатившими импульсивными волнами грешных желаний. Ему не оставляют иного выбора, кроме бескрайнего наслаждения. Он перестаёт что-либо надумывать, окончательно падая в бездну своих фантазий: Чимин уже перебирает пальцами вставший член через ткань нижнего белья.
— Блять, он огромный, — и младший брат заливается краской, чувствуя на себе несколько выбивающих из колеи прикосновений: Юнми лижет яремную впадину, а Чимин раздражает нежную кожу грубой тканью. — Клянусь, хён, я сяду на
него сегодня.
Рассказал бы кто Юнги пару месяцев назад, к чему приведёт его первая влюблённость к парню, он бы кинул иском этому человеку в лицо за клевету. И стопроцентно выиграл бы это дело.
Наверное.
Ладно, если бы Юнги сказали, что Чимин в постели превращается в настоящую блядь, вот тогда бы он выиграл дело. Нет доказательств — нет и вины. По крайней мере,
не было.
Сейчас, когда этот "невинный комочек тепла и уюта" резко насаживается своим горячим ртом на всю длину, моментально расслабляя глотку, а из глаз его льются первые слёзы от собственной несдержанности, то все оправдания невиновности блядского Пак Чимина канут в лету. Чимин старательно подавляет рвотный позыв, но слюни сглотнуть не удаётся, и они вместе с естественной смазкой мерзко стекают по подбородку. Юнги просто падает спиной на кровать, неосознанно отрываясь от брата, который уже норовит стянуть с него футболку: сильное головокружение закрывает юнгиевы глаза, а бестия у разведенных ног только добивает, обрывисто выстанывая что-то неразборчивое вокруг полностью готового члена.
— Юнми-хён, не поможешь мне? —
рычит Чимин, освобождая место для своего парня, и если это то, о чём Юнги сейчас думает, то более, чем уверен: он просто не выдержит ощущения двух языков, обвивающих его возбуждённый орган.
— Пожалуйста, не надо, — шепчет младший Мин и захлёбывается в новом безудержном стоне: трение между двух губ не просто мучительно — оно топит в агонии из ярчайших эмоций. Если его личный Ад выглядит именно так, то Юнги не продержится там и минуты.
Парни будто не слышат беспомощного скулежа; Чимин начинает посасывать головку так, что Юнги заранее стыдно перед их друзьями, сидящими в гостиной, за всю эту безумную какофонию звуков, а Юнми кончиком обвивает каждую венку и опускается губами ниже, вбирая в рот мошонку, ласкает поцелуями и снова размашисто лижет, языком проникая под уздечку и сплетаясь в страстном танце с языком Чимина. Таких ощущений не доставит ни один умелый партнёр, попросту не справится со всем сразу: единственный человек бесполезен в любой сфере.
— А я говорил, что он больше, — стреляет глазками Чимин в своего парня и счастливо облизывается. — Сможешь заглотнуть полностью?
— Вы можете не ставить опыты на моём члене? — стонет Юнги, концентрируясь на мягких поцелуях вдоль живота. Взявший своего парня на слабо Пак поднимается выше и озорно заглядывает в лицо Юнги.
— Расслабься, у хёна ахуенная глотка, — и целует одновременно с тем, как Юнми сжимает горлом и щеками раскрасневшуюся налитую плоть. Младшему хватает пары несдержанных толчков, и он, крепко сжимая волосы брата, кончает в рот, упрямо глядя в глаза своему близнецу.
— Ты же думаешь о том же, о чём и я? — не прерывая зрительный контакт, интересуется Юнми, сглотнув всю сперму за пару заходов.
— Да, думаю, да, — Юнги трясёт до сих пор, но он просто не может оторваться от наполненного смешинками взгляда брата. — Это пиздецки возбуждает.
— Вы о чём? — вливается Чимин, отрываясь от тела, на котором красуются уже десятки его персональных ярко-бордовых работ.
— Понимаешь ли, Минни, — начинает старший Мин. — Мы достаточно симпатичные близнецы, которые ежедневно смотрят на себя в зеркало. И мы
очень похожи.
— У меня такое чувство, будто я отсосал сам себе, — поддерживает младший.
— Ага.
— То есть... Вы хотите сказать, что чувствовали, будто одновременно исполняете обе роли, но при этом находитесь в своём теле? — получив кивок, Чимин обиженно восклицает. — Мне срочно нужен брат близнец!
Они смеются, расслабляясь окончательно от понимания того, что между ними ничего не изменилось: нет загруженности и нет сомнений.
— Юнги, мы не хотим давить на тебя, так что можешь привести себя в порядок и идти к ребятам, отвлечёшь их...
— Пока вы спокойно трахнетесь здесь без меня? — смелеет близнец, подтягивая к себе брата. — Если я сейчас уйду, то вряд ли ещё раз решусь на этот шаг и буду винить себя в этом всю оставшуюся жизнь, Юнми. Так что позвольте мне тоже позаботиться о вас.
Чимин что-то пищит нечленораздельное сбоку, пока Юнги уверенно подкладывает своего хёна под себя, стягивая всю лишнюю одежду. Он снова отрывается и рывком садит уже обнажённого Пака сверху на Юнми, подстраиваясь сзади и нежно целуя загривок младшенького. Если честно, Юнги сам не до конца соображает, что творит, когда просит смазку и презервативы у парней и спрашивает об их личных
интересах. Чимин ясно дал понять, что требует хорошей растяжки, дабы толстый член Юнги случайно не порвал его задницу сегодня, а Юнми просто невзначай уточнил — ну, вдруг — у своего парня, когда в последний раз они менялись позициями.
Так младший близнец и узнал, что на деле его брат не против пассивной роли, но в их паре предпочтителен развратный Пак Чимин, сверкающий бриллиантом на довольно немалом члене самого Юнми. Юнги собирается исправить это сегодня.
— Знаешь, как растягивать? — Чимин продолжает сидеть верхом на старшем брате, лаская оба члена близнецов подушечками пальцев. Конечно, он доверяет своему хёну на все сто процентов и знает, что тот достаточно опытен, чтобы не причинить ему особого вреда, но тем не менее парень — не девушка. Отличие организмов разительное. И Чимин вовсе не против помочь с маленьким курсом введения. — Мы с Юнми всегда чисты во всех смыслах, так что можешь не волноваться насчёт этого.
— Я пробовал... с собой, — хорошо, что его дёрганных глаз сейчас не видно, иначе Юнги бы просто скончался от стыда. Как школьник, в самом деле.
— Эм, да, окей, ну... Растяни меня хорошенько, хён, ты реально большой, а я не планирую сегодня останавливаться только на одном члене, — заикаясь, тараторит Чимин и просит вылить на свою руку тоже немного лубриканта, чтобы самому растянуть Юнми для себя. А близнецы пытаются вернуться в реальность, услышав, как их парень весьма недвусмысленно говорит о двойном... Блять?
— Минни, ты уверен? — взволнованно переспрашивает Юнми, пока Юнги нервно сглатывает и подносит руку к сжимающемуся колечку мышц, увлажняя и слегка надавливая. Чимин глубоко вдыхает.
— Я думаю, Юнги-хён в силах подготовить меня перед тобой, так что да, уверен.
И сразу же сжимается: младший брат слишком уж неожиданно вводит сразу два пальца до костяшек, начиная активно двигать рукой, царапая короткими ногтями стенки. Чимин закусывает губу, чтобы позорно не заскулить уже в первую секунду и двигается назад, спиной вжимаясь в грудь Юнги, раздвигая ноги своего парня. Он аккуратен с Юнми — тот действительно давно не выступал в пассивной роли, — начинает с указательного, мягко надавливая на простату, а сам внутри себя чувствует уже третий палец, введённый с потрясающим обилием смазки, приятно хлюпающим с каждым новым проникновением. Юнги сходит с ума от двух стонов любимых им (и не важно
как) людей, не веря, что причастен к каждому. Он, Юнги, возбуждает и удовлетворяет. Почувствовав, что три пальца уже свободно проникают в узость чужого тела, он добавляет мизинец; Чимину приходится быстро находить опору на груди старшего хёна, одной рукой продолжая усердно его растягивать.
— Чимин, как ты? — отвлекая мокрыми поцелуями на шее. Пак лишь закатывает глаза и продолжительно мычит, что Юнми обозначает для брата как готовность к следующему этапу. Юнги опускает глаза вниз: он готов тоже. Успокаивать сердцебиение бессмысленно, так что он надевает резинку одним заточенным движением руки и медленно подтягивает к себе тонсена за тазовые косточки, плавно натягивая парня на всю свою длину.
Пак не проронил ни звука, лишь шумно дышал и, кажется, старался тупо не отключиться. Он вжался в пах и прекратил движения рукой внутри Юнми.
— Всё в порядке?
— Я говорил тебе, что ты просто большой, но передумал, — слова, рождённые дыханием. — Ты пиздецки какой огромный.
Наверное, Чимину сейчас невероятно больно, нужно бы дать время привыкнуть к своему размеру, но Юнги больше не может сдерживаться в узости и теплоте чужого тела, впервые плавно совершая толчок. Чимин, не сдерживаясь, громко стонет и падает на Юнми.
— Боюсь даже представить, что будет, когда в тебе окажется ещё и мой член, Минни, — рычит на ухо тонсену старший и принимается растягивать себя сам, пока Чимин находится в полном неадеквате и незамедлительно просит ещё. Юнги постепенно, но верно срывается: грубо входит, стимулируя разбухшую простату; плавно выходит, давая время немного передохнуть. Он оттягивает собственный оргазм, заменяя толчки круговыми движениями и постепенно возвращает поехавшего головой Чимина в реальность.
— Я-я хочу, хё-ён, помочь тебе, — смотрит стонущее нечто в глаза Юнми и останавливает трахающего его брата. — Я сначала войду в него, а потом ты присоединишься, хорошо? — заглядывает он за спину, получая кивок, и тихо шипит, когда Юнги оставляет пульсирующую дырочку без своего огромного
внимания.
Чимин шире раздвигает ноги старшего брата и одним слитым движением входит до конца, проникая в его рот настойчивым поцелуем. Он тяжело двигает бёдрами, и близнецы уже понимают, каково состояние мышц Пака после столь активного начала, но Чимин только глушит болезненные с непривычки стоны хёна губами и заводит его ноги за себя, от чего Юнми приходится уцепиться коленями за сильные бёдра. Юнги воспринимает это как за разрешение к продолжению. Касается сначала пальцами с холодной смазкой колечка мышц, берётся обоими руками под коленями брата и постепенно скользит в Чимина, снова роняя того на близнеца. Все трое срываются, когда Юнги полностью получает контроль: он буквально трахает сейчас собственного брата Чимином, а в него, в свою очередь, вдалбливается сам. Скорость увеличивается, Пак старается попадать в такт, с каждым новым толчком старательно возвращая таз обратно, и скулит от простимулированности со всех возможных сторон. Юнги хочет плакать в эту секунду от того, как же ему хорошо рядом с ними, как правильно он себя ощущает, но сдерживает все слова в глотке, до тех пор, пока они, как минимум, не закончат эту вакханалию.
— Юн-блять-ги, хён, хён, стой, — тормозит Чимин снова, и Юнги принимается медленнее входить, целуя каждую родинку на спине Пака, пока тот уже выходит из Юнми.
— Ты всё ещё хочешь? — задыхаясь, откашливается старший брат и подтягивается к изголовью, чтобы принять сидячее положение.
— Д-да, — Юнги продолжает оттягивать чиминов оргазм, добавляя к мягким движениям плоти один палец, от чего парень полностью валится на кровать, лишь слегка отрываясь животом от нагретого одеяла. Юнми смотрит, как бесстрастно растягивают его парня толстым членом и уже почти двумя пальцами, пока сам Минни хрипит от боли.
— Уверен? — ухмыляется Юнги, бодро загнав член глубже и окончательно добавив палец. Он с оттяжкой трахает его, а Юнми чуть ли не в слюнях сидит от этой картины: они оба, его мальчики, так сейчас красиво смотрятся вместе, доводят друг друга до точки кипения, невозможного максимума. Он не мог этого представить даже в своих самых смелых фантазиях: его брат оказался садистом, а сам он не лучше его — самый настоящий мазохист, раз ловит кайф от подобных сцен, развернувшихся с его парнем и близнецом.
Юнги не представляет, как больно и неприятно сейчас Чимину, раз он не может даже звука вырвать из уст, но желание его — закон. Мин проникает третьим пальцем, оставаясь внутри и не двигаясь, плавно подступает к простате, и начинает интенсивно тереть её, возобновляя плавные толчки. Чимин невероятный молодец, раз терпеливо выносит всё это и спустя всего лишь пару минут начинает требовать большего.
Братья аккуратно снимают Пака с младшего; Юнми садит его к себе на колени, натянув презерватив, и осторожно вторгается членом в разработанную дырочку, срывая единственный тихий стон. Он двигается, отыскав внутри набухшую железу, активно её стимулируя. Голова Чимина падает на чужое плечо, и он шепчет уверенное: "Готов" — на большее просто неспособен.
Они думали, что не способен. Но как только Юнми даёт отмашку, и Юнги приближается к ним, начиная потихоньку натягивать подготовленного парня на собственный член, то Чимин начинает просто
кричать. Он не сходит с ума — теряет связь со всей грёбанной Вселенной, рыдает, но двигается навстречу сам, а когда чувствует касания бёдер обоих братьев, взрывается диким необузданным ураганом, умоляя, захлёбываясь в собственных слюнях и слезах. Оба близнеца медленно погибают вместе с ним, но отдают ему все чувства в полной мере, двигаясь в Чимине вразнобой, чувствуя друг друга каждой венкой, каждой, блять, клеточкой возбуждённых участков тел. Юнги понимает, что точно не продержится долго в этой гонке за право обладания, он ускоряется, автоматически замедляя движения хёна, а Чимин на этом срывает голос, невминяемо двигая губами в такт толчкам. Звуки шлепков и общих стонов братьев разлетаются по всей квартире: возможно, всем троим в итоге будет невероятно стыдно перед друзьями, но никто и никогда не пожалеет о произошедшем.
— Давай же, малыш, ты можешь кончить только от наших членов, — близнецы, не сговариваясь, начинают грубо двигаться, а Юнги постоянно давит на простату, усиливая ощущения Чимина рваными толчками плюсом к ещё одному органу внутри.
Чимина трясёт всего, и он, в последний раз чувствуя глубокое проникновение двух членов внутрь себя, обильно кончает и кратковременно отключается от буйности и красочности собственного оргазма, когда за окном вдруг взрываются сотни салютов, а люди с балконов и за стенками кричат друг другу поздравления с наступившим Новым две тысячи двадцать первым Годом.
— С Новым Годом, Минни, — шепчат они в унисон.
Братья стараются максимально безболезненно покинуть растерзанное тело, так и не удовлетворив себя.
— А ты жестокий, я бы хотел однажды приструнить тебя, — осторожно говорит Юнми почти на сорванных связках и укладывает изнемождённого Чимина на левую половину кровати. — Он придёт в себя через пару минут. Я могу сделать тебе минет, а ты подрочишь мне, окей?
— Мм, нет? — на отказ старший брат вздёргивает бровь и уже готовит прощальную речь. — Я имею ввиду, я иногда растягиваюсь, ты знаешь. Если подготовишь меня, то можешь... — первоначальная уверенность сменяется неловкостью, и под конец Юнги просто замолкает.
— Ты сейчас предлагаешь мне трахнуть тебя? — он просто
уточняет.
Юнги недолго думает, перед тем как кивнуть: на самом деле, он никогда не был гомофобом или кем-то вроде, кто не воспринимает гомосексуализм за выбор человека. И сейчас не время вообще вспоминать, что когда-то он был натуралом; не после того, как погряз в горячем тройничке и предложил трахнуть себя собственному брату.
Юнми рычит. Он, блять, реально рычит перед тем, как накинуться на Юнги и лишить возможности дышать мокрым неконтролируемым поцелуем. Он кусает шею, тут же зализывая все грубые прикосновения, спускается на ключицы, ненадолго задерживаясь перед грудью. Юнми ласкает языком оба соска, засасывает, провоцируя покалывания по всему телу, и с хлюпом отпускает. Незаметно для самого Юнги, приближается поцелуями к паху.
— Давно чистился?
— Мне позвонил Чимин, когда я вышел из душа.
— Хорошо.
Юнми меняет свой презерватив на новый и заботливо стягивает резинку с Юнги, смазывая пальцы лубрикантом и проникая в сжатую дырочку лишь одним, после чего удивлённо поднимает бровь.
— Растягивался я тогда же.
Несмотря на слова брата и столь смущающее его растягивание, Юнми продолжает движения средним, мягко проталкивая указательный. Он своеобразно отвлекает близнеца: выдыхает горячий воздух на головку чуть упавшего члена, тут же начиная её мягко посасывать, а после дует холодным. Обмякший член снова в полной нетерпеливой готовности, когда дырочка перестаёт выталкивать из себя три пальца.
— Это будет очень странно, если я попрошу тебя взять меня сзади? Я не уверен, что смогу видеть...
— Да, Юнги, мы и так за сегодня исчерпали весь лимит, — перебивает брат и поворачивает лицом в сторону приходящего в себя Чимина. — Готов?
Одновременно с уверенным: "Да" выходит и тихий вскрик. Живой член — не пальцы, определённо: стенки непривычно жжёт, раздвигаясь под чужим крепким натяжением.
— Говори со мной, детка, что ты чувствуешь? — Юнми двигается дальше, в то время как его брат тщательнее прогибается под напором сильных рук и старается позорно не захныкать.
— Жарко и... Блять, это б-больно, но не настолько, чтобы я тебя останавливал. Странно, — продолжает держаться младший.
— Больно, но ты всё-равно так красиво стараешься отставить свои ягодицы для меня, правда, малыш? — Юнги — взрослый и состоятельный мужчина. Взрослый и состоятельный мужчина, который скулит от ласковых слов брата-близнеца и принимает ещё глубже его твёрдый большой член внутрь. — Смотри, как покраснел, тебе хорошо? — Юнги громко стонет, когда Юнми потирается головкой о простату внутри. Непередаваемо. — Говори со мной, тебе хорошо?
— Д-да, да, п-просто прекрасно, — брат коротко толкается, целясь прямиком в простату.
— Как думаешь, сколько ты протянешь, если я каждый раз буду попадать в
неё? — спрашивает он, одной рукой притягивая за скулы ослабшее тело к своей груди, снова попадая по железе, не двигаясь глубже.
— Хё-он, пожалуйста.
— О чём ты просишь, детка? — Юнги даже не знал, что подобное будет заставлять его возбуждаться ещё сильнее: оказывается, он любит чувствовать полный контроль над собой ничуть не меньше, чем самому ощущать своё влияние. — Скажи, и я сделаю, — шепчет на ухо, останавливаясь.
— Оттрахай меня, братик.
Границы стёрты, а рамки отложены в дальний ящик. Юнми резким толчком глубоко входит в растянутую мокрую дырочку, и тот факт, что он сам сделал её таковой отключает функцию "рассудок" на неопределённый срок. Юнги громко стонет, подмахивая в такт движениям бёдер, ягодицами вжимается в пах и просто обезумевши хочет кончить, но не может
физически: силы исчерпали себя, а собственный член болезненно подрагивает, сковывая все резкие движения. Младший не удерживается в руках брата, падая, мечется по кровати, воет от тяжести и сейчас, похоже, чувствует то, что испытывал минутами ранее Чимин.
— Хён, — слышит Юнги тихий голос, но не может сконцетрироваться на нём, изнывает, громче стонет, принимая член брата
так идеально для него. Он хочет дотронуться до себя, довести до разрядки, но эмоции настолько переполняют его, выливаясь через край, что он не может поделать со своим телом ни-че-го. Сейчас не он его хозяин.
— Чимин-и, помоги младшему хёну, детка. Ты же сможешь выдержать ещё немного, правда? — слова Юнми проходят сквозь мозг, в то время, как сам Юнги начинает припадочно дрожать, голос уже оставил его наедине с поглащающими ощущениями правильности.
Принадлежности.
Юнги чувствует, как его тело немного приподнимают, и кто-то ложится под него. Чувствует, наверное, фантомное — нет, ты просто сошёл с ума — прикосновение к твёрдому члену, а после — горячее нутро. Юнми двигается за всех троих, проезжаясь плавными глубокими толчками по простимулированным простатам обоих своих мальчиков и первым кончает, запуская целую цепочку: Юнги добивает освобождённый стон на ухо, и он туго изливается в Чимина — никто даже не вспоминает про защиту, — который растянутыми стенками чувствует густые капли и ловит сухой оргазм.
— Твою, блять, мать, — красноречиво излагает Юнги, зажатый между двух тел. — Твою. Блять. Мать.
— У меня стойкое ощущение того, что я трахнул зеркало, — усмехается, передразнивая. — Теперь я понял все твои чувства, Юн-и — похоже, Юнми тоже пребывает в маленьком шоке. Они болезненно стонут от гиперчувствительности, слезая друг с друга.
— Сначала давай позаботимся об этом всём, — неразборчиво бормочет младший брат. — Чимин снова отключился, и нам стоило бы поговорить.
Старший соглашается, пересиливая себя и поднимаясь с кровати. Они быстро наводят порядок, отмывают себя и Чимина от спермы и накрывают последнего одеялом, оставляя в тишине и спокойствии, испытывая вину перед ним за то, что довели до столь невменяемого состояния.
Близнецы перемещаются на диван в гостиной, не уверенные в своих следующих словах.
— Ты делаешь это только ради Чимина? — и от Юнги не ускользает, как нарочито отстранённо звучит Юнми.
Только ли ради Чимина? До брата не доходит одна суть: Мин Юнги всё это время
ничего не делал ради Чимина, но всё изменилось сейчас. Когда он осознал, что именно значит для своего близнеца. Юнги догадывается, как тяжело ему было согласиться с просьбой взять сзади, не имея возможности смотреть в лицо возлюбленного — на таком этапе это действительно важно. Но и младшего винить нельзя: он учится. Только учится испытывать к брату ту самую, обязывающую к большему, любовь. Только учится переступать через собственные принципы и жизненные устои. Он только учится, но он готов начать хотя бы пробовать.
Их разница только в том, что Юнми не имел возможности рассказать о сладости запретного плода, а для Юнги изначально открылась неповторимость согласованных решений.
— Нет, я делаю это ради всех нас. Возможно, наши отношения ни к чему в итоге не приведут, возможно, мы пожалеем об этом в будущем, но почему бы не попробовать, зная, что риск оправдан? Я хочу, чтобы мои самые близкие люди были счастливы. И что я могу поделать, если вместе с ними счастлив и я? А про родителей, хён... Думаю, пока нам не стоит расстраивать их, хорошо?
В глазах старшего горит ночной небосвод, и Юнми не особо раздумывает, когда притягивает младшего к себе, мягко целуя. Братья осторожно составляют новый, ещё более сумасшедший договор, нежно скрепляя языками. Они наслаждаются, проваливаясь в воспоминания детства, где вместе, надолго и счастливо...
И запоздало вспоминают о друзьях.
Только тогда, когда на телефон Мин Юнми приходит сообщение от самого долбанутого парня на всём белом свете, они разочарованно отрываются друг от друга.
Секретарь Ким:
Не переживайте, босс, мы отлично отметили Новый Год на улице, потому что больше не могли терпеть весьма интригующие звуки, доносящиеся из спальни Чимин-щи.
Ваш подарок ожидает Вас и двух других, дорогих моему сердцу, друзей в ванной комнате.
С уважением, Ким Тэхён.
— Скажи, что ты уверен, и он не мог заложить там бомбу, — умоляюще хрипит Юнги.
— Тогда я просто промолчу.
Они вместе заходят в ванную, ожидая подвоха с любого уголка просторной комнаты. Младший близнец, перепроверив устойчивость карниза несколько раз, осторожно открывает шторку, и...
— Я убью его. Клянусь, блять, я сяду в тюрьму, но убью его.
На шикарной тёмной плитке контрастно выделяются ярко выведенные плавные линии дождавшегося своих получателей подарка.
Надпись.
С Новым Годом!
Ебаной спермой.
— Думаю, я помогу тебе, и мы вместе сядем за двойное убийство ещё и Чонгука, хён.
Потому что чуточку ниже:
2021:)
***
— Что ж, вот и наступила пора сознаться вам в моей самой огромной тайне, которую я бережно хранил вплоть до сегодняшнего дня.
— Ты нас привёз в какую-то глушь только ради этого?
— Чимин-и, говори уже, не пугай своих хёнов.
— Два года назад я узнал Юнги не из-за поцелуя и родинки.
Две пары глаз вопросительно уставились на блондина.
— У Юнги. Реально. Большой. Член, — заговорчески шепчет Чимин.
— О, Господи, серьёзно, ты даже тогда наши члены не путал...
— В свою защиту скажу, я просто был
очень взволнован!
И громкий смех трёх счастливых парней разоряется в богом забытой придорожной кофейне.
