Часть 1
16 декабря 2020 г. в 18:34
Впервые Милдред замечает этот нюанс по счастливой случайности.
Они на кухне, перемывают посуду после обеда. Милдред моет, а Гвендолин сушит. Как у них и заведено. По радио во все горло поет Билли Холидей, которому подпевает Бриггс, активно работая. На улице начало июня, окна распахнуты, а в помещение врывается бриз со сладкими нотками гардении и клевера. Рукава Милдред закатаны до локтей, а волосы собраны в легкий пучок на затылке. Их крошечный пузырек домашнего уюта настолько полон умиротворения, что женщине кажется, будто она такая легкая, что может улететь, подхваченная летним ветром.
Они полируют тарелки и столовое серебро. Милдред смахивает назойливую прядку волос с лица и робко улыбается Гвендолин, которая возвращает ей яркую улыбку. Она обнимает Рэтчед и притягивает к себе, оставляя легкий поцелуй у виска.
— Что ж, — вздыхает она, щекоча теплым дыханием кожу Милдред, — полагаю, остались только кастрюли и сковородки, да?
— Неа, — говорит Рэтчед, слегка отодвигаясь от Гвендолин, чтобы вытащить пробку из слива раковины. — Я вымыла все, когда готовила ужин, чтобы нам было меньше работы.
— Ух ты! — радостно восклицает женщина. — Хорошая девочка!
С этими словами в сердце Милдред, словно бы электрический разряд прилетает. У нее слабеют колени. Да так, что женщине приходится схватиться за столешницу, дабы устоять. Она чувствует, как щеки и шея становятся ярко-розовыми. Она с трудом сглатывает и обводит губы языком.
Гвендолин, занятая раскладыванием посуды по соответствующим шкафам, похоже, не замечает этого.
— Мне так с тобой повезло, — говорит Бриггс, в каждом слове которой сквозит нежность.
— Да, — слабо отвечает Милдред, когда снова начинает нормально ощущать собственные ноги. — Я… Да… Нам… Повезло. Да. Верно. Мы. Очень везучие.
Второй раз случается спустя несколько дней. Уже поздно, и обе развалились на диване. Милдред потягивает бокал розового вина, а Гвендолин наслаждается стаканом бурбона, разгадывая кроссворд. Милдред, прислонившись к Гвендолин, лениво наблюдает, как карандаш летает по странице газеты. Бриггс хмурится и время от времени бормочет что-то себе под нос, пытаясь разгадать все подсказки. Милдред замечает, что она застряла на четырнадцатом номере.
— Процветает в Южной Америке, — говорит она, прищурившись. — Заканчивается на букву «н», — женщина вздыхает. — Я перебрала в своей голове все возможные южноамериканские цветы, которые только знаю, но ни один из них не подходит.
Рэтчед на мгновение задумывается.
— Ну, — говорит она, — что, если это на самом деле не совсем цветок?
— Тогда, что это может быть?
— Что еще процветает в Южной Америке? — спрашивает Милдред, в основном, обращаясь к себе. — Кроме цветов.
Она барабанит пальцами по бедру и вздыхает.
— Попробуй Амазон, — говорит женщина. — Река. Она ведь процветает сейчас в Южной Америке?
Гвендолин следует совету и смеется, а затем наклоняется и целует макушку головы Милдред.
— Ты права, — говорит она. — Подходит. Ты ж моя особенная, умная девочка.
В теле Милдред снова появляется знакомое тепло, на этот раз сопровождаемое возбуждением — горячим и острым, делающим ее трусики влажными. Она несколько раз скрещивает и расслабляет ноги, пытаясь побороть назойливую пульсацию. Ее сердце учащенно бьется, но это совсем не неприятно.
— Это было не так уж и сложно, — говорит она, пытаясь отвлечься от ощущений.
Гвендолин улыбается.
А еще Гвендолин никогда не подавляла желание делать Милдред комплименты, но после разгадывания кроссворда, кажется, она стала заострять внимание даже на самых мелких вещах и проявлять бурную похвалу. Реорганизация кладовой, уборка гостиной пылесосом, поиск потерявшейся серьги, застегивание платья на спине Бриггс, не забытая коробка пищевой соды в продуктовом магазине. Все это заканчивалось тем, что Милдред оказывалась в объятиях Гвендолин и комплиментами, что она прекрасная, невероятная, совершенная и добрая.
Рэтчед до сих пор не может понять… Физическую реакцию, которую вызывают эти слова. Она совершенно не возражает против них, но в определенные моменты попросту не может не удивляться и переживать, что с ней, возможно, что-то не то. Она даже думает, что ее разум грязный и извращенный. В конце концов, какого нормального человека возбуждают невинные комплименты? Она решает, что стоит спросить об этом Гвендолин, потому что у нее всегда есть ответы на подобные вопросы, однако всякий раз, когда набирается храбрости, начинает сомневаться. Она не думает, что сможет выдержать обиженный взгляд, смешанный с отвращением, который, она уверена, та обязательно бросит на нее, когда узнает, что ее нежные слова делают с Милдред; что заставляют чувствовать.
На дворе поздняя ночь, и женщины собираются спать. Гвендолин сидит у туалетного столика и увлажняет лицо, а Милдред лежит в постели. На ее коленях расположена открытая книга, но она не может сконцентрироваться, чтобы прочесть хоть строку. Она вздыхает. А затем еще раз и громче, когда Бриггс не реагирует.
Гвендолин оборачивается и смотрит на нее через плечо.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — смеется она.
Милдред садится ровнее. Она подтягивает ноги к груди и подпирает подбородок коленями. Какое-то время она просто смотрит на женщину, закусив нижнюю губу.
— Со мной что-то не так, — наконец, выпаливает Рэтчед, краснея.
На лице Гвендолин моментально отражается беспокойство. Она встает со своего места и пересекает комнату, присаживаясь рядом с Милдред. Она прижимает тыльную сторону ладони ко лбу и щекам женщины, проверяя температуру. И когда ничего аномального не обнаруживает, начинает щуриться, рассматривая ее.
— Что такое? — спрашивает она. — Дорогая, что случилось? Где болит?
Милдред хватает Гвендолин за руки и целует их.
— Нигде, — поспешно говорит она. — Нигде не болит. Это не… Такая уж и проблема.
Бриггс склоняет голову набок.
— Я не понимаю, — произносит она.
Рэтчед кладет руки на колени. Она смотрит только на них, боясь перевести взгляд на Гвендолин. И снова вздыхает.
— В последнее время, — медленно говорит она, — когда ты… Когда ты делаешь мне комплимент, я… Я чувствуя себя… Скорее, гм, взволнованной и мне прям горячо, — ее румянец становится ярче. — Не знаю, как объяснить это точнее.
Когда она, наконец, набирается смелости посмотреть на Бриггс, то не находит осуждения, которого так сильно боялась. Вместо этого глаза Гвендолин светятся озорством, а уголки рта подергиваются, потому что она пытается подавить улыбку.
Какая-то часть Милдред испытывает облегчение, но еще большая часть смущена и ранена такой реакцией. Ее губы дрожат.
— Почему ты смеешься надо мной? — спрашивает она.
— О, нет! Нет, дорогая, — успокаивает Гвендолин, пытаясь быть нежной и одновременно с этим хихикая. — Я смеюсь не над тобой. Честное слово. Клянусь.
Рэтчед фыркает и надувает губы.
— Тогда, что смешного? — спрашивает она.
Бриггс снова хихикает, а затем вытирает слезы с глаз.
— Просто, — она задыхается от смеха. — Просто я знала, дорогая. И я тебя дразнила.
Милдред нужно целое мгновение, чтобы осознать эти слова, а затем ее глаза широко распахиваются.
— Ты знала? — возмущается она. — Ты знала? Все время?
Гвендолин притягивает ее к себе, несмотря на легкое сопротивление, и снова издает легкий смешок, на этот раз ей в шею.
— Милая, — говорит она, наконец, успокоившись, — я не знаю, как тебе это сказать, но было довольно заметно.
Милдред ворчит, но спустя еще одно мгновение сдается, прижимаясь к женщине.
— Но почему я это чувствую? — спрашивает она. — Это… Это кажется ужасно неприличным, Гвендолин.
Бриггс обхватывает руками ее лицо.
— Неприлично, — повторяет она, грустно улыбаясь. — В этом нет ничего неприличного, любовь моя. Это… Как бы тебе объяснить, — бормочет она сама себе. — Иногда слова могут… Оказывать на человека такое же воздействие, как и прикосновения… Они вырабатывают физическую привязанность.
Она целует Милдред прямо в пульсирующую на шее венку, а женщина, в свою очередь, изо всех сил старается не застонать в ответ.
— А если объединить слова, — шепчет Гвендолин, — с прикосновениями… Ну… Это действительно может оказаться просто божественным опытом.
— Да? — Милдред слабо справляется с попыткой держать себя в руках.
Глаза женщины закрываются, а Бриггс продолжает целовать ее шею.
— Ммм, — мычит Гвендолин.
Когда она отстраняется, ее глаза полны желания.
— Хочешь попробовать?
Милдред кивает. Всего один раз, но этого достаточно.
Гвендолин хватает ее за талию и прижимает спиной к изголовью кровати. Ее пальцы проводят замысловатые дорожки вверх и вниз по обнаженным ногам, задерживаясь на бедрах. Она наслаждается тем, что эти прикосновения заставляют Милдред извиваться и дрожать.
— Ты моя хорошая девочка? — спрашивает Бриггс.
— Да, — стонет Милдред.
— Я знаю, — мурлычет Гвендолин. — А ты знаешь, что делают хорошие девочки?
Рэтчед качает головой.
— Да, — говорит женщина, делая паузу, чтобы коснуться губами внутренней стороны левого бедра Милдред, а затем и правого. — Они делают так, как им говорят.
Она мучительно терпелива в своем соблазнении. Кончики ее пальцев мягко касаются локонов Милдред, а губы нежно целуют виски, шею и ключицы. Изящные, нежные руки обнимают грудь сквозь тонкую ткань ночной сорочки, прежде чем пробраться под нее и поддразнить чувствительные соски. Медленно. Чертовски медленно Гвендолин задирает сорочку до талии, обнажая живот. Она пробегает языком по коже, от груди до чувствительной точки чуть ниже пупка.
Это так абсурдно и практически невероятно, но Милдред уже мокрая. Безумно мокрая. Несмотря на то, что не получала никакой прямой стимуляции. Если бы она могла думать ясно, то наверняка смутилась бы уже, но сейчас… Все, на чем женщина может сосредоточиться — пальцы Гвендолин, ее рот, гуляющий по всему телу и слова, которые она шепчет на ходу.
— Милдред, — зовет женщина. — Моя красивая, невероятная, идеальная девочка. Ты кончишь для меня?
Милдред стонет настолько громко, что тут же смущенно закрывает рот рукой. Но Гвендолин сразу отбрасывает ее в сторону.
— Ну уж нет, — требовательно говорит она. — Я хочу слышать каждый восхитительный звук.
А потом ее рука прижимается к промежности Милдред. И это новое прикосновение вызывает второй невероятный стон, который звучит даже громче первого.
— Вот, — шепчет Бриггс. — Хорошая девочка. Это было не так уж и сложно, правда?
Бедра Милдред подаются вперед, навстречу руке, и дрожат. Каждый мускул, каждый нерв ее тела напряжен, находясь на грани чего-то невообразимого, словно бы умоляя о большем. Гораздо большем. Они с Гвендолин похожи на сплошной клубок спутанных конечностей; обе покрасневшие и разгоряченные в своем желании.
— Ты так напряжена, детка, — бормочет Бриггс. — Мы не можем этого допустить, правда?
Ее рука возвращается к клитору женщины, заставляя ту задыхаться.
— Ты заслуживаешь, — продолжает она низким голосом, пронизанным желанием, — самого изысканного наслаждения.
— Гвендолин, — стонет Милдред, а грудь ее часто вздымается.
— Да, детка?
— Пожалуйста, — хнычет Рэтчед, находясь на грани.
Гвендолин улыбается с извращенным наслаждением.
— Вот слово, которого я ждала, — рычит она.
Бриггс знает, где нужно пососать, а где погладить; где приложить больше давления, а где просто легонько коснуться. Она вставляет в Милдред два тонких пальца и вылизывает ее клитор длинными, отработанными движениями. И это так великолепно. Столько ощущений одновременно, что Рэтчед кажется, будто она могла бы умереть и вознестись прямиком на небеса. И это не было бы худшим вариантом.
Она чувствует, как наступает экстаз. Ощущает медленное, но неизбежное приближение оргазма. На ее шее выступают бисеринки пота, а пульс подскакивает. Ярко-голубые глаза Гвендолин, смотрящие прямиком в ее собственные, наполнены искренним желанием помочь достигнуть наслаждения; развязать узел, который был связан так долго, что Милдред уже и забыла о нем.
Следующая пара толчков вкупе с твердым языком, касающимся клитора, заставляет Милдред стонать все громче и протяжнее, будто это исходит из самих глубин души, и толкает к краю.
Гвендолин томно тянется вперед, вынимая салфетку из коробки на прикроватной тумбочке и вытирает рот с подбородком, а затем очень медленно и интенсивно облизывает пальцы, которые были внутри Рэтчед, при этом многозначительно подергивая бровями. Она ложится так, что ее голова оказывается на груди Милдред.
— Твое сердце так бешено колотится, — лениво подмечает она, кладя руку на грудь женщины и наблюдая, как та поднимается и опускается в такт дыханию.
— Ммм, — соглашается Милдред, закрыв глаза.
Она замечает, что ей слишком тепло и хорошо, чтобы двигаться. И ей это очень нравится. Спустя мгновение женщина открывает один глаз.
— Это полностью твоя вина. Или, может быть, заслуга здесь более точное определение?
Гвендолин смеется. Она обнимает Рэтчед одной рукой за талию, а второй выводит ленивые узоры вокруг ее пупка. Милдред едва ли не мурлычет, словно довольный котенок, и прижимает лицо к лицу Гвендолин.
— Была ли я хорошей девочкой? — шепчет она.
И хотя это должно звучать сексуально, она слышит в своем голосе неприкрытую уязвимость, и морщится.
Но Бриггс просто целует ее. Снова и снова, и снова.
Дорогая, — выдыхает она, — ты была великолепной.