Hammock - Oh the Bliss (Reinterpretation)
Ночь пахнет лесом и свежестью ландышей. Смолой, дымом от костра — терпким, горьковато-сладким, щекочущим ноздри, будто дорогие пряности. К небу тянутся языки пламени, потрескивают и сыпят в воздух искры, словно указывают путь, прокладывают узкую дорожку к луне и звездам. Широ знает, что однажды он пройдет по ней. Но не один, а рука об руку с тем, о ком все его мысли. Он разглядывает силуэт, вырисовывающийся на фоне костра так черно и изящно, что замирает сердце. Завитки волос, острые кончики ушей, кожа цвета фиалок, кажущаяся такой трепетной и тонкой, как крылья фей; длинная шея, плечи… Острые локти, руки с длинными тонкими пальцами музыканта, без единой мозоли. Никогда не подумаешь, что обладатель таких рук может держать меч, стрелять из лука, метать кинжалы; делать это настолько хорошо, чтобы суметь оставить отметину на лице кронпринца, которого до сих пор еще никто не мог превзойти в искусстве боя. Длинный шрам поперек носа Широ носит с гордостью, будто орден. Кит сидит подле него, полностью обнаженный, смотрит в огонь, а Широ смотрит на Кита. Любуется. Стремится запомнить каждую черточку, чтобы сберечь, унести с собой любимый облик, чтобы потом вспоминать: поцелуи, тайная поляна, плащ в мятой траве и ночь без сна. — Нет нужды так смотреть, любовь моя, — говорит Кит, будто услышав мысли Широ. Оборачивается на него, щурит лукавые желтые глаза, — мы увидимся завтра. — Завтра… — Широ придвигается ближе и, приобняв Кита, целует в плечо, — Целая вечность. — Мф, — Кит фыркает. Запрокидывает голову, подставляя шею под поцелуи. — Не уходи. Останься до рассвета. — Нельзя. — Знаю, — шепчет Широ, — знаю. У губ Кита вкус росы и хвои. Его звенящая двойственность — сила и утонченность, элегантность и свирепость, — покорила Широ когда-то, и он продолжает каждый день заново влюбляться в него. Все галра сильны и выносливы, но Кит — другой. Он лучше всех на свете. Дикий, необузданный, будто дух спящих вулканов. Трогательный, как жемчужина в раковине на глубине моря, закованного в морозные цепи льдин. Он — страсть, отвага, печаль, соль слез и ярость битвы. Он тот, с кем Широ готов пойти как угодно далеко; тот, с чьим именем на губах может совершать какие угодно подвиги. Поворачивать реки вспять, строить летающие корабли, что достают грот-мачтами облака, выращивать розы на отгремевших полях сражений, залечивая раны земли… Их любовь настолько сильна, что может остановить войну. Так сказали звезды. А у Широ нет ни единой причины им не верить, ведь именно они указали ему путь к Киту. — Ты не боишься? — Кит держит лицо Широ в своих руках, обводит его губы кончиками пальцев по краю, как будто касается лепестков только что распустившейся розы, — не передумал? То, что они собираются сделать, запретно и рискованно. Но они приняли это решение вместе, двое — как один, и Широ не может отступить. — Не передумал, — отвечает он твердо, — я боюсь только того, что передумаешь ты, мое сердце. — Слишком поздно, теперь тебе от меня не избавиться, — Кит смеется и льнет ближе. Прижимается к груди Широ щекой, отмеченной росчерком шрама. Широ научился смотреть на него не как на след от своего меча, а на знак, свидетельство того, что они с Китом стоят друг друга. Враги по крови, человеческий кронпринц и галрийский генерал, друзья и любовники. А завтра — если им поможет небо — и супруги. Связанные не только смертной клятвой, но и неодолимой силой, алмазным панцирем, связью, которую даже богам не под силу разрушить. — Я буду с тобой всегда, — говорит Кит, и от его слов в груди Широ разгорается пламя, — столько, сколько потребуется. — Столько, сколько потребуется, — эхом отзывается Широ и запечатывает эту клятву на губах Кита своими.***
В небе стынет закат, когда Широ ступает на знакомую поляну. Кит, как всегда, осторожен, его не видно среди буйных зарослей заповедного леса, но Широ знает, что нужно смотреть не глазами, но чувствовать сердцем. Он ощущает присутствие своего избранника кожей, кончиками пальцев, душой, закрытой для всех, но открытой для Кита. Широ насвистывает условную песенку — трель влюбленного соловья — и слышит ответ в кроне дерева. Шуршит листва, знакомо скрипит кожаная перевязь. Кит спрыгивает в траву, приземляясь совсем рядом, почти падает на Широ. Тот смеется и ловит Кита в объятия. Но улыбка быстро меркнет, потому что лицо Кита бледно и тревожно. Широ сразу все понимает. — Галра решили идти в бой? Кит кивает: — «Победа или смерть». Император не признает иного. — Когда? — Завтра на рассвете. А люди? — Тоже. — Значит… — Да. Пора. Кит улыбается, но так печально, что у Широ внутри все переворачивается, и обнимает крепко, будто решает больше никогда не отпускать. Широ обнимает его еще крепче, кажется, до хруста в ребрах. Они замирают, черпая силы друг в друге, а потом, не сговариваясь, поворачиваются и идут за заходящим солнцем, на запад. Аллура встречает их у самого края чащи. Тонкая, звонкая, как капля росы в утренней траве; она, как и всегда, одета в простое платье, но на этот раз оно ослепительно-розовое, цвета памяти павших в бою. Широ вздрагивает и заглядывает в глаза храмовницы, что хранит их секрет. В них горит надежда. — Вы снова здесь, — говорит она. Ее голос поднимается к сводчатому куполу древесных крон, — это значит, что вы хотите просить звездный небосвод повенчать вас? Кит делает шаг вперед, крепко держа Широ за руку. — Да. — Да. — Я должна в последний раз предупредить вас. Ритуал смертельно опасен, а потому запрещен уже два столетия. Многие потерпели неудачу. Многие умерли. Вы готовы пойти на риск? — Да, — в один голос. Улыбка Аллуры очень теплая. Она верит в их любовь, и это придает решимости. — Хорошо. Мы пойдем по короткой дороге, но нужно спешить. Времени мало. — Какой дороге? — хмурится Кит, — здесь только шипы, лоза, да ядовитый папоротник. — По этой, юный генерал, — Аллура взмахивает рукой, и от ее простого движения вековые заросли, колючие лозы и папоротники расступаются, тают, будто снег по весне, — не отставайте. Мох исчезает прямо у них под ногами, обнажая каменные плиты. На вид они очень древние, потрескавшиеся и истертые; сколько же ног прошло по ним до Широ, до Кита? Камень подхватывает их шаги, их дыханию вторит ветер, несущий запах трав, пыли и забытых времен. — За нами наблюдают, — тихо говорит Кит. Его рука ложится на рукоять меча у бедра. Широ тоже замечает блеск звериных глаз по обеим сторонам древней дороги и на всякий случай готовится к бою. — Лес приветствует вас, — поясняет Аллура, оглядываясь, — слишком давно у этих земель не было настоящих правителей. Реки пересохли, земля испортилась, сады перестали цвести. Поэтому галра и люди и пошли войной друг на друга. Но теперь все может измениться. К вечеру они выходят к мертвому водопаду. Вода больше не журчит и не плещется у каменистых берегов, а брошенный храм у его подножия кажется мертвым остовом корабля, наполовину затянутым илом и песком. Белый камень поблек, покрылся разводами. — Здесь венчались великие короли древности, — провозглашает Аллура, — звезды принимали их клятву, а первые лучи солнца — благословляли. И пока они правили, народ не знал ни голода, ни войн, ни болезней. Как только Широ и Кит встают на ступени, двери перед ними распахиваются. Храм встречает их всей тусклой величественностью своего убранства, что померкло за долгие десятилетия, но витражи из слюды по-прежнему бросают на пол цветные пятна, пропуская гаснущий свет дня, оплетенные плющом колонны надежно держат сводчатый потолок, а в высоком окне над алтарем, словно самоцвет в короне, горит первая звезда. Аллура убирает сухие листья из пустой ритуальной чаши, выщербленной в алтаре, зажигает свечи, достает из сундуков церемониальные одеяния — свадебно-белые туники — и отсылает Широ и Кита в разные альковы, как того требует обычай, чтобы они переоделись и вспомнили тексты клятв. Широ даже рад этой передышке, потому что не только забыл от волнения нужные слова, которые проговаривал про себя тысячи раз, но и едва может дышать: настолько грядущее будоражит его. Хорошо, что древние позаботились об этом, дали возможность собраться с мыслями. Широ сбрасывает с себя броню, приглаживает волосы, облачается в тунику, такую же тонкую и струящуюся, как лунный свет, и ему кажется, что на нем совсем ничего не надето. Оказывается, он выходит обратно в храм очень быстро и какое-то время дожидается своего избранника у алтаря, вздыхая и мучаясь. Его сердце быстро стучит в груди; каждая секунда ожидания кажется длиннее предыдущей. Он не решается даже представить себе, каково это — быть супругом Кита, вместе править королевством в будущем, разделять все радости и беды. Во всех городах и странах не было бы людей счастливее их. Только бы получилось… Только бы звезды поверили клятвам… Или, по крайней мере, забрали сразу обоих. Широ не может жить в мире, где не будет Кита. Мысль об этом сильнее яда. И вот тогда, когда Широ уже близок к отчаянию, он наконец видит своего возлюбленного. Видит — и забывает все на свете. Кит прекрасен. Настолько, что никаких слов не хватит, чтобы это описать. Улыбка освещает его лицо, румянец лежит на щеках, ласковый, как пламя свечи. Невесомое одеяние подчеркивает изгибы сильного тела, а юницвет, цветок, который не растет в этих краях уже несколько поколений и изображения которого сохранились только на старинных гобеленах, вспыхивает в его руках фиолетовыми искрами. Настоящая ожившая сказка. — Кит… — потрясенно шепчет Широ. В носу у него свербит, а взгляд вдруг мутнеет, — скажи мне, что это не сон. — Не сон, — отзывается Кит с блестящими глазами и невероятной нежностью в голосе, — теперь мы не расстанемся, Широ. Больше никогда. Аллура улыбается. Кивает каждому из них поочередно, а затем, выждав мгновение, начинает петь. Голос храмовницы возносится ввысь, поднимается к темному куполу. На ее зов со всех сторон слетаются маленькие волшебные огоньки, как светлячки из золота и травленого серебра, оживленные неведомой магией, и вскоре весь храм светится ими, словно созвездиями, внутри становится светло, как днем. Ритуал долгий и сложный. Аллура поет, чертит в воздухе сложные узоры кончиками пальцев, заставляет повторять за ней слово в слово забытые заклятия на языке, у которого нет имени. Уже глубокая ночь; в окно над алтарем видно светящееся полотно небес, трепещут оплывшие свечи. Широ видит Кита как бы в обрамлении из цветов, и вдруг понимает: цветы настоящие. Они вырастают везде — у их ног, на полуразвалившихся скамьях, оплетают колонны, покрывают храмовый пол сплошным покровом, вспыхивающим, отзывающимся на каждое слово заклинания. Аллура срывает один цветок и опускает в ритуальную чашу. Сладкий аромат юницветов разливается в воздухе, щекочет ноздри. Журчит вода, и пустая чаша вдруг становится заполненной до краев. — Поклянитесь друг другу в вашей вечной любви, — говорит Аллура. Голос ее звонкий, хрупкий, как лед, — звезды внимают вам. Глаза Кита сияют, будто два влажных опала, полные крошечных радуг. Широ совершенно теряется в них, растворяется в словах обетов, которые произносит одновременно с ним. Их голоса полнокровны. Осязаемы. Сильны. Они переплетаются, повисают в воздухе искрами, нитями, кружевом; напитывают воду, превращая ее в серебристую, будто ртуть, влагу. Они пьют ее друг у друга с рук. На вкус вода — точь-в-точь как поцелуи Кита, и почему-то Широ знает, что для Кита вода имеет вкус его собственных губ. Звездное небо опускается вниз, будто наклоняется, чтобы лучше рассмотреть двух влюбленных. Широ видит, как мимо проплывают мерцающие туманности, чужие звезды, осколки других времен и миров, и крепко держит руку Кита, боясь отпустить хотя бы на мгновение, чтобы не потерять навсегда. Внутри у него раскручивается невидимая спираль. Ему становится холодно, жарко, душно, темно, больно, сладко… А потом — свет. Слепящий, жгучий, выжигающий волосы добела. Небосвод наваливается на Широ всей своей тяжестью. На одно долгое мгновение он теряется во времени и пространстве. Широ не страшится смерти, ведь он все еще чувствует тепло руки Кита в своей. И даже если это его последние мгновения, он разделяет их с любовью всей своей жизни. — Клянусь любить тебя до скончания времен, пока не угаснет солнце, — проговаривает Широ последние слова клятвы. И вдруг слышит в ушах рокот и рев. Тысячи голосов, сплавленных воедино. — Да будет так. Это… звезды. Они услышали. Они поверили! Щеки холодят мокрые дорожки. Широ смаргивает и понимает, что плачет. Прямо перед ним в первых лучах утра стоит Кит. Его удивительный, храбрый, сильный, добрый, свирепый, страстный Кит. Их руки — правая Широ и левая Кита — перевязаны лентой цвета перламутра, утреннего неба, заснеженных гор. Она переливается, храня память об этой таинственной и волшебной ночи. Кит протягивает свободную руку и утирает слезы Широ, хотя у самого на ресницах застыли, будто крошечные алмазы, соленые капельки. Аллура всхлипывает. — Боги… как же давно я никого не венчала по-настоящему… С благословения небес объявляю вас супругами. Можете поцеловать друг друга. Они даже не дожидаются, пока Аллура договорит, и сливаются в единое целое, соприкоснувшись губами. Воздух вокруг них идет рябью, будто круги расходятся по воде. Над заповедным лесом летит пение птиц, празднующих Звездную свадьбу, а пересохший водопад весело шумит, вскипая в каменистых берегах.***
— А что было дальше? — спрашивает хвостатая девочка. — Вы правда хотите знать? Дети радостно галдят, и Кит смеется, чуть запрокинув голову. Широ без памяти влюблен в этот смех. — Хорошо, я расскажу. Когда человеческий кронпринц и галрийский генерал женятся, в их края возвращается процветание. За одно утро заповедный лес весь покрывается юницветами, сады зацветают, а реки снова становятся полноводными, по ним снова плывут корабли. — Ва-а-а-ау, — восхищенно вздыхают дети. — Это еще не все. В то самое утро в выжженной солнцем степи стоят две вражеские армии, люди и галра. Звучит рог, провозглашая начало битвы, и воины уже бросаются в бой, но тут… — Кит понижает голос. Широ обращает внимание на то, как дети затихают, затаив дыхание, — ветер меняется. И сухая земля под ногами воинов вдруг покрывается сочной зеленью, как ковром, и по этому ковру идут двое. В белых одеждах, легких и невесомых, будто сшиты из лунного света. Их руки перевязаны сверкающей на солнце лентой, а там, где они прошли, распускаются юницветы. — Ог-о-о! — Ого, — шепчет Широ, улыбаясь. Кит бросает на него лукавый взгляд и, поерзав на ящике из-под гуманитарной провизии, продолжает. — Их никто не трогает, потому что они так космически красивы, что все замирают без слов. Понимают, что их обвенчали звезды. А ещё они очень похожи на короля и королеву, правивших двести лет назад: человека и галра со старых гобеленов. К прекрасной паре скачут два вооруженных отряда, это король людей со своими рыцарями и император галра с генералами. — Только не это! — Их убьют? — Нет, не-е-ет! — Тише, тише, — успокаивает Кит, — слушайте. Молодожены совсем не боятся. Они стоят с высоко поднятыми головами и с достоинством говорят воюющим правителям, королю и императору, что им нужно сложить оружие и остановить войну. Им больше не нужно сражаться за последние участки плодородной земли. Потому что в эти края вернулась любовь. — А что отвечают король и император? — спрашивает Широ, скрещивая руки на груди и опираясь плечом о борт челнока. — О, — Кит коротко хмыкает, — они не хотят мириться так быстро. Слишком много крови было пролито, слишком много обид причинено обеим сторонам. И тогда кронпринц и генерал говорят, что если правителям так хочется воевать, им придется убить их. Собственных родственников, сына и племянника. Дети громко вскрикивают и сыпят вопросами. Кит отбивается от них, как может. Широ оценивает ситуацию и приходит ему на выручку: прочищает горло, привлекая общее внимание, и продолжает историю. — Император галра так ослеплен гневом на своего племянника и его дерзостью, что выхватывает меч. Он рубит по правой руке человеческого кронпринца, пытаясь разрубить мерцающую ленту, которая связывает влюбленных. Но у него не получается. Потому что его меч, едва коснувшись кожи, превращается в пыль, которую развеивает ветер. Дети ахают. — Увидев это, человеческий король достает свой меч из ножен и бросает его в траву. Он тут же теряется среди юницветов. Один за одним все воины складывают свое оружие, бросают щиты, снимают шлемы. Больше никто не смеет поднять руку на звездную пару, которая победила саму смерть ради мира и любви. — А потом они живут долго и счастливо? И целуются, и обнимаются? Ну пожалуйста, пожалуйста! — девочка трясет кулачками на удачу. Ее перебивает мальчик-олкари. — Эй, им же надо восстанавливать земли после войны! Им некогда целоваться! Дети начинают громко спорить и обсуждать дела в королевстве, сыпят идеями. — Так чем все кончилось? — Думаю, пусть каждый решит для себя, — отвечает за Широ Кит, когда тот медлит, — ведь эта история могла произойти на любой планете. А может, уже произошла. Еще немного поспорив, дети соглашаются с Китом и разбегаются кто куда. Тот не скрывает своего облегчения. Поднимается на ноги, одергивает полы клинковского наряда, который, как считает Широ, страшно ему идет, и вздыхает. Гуманитарные миссии в отдаленные квадранты галактики утомляют, но такие посиделки у костра с детьми и теми взрослыми, которые хотят послушать сказочные истории, как глоток свежего воздуха для всех. Даже если эти истории не всегда приходятся всем по вкусу. Широ улыбается и берет Кита за руку, целует прямо поверх узкой полоски обручального кольца у него на пальце. — Ты отличный рассказчик. — Легко рассказывать о том, что уже произошло. И нам действительно нужно восстанавливать Вселенную после войны. — И нам действительно некогда целоваться, — добавляет Широ с улыбкой. — Неужели? — игриво уточняет Кит, и его глаза лукаво блестят. Они смеются. И, нырнув в объятия друг друга, сладко целуются.