Объятья

Обычно Онегин никому не позволял себя обнимать. Ему было исключительно неприятно, когда кто-то пытался это сделать, да что там говорить, ему было неприятно даже когда кто-то просто касался его. Это вызывало отвращение. Хотелось резко отдернуть руку, вырваться, при этом так глянув на собеседника, чтобы он никогда больше не подошёл к тебе, ближе чем метров на десять. Но все это было давно. Все это было, до того как приехал Владимир Ленский. Он был будто весенний теплый ветер, будто мимолётный запах цветов зимой, будто лучик света, приносящий радость, будто олицетворение жизни — невероятной, пламенной, и интересной. Он ворвался в жизнь Евгения, наполнив его скучное существование яркими красками, принеся весну в его вечную, мрачную, и холодную зиму. Ленский заходил без предупреждения и приглашения, и в растегнутом теплом пальто, с раскрасневшимися от мороза щеками и улыбкой на лице, сияя, подлетал к Онегину, быстро обнимал его, оставляя мимолётный запах полевых трав, после чего принимался восторженно о чем то говорить, снимая шарф. Сначала Евгений лишь молчал и равнодушно прикрывал глаза, даже не пытаясь обнять друга в ответ. Просто принимал это как данность. Просто вот такой у него друг, с такой особенностью. Но вскоре Евгений и сам начал аккуратно обнимать Ленского в ответ. Потом быстрые и лёгкие объятья сменились долгими и крепкими. А потом... Потом были вечера у камина, тихо потрёскивающего поленьями, с двумя бокалами изысканного вина и мягкий полумрак комнаты. Они говорили до поздней ночи и никогда не были скучны друг другу. Они изливали душу, рассказывали самое сокровенное, что творилось у них на душе, спорили и говорили ни о чем. А когда в комнате повисала тишина, Владимир отставлял свой бокал, тихонько поднимался с мягкого кресла и подходил к Онегину, по пути приподнимая и протягивая руки к нему. Он подходил неуверенно, будто бы боясь чего-то, возможно того, что именно сейчас его оттолкнут. Онегин же в свою очередь, поднимался тоже и делал шаг навстречу. Тогда Ленский мягко закидывал свои руки на плечи другу и утыкался щекой ему в плечо. Евгений бережно обнимал его за талию одной рукой, а вторую клал Владимиру на лопатки, ещё сильнее прижимая к себе. Он чувствовал мягкость его длинных черных кудрей, их цветочный запах. Его аромат. Онегин вдыхал его, этот дивный и невероятный аромат цветов, и наслаждался теплом и светом, что исходил от этого юноши. Его маленькая личная весна. Им не нужно было ничего говорить, они стояли так в тишине, пока не заболят ноги, пока они окончательно не устанут. Все это молчание было дороже пары бессмысленных слов о любви.