«Ring-a-ring o' roses,
A pocket full of posies,
A-tishoo! A-tishoo!
We all fall down»,
Неизвестно, британский фольклор.
Наверное, стоит начать свой рассказ с того, что я ублюдок. Отпетый, из тех, которых вы видите обычно по телевизионным сводкам, помеченных как особо опасных, ненавистных обществом, и вообще — смотря на таких, как я, хочется оправдать холокост. Что ж, я спорить не стану. У каждого своё мировоззрение, собственные мысли, переживания на этот счёт, кто-то действительно перенёс изнасилование, а, может, кого-то недавно ограбили, оставив без копейки на и без того сносное существование.
Я — не товар. Меня ничего не отличает выгодно от остальных представителей маргинального слоя населения, хотя, признаться честно, от остальных людей тоже. Мне ото всех тошно, потому что я выбрал Солнце, пальму и хороший загар, предпочтя вынести за скобки последствия — отходняк. Героин — вещь дорогая, как ни крути, но с неё тяжело сойти и легко сорваться. С другой стороны, кто из нас не наркоман? Просто мне выпала «честь» носить на себе тяжкое бремя употребления того, что не принято. А «Пепси» — пожалуйста, «Пепси» вам зла не сделает. Добренькие дяденьки корпораты сделают только хорошее, сраные вы ублю...
Ладно, надо завязывать. Нет, я не про зависимость — тут уже нечего говорить, раз уж это послание есть, значит, либо я выжил, либо нахожусь в бреду. бреду.
бреду...
— Знакомьтесь. Это — Марти!
Вокруг было солнечно, тепло, в общем, классно. Зелень приятно щекотала тело, глаза было удобно закрывать, словно и не было всей той адской агонии тела и разлагающихся прижизненно клеток. Лёгкие чувствовали себя спокойно без трубки ИВЛ. Непричастные сновали вокруг, но пони, уже в некотором роде знакомые мне, широко улыбались во все белёсые зубы, которых у меня когда-то не было, смотрели на меня, двуного, разглядывали... ну да, как экспонат, точно. Опаснее всего, когда тебя палят за делом — за углом, или ещё где... бывают моменты, когда вмазываешься сразу после покупки у дилера, когда ломка крепко берёт тебя двумя руками за горло, и душит, не отпуская; пот льётся рекой, но я вижу, что на неприметном столике, возле сексапильной особы, стоят огромные графины с лимонадом. В лимонаде плавают, как воздушные шары, надутые мелкими пузырьками воздуха, куски льда, капли конденсата медленно стекали по большим стеклянным тарам. Сквозь них свет проходил, ломясь, как тоненькие иглы, и лица смешно искривлялись, если на них удавалось посмотреть через такую призму.
Они все застучали копытами по рыхлой шоколадной земле, по ломящейся клетчаткой, содержавшейся в лаймового цвета, траве. И улыбки стали ещё шире, даже чем были прежде.
Я не туда заглядываю. Это будущее, или прошлое, смотря как посмотреть. Я предпочитал вообще ничего не делать — по опухшим, сочившихся влагой, векам, стекал причудливого цвета зеленоватый гной. Экссудат, стекая ниже, попадал на сухие, потрескавшиеся губы, ещё реже — на язык, давая отчётливую горечь, столь ненавистную мной. На первых порах, бывало, я даже блевал. Тогда ещё мог, было чем. Были силы.
Меня покинуло всё, даже я сам уже давно нахожусь вне пределах своего тела. Давно ли? Ага, ещё до того, как оболочка иссохла, превратившись в труху, и уж точно задолго ДО ужасных событий в Манчестере, девяносто девятого. Я не эскапист, или как там тебя называют люди, не шарящие в твоей тусовке. Я не утопист. Я не реалист, я вообще никто, понимаешь? Винтик системы — как принято говорить в современном, прогрессивном государстве. Маленький человек, если переводить на манер слащавого кучерява Пушкина. Или простой асоциальный хулиган, свернувший не туда — закончу я. У меня нет никаких интеллектуальных замашек, потому что они мне просто не нужны. Мне нужен только героин. Героин. Героин.
Мой нарко-о-о-отик...
Я не падал, не телепортировался. Я просто проснулся, когда правая щека упиралась в мягкую почву, когда левое ухо вновь что-то слышало, и слышало оно мирное чириканье птиц, а не пересчёт секунд до твоей смерти на мониторе. Всё сгладится: острые углы, болезни... и мой пульс. Ха-ха. Да, это был фальшивый смех.
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Когда я встал, то не поверил собственным глазам. Это же был рай во плоти — чистый, свежий воздух, не тронутый людьми лес, с причудливыми, извивающимися кудрями лиан, а каждый кустик источал слабый свет, и был именно моего любимого цвета — бирюзового. Как ели, но не ели. С каждой секундой чаровала перспектива остаться здесь навсегда, ведь на небе не виднелось ржавого люка, как это было обычно. Светило только-только плавно поднималось из-за горизонта, постепенно привнося частичку славянского добра в этот девственный мир; последние рваные куски тьмы, со всеми странными узорами звёзд, растворялись в бесконечном свете лучезарного «сегодня».
К чёрту всё. Просто отдохну. Посплю ещё часок-два, три, шесть, сколько угодно, я не спал уже... четверо суток, потому что катетер, вставленный куда-то вглубь бедра, выводил данные для этого омерзительного дисплея, где была генеральная статистика, если можно её так назвать. Место, где его игла протыкала мою конечность чуть ли не насквозь, страшно чесалось, как если бы там побывали хоботки тысячи комаров. Их, разумеется, не было, как бы мне доказывало обратное сознание, которое после кошмара недельной давности стало воображать данную несуразицу, но боже, как же оно чешется...
Я беззаботно почесал ногу. Укусила какая зараза, что ли?.. Миры, кажется, меняются, но обитатели — нет. Почему везде есть зло вообще? Именно не карикатурное, не выдуманное людской абстракцией, не превращённое в извращённую идею о том, что есть всегда противовес. Да нет никакого противовеса, что вы, в самом деле! Не учились в школе, что ли? Каждому же известно, что популярность, как следствие регрессии потребности в низменных желаниях, обусловленных инстинктами, имеет нечто общее с тем, что мы зовём злом. Зло популярно, но не в книгах, не в фильмах, вообще, я же сказал, не в форме нашего представления. Зло распространено в природе, как нам кажется. Но нам кажется. Вот лягушке, скажем, комар не зло, вовсе не зло, а вполне себе добро... но, с другой стороны — лягушка ведь не имеет нашего интеллекта. Вдруг, подумав, она стала бы людоедом? Ну, или чем-то схожим. Впрочем, думать можно сколько угодно.
Вот сейчас полежу полчасика, точно засну... стало гораздо теплее, уже не так озябло, маршируют стрекозы, лес начал жить, и это меня быстро успокоило, вывело из горя
ТЕМПЕРАТУРА ТЕЛА — СОРОК ГРАДУСОВчки. Но глаза уже не закрывались. В мозг закрались подозрения — точно ли нигде нет люка... ну, вокруг я его точно не вижу, что уже минимизирует вероятность его материализации до двух процентов, наверное. Странно, что я этому радуюсь. Надо уснуть. Живо.
Картинки сменялись быстро, но скорее наскоро, как если бы в древнем кинотеатре иссохшийся старичок дряблой рукой судорожно перебирал карточки, и всё становилось рваным, дёрганным, размытым, неприятным. От этого начинало рябить, как от осознания реальности; мне хочется мяса; а может, как от сна.
Но уснуть у меня так и не получилось. Часов с собой не было, чтобы проверить, прошёл ли назначенный срок, но по ощущениям я пролежал в два раза больше. Я встал, размявшись, и потоптал прочь из этого живого уголка. Всё хрустело, тело, мурава, ландыши приветствовали нового, только что проснувшегося
антигероя
ужасов. На небесах Солнце уже вскарабкалось, еле-еле дотягивая до середины, то есть, считай, в зенит. Сейчас будет магия теней, всем приготовиться!
В вену впрыснулась очередная доза морфия. О-о-о-о-о... до мурашек, Господи, спасибо, что ты существуешь, спасибо тебе за твои блага, как же хорошо, о Боже, хорошо...
...
Это значит, что я вернусь в строй на какое-то время. Мозг поработает ещё чуть-чуть. К сожалению.
Итак, что мы имеем? Полудохлый баклажан, если угодно, лежащий в снегу (не как метафорическое описание наркотических веществ или места моего пребывания, как, якобы холодного ко мне мира), поте, и прочих неприятных жидкостях. Мониторинг показывает, что инфекция, как ни странно, прогрессирует. Голень левой ноги жрёт приблизительно две тысячи меленьких опарышей, которые свиду походили на шевелящийся тёплый комок. Правая же опухала с каждым часом всё сильнее и сильнее, аллергическая реакция? На что, знать бы хотелось очень. Кончик указательного пальца левой руки так и оставался без какого-либо покрова, с обнажившейся костью, которую изъели мыши в первые сорок две минуты (из общих часа и пяти) в Манчестерском переулке, девяносто девятого года.
Пневмония развивалась стремительно, кажется, именно она будет главным двигателем моей мучительной кончины. Я чувствовал, как в области паха начинает всё сильней и сильней болеть всем известный орган, потому что вставленный в него катетер, был, собственно, вставлен, как-то очень криво. Обычно такая мучительная, нарастающая боль возникала тогда, когда мне хотелось опорожнится. Я не хочу, не хочу...
Вдалеке виднелось интересное поселение, которое мне хотелось бы до жути исследовать. Что-то детское пробудилось в моём сознании...
ЗАЧЕМ ТЫ НУЖЕН | НИКЧЁМНАЯ ТВАРЬ
НАЙДИ СЕБЯ В ЭТОМ МИРЕ | СДОХНИ, УБЛЮДОК!
... но недостаточно, чтобы я действительно осмелился туда пойти. Но всё же, я спускаюсь с небольшого холма, на котором находился этот массив, и с каждым шагом я становлюсь всё ближе и ближе к этому уголку разумной жизни...
МОСКВА
АСТРАХАНЬ
ВОЛГОГРАД
КАЗАНЬ
МАНЧЕСТЕР? ТЫ ПЕРЕБОРЩИЛ.
... потому что только там могут дать мне ответ на мой вопрос, да, только там, чую это своей геройской чуйкой, потому что меня интересует вопрос пропажи Выхода — того самого люка, меня интересует лекарство, ведь я перенёс столько мук и прошёл чрезмерное количество миров, чтобы найти универсальную формулу-у-у-у-у--
------. Антитела вырабатываются недостаточно быстро, чтобы я мог хоть как-то противостоять этому. Хотя, кого я тут обманываю, их вообще нету! Не существует! Это одна из проблем моего заболевания — отсутствие иммунитета. Я виноват во всех своих грехах, каюсь, но что делать тем, кто вовсе не способен на это? Я готов к своей смерти, пусть и встречу я её без возможности дать отпор. Но всё шло к этому, я не чувствовал себя особенным, когда впервые затянул ремешок потуже и внёс содержимое шприца себе в вену, слившись с будущим, понимаете? А кто-то чувствовал, считал, что вовремя соскочит, и ничего не будет! Но героин — вещь такая... да хер с два ты соскочишь. Это тебе не поезд. Наркоман видит в толпе такого же всегда, и это не скрыть за макияжем или дорогими шмотками. Я одевался получше президента, чтоб его, но меня это спасло? Лежу теперь тут, пустив корни в кровать, как овощ... нет. нет. надо в антимир.
Если нет методов выхода, значит, мне здесь надо задержаться, здесь что-то есть. Спорить бессмысленно, раз уж надо, значит, надо, так что проще начать это всё быстрее, форсировать события, а не, наоборот, затягивать их. Ненавижу мылодрамы, все эти философские притчи... надо просто действовать, иначе если я буду много думать — я умру. Да я даже чувствую отсюда этот холодный взгляд из пустоты, направленный прямо на меня, источающий ни гнев, ни жар страсти, ни радость, ни страх, это был взгляд расчётливого заказа... невзрачный череп, прикрытый шёлковым, изношенным, чёрным балахоном.
Кто у них главный? Это всё, что меня должно интересовать. Я был бы не прочь поразвлекаться с некоторыми самками, если они, конечно, привлекательные здесь, но об этом я подумать успею всегда. Всегда... вечность... круг за кругом. Это уроборос, вообще-то.
Итак, мне надо найти какого-то большого человека, для начала в этом городишке, а затем и на более высоких уровнях власти. Как известно, лихорадка, вызванная менингитом, встречается очень часто, меня она тоже не обошла стороной. На данный момент сухой, протяжный и лающий кашель, нисходящий из глубин моих слякотных лёгких, но это не был пневмоторакс, что уже радовало. Спутанность сознания, запрокинутая голова... всё это у меня тоже есть в багаже. Мне нужно найти лекарство, которое поможет выбраться отсюда, выбраться из недр собственных переживаний и галлюцинаций и попытаться встать на ноги. Это невозможно, я знаю, но попытаться всегда стоит.
Ноги шаркали непривычно быстро и... реально. В последний раз я шагал в Манчестере, девяносто девятом, до злополучного переулка, крыс, дозы, дозы, Я ХОЧУ ДОЗЫ.
Неестественный звон, походивший скорее на писк мыши, донёсся из разодранного инфекцией горла. В воспалённых менингококком синапсисах мозга это прозвучало гораздо, гораздо громче и жёстче. Но боль, волной прокатившаяся по моему телу, отразила реальность, ударным лучом отстрелившись от зеркальной поверхности, за которой я находился, отдав частичку энергии. Этой энергией и было это невыносимое чувство, когда ты готов сгнившими от кариеса остатками зубов прогрызть собственную смердящую плоть, попытаться прорваться до костей и сломать их, как трубочку от кофе в Макдональдсе.
Как же я хочу дозы! ДАЙТЕ МНЕ ЕЁ! Этот аппарат, аппарат автоматической выдачи, его микросхемы... закоротили?! Или, он просто хочет поиздеваться надо мной, посмотреть на умирающего, ничего ему не способного сделать, очередного идиота? Кем он себя возомнил, мне ведь до его проводка всего одно движение левой ноги...
Что-то неприятно хлюпнуло, с хрустом отвалилось и упало на промокшие и изъеденные насекомыми насквозь простыню. О нет... неужели они... прогрызли всё насквозь?
МАРТИ, КАК ЖЕ ТАК?
— Чёрт, мне до него не дотянуться!
Это был какой-то старый канализационный коллектор, с замшелыми каменными кирпичами столетней давности, ржавый люк наверху отображал за собой безоблачное небо, но меня явно никто не слышит... кому я тут нужен-то, в канализации? Как бы я не «невзначай» не говорил вслух, я останусь незамеченным. Мой невысокий рост обычно компенсировался тем, что я всегда брал наглостью и быстротой действий, а тут совершенно не та ситуация, видите ли...
— Ну же!
В отчаянных прыжках я пытался достать до ржавой клетки, в надежде зацепиться руками за неё, как за собственную жизнь. Ещё чуть-чуть, и я смогу почувствовать холодную ржавую твердь, а за ней — свежий воздух, ну же, совсем чуть-чуть, и...
— Что за?..
Дряблый, выеденный водой, пол, внезапно обрушился после моего последнего прыжка. Тело кубарем полетело в бесконечную темень, задев затылком о камень. Нет, нет, только не к холодным, расчётливым глазам, только не к ним, нет, нет, нет, нет...
— НЕТ!
Я вскочил с пола в холодном поту, быстро отплясывая чечётку, в ожидании, что и здесь он провалится подо мной. Но этого не произошло, правда, понял я это только спустя несколько секунд, которых мне было достаточно, подскользнуться и упасть. На этот раз по-настоящему.
За окном светили молнии, гремел гром, шёл проливной ливень, стояла ночь. В подвал, в котором я лежал, вошла Твайлайт, держа магией подсвечник со слабым огоньком.
— Снова кошмар?
— Да, — с отдышкой и волнением в голосе ответил я.
Она молча удалилась назад. Бедняжка, я, видимо, разбудил её. И очень сильно напугал своим грохотом. Опять.
Опять.
