***
Смерть Джеки ощущается подобно пуле в башке. Только гораздо, гораздо больнее и хуже. Да, чуть позже у Ви даже появится уникальная возможность сравнить, но сейчас он задыхается от душащей боли. Его словно прогнали через огромную промышленную мясорубку и выплюнули на обочину, оставив умирать как ненужный мусор. — Джеки, нет, — шепчет жалобно, истерично, сжимает окровавленную и пока ещё тёплую ладонь. — Джеки, ну пожалуйста, мы должны были закончить это дело и попасть в высшую лигу. Брать только самые жирные заказы. Очнись, ну же. Пожалуйста. Но грудь напротив больше не вздымается, и никто не произносит «Шутка!». — Мне жаль, — раздаётся искусственно вежливый голос ИИ, — но мистер Уэллс скончался. Куда доставить его останки? — Да дай ты хоть в себя прийти! — Ви рявкает на Деламейна, и тот умолкает. Всего на пять минут, ублюдок, но в тишине салона слышно лишь шумное дыхание самого Ви. — Джеки, что я скажу Мисти? — пальцы дрожат, когда он подносит ладонь к лицу, чтобы прикрыть Джеки глаза. — Как же ваше свидание? От тишины в ответ хочется выть. Он ненавидит это задание, ненавидит ебучий биочип и сраного Декстера ДеШона, ненавидит все семейство Арасака. Ему сейчас без разницы, что об убийстве Императора точно трещат все СМИ и что будут ловить его, а не Ёринобу, который придушил собственного отца. Уёбок. Ему попросту насрать на все последствия, потому что единственное, что он сейчас ощущает — черную дыру вместо внутренностей. Расширяющуюся, темную пустоту. — Прошу прощения, куда доставить мистера Уэллса? — влезает учтивый голос Деламейна, и Ви давит в себе позорный всхлип, вспоминая, как Джеки был чертовски рад этому заданию. Высшая лига, да? Дорогущий отель? Блять, лучше бы не брались за это дело, черт-черт-черт! Когда Ви вылезает из машины, напоследок дотронувшись до плеча Джеки, он чувствует, как слезы все же стекают по щекам. Он раздраженно вытирает их рукавом, размазывая по лицу кровь и пытаясь дышать сквозь ком в горле. Получается с трудом. Джеки, опасного, добродушного, заботливого, жесткого, и даже жестокого, с идиотским чувством юмора, с паническими всплесками испанского, с чертовым акцентом, его Джеки, его семьи больше нет. Поэтому когда Декстер направляет пистолет прямо ему в лоб, единственное, что чувствует Ви — облегчение. И ярость, что он не может разорвать ублюдка на лоскуты. Выстрел. — Скоро встретимся, друг, — думает он, перед тем как умереть.***
— Mano, — шлепает по плечу Джеки и ухмыляется, когда Ви спотыкается от тычка, — как насчет перекусить? — Ты не мог бы держать свои руки при себе, здоровяк? — парень ворчит, но скорее по привычке. Он не был ни в коей мере любителем тактильных контактов, но Джеки... О, тот был совсем другой историей. Тычки, толчки, рукопожатия, даже объятия — все это стало настолько привычно и естественно, что Ви уже не мог представить своего друга без бесконечного потока прикосновений. И он чувствовал себя в безопасности, что было неправильно, наверное. Джеки Уэллс все так же являлся крайне опасным наемником и убийцей, и путать его с добродушным псом или медведем было попросту глупо. И просто пиздецки опасно. — Не могу, mi compa, тебя того и гляди сдует. — Пошёл ты! Чертов гризли. На это парень заработал смешок и очередное тяжелое прикосновение к плечу. — Не летай в облаках, Ви, шевели лучше ногами. Хочешь опять несвежие икаяки? Он морщит нос, вспоминая весьма противную реакцию своего организма. — Сам меня туда потащил, и я же виноват? — Какой ты сегодня нудный, mijo, слов нет, — Джеки хмыкает и вразвалку идёт к машине. — Лезь, сегодня за мой счёт. Ви, ухмыляясь, с энтузиазмом плюхается на переднее сидение. Ему до лампочки кто платит, просто почему-то из всей толпы идиотов, именно он, Ви, стал для Джеки другом. Партнёром по бизнесу. Братом. Семьей. — Гони уже, мано, — передразнивает парень, — а то мы будем ехать вечность. Я не готов встретить с тобой свою старость и слушать как ты кряхтишь как дед! Ви и не встретил, но тогда он не знал об этом и просто подкалывал своего лучшего друга.***
Просыпаться чертовски больно. В голове стучит словно отбойным молотком, сердце заходится, дышать тяжело. Интерфейсы скачут перед глазами, рассыпаясь на пиксели, в глазах все двоится, троится, дрожит. Оптика с ума сходит. Ви, кажется, тоже. Ему же голову прострелили, так какого черта? Как он оказался на мусорной свалке? Или вот так и выглядит его говенное посмертие? Когда он смутно различает перед собой ДеШона, ему кажется, что он попал в ад. Когда какой-то японец вышибает мозги Декстеру, Ви не может даже порадоваться этому. Ему так, так херово, будто он опять коньки отбросит. Когда он снова приходит в себя в машине японца — Такэмуры, — его сознание видит перед собой горящие ненавистью красные линзы какого-то демона. — Мисти была права, ад существует, — Ви шокированно шепчет и не сразу понимает, что ему на ухо орут убить тварей. — Соберись, иначе мы умрем! Когда он в очередной раз теряет сознание, назвав адрес Вика, он делает то, чего никогда не делал. Молится, что больше не очнётся.***
Новость, что в его голове завелся конструкт Джонни Сильверхенда, — откровенно дерьмовая. Ви думает, что это какая-то хуевая шутка, но судя по виду уставшего Виктора — это правда. — Вик, ты вытащишь это у меня из головы? Ты же всегда мне помогал, — парень слышит свой охрипший, испуганный голос. Когда мужчина качает головой, Ви прикрывает глаза, сглатывая. — Прости, пацан, но не в этот раз. Такэмура в стороне что-то бормочет на японском, не обращая на них никакого внимания. У Ви не хватает энергии даже вслушиваться, он пытается не скатиться в позорную истерику. Из-за сраной энграммы террориста-рокера в его мозгу он медленно умирает. Он и так потерял своего лучшего друга на абсолютно идиотском задании, его пытались убить и убили, а еще он стал свидетелем убийства Сабуро Арасака. Неужели этого мало, неужели это недостаточная причина, чтобы от него все наконец-то отъебались? Но, видимо, у Жизни, этой госпожи с мерзейшим чувством юмора, все еще остались на него планы. Мисти выдает ему какие-то таблетки, и у Ви закрадывается желание принять сразу все, чтобы точно не откачали. Он неловко заваливается в кровать, ложась на спину, и минут сорок буравит мутным взглядом потолок. Как он проваливается в вязкую дрему, он не помнит, зато пробуждение, ха, его он запомнит навсегда. Сначала думает, что он в каком-то кошмарном сне, потому что около стены стоит... Сильверхенд. И дальнейшее действительно напоминает дурной сон или стремный приход от ингалятора. Он рычит, пихая Ви, от чего тот рассыпает омега-блокаторы. С жуткой ненавистью и презрением выплевывает: — Засунь себе пистолет в рот и нажми на ебучий курок! И... — Я убью любого, кто посмеет мне мешать. Я убью даже тебя! И... — Сам выдеру этот блядский чип, раз ты не можешь этого сделать. Все фразы сливаются в один большой ком из ярости и отвращения. Ви не понимает, чьи это эмоции. Все слишком похоже на тот сон-не-сон со сцены, где ему хотелось спалить к ебеням весь город. Красная таблетка рассасывается, впрыскиваясь в кровь, и наклонившийся Джонни с перекошенным злобой лицом исчезает. Хоть что-то, блять, хорошее.***
Единственное слово, которое подходит для описания ситуации — пиздец. Просто полный пиздец. Джонни Сильверхенд — самый мерзкий мудак, которых когда-либо встречал Ви. У этого выродка хватает наглости делать вид, что он не угрожал разбить Ви голову и что он не управлял его телом как тупой мясной куклой. Словно у него есть на это полное, блять, право. — Серьезно, то есть мы теперь приятели, и я должен тебе доверять? — парня едва не трясет от еле сдерживаемого гнева. Да кем этот ублюдок себя возомнил вообще? — Мне насрать, будешь ты мне доверять или нет, но у нас общая проблема. Нам надо найти Бестию, она нам поможет. — Нам? Нет никаких «нас»! Выясняется, что эти «нас» как раз-таки существуют. Если Ви не принимает омега-блокаторы, Джонни появляется буквально везде. У него словно особая миссия — заставить парня из штанов от страха выпрыгнуть. Когда Ви приходит к Виктору за очередной порцией таблеток, потому что предыдущие оказались смыты в унитаз, ему кажется, что он сейчас вылезет из своей кожи. Он на взводе еще с того задания ДеШона, а вечно маячащий перед носом Сильверхенд не добавляет душевного спокойствия ни на гран. Едва увидев Мисти и Вика, парень может даже спокойно вдохнуть, и туго сжатая внутри пружина немного ослабевает. Ровно до того момента, когда девушка подходит к нему и отдаёт в руки небольшой свёрток. — Это от Джеки. Мне кажется, он хотел, чтобы это было у тебя. У Ви трясутся руки, пока он разворачивает серую ткань, являя на свет старенькую, явно неоднократно ношенную подвеску. — Что это? — Она передавалась в их семье из поколения в поколение. Джеки хотел вручить её, как он говорил, mijo или mija. Но, думаю, ты был для него самым близким. Ви чувствует, как спирает дыхание, потому что серьёзно, Джеки? Словно мотоцикла было недостаточно. Парень уже поднимает взгляд на стоящую перед ним девушку, как над ухом раздаётся: — Мальчик будет снова плакать, что его папочка решил ласты склеить? Джонни говорит что-то ещё, но Ви этого не слышит. Звук словно пропадает и единственное, что он слышит — яростный рев крови в ушах. Дальнейшее он запоминает весьма смутно. Вот он бессвязно орёт в ответ Сильверхенду, вот швыряет какие-то инструменты в чёртову галлюцинацию. Кажется, Мисти ему говорит что-то, пытается успокоить, но любые звуки доносятся как сквозь толщу воды. — Ви, успокойся, Ви. Он рычит от ярости, потому что он не может вцепиться в горло Сильверхенда и отправить его на тот свет. — Знаешь, я последую твоему совету! — кричит парень в странно замершее, подернутое пикселями лицо. — Я вышибу себе мозги, лишь бы ты тоже сдох! — Твою мать, пацан. Это не ты. Только когда в шею входит игла и по телу начинает растекаться тупое онемение, Ви понимает, что с трудом может дышать, а зрение застилает пелена слез. Он дрожит и пытается вырваться из рук, охватывающих его поперек живота, и не сразу узнает голос Вика. — Тише, Ви, он просто у тебя в голове. Мы найдём способ как его вытащить, слышишь? — Отпусти меня, Вик, — парень сипит, ощущая подступающую со всех сторон темноту. — И не подумаю. Тебе надо отдохнуть. Ви отказывается от омега-блокаторов, потому что они хоть и заставляют конструкт в его голове заткнуться, но от них так пиздецки херово. Особенно, если сожрать несколько таблеток в один день. Поэтому Ви не удивляется, когда спустя несколько часов перед ним снова материализуется Сильверхенд. Впрочем, а куда тому еще деваться? — Эй, Ви. — Отвали. — Пацан, слушай... — Я же сказал — отвали! — Ви рычит на него, ощущая накатывающую головную боль. — Мне жаль, ладно? Это было мерзко и низко с моей стороны. Я сам не знаю, какого хрена все это наговорил тебе. — Это у тебя такие извинения? — Что удивительно, конструкт выглядит так, будто ему действительно не насрать на произошедшее, ха. — Если это так, то засунь их себе в задницу. Джонни стаскивает с носа очки и вперивается взглядом в парня, отчего тот невольно ежится. В карих глазах дикий коктейль эмоций, которые Ви просто не может расшифровать. До него уже доносились какие-то слепки чего-то жгучего и темного, но сейчас это просто статический шум. — Я знаю каково это — терять близких, терять кого-то, кто был тебе всем. Эти раны никогда уже не затянутся, они навсегда с тобой. Ви хочет презрительно фыркнуть — да неужели? — но тяжелый взгляд напротив останавливает его. Все те разы, когда кто-то заговаривал о знаменитом Джонни Сильверхенде, охуенном рокере и невменяемом террористе, все описывали его как жесткого и беспринципного ублюдка. Парень с ними согласен, еще бы, но внутри ворочается тяжелым комом подозрение — а что если это была только одна сторона медали? Что если была еще и другая? — Мне жаль, пацан. Действительно жаль. Судя по всему, Джеки был отличным мужиком. — Проехали. Нам надо встретиться с этой Бестией и Панам, потому что я не хочу сдохнуть из-за этого дурацкого чипа. И уж тем более не из-за тебя. Когда Ви цепляет на шею подвеску, Джонни смотрит на него, и на секунду Ви кажется, что его взгляд грустный.***
С того скандала что-то неуловимо меняется. Нет, Джонни все такой же раздражающий ублюдок, но все же что-то постепенно смещается в сознании, и тот уже не доводит Ви до белого каления. Либо это последствия совмещения сознаний, либо еще какая-то побочка от столь близкого соседства с надоедливым конструктом. — Слезь с кровати! — парень рявкает, когда видит развалившегося на матрасе рокера. В своем чертовом бронежилете и ботинках. На секунду Ви забывает, что перед ним всего лишь энграмма. Которая, к слову, не лишает себя возможности напомнить Ви об этом. — Малыш, я всего-лишь «глюк» в твоей голове. Чего ты бесишься, боишься, что я испачкаю тебе простынки? Не могу при всем желании. — Господи. Во имя оптики «Кироси», Джонни — бесит. У него абсолютно, стопроцентно отвратительные привычки. Он вечно закидывает ноги на стол, щелкает пальцами, стучит ладонями, курит. Вечно в движении, словно ему не усидеть на месте. Ви клянется, что будь Джонни живым человеком, он бы привязал к стулу этого ублюдка. И рот бы ему изолентой заклеил. — Ты просто назойливая говорящая опухоль в моем мозгу! — Ну так прими свои колеса, кто тебе мешает? — и цепляет свои солнечные очки на нос. Но на удивление, собачиться с Сильверхендом даже...приятно, в какой-то мере. Если это не касается больных мозолей, коих, к слову, хренов миллион, то мужчина спокойно парирует саркастичными фразами. Но что становится настоящим открытием, это не наличие харизмы и умение в сарказм у говнюка, а весьма цепкий ум и сострадание. Последнее Ви до сих пор в ступор вводит. Зато теперь у него дома есть кошка, потому что «Нельзя оставить бедную Мару на улице. Она голодает». Бедная Мара изодрала ему уже две куртки и превратила в лоскуты пару кроссовок, но Джонни от неё в восторге. Видите ли, ему всегда нравились кошки, но не было возможностей завести её. Пиздабол. А еще когда Ви кроет от боли в голове, когда он пытается выблевать свои внутренности или прижимается пылающим лбом к холодному стеклу, Джонни всегда рядом. Он либо принимает управление постепенно сходящим с ума организмом, либо просто маячит где-то неподалеку, не давая окончательно расклеиться. — Порядок, пацан? Ви исправно отвечает, что все пучком, хотя они оба знают, что это просто наглая ложь.***
То, что Джонни Сильверхенд это та еще головная боль, Ви понял еще в первую «встречу». Но то, что это обычный «живой» — тут бы он поспорил, конечно — человек, почему-то уложилось в голове не сразу. Действительно, кто бы мог подумать, что известные люди на самом деле такие же как и все. Из плоти, крови, хрома и кучи заебов и проблем. И, да уж, очень многое, из того что слышал о нём Ви — чушь собачья. Установил ли он взрывчатку в башне Арасака? Да. Сделал ли он все это в одиночестве? Какой бред, конечно же нет, с чего ты это взял, Ви? Мудак ли он? О да. Насрать ли ему на Найт Сити? Он его хочет сжечь дотла. Насрать ли ему на близких из этого Найт Сити? Нет. Когда Ви, уставший и отчаянно желающий нажраться, плюхается на кровать, Джонни практически сразу же появляется около стены. — Мне вот интересно, когда я спать ложусь — ты так же стоишь и таращишься на меня? — бубнит парень в подушку, борясь со сном и с желанием открыть припасенную бутылку текилы. — Малыш, я энграмма на чипе в твоем черепе, а не какой-то призрак, — мужчина хмыкает, расправляя плечи. — Ага-ага, моя противная галлюцинация. Так что происходит с тобой, пока я сплю? — Роюсь в твоих маленьких грязных секретах и потом сливаю их в сеть, — фыркает насмешливо и бровью дергает, мол, что за глупости. Ви лишь вздыхает, когда Сильверхенд мигает пикселями и садится в изголовье кровати. У него не хватает сил даже возмутиться этому, да и какой в этом смысл? В реальности никого кроме самого Ви и Мары в квартире нет. Та, кстати, преспокойно дрыхнет на диване и её явно не колышет бормочущий себе под нос парень. — Кстати насчет секретов. Ты, судя по всему, всю мою подноготную уже знаешь. А я о тебе почти нихрена. Ви ерзает, устраиваясь поудобнее и чуть не засыпает, когда Джонни вдруг начинает говорить. — Сомневаюсь, что это будет занимательный рассказ. — Зажигает несуществующую сигарету и затягивается. Парень невольно залипает на то, как железные пальцы держат тонкую сигарету. — Надеюсь ты знаешь что-то о центральноамериканской войне? Вторая которая. — Дождавшись кивка, он продолжает. — Там я потерял руку. И оттуда же у меня эти жетоны. Он аккуратно натягивает цепочку на шее, от чего армейские жетоны едва покачиваются. — Роберт Джон Линдер, 16 ноября 1988. К слову, «Арасака» и прикрутила мне руку, когда от моей остались кровавые ошметки. Иронично, правда, что эти ублюдки мне вроде как помогли, а потом забрали Альт. Ви слушает, замерев в одной позе, как мужчина перед ним стал бродягой чуть ли не с малых лет, как именно на улице получил все нужные для выживания навыки. Как потом пошел в армию, так как охуенно умел стрелять и еще ему надо было как-то спасти свою задницу от тех, кто хотел его убить. Как создал свою группу, ведь на улицах он иногда зарабатывал обычной игрой на гитаре, а не разбоем. И как потом все проебал, когда «Арасака» забрала Альт из-за написанной ею программы. Блядский Soulkiller. Блядские корпорации. На этом моменте на лицо Джонни словно грозовые тучи наползают, и Ви чувствует неясные отголоски чужих эмоций. Ярость. Боль. Потеря. Ненависть. Отчаяние. Неудивительно, что в конце концов Джонни засунул в лифт бомбу и нахрен подорвал корпорацию, которую ненавидел больше жизни. Ви думает, что если бы это вернуло ему Джеки, он бы поступил так же. — Мне жаль, — тихо произносит парень, не зная что еще тут можно сказать. На это конструкт лишь фыркает. — Не надо. Просто это, малыш, урок от жизни. Не проеби своих близких, пока не стало поздно.***
К слову, закрытая бутылка текилы пригождается спустя пару дней. Очередная зацепка, чтобы выскребсти конструкт из головы Ви, оказывается пустышкой и глупой тратой времени. В любой другой ситуации можно было бы пойти к Вику, тот бы сказал не вешать нос, ведь время ещё есть. Но ситуация эта обычной не была, и времени осталось мало. Нихуя не осталось, на самом деле. Да и Вик мало чем мог помочь, хоть и пытался. Но он никак не мог остановить расползающееся подобно плесени поражение в мозгу. — Ви, а как же здоровый образ жизни? Ты же у нас не пьешь и не куришь, — Джонни разваливается на чертовом столе, прямо как в какой-то странной поговорке про свинью. Но парню, если честно, как-то до лампочки. Его забавляет сама идея того, что он здоров. Ага, конечно, как огурчик. В его голове несносный конструкт, а еще биочип, который ему буквально уничтожает серое вещество и нервную систему. Парень опрокидывает в себя подряд несколько стопок, радуясь растекающемуся под кожей онемению, и полностью игнорирует маячащего перед носом Сильверхенда. К слову, терпения тому хватает на минуты две. — На кой хрен ты пытаешься утопиться в этой дешевой дряни? — Словно ты не знаешь, — Ви ворчит, кривясь и наливает себе еще. — Малыш, это был не единственный шанс, — Джонни вздыхает, снимая очки и потирая переносицу. Почему-то в этот момент он напоминает Вика. — И не говори мне, что я не могу утверждать наверняка. Пока еще, — выделяет первое слово, — могу. И хватит уже, Ви, тебе с утра будет пиздец хреново от текилы. — Мне уже, — салютует стаканом и выпивает, вздрагивая. Какая же мерзость, слов нет. — Ви... — Да пошло оно все. И пошел ты тоже, — мужчина только успевает открыть рот, как парень вдруг обиженно продолжает, — все Ви, да Ви. Ты даже не знаешь как меня зовут, а сам живешь у меня в башке. Это почти смешно, что он сидит и дуется, а конструкт когда-то живого человека сейчас смотрит на него как на идиота. Сквозь приспущенные на нос очки. И даже не снисходит, чтобы это озвучить. Но вылакав полбутылки текилы за пять минут, и не такое можно сотворить. Как пример — попытаться взорвать башню Арасака или орать на своем концерте, что все вокруг говнари. Или скинуть машину с обрыва. А еще можно разбить о чью-то голову гитару. Поэтому ссориться со своей мерзкой галлюцинацией это еще цветочки. — И как же тебя зовут, Самурай? — раздавшийся голос звучит... до непривычного мягко. Словно Ви накрыли теплым одеялом, правда это одеяло над ним еще и смеет насмехаться. И периодически называть тупым ослом. — Я тебе не самурай, говнюк. У меня что, есть катана по-твоему... А, бля. Есть. — парень дергает головой и нахмуренно таращится на свои ладони, которые странно расплываются. То ли его кроет из-за чипа в голове, то ли это еще и влияние алкоголя, но состояние до чертиков необычное. — А где она, кстати? — О Господи. — Джо, у меня руки двоятся. Кажется, я перебрал. — Да во имя всего святого, кому-то пора в кроватку. Тебе помочь или сам справишься? — Отвали, Сильрхеннд, — Джонни только закатывает глаза, — мне уже двадцать три и я не... я не. Понял? — Ага. Яснее, чем солнышко. А теперь либо пей воду, либо тащи свой зад в кровать. Ви выбирает кровать, потому что до неё рукой подать и потому, что на ней дрыхнет Мара. Он отрешенно думает, что с утра надо точно попросить Мисти приглядывать за кошкой, потому что до своей квартиры он с трудом доползает. И то ради этой лысой мурчащей задницы. Которая его, к слову, игнорирует. Джонни тоже, но тот с трудом попадает в категорию существующих людей. — Моя мать решила, что Винсн... Винс... Винсент охуительное имя. Вроде в честь кого-то, кто свои уши отрезал, — парень вздыхает, таращась на потолок. В ответ ему прилетает лишь насмешливое хмыканье. — Ухо, дурья ты башка. — Похуй, — тянет пьяно, — но мне не нравится это имя. Я Ви, а не тот чувак. И я не мои тупые предки. — Как скажешь, малыш. Когда на следующее утро, едва продрав глаза, над ухом раздается слишком бодрый и, сука, громкий голос Сильверхенда, парень просто хочет сдохнуть сию же секунду. — Подъем, Самурай! Время сжечь этот город! Ви издает звук умирающего лося. — Ну или время солнышку за окном сжечь к чертям собачьим твои глаза. Потому что меньше бухать надо было. Как же Джонни бесит. Но зарабатывает себе пару очков, когда напоминает позвонить Мисти, чтобы та приглядела за Марой.***
Когда Джеки сказал, что до него, Ви, все доходит как до утки на седьмые сутки — то есть вообще блять никак, парень ему не поверил. Еще бы, работать на «Арасаку» и не отличаться сообразительностью. Звучит как смертный приговор. Но, видимо, Джеки был прав. Ви действительно тупой как пробка и медленный как допотопный бьюик, который был у его отца. Осознание привязанности к гребанному Джонни Сильверхенду ударяет его по голове хуже, чем любой из его приступов. Понимает он это, к сожалению, только тогда, когда пытается коньки отбросить и видит перед собой откровенно испуганное лицо. — Ви, все в порядке, ты не умираешь. Я с тобой, слышишь? — Джонни... — Это еще не конец. Держись, пацан. Держись. Чертов ублюдок ему нравится. Ему нравится с ним переругиваться из-за любой чуши, ему нравится наблюдать за самим Джонни. Невозможно отрицать, что говнюк мало того, что харизматичный сукин сын, так еще и охуенно двигается. Чего еще, впрочем, ожидать от нереально популярного рокербоя? Ему нравится реакция Сильверхенда, когда в разговоре с Панам он называет Джонни мелким вредоносным ПО, к которому, правда можно привыкнуть, а тот его сразу же посылает. Нравится потому, что позже ему по нервам дает низкий шепот: — Знаешь, ты напоминаешь мне себя, пятидесятилетней давности. Только без харизмы и охуенного члена. Ви не уверен насчет охуенности члена, ведь откуда ему нахрен это знать, но черт подери, задница у Джонни что надо. Серьезно, ублюдку надо запретить расхаживать в этих кожаных штанах, чуть покачивая бедрами. Парня долгое время все эти детали раздражали неимоверно. Хрипловатый голос? Бесит. Бронежилет на голое тело? Бесит. То, как нижняя полная губа обхватывает фильтр у сигареты? Бесит. Но доканали его именно блядская забота и редкие мягкие улыбки. Ви вспоминает, как метался в бессильной ярости мужчина, когда на очередном осмотре у Вика всплыла одна «маленькая деталь». Нахождение биочипа с конструктом в голове у Ви разрушает нервную систему всего организма и в скором времени чувствовать запахи, ощущать вкусы, слышать, видеть — может стать непозволительной роскошью. Тогда Сильверхенд не появлялся аж шесть часов подряд, что было удивительно. И одиноко. Когда мужчина снова материализуется, знакомо исходя пиксельными помехами, он выглядит устало и подавленно. — Мне жаль, Ви. Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе. Парень вспоминает, как дрожал от эмоций и отката после очередного приступа, когда резко очнулся в каком-то загаженном мотеле. Именно там ему всучили военные жетоны, сказав, что они теперь его. Ви тогда было откровенно смешно — он скоро будет обвешан висюльками хуже комнаты Мисти. Смеяться уже не хочется после тихого признания, что Джонни умрет, если это спасет Ви. А еще, кажется, безумие Сильверхенда все глубже и глубже проникает ему в мозг. Иначе откуда у него появляется эта непривычная ему одержимость, эта тупая жажда крови. Он хочет превратить корпорацию «Арасака» в ничто. Хочет стереть Адама Смэшера с лица земли, чтобы от него даже пыли не осталось. Хотя у этого безумия могут быть и другие причины. Одной из причин являются чуть позвякивающие на шее жетоны Джонни.***
Мужчина выглядит разбитым, когда они доезжают до свалки. Ви уже даже не испытывает радости из-за урчащего, почти винтажного «Порше», который ему достался, потому что... Потому что где-то тут, в этой груде хлама, валяется на куски растерзанное Смэшером тело Джонни. Парня немного мутит от мысли, что такие уебки как Адам все еще живы и продолжают ходить по этой земле. — Эти ублюдки не оставили ничего. Я, блять, не ждал, что тут будет надгробие или еще что-то. Но это... Тут просто кучи ненужного мусора, Ви. Ви хочется закричать, что Джонни не груда мусора, что такая смерть попросту ужасна и бесчеловечна. Ему до безумия хочется, чтобы поникший перед ним мужчина был настоящим, чтобы этого говна не было и можно было до боли сжать крепкую ладонь. Поэтому когда его тихо спрашивают, что бы он написал на надгробии, Ви не говорит «один из самых сумасшедших людей, которых я когда-либо знал», он не говорит «самый харизматичный ублюдок», он не говорит «человек, от которого мне сносит крышу». Вместо этого он произносит: — Крутой парень, спасший мою жизнь и давший людям надежду. — Каким образом я тебя спас? Я тебя убиваю, идиот. — Джонни хмурится, разглядывая его. — Если бы не чип, я бы не очнулся на свалке и лежал бы там с дырой в башке. Так что... ты спас мне жизнь. Смирись с этим, — Ви фыркает, потому что это ему самому придется смириться. Со своей грядущей смертью. — Знаешь, малыш, — мужчина поднимается, зажигая сигарету и затягиваясь, — моя жизнь — это мой величайший проеб. Я так проебался, ты даже не представляешь. Я подвел всех, кого когда-либо ценил и любил. Альт. Бестию. Кэрри. Сантьяго. Я подвел и использовал тебя. — Джонни пинает со всей дури лежащий кусок железа и оборачивается. — Я использовал каждого человека, которого встречал, понимаешь? Но я не хочу поступать так с тобой. Последнее чего я хочу — это проебать нас. Уезжая со свалки, Ви оставляет на одном из торчащих жестяных листов инициалы Сильверхенда. Он не обводит их сердечком, хотя в отместку за глупую татушку можно было бы. А еще он чувствует, как в груди трепещет маленький огонёк надежды. Как минимум, Джонни может быть ему другом. Или, судя по надписи на татуировке, даже больше.***
Когда Ви узнает, что именно сделала «Арасака» с Альт, с Сильверхендом, с кучей других людей, он чувствует ярость. И, кажется, энграмма Сильверхенда тут не при чем, потому что Ви чувствовал подобное. После смерти Джеки, когда конструкт еще не успел пустить в нем свои виртуальные корни. — Эй, Ви, — пиксельная рука щелкает перед лицом и парень мелко вздрагивает, выныривая из мыслей. — Отвали. — Увы. Винсент, разговор есть, — Джонни фыркает, когда Ви обозленно вскидывается. — Блять, я же просил не называть меня так, — огрызается, с излишней силой вставляя магазин в пушку. — Неважно. Поговорить надо. — О чем? О том, что у тебя в памяти ничего удержаться не может? — он выплевывает, засовывая пистолет за пояс штанов. — Воу, полегче. Кто тебя в задницу клюнул? Кэрри? Ви уже хочет спросить, при чем тут Кэрри, ведь они один раз виделись и вообще он старый друг Джонни. Но Сильверхенд мигает пикселями и появляется рядом с окном. Наверное, чтобы пафосно молчать. Или дуться. Точно последнее, потому что тот разглядывает свою железную руку, медленно перебирая пальцами. Ви хватает терпения минуты на три. А еще ему попросту надо отвлечь себя от созерцания одной спины в бронежилете и задницы в кожаных штанах. — Так в чем дело? — В том что моя личность все больше и больше поражает твою. Как гниль, помнишь? — хмурится, дергая плечом. — С каких пор ты на все злишься? И эта идея с «Арасакой», ты действительно думаешь, что они помогут? Эти лживые ублюдки? — Я в бешенстве из-за ебучей «Арасаки». И нет, это не из-за того, что ты мне мозг выедаешь. Просто они именно лживые ублюдки. И я работал на них несколько лет, так что изнутри знаю эту кухню. Джонни молчит, закуривая. Будь он настоящим, квартира была бы прокурена от и до. Но так как это лишь голограмма, Ви не ощущает ни запаха, ни вкуса. — Это из-за... — мужчина не заканчивает, рисуя рукой какой-то незаконченный круг в воздухе. — Из-за того, как они поступили с тобой? С Альт? С любым другим человеком, который был для них угрозой или больше не представлял ценности? Да. Поэтому я и бешусь, понимаешь, ведь все равно придется за помощью обращаться к ним. — Жизнь — дерьмо, малыш, — Джонни вздыхает и подходит ближе к Ви. — У меня есть предложение, — выкидывает окурок, — давай сожжем этот город. Ви ухмыляется, потому что: — Черт возьми. Да.***
Джонни, оказывается, ревнивый. И слышать от него «я своим не делюсь» забавно, потому что у Ви столько вещей Сильверхенда, что можно открывать музей. Вот только Ви не хочет. А еще Ви никогда не думал, что сам может стать чуть ли не главным экспонатом. — Как тебе Кэрри? — невзначай интересуется рокер, цепляя на нос очки. Ви уже давно задумывается над вопросом, почему тот может «создать» себе и сигарету и очки, но никак не стул. Засранец опять развалился на столе, будто он главное блюдо дня. — А что с ним? — Ви кривит губы, разглядывая лапшу не первой свежести. — Ну он явно на тебя запал, — Джонни вперивается в него взглядом и на этот раз парень не может понять, о чем тот думает. Не то чтобы он славился чтением Джонни-мать-его-Сильверхенда, но когда находишься с человеком все время, как-то получше получается его расшифровывать. Парень только фыркает и безразлично пожимает плечами. — Ты это утверждаешь, так как давно с ним знаком? — Я утверждаю это потому, малыш, что он по тебе слюни пускает. И да, это особенно хорошо видно тем, кто его давно знает. И опять эти странные интонации. — Ебаный стыд, Джонни, он просто предложил работу. И не ты ли радовался, когда вы снова собрали свою группу? Не ревнуй, я только твой, — и стучит в подтверждение пальцем по виску. — Ты тут надолго засел. Сильверхенд не отвечает, безуспешно пытаясь поддеть голографическими пальцами игрушку Мары. Мисти их целый ящик притащила, чтобы кошке скучно не было. Судя по абсолютно невпечатленному кошачьему взгляду, лысому демону по душе приходятся только вещи Ви. Ботинки, в особенности. — Вот не надоело тебе дурью маяться, а? — Ви вздыхает, откладывая в сторону коробку с лапшой. Все равно есть не хочется. Он, конечно, благодарен Джонни за постоянные слоноподобные намеки о пользе ежедневного питания, но в последнее время от любой еды хочется блевать. Вик говорит, что это дурной знак. Как и то, что он кашляет кровью, что он постоянно норовит отключиться и что он теперь вынужден глотать таблетки. Кстати о таблетках. Надо обязательно принять обезболивающие перед встречей с Кэрри. Ви хочется фыркнуть от мысли, что он, человек с осунувшимся лицом и синяками под глазами, с заебанным взглядом и вечно поджатыми губами, может кому-то понравиться. Тем более лощеному и до задницы богатому Кэрри Евродайну. Когда Ви садится в тачку Кэрри, отвлекаться на дурацкие мысли «Я ему реально нравлюсь или это пиздеж и провокации?» не позволяют комментарии Сильверхенда. Признаться честно, парень этому даже рад, потому что просьба Кэрри откровенно скучная. Как-то неинтересно ловить один фургончик и потом смотреть как он полыхает, пока внутри черепной коробки копошится конструкт. У Ви, к слову, чуть сердце в пятки не ушло, когда этот долбанный психопат шагнул перед кувыркающейся машиной. Будь тот человеком — мокрого места бы не осталось. — Малыш, ты за меня переживаешь? — Джонни спрашивает насмешливо, одновременно с предложением Кэрри встретиться завтра. Что-то там про яхту, кажется. На что конкретно Ви отвечает «да» он и сам не уверен. Но молчаливый игнор со стороны Сильверхенда однозначно становится одним из чудес света. Особенно когда Ви перед сном начинают ни с того ни с сего донимать рассказами о Кэрри двадцатых годов.***
— Да что блять не так? И вот они опять ругаются. На этот раз Ви с трудом может уловить причину скандала, потому что все было нормально ровно до того момента, как он рассказал про Кэрри. Точнее про то, что это был отличный первый и последний раз. Тут можно было бы приплести дружескую солидарность, но неужели тогда все эти намеки, татуировка, разговор на свалке, жетоны — все было просто ничем? Очередным пшиком разыгравшегося воображения? И Ви обидно, как не было уже давно. Ведь единственная причина, по которой он слился с отношений с Евродайном, сейчас стоит перед ним и гневно прожигает в нем взглядом дырки. — Нахуя ты это сделал? — на злобный вопрос хочется то ли расхохотаться, то ли просто уйти, хлопнув дверью. Но второе явно не вариант, потому что Джонни, подобно свирепому полтергейсту, последует за ним. — Потому что это мой выбор и ты можешь засунуть свои ебучие претензии себе в задницу. Понял? — парень гневно раздувает ноздри, напрочь забывая, что не принял свои «колеса». Впрочем, обезболивающие уже настолько термоядерные, что с них вполне реально словить приход. — Если же в тебе вдруг взыграла сраная дружеская солидарность, то засунь её туда же. Можешь даже поглубже. — Она тут, блять, при чем, Ви? — Тебя не было сколько, лет пятьдесят? Так хули ты лезешь тогда? — парня откровенно трясет, и перед глазами все как-то мутнеет. Чего он ждал вообще, наивный идиот? Что он пошлет пусть и бывшего, но друга Джонни, одного из «кого я ценил и любил» и тот будет этому рад? Неужели ему ради мнимого счастья Кэрри надо последние дни провести в качестве подстилки? Зато Джонни не обидится и не расстроится. Плана надежнее и охуительнее человечество еще не придумало. — Знаешь, если тебе так хотелось, чтобы твоему дружку кто-то дал, он мог купить себе шлюху, — плюется ядовитыми словами, ощущая, как дрожат губы. — Но я сомневаюсь, что ему бы это понадобилось. Нахуя ему тогда столько фанатов? Думаешь среди них нет никого, кто согласен дать себя выебать своему кумиру? Джонни смотрит на него шокированно, и это только подливает масла в огонь. Ви чувствует, как начинают мелко трястись руки, а сердце будто готово пробить грудную клетку. Он совсем не удивится, если организм не вывезет и он сейчас коньки отбросит. — Тебе все было интересно, нахуя я это сделал? Ну так радуйся, это все ради тебя. Из-за тебя. Ви по глазам видит, что Сильверхенд его прекрасно понял. И от отсутствия каких-либо проблесков удивления и того гаже. Тот, сука, знал. Знал, но все равно устроил скандал, отрицая единственную причину этого срача. Видимо, шутка «Джонни + Ви» оказалась действительно обычной и тупой шуткой. Как раз в стиле сумасбродного рокера. Джонни сидит на кровати, уперев локти в колени и безразлично разглядывает зажженную сигарету. Дым от неё рассеивается пикселями, и Ви тошнит от этого вида. Они молчат уже несколько минут, и парень чувствует, как внутренности вместо опаляющего гнева охватывает холод. И опустошение. — Ладно, я понял, — выдавливает сквозь сведенное судорогой горло. — Ви... — Проехали, Джонни. Забей. У нас есть дела поважнее истерик. И времени почти не осталось. Это страшная идиотия, но Ви чувствует себя разбитым и сломленным. Это откровенно унизительно, втюриться в конструкт в своей голове, надеясь на хоть какой-то ответ, и позже получить вот это. Молчание и безразличие. Он не истеричный подросток, спасибо-ешьте-сами, но ему хочется разбить что-то тяжелое о тупую голову Сильверхенда. О свою, желательно, тоже. «Жизнь — жестокая стерва, mijo, не позволяй ей себя иметь» — в голове всплывает воспоминание, как Джеки зажимал ему рану какой-то тряпкой, чтобы не текла кровь. И суетно бормотал какие-то идиотские истории, пытаясь его приободрить. Сейчас же парню хочется выть, ведь Джеки и представить себе не смог бы, как жизнь поимела Ви. Он разворачивается, начиная проверять оружие и боеприпасы, как перед носом вдруг материализуется железная рука с сигаретой. Ви не вздрагивает, но отшатывается, крепко сжимая челюсти. — Малыш, — голос неожиданно уставший, охрипший, — почему ты такой тупой, а? Ви вскидывается, но призрачная человеческая ладонь закрывает рот. — Ви, я зол на тебя не потому, что Кэрри мой друг или что еще ты себе придумал. Он — нормальный живой мужик, который не уничтожает твою личность, заставляя тебя блевать от боли. И ты для него больше чем перепихон. Молчи, — твердо произносит, когда парень перед ним набирает в грудь побольше воздуха, — я не буду повторять дважды. Мы не можем быть тем, чего ты от нас хочешь. Затягивается, убирая ладонь. — Нас, — рука незавершенно, обрубленно дергается между телами, — нет. И не может быть. Ви чувствует, как к нему со всех сторон подкрадывается темнота. И это вовсе не из-за боли из-за мигрени. — Я же сказал, я понял блять, проехали, — горло дерет от сухих слов. — Да нихуя ты не понял, — раздраженно, колюче выдыхает мужчина, — как обычно просто нихуя. Как ты себе это представлял, Ви? Я твоя галлюцинация, я буквально гниль, которая тебя пожирает. Что останется от тебя, от нас спустя неделю? Или пару недель? Твое обезумевшее от боли тело или труп с дырой в виске? Ви молчит, уставившись взглядом куда-то чуть выше металлического плеча. Перед глазами едва не пляшут чёрные точки, а стол и глупая кошка за ним уже даже не видны из-за слез. Джонни вздыхает, выкидывая мгновенно исчезнувший в пустоте окурок, и натягивает на нос солнцезащитные очки. Чтобы сразу же их стянуть, неловко покачивая в руке. И если уж Ви и узнал что-то о Сильверхенде, так это то, что он никогда себя так не ведет. Только если не расстроен или не нервничает. — Пацан, я не хочу быть причиной твоей смерти. И даже если ты действительно этого хочешь, мы, блять, не можем. — Даже если? — в голосе полно обреченного неверия пополам со злой болью — Кто, нахрен, дал тебе право решать, что и как я хочу? Я не маленький мальчик, чтобы не понять, что испытываю и к кому. — Наши сознания объединяются и мое пытается переписать твое. Ты уверен, что ты можешь адекватно воспринимать ситуацию? Что твое желание это не херовый отпечаток меня самого? — Зачем ты мне все это говоришь? Не мог в двух словах сказать, что тебе похуй? Пошли работать, Джонни. Сам сказал что у нас нет времени. Ви давит в себе позорный всхлип, поджимая губы. Во рту горько от жестоких эмоций. И резко шипит от боли, когда его впечатывает — он сам впечатывается — в стену. Он уже заебался пытаться понять, как работает их с Сильверхендом вуду-связь, но это явно что-то за гранью адекватного. — Я хоть раз сказал, что мне похуй? Я наоборот ничего не могу поделать с тем, как мне не похуй. Или ты благополучно пропустил мимо ушей эту хуеву гору намёков? Ви молчит, упрямо не поднимая взгляд. Прикосновение своей-чужой руки заставляет его дернуться от неожиданности. — Посмотри на меня, — тихо, с мягкой просьбой. Ну вот откуда в Сильверхенде столько непонятной болезненной нежности? — Что? — Я хочу тебя. Слова раздаются подобно выстрелу, и Ви ошарашенно пялится на мужчину. И совсем не протестует, когда к нему плавно прижимается горячее тело, оказываясь нос к носу. Он буквально чувствует дыхание Джонни на своей коже и это сводит с ума. — Знаешь, о чем я сильнее всего жалею? Парень мотает головой, внезапно завороженный потемневшим взглядом напротив. Он как змея перед заклинателем с флейтой. От ощущения как призрачная голография проводит рукой по животу, мурашки табунами сбегают вниз по позвоночнику. А ярость и опустошение переплавляются в нечто новое, совершенно иное. — Малыш, ты не представляешь как я жалею, что я лишь голограмма в твоей голове, — Ви откровенно продирает до основания от хриплого, глубокого голоса. — Я бы отдал что угодно, лишь бы все сложилось иначе. Чтобы у нас был шанс. Я бы отдал ещё больше, лишь бы ты не загибался от боли и не умирал из-за меня. А еще, знаешь, — ведет носом по шее, — вот бы взять и перегнуть тебя через этот стол и вытрахать всю дурь из твоей башки. О Господи блять боже. — Ви, малыш, — от низкого шепота слабеют колени, — ты понятия не имеешь, как я тебя хочу. Полностью. С потрохами. Джонни отталкивается ровно в тот момент, когда парень тянется к нему всем телом. — Почему? — Ви спрашивает отупело, не соображая, где находится и что происходит. Единственное, что его сейчас волнует — это отвернувшийся Сильверхенд и горячая, ноющая пульсация внизу живота. — Потому что, — и металлическая рука, которая в теории может спокойно гнуть железо, просто проходит сквозь него, абсолютно не ощущаясь как раньше, — я все еще не существую, Ви. А тот же Кэрри — вполне себе живой и он может стать твоим будущим. Если ты захочешь. Хмурится, едва заметно мотая головой и отходя еще дальше. — Спустя несколько дней, максимум неделю, меня выскребут из твоего сознания как засохшее дерьмо, и ты больше никогда обо мне не вспомнишь. Поэтому прошу, Ви. Не надо. Я хочу нас, но только не так. Джонни исчезает, и Ви остается в одиночестве с бешено колотящимся сердцем и стояком. — Какой же ты трус, Сильверхенд. И просто полный кретин.***
Они не говорят о том разговоре, но каждый раз, когда имя Кэрри всплывает, у Джонни вид будто он лимон съел. — Ну и чего ты тянешь кота за яйца? Ему больно, — резко выдыхает на ухо Джонни, и Ви все же дергается. Сука. Вроде же привык к таким закидонам. Он буквально ощущает этот самодовольный оскал на роже Сильверхенда. Не то чтобы понятие личного пространства того хоть как-то раньше волновало, но теперь это плавно превращается в кошмар. Потому что на пусть и призрачные, но губы на своем ухе, у тела Ви весьма определенная реакция. — Блять, не делай так больше, — парень без особого огня огрызается, продолжая морозиться над сообщением. — Ответь Кэрри, ты уже битый час его игнорируешь. — Как ты?... — Я прямо в твоей голове, пацан. Уже забыл? — Джонни удовлетворенно щурится, материализовавшись на полу и закидывает руки за голову. Ви машинально прослеживает взглядом литые мышцы и с трудом отводит взгляд. Судя по довольной ухмылке, говнюк все понял. — Ты не устаёшь о себе напоминать, придурок, — огрызается, но уже без прежнего огня и чертыхается. — Да блять. Джонни недовольно закатывает на него глаза и покачивает ногой. — О, погляжу кому-то не терпится. Ответь ему или ты хочешь, чтобы у него яйца посинели? — У тебя же нет проблем с памятью. Забыл, что мы уже говорили об этом? — Ви глядит на него косо, но ему в ответ только подмигивают. — И какого черта ты продолжаешь меня к нему сватать? Ты меня вообще спросил? Ещё пять минут игнора, и он обо мне забудет. — Какой же он счастливчик, — мурлычет мужчина, появляясь за плечом, — и кретин, раз так просто выкинет тебя из головы. Очередь парня глаза закатывать. Джонни как подружка для девчонки, недавно расставшейся с парнем. — Ответишь? — Хочешь посмотреть как мы трахаемся? Серьезно? — Все лучше, чем твоя идиотская привязанность к галлюцинации, малыш. И нет, я на это не собираюсь смотреть. — И опять выражение лица, будто лимон съел. Ви теребит тихо позвякивающие жетоны, ощущая странное тепло в солнечном сплетении. Его смешит где-то в глубине души то, как Джонни пытается его свести с Кэрри, но сам бесится от идеи. Да и не уверен Ви, что после того, как вся свистопляска с биочипом и конструктом завершится, он захочет завести с кем-то отношения. Просто не так много людей в этом мире, которым не было бы на него насрать. Был Джеки, есть Вик, Мисти, даже Панам. Но это все совсем не то. — Пошло оно все, — закрывает окно сообщений и падает спиной на кровать. — Не хочу снова бояться, что мой зад сгорит. И почему-то я уверен, что на меня ты посмотреть не против. — Как скажешь пацан, как скажешь, — Джонни тихо смеется и начинает напевать себе под нос незамысловатый мотивчик. Глядя на тщательно скрытое удовлетворение на лице музыканта, Ви думает, что поступил правильно. И он не представляет, как ему аукнутся его же слова.***
После того разговора «ты понятия не имеешь, как я тебя хочу» прошло уже несколько дней. И Ви не вывозит, потому что его организм пошел вразнос. Мало того, что ему теперь постоянно херово, так еще он постоянно просыпается со стояком. А причина этого стояка делает вид, что все в порядке и ничего не происходит. И он знает, он нутром чувствует, что времени практически не осталось. Судя по мрачным взглядам Джонни, тот это и сам понимает, поэтому и грызся с Альт. Парень до сих пор не особо разбирается, как Альт все еще существует, пусть и за Стеной, но это, если честно, не особо сейчас и важно. Важно то, что у него пиздецки болят плечи. Сегодняшняя драка закончилась явно не так, как они планировали и по ощущениям ему пол спины стесали. Ви шипит, стягивая куртку с плеч и кидая её в проходе. Потом подберет. Плевать даже на Мару, которая точно совьет себе там гнездышко. — Сука, как же я их ненавижу, — рычит, скидывая кроссовки со штанами. Как же он надеется, что прохладная вода избавит его от этой мучительной пульсации в мышцах. — Ви, — перед ним появляется Джонни, загораживая проход к душу. Но он не успевает произнести ничего больше, потому что его грубо перебивают. — Что, блять, Ви? Что? — на столь резкий всплеск эмоций мужчина перед ним кривится, потому что их сознания сливаются, что только распаляет парня. — Хочешь сказать, что я опять где-то проебался? — Хватит вести себя как истеричка. И да, ты проебался. Зачем ты туда полез? Хочешь чтобы тебя пристрелили, и у нас даже шанса не было вытащить тебя из этого дерьма? — Джонни рявкает на него, и его изображение идет пиксельной рябью, как бывает только тогда, когда тот действительно зол. — Знаешь, меня заебали твои «мы». Тут кроме меня никого нет! Кто пиздел о том, что «нас» просто не может быть? А я знаю кто, — Ви обвиняюще тычет пальцем, не замечая, как тот проходит сквозь энграмму. — Это блять ты. И это, сука, несправедливо, потому что всегда во всем крайний я, в то время как ты просто пиздишь и нихуя не делаешь. Удобно устроился, ничего не скажешь. — Заткнись, — Джонни рычит в ответ. — Ты думаешь, если бы я что-то мог, то я бы просто стоял и смотрел? На это парень не отвечает, залезая в душ и врубая воду на полную. Его мутит от всего. От неадекватных скандалов на пустом месте. От злости, усталости, которая уже поселилась в его венах, от ужасной скачки по всему городу в попытке найти выход из всего этого говна. Но выхода нет. Он настолько погряз в своих мыслях, что оборачивая полотенце вокруг бедер, забывает, что оставил разозленного конструкта в гордом одиночестве. Поэтому толчок в сторону кровати, мягко говоря, шокирует. — Значит, я нихуя не делаю? — опасно низким голосом спрашивает мужчина и снова толкает Ви, от чего тот падает на матрас. — Ты что творишь вообще? Охуел? — парень чувствует вспышку острого раздражения, а затем то, как толпа мурашек ползет вниз по хребту. Он не уверен, что конкретно он испытывает, особенно когда при попытке встать, его придавливают к кровати сильные бедра. Карие глаза напротив выглядят почти черными, и Ви давит в себе дрожь, потому что в расширенных зрачках бушует пламя. — Думаешь я не вижу, как ты на меня смотришь? — Джонни шепчет, внезапно с нажимом проводя руками по груди парня, от чего тот дергается. Ви понимает, что это просто сходящие с ума нервные окончания, но черт, он буквально чувствует вес тяжелого тела на себе и горячие ладони. — Малыш, я знаю, что ты меня хочешь. — мужчина едва не мурлычет, прижимая его запястья к кровати, отчего у парня сердце в груди заходится. — Я знаю, что именно тебе снится почти каждую ночь, что ты просыпаешься и чуть ли не течешь как девка. Неужели тебе настолько хочется, чтобы тебя нагнули над любой поверхностью и хорошенько трахнули? Боже блять мой. — Пошел ты, — Ви сипит, брыкаясь, пытаясь спихнуть с себя конструкта, но тело будто ему не повинуется. И блядство в том, что тело и не хочет ему повиноваться, тело хочет чтобы его прижали к кровати, чтобы ноги обхватывали чужую талию, чтобы его кусали за шею, оттягивая волосы. Телу — Ви — хочется, чтобы его откровенно выебали. А еще он со стыдом понимает, что оседлавший его бедра рокер вызывает у него весьма однозначную реакцию — у него стояк. Пиздецки какой. — Блять, детка, — с восхищением произносит Джонни, разглядывая очертания стояка под полотенцем. — Тебя это заводит, не так ли? Все эти грязные разговорчики? Когда несуществующая ладонь вполне реально оглаживает член, Ви давит в себе постыдный скулеж. Он все так же не может даже двинуть руками, хотя визуально его больше никто не удерживает. Чертова вуду-кибер-связь. — Скажи мне «нет», и я прекращу, — от фантомного прикосновения губ чуть ниже уха, продирает дрожью. Парень шипит, пытаясь не реагировать так ярко, но когда его вдруг кусают за шею, он громко вскрикивает и сразу стонет, так как, господи, как он вообще может ощущать на члене чертову руку и почему это так хорошо. Ви облизывает губы и дышит часто, пытаясь не подаваться бедрами вверх, навстречу ласкающей ладони. Из-за этого потока дерьма с чипом и заданиями, у него уже давно не было секса, и организм ведет себя как гулящая мартовская кошка. — Черт, ох блять, — парень выдыхает сквозь нос, сильнее обнажая шею. Он ерзает, от чего ткань полотенца проезжается по чувствительной головке и он издает нежный, скулящий звук. — Сочту это за согласие, — рокер фыркает и довольно ухмыляется, глядя на ничего не соображающего парня. У Ви взгляд дурной, поплывший. Ему хочется больше, гораздо больше чем обычная дрочка. Он пугается, когда Джонни вдруг резко отстраняется и слезает с бедер. — Что? Что случилось? — он с трудом выдавливает из себя, пока мужчина придирчиво его осматривает. — Не то. — Ви чувствует, как желудок испуганно сжимается, — Это не то. Я хочу тебя видеть, поэтому переворачивайся на живот. От осознания чего именно от него хотят, он чувствует, как кожа буквально вспыхивает ярким румянцем. Черт бы все побрал и особенно его слова, что Джонни хочет наблюдать за ним. — Детка, тебе придется выкинуть к черту полотенце. А еще достать смазку, — от темного низкого шепота вся спина покрывается мурашками, и Ви делает, как говорят. От одной мысли, зачем может понадобиться смазка, внутренности сводит судорогой предвкушения. — Скажи, тебе нравится, когда тебя растягивают пальцами? — О боже, — парень стонет, утыкаясь носом в подушку и пряча пылающее от стыда лицо. — Я хочу чтобы ты растянул себя. Медленно, добавляя палец за пальцем. Я хочу, чтобы ты скулил, потому что тебе будет мало, да? Ви часто дышит, облизывая пересохшие губы. Ему хочется заткнуть Джонни, чтобы прекратился поток этой невозможной пошлой дряни, но он не может. Он лишь сильнее прогибается в пояснице, от чего колени так и норовят разъехаться. — Детка, — благоговейно шепчет Джонни, — ты бы видел себя сейчас. Кэрри говорил тебе насколько ты охуенно выглядишь, когда так сильно хочешь в себе член? — Знаешь, как-то не обратил внимания, — парень глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться. Нащупывает подрагивающими руками крышку на бутылке смазки и выдавливает немного себе на пальцы. Для Ви нет ничего непривычного, чтобы медленно трахать себя пальцами, доводя себя до края, когда его бёдра дрожат от перенапряжения, а в голове пустота. Сейчас же все ощущается совсем иначе. За ним наблюдают, пока первый палец медленно раздвигает кольцо мышц. И это стыдно, это горячо как в аду и это пиздец возбуждает. Его откровенно ведет с ситуации, с грязных разговоров и вопросов охрипшим голосом. И одного пальца слишком быстро становится мало, ему нужно больше. Он издает низкий, практически всхлипывающий звук, когда добавляет еще один. — Тебе нравится, когда в тебе несколько пальцев? Или тебе мало? Скажи, — от фантомного прикосновения к пояснице прошивает сотней разрядов, — чего ты хочешь, Ви? Горячий крупный член, который будет тебя так правильно растягивать? Парень жалобно стонет, раздвигая еще шире ноги. Потому что да, двух пальцев явно недостаточно, впрочем, как и трех, ему нужен крепкий ствол внутри. Он хочет, чтобы сильные руки удерживали бедра, чтобы его выебали так, что мышцы превратятся в желе. — Ч-чёрт, да, я хочу тебя — откидывает голову, едва не задыхаясь от ощущений, — твой член. Ох блять, — когда пальцы снова проезжаются по простате, он распахивает рот, облизывая покрасневшие губы. Кожа горит огнем от жаркого стыда и темного, жаждущего взгляда, скользящего по спине. Он буквально чувствует, как его пожирают глазами, пока он полулежит кверху задницей. Он вскидывает бедра, ёрзает, чтобы пальцы проникали еще глубже. Коротко, шумно дышит, когда чувствует, что скоро кончит. Он так, так близко. — Хочу тебя, Джонни, — выгибается, стонет распаленно, туго сжимая кольцо мышц и обхватывая член ладонью. Так неудобно, сама поза неудобная, но внизу живота словно скручивается горячий узел от надтреснутого, гортанного стона: — Ви, детка. Что ты со мной делаешь? — Пожалуйста, — он скулит, всхлипывая, потому что он так чертовски близко, но ему никак не кончить. Чего-то не хватает, хоть пальцы и проходятся так правильно, так нужно. — Блять, я не могу... — Тише, малыш, ты сможешь. — Джонни оказывается в каких-то сантиметрах от лица Ви, еще чуть-чуть и он прижмется к нему губами. — Ну же, кончи для меня, я хочу тебя видеть. — Джонни... — едва шевелит губами, мелко дрожа всем телом. И резко дугой выгибается, когда чужая-своя ладонь проводит по члену. Оргазм подобен взрыву, который сносит все стены, крышу и превращает их в труху. Ви словно находится посередине сверхновой — жгучая вспышка и его больше нет, он ничто посреди гулкой пустоты мира. Когда спустя пару минут он приходит в себя, за ним наблюдают тёплые карие глаза. У него даже нет сил на разговоры, так что он просто распластывается морской звездой на кровати. — Порядок? — Джонни спрашивает, все так же внимательно разглядывая поплывшего перед ним парня. Кончики пальцев неощутимо оглаживают скулу, и Ви хочется замурлыкать. Но слишком лень. — Ты это всем после секса говоришь? — Только тебе, — и приподнимает уголок губ в улыбке. Ви внезапно хочется кинуть в того подушкой, да только энергия на нуле и смысла никакого. Перед тем как закрыть глаза, он видит блеснувшие перед носом жетоны и чувствует, как несуществующие губы касаются его лба. Нет, их связь это просто что-то ненормальное. — Спи, я буду рядом. Почему-то это ощущается гораздо интимнее, чем этот вуайеристичный секс.***
Ви ощущает, как распадается. Он думал, что тогда в мотеле ему было плохо, и уверенность, что он выкарабкается, таяла на глазах. Но сейчас он с трудом продирает глаза на кресле у Вика, чувствуя, как все тело пульсирует от боли. В последние пару дней жизнь не особо-то его и радовала. О, секс был охуенным и горячим, но это, наверное, единственное, что случилось с ним приятного. Обезболивающие помогают с трудом, и он не уверен, что сможет выжить. Что от него останется? Полумертвая оболочка с практически уничтоженными нервными связями и полумертвым мозгом? Он даже знать не хочет, какое там поражение в процентах. Сильверхенд маячит перед креслом, все реже исчезая. Вик говорит, что это последствия почти слепленных вместе сознаний, что до окончательного стирания Ви осталось совсем недолго. Парень это буквально чувствует, потому что иногда его мысли словно заменяются чужими, а тело дергано и оборвано двигается. Что там Джонни вчера сказал, превращение по Кафке? Только тараканов блять не хватало. — Ви, каждый следующий приступ может стать последним, — на лице рипера глубокие темные тени, и всегда уверенные пальцы мелко дрожат, когда он держит в руках шприц. — Надеюсь, это поможет снять боль. Укол иглы он практически не ощущает, но странное копошение на коленях вызывает удивление. — Мисти принесла Мару? — Ви спрашивает хрипло, озадаченно разглядывая лысое и мурчащее животное. Не то чтобы он был фанатом кошек, и кошки в ответ явно не были от него в восторге, но он привязался к этому чудовищу. Особенно к тому, кто сейчас уже в третий раз закуривал. — Ей показалось, что той одиноко в твоей квартире. Тем более времени осталось немного. — Помолчав немного, Виктор добавляет: — Я не в восторге от идеи, пацан. Но ты всегда можешь уйти на своих условиях. — Даже не вздумай! — Сильверхенд вдруг оказывается рядом, и в пылающих глазах слишком много ярости и отчаяния. — А что мне еще остается? Пустить пулю в башку самый безболезненный вариант. — Ви, мать твою. У тебя еще есть варианты. Ты забыл об Альт? — Её я тоже забываю. — Когда в него впериваются две пары одинаково обеспокоенных глаз, Ви понимает, что брякнул это вслух. — Я про мать мою, а не про Альт. Потеря памяти — тоже одно из последствий влияния биочипа. Побочные, черт бы их побрал, эффекты. Вик предупреждал об этом, проведя сканирование еще в первый раз. Иронично, что он так хотел забыть о смерти Джеки и судя по всему, еще чуть-чуть и все растворится в забвении. Ни у него, ни о нем будто и не останется никаких воспоминаний. Всплывает разговор, когда Джонни сказал, что им осталось несколько дней или неделя. Недели у них точно нет, максимум пара дней. И сейчас ему как никогда раньше хочется жить. Он готов терпеть жуткие головные боли, вечное отхаркивание кровью, потери сознания. Но когда Вселенная делала то, что хочет обычный двадцатидвухлетний умирающий парень? — Ты помнишь наш уговор? — Джонни спрашивает в темноте их квартиры. — Что ты сегодня мне все мозги про память выносишь, а? — Ви ворчит, разбирая боеприпасы. Через семь часов он должен встретиться с Панам и подключиться к Альт. Судя по всему, прорываться придется с боем, и он лишь надеется, что не отключится в неподходящий момент. Обидно было бы умереть, схватив шальную пулю, когда он был бы так близко к концу. Только Ви с каждым прошедшим часом все сильнее уверяется, что хорошей концовки у его истории не будет. — Я сдержу свое слово, — тихо произносит Джонни и прислоняется бедром к столу. Теперь он словно пытается наверстать каждую упущенную возможность быть к Ви как можно ближе. Хотя они и так оба находятся в одной голове, куда уж ближе? Тут даже фраза «влезть под кожу» сработала буквально. — Ты про то, что убьешь любого и даже меня? Или что выдерешь мне чип? — спрашивает флегматично, аккуратно прочищая дуло у пистолета. Ёрничать по поводу собственной смерти оказывается интересно, но не особо-то и весело. Судя по убийственному взгляду Джонни, тот шутку не оценил. — Я серьезно. И я бы так не поступил с тобой, — недовольно кривится, нервно дергая железными пальцами. — Ты должен выжить, слышишь? И если надо будет, жить продолжишь именно ты, а не я. Ты. — Джонни... — Не обсуждается, Ви, — в теплых карих глазах столько горечи, что дыхание спирает. Голографические пальцы хоть и неощутимо проходятся по отросшим прядям, но мурашки все равно сбегают по спине. Единственное, чего сейчас хочется парню — уткнуться носом в шею Сильверхенда и заснуть. Ни то, ни другое он не может себе позволить. Как Ви и подозревал, все не просто катится под откос, все идет в пизду, и слова Джонни оказываются пророческими.***
Голос Альт продирает до костей своей мягкостью и безразличием. Но страшнее даже не искусственные интонации, а то, о чем она говорит. — Ви умрет. Он бы проблевался или вообще отключился от ледяного ужаса, но здесь, в этом пиксельном ничто, нет его тела. Здесь нет и времени, и если в реальной жизни не пройдёт и секунды, то здесь пролетят года, десятилетия. Ему уже сложно сказать, сколько он здесь провел. — Ты обещала ему помочь! — Джонни рявкает, и Ви вздрагивает от отдавшей в голову ярости. Эмоции не ощущаются как свои, скорее, он будто слышит их сквозь толщу воды. — Слишком поздно, Джонни. Ваши сознания оказались сильно спутаны друг с другом, и урон от биочипа необратим. — Он выживет, если вернется обратно? — у Сильверхенда голос совсем безумный. — Его организм продержится около шести месяцев по моим подсчетам. Он будет продолжать отторгать сознание Ви. — Блять! Звук врезавшегося кулака в стол откровенно странный. Будто кто-то наступил на стеклянное крошево. Ви старательно отвлекает себя идиотскими мыслями и разглядывает свои существующие-несуществующие ладони. Одно дело — подозревать, что шансов никаких. А другое дело, когда это вываливают прямо на голову, буквально вбивая гвозди в крышку гроба. — Если у меня нет шансов, то Джонни сможет жить в моем теле? — он с трудом узнает свой голос. Охрипший, убитый, жалкий. — Блять, Ви, мы же договорились... — Я ни на что не соглашался, — перебивает, проглатывая горькое отчаяние. — Альт, так у него есть шанс? — Твой организм воспримет его сознание как часть себя, в то время как твоё он воспримет как раковые клетки и будет их уничтожать. Отвечая на твой вопрос — да, у него шанс есть. — Значит решено. Что надо сделать? От внезапно сжавших его плечи рук больно. Но вырваться из железной хватки не получается. — Не вздумай! — изображение Джонни идёт рябью, пропадая кусками и заново появляясь. — Серьезно, Ви, не надо. Тебе помогут с этим справиться. Попробуй пожить хотя бы немного, ради меня. Ради Вика с Мисти. Убеждает его почему-то тихое «Думаешь Джеки бы обрадовался, что ты даже не попытался?» и лоб, прижатый к его. Ви впервые, за долгое время, может дотронуться до раньше неосязаемого конструкта. Фактически, все ощущаемые прикосновения были лишь сошедшими с ума нервными клетками. А сейчас он его чувствует. — Это просто сознания, малыш, здесь нет тел, — и касается руки, где вытатуировано глупое сердце, — Возвращайся. А я сдержу свое обещание, если ты пообещаешь мне кое-что. — Продолжать пытаться? — Ви хмыкает горько, уже зная, что очнется в гулком одиночестве. — Да. А еще — помни обо мне, ладно? Когда Альт уходит с Джонни, единственное, что он ощущает — разрастающуюся пустоту под ребрами. Да-да, тут тела нет, но почему тогда сердце словно сбивается с ритма? — Ви, — голос Альт неожиданно громкий, прошивающий до самого основания. — Пора возвращаться, твое время здесь на исходе. Он чувствует, как в нем поднимается удушливая паника. — Тут же нет времени, ты сама говорила. — Пора уходить. Ты сможешь со мной связаться, я открыла тебе канал. Но он будет работать только в критическом состоянии твоего организма. По всему телу расходятся покалывающие волны и он будто выплывает на поверхность из глубины. Сознание вспыхивает яркими всполохами и гаснет, унося его из странного мира с длинным мостом, разбитыми пикселями и искореженными кусками кода. Это место подарило ему возможность прожить хотя бы полгода, но отобрало того, без кого так пусто в груди. Сделав вдох, Ви открывает глаза.***
Кажется, он мечтал об одиночестве полжизни точно. Пока жил с родителями, чтобы избавиться от их постоянного присутствия. Это было совсем недолго, но все же. Пока работал в разведке «Арасака», каждый день ощущая на себе тысячу следящих глаз. Большой брат следит за тобой, да? Кажется, где-то он это слышал. Но особенно ему хотелось остаться нахрен одному, когда проснувшись, он увидел мужика, который бился затылком о стену, а позже рычал, чтобы Ви вышиб себе мозги. Кто не молил бы об одиночестве, когда в голове поселится террорист-рок-звезда со скверным характером и намерением жестоко убить? Только совсем чокнутые хотели бы остаться с ним наедине. Все поменялось. Не сразу, далеко не в первый день, но поменялось. Одиночество для Ви вдруг стало терять свою ценность. Бесспорно, Сильверхенд был и ублюдком, и вспыльчивым мудаком, но он оказался неожиданно нужен. С его ехидными замечаниями, вечными попытками склонить Ви к курению, с предложениями сжечь нахрен этот город — Ви подозревает, что это просто странная коронная фраза — и потом забуриться в клуб, с идиотскими татуировками и с неожиданной, берущей за душу заботой. И откровенно странной любовью к кошкам, ведь чего только стоили все попытки поиграть с Марой. Упорно ведь пытался, придурок. Ему интересно, что было бы, встреться Джонни с Джеки в реальности? Не то чтобы он сильно жалел, что не может их познакомить. Все же подозрение, что эти двое камня на камне не оставят в Найт Сити, немного пугало. И что они друг другу глотки перегрызут. Джеки из-за своей подозрительности и патологической привычки считать Ви младшим братом, остро нуждающимся в защите. А Джонни просто потому, что он Джонни-мать-его-Сильверхенд, который своим не делится. И который подорвал башню «Арасаки» из-за Альт и... пожертвовал собой ради него. И вот, казалось бы, можно радоваться, ведь мечта сбылась. Ви получил свое долгожданное одиночество. Ни «Арасаки», ни родителей, ни даже Джеки, ни Сильверхенда. Радовался ли он хоть на секунду? Да нихрена подобного. Оно его пугало. Он просыпался в холодном поту, слыша голоса. Один с вечными вставками словечек на испанском, а другой с хриплым и мягким «эй, малыш». Но самое страшное, что на снах все не заканчивалось. Ви буквально видел Джонни, но на этот раз это не был сумасбродный рокер. Это была его личная галлюцинация, которая мучила его днем и ночью. — Ты не настоящий, — он шипит, схватившись за голову, дрожит от недосыпа и слишком ярких эмоций, — Уйди, тебя нет. Тебя больше нет! — Разве я когда-то был настоящим, Ви? — мужчина перед ним наклоняет голову и выглядит точь-в-точь как Сильверхенд. Но только он не исчезает, растворяясь в пискельных глитчах. Он выглядит живым. Парень молчит, вцепившись зубами в правую ладонь. Он не чувствует боли из-за имплантов, заменивших ему плоть и кровь. Когда он первый раз в панике позвонил Вику, тот не на шутку встревожился. Еще бы, вроде как никакого конструкта и в помине быть не должно, а Ви продолжает его видеть. Когда тесты подтвердили, что Ви чист — тому хотелось выть дурным голосом. Над ним попросту изощренно издевалось его собственное сознание. — Ви, это остаточные последствия операции. Это должно пройти, — Виктор говорил тихо и спокойно, хотя было видно, что ему было откровенно не по себе, — просто тебе надо потерпеть немного. Сделаешь это ради меня? Слова отдают тупой болью в затылке. Где-то он уже это слышал. И Ви старается, он терпит. Но, во имя всего святого, как же он заебался. Ви не хочет больше одиночества. Ви хочет, чтобы его тело наконец-то его доконало.***
Проходит два года с того момента, когда Ви просыпается с пустотой в голове. Проходит полтора года, как ему удалили чип. Он больше не умирает, организм не отторгает его же сознание. Но жить, а не существовать, он начал, по ощущениям, совсем недавно. Надо не забыть сказать Панам спасибо. Сложно понять, где его тоска по Джонни, а где это просто последствия разъединения слипшихся личностей. Виктор неоднократно повторял, что такое состояние — нормально, что Ви только кажется, что он потерял часть себя. Все в порядке, никто и ничто больше не пытается его стереть. Ему досталось так много вещей Сильверхенда, что Ви первое время не знал что с ними делать. На шее болтаются жетоны Джонни, машина Джонни блестит боками на улице, пистолет Джонни оттягивает ремень, сделанная Джонни татуировка служит бесконечным напоминанием о прошлом. Но самого Джонни нет. Ви так чертовски сильно по нему скучает. Он ждет, когда конструкт появится, развалившись на стуле и обязательно закинув ноги на стол. Ждет, когда раздастся голос со знакомыми интонациями, которые он так боится забыть. Ждет идиотских комментариев каждому своему действию. Но в его голове абсолютная и гулкая тишина. Первое время Панам сильно на него злилась, кричала, обзывала идиотом. Кажется, Ви ей нравился, еще тогда, в самом начале. Сейчас она ему хорошая подруга, вытащившая из дерьма и не раз помогавшая справиться с этим самым дерьмом. — Хватит сидеть с кислой миной, у меня аж импланты окисляются быстрее чем нужно. Серьезно, поднимай свою задницу и иди что-то делать, говнюк. Ты тут не бесплатно живешь! — Вздох. — Слушай, я понимаю что ты прошел через пиздец. Как и все мы. Пора уже двигаться дальше. И ты знаешь, что я рядом и всегда помогу чем смогу. Ви бесконечно ей благодарен. За все. За то, что помогла выбраться из Найт Сити и начать новую жизнь, за то, что пока он тух у Вика, проходя через многочисленные операции, подружилась с Мисти и лысым чудовищем. За то, что в списке контактов, она в пятерке самых важных. Кстати о Мисти и чудовище. Когда ему пришло сообщение, что «в семье пополнение, ты должен быть рад!», Ви немного охренел. Он сдуру подумал, что Мисти родила ребенка и пытался отчаянно вспомнить, разве у неё виднелся на видео живот. Как выяснилось, речь шла о Маре и шести маленьких, лысых котятах. Панам, увидев мурчащую кошку и крохотные пищащие комочки, едва сама не пищала от умиления. Ему выпала честь назвать нескольких, но он остановился на одном. На бойком, мелком засранце, родившимся с поражением левой лапки. Вот так и появился Джонни-младший с протезом вместо лапы. За эти два года произошло много чего. Он дважды в хлам разъебал мотоцикл Джеки, трижды менял половину деталей в «Порше». Помогал Панам в её зачастую самоубийственных миссиях. И долгое время не хотел жить. Ви помнит, каково это — умирая, отчаянно желать прожить еще несколько минут. Но либо он так свыкся со своим состоянием, либо в нем что-то окончательно надломилось, но сейчас он не чувствует ничего. Разве что само ощущение — знакомо. Он знает, что умирает. В конце концов, он проходил уже через подобное. Очередной «легкий, там всего штука евробаксов» заказ превращается в перестрелку. И как итог, из раны, оставленной крупнокалиберной винтовкой, толчками на сухую пыль выплескивается кровь. Он дышит с трудом, со всхлипами, зажимая с каждой секундой все сильнее слабеющими пальцами рану. Перед глазами пляшут черные мушки, его тошнит и бьет крупной дрожью. — Передай, что я буду скучать, — бормочет испуганной девушке, едва шевеля онемевшими губами. Господи, как же это больно. — Ви, не умирай, борись. Давай же, — горячие ладони тормошат его, не давая глазам закрыться, но он проигрывает опасно притаившейся темноте. — Не засыпай, даже не вздумай! Он пытается бороться, честно пытается не давать себя утянуть в скалящуюся пустоту, но это так сложно. Ви словно застрял в клею, конечности чугунные и каждая мысль медленная, вязкая, тяжелая. Он чувствует отдаленно, как по щекам бьют, пытаясь привести в чувство, как ему кричат что-то и куда-то тащат. Темнота урчит, подбираясь ближе и накрывает его собой, будто плотным и душным одеялом. На последние, тающие крупицы сил, он зовет ту, кто, возможно, сможет ему помочь. Альт.***
— Здравствуй, Ви. В этот раз все иначе. В этот раз он сразу понимает, что назад дороги нет и его не смогут вернуть к жизни. Когда Альт это подтверждает, Ви не шокирован. Ему обидно, что он вот так просто всё бросил, не успев ни с кем попрощаться. Но прощания и слезливые оставленные записки это явно не его стиль. — Я умер? — Почти. Они пытаются тебя спасти. Ви опять в том же самом месте. Перед ним длинный обрывающийся мост, высокие изломанные стены, знакомая скамейка, при виде которой спирает дыхание и темно-красная фигура Альт. Впереди, словно живой и дышащий организм, Стена. — Пойдем. Тебя уже ждут там, — он смотрит на протянутую руку с отголоском сомнения. — Так я умер? — Ты не сможешь вернуться обратно. Твое сердце вот-вот остановится. Пойдем. Раствориться с сотнями, тысячами «душ»? Стать единым целым с Альт? Может, это и не такая уж и плохая концовка.***
Переход за Стену — полная фантасмагория. От откровенно хуевых наркотиков такого не будет. Все плывет, двоится, крошится, стонет. Перед глазами мелькают моменты из его жизни и будто из жизни сотен тысяч людей. Он одновременно все и ничто. Он бесконечность, где планеты — песчинки, а галактики — океаны. Он звездная пыль, распадающаяся на атомы. Он пустота и он же бесконечный звук. Ви вспоминает, мысль мелькает перед ним, что его тут кто-то ждет. Но во всей этой Вселенной, во всем этом хаосе, он с трудом осознает себя. Как он может помнить кого-то еще? До странного знакомый, такой нужный с хрипотцой голос вдруг зовет его. — Эй, малыш... Ви оборачивается.the end