***
- Будь она тут, она бы сказала, что это все херня какая-то и надо хоронить нас в бутылках из под молока, и что такими темпами, выпускники Ковингтона монополизируют кладбище своими пустыми гробами. Дилан как будто просыпается. Это первое, что он действительно слышит, после того момента. Прошло уже три дня и он ответил на нескончаемое количество вопросов от федералов, о чем-то умудрялся разговаривать со своей мамой и даже смог рассказать родителям Мары, как все было. Само собой. На автопилоте. Здесь, сейчас, на похоронах он думал, что вообще уснет под монотонное бубнение священника. Сил плакать не было. “Это шок, вам нужно внимательно за ним наблюдать, когда наступит следующая, так называемая, фаза осознания”, вспомнились ему слова заумного доктора, адресованные его маме. Но вот, из ощущения нереальности происходящего его вырвала колкость от Тэсс. Так просто. Так в духе Мары. Тэсс стояла плотно прижавшись к руке Дилана плечом, в драповом черном пальто; слишком теплом для сегодняшнего дня. С совершенно сумбурным чувством, Дилан понял, что ощущает на своих губах улыбку. Он даже коснулся их пальцами, чтобы убедиться, что он действительно смог улыбнуться. - Да, это точно то, что она бы сказала, - он всматривается в зареванное лицо Тэсс и остро ощущает предстоящее — сегодня ночью, он утонет в своих слезах.***
- Знаешь, она сделала это, - близко глядя на грязь в звеньях цепи, которая держит качели, говорит Дилан. - Мм? - он не знает сколько часов они уже тут зависают вместе с Тэсс, на качелях, где она тоже любила зависать. Дилан на ее сиденье, Тэсс на своем привычном. - Переплюнула похороны моего отца. Теперь её возглавляют лист, - Дилан договаривает и думает о том, как же срано наверно звучат все эти разговоры. - Это же Мара, сынок, - нарочно понизив голос, выдает Тэсс и они оба беззвучно смеются. Дилан хочет продолжить этот разговор в стиле “так сказала бы Мара” и уже даже открывает рот, но бросает взгляд на Тэсс, - я больше не знаю, как жить, - и слезы градом катятся по ее лицу. Через пару минут, сползая под качели в грязный песок, они оба будут сотрясаться в истерике, слегка обнявшись.***
Дом такой тихий и почти весь упакованный. Мертвый. Совсем скоро Карлайлы переезжают, дом уже продан. Отец Мары, мистер Карлайл не брился должно быть со дня похорон и был очень бледен. Мама тоже выглядела чуть живой, но казалась живее если в дом приходили Тэсс или Дилан. Иногда они бывали тут и вместе. - Мы почти ничего не возьмем из эмм… ее вещей. Почти все пойдет на благотворительность, но я подумал ты захочешь взять что-нибудь на память. Бери все, что сочтешь нужным, не стесняйся. Дилан окинул комнату быстрым взглядом, с трудом сдерживая подкатывающие слезы. - Я подожду внизу, не спеши, - мистер Карлайл похлопал его по плечу и скрылся, закрыв в комнату двери. - Сделай глубокий вдох, чувак, - сказал он самому себе вслух и зажал рукой рот, чтобы приглушить рыдания. В чем в этой комнате больше всего Мары? Она здесь была повсюду. Разделена на все эти вещи, в каждой по частице. Дилан поморщился от того, насколько неуместна была эта метафора, учитывая обстоятельства ее смерти. Он медленно прошелся по ее комнате. Ее постель все еще пахла ею. Гирлянды были включены, как будто она просто вышла на минутку и вот-вот снова войдет в комнату, на ходу сочиняя очередной матерный каламбур. И Дилан Ховмайер плачет. Как при танцах с плеером в амбаре, в одиночестве, так же сильно. Или даже сильнее. Он уходит с целой охапкой вещей, попутно думая, что если бы ему позволили, он бы переехал жить в эту комнату.***
Дилан не был пьяницей. Точно нет. На вечеринках он был весьма посредственным собутыльником, и игрок в пив-бонг из него был никакой. Он мог пропустить стаканчик, мог даже пропустить с десяток, но алкоголь не был его страстью и если бы нужно было больше никогда не пить, он бы с легкостью на это согласился. Но в эту ночь, он был в говно. Так бы сказала Мара. Он не помнил, как много выпил и что именно пил, но все плыло и шаталось уже пару часов и он не давал своему организму трезветь, продолжая вливать в себя все, что нашел дома. Когда домашние запасы иссякли, он отправился в ближайший алкомаркет и с пеной у рта доказывал уставшему продавцу, почему ему так нужна эта бутылка текилы. Ему отдали ее бесплатно, после того, как он начал угрожать, что прямо сейчас взорвется и заляпает весь их сраный магазин своими кишками. Он пил и периодически плакал, а после снова пил, и так всю ночь. К шести утра его посетила небывалая доселе в его жизни ярость. Он орал, заставляя обеспокоенных жителей квартала выглядывать из своих домов. Люди молча заходили обратно в свои сонные гнезда, убедившись что это один из выпускников. Никто не хотел иметь с ними дело. В конце концов, никто не хочет отведать на завтрак любимый продукт графа Дракулы, вместо тостов и яичницы. - Ну давай же! Давай, мать твою! Вот сейчас, сейчас! Давай, сучье ты дерьмо! - выкрикивал Дилан в небо, тем самым призывая вселенную сделать его следующим в этой череде спонтанного уничтожения выпускников. Но все тщетно. Безнадежно разыскивая его всю ночь, миссис Ховмайер нашла его спящим, свернувшимся в клубок, на свеже-взрыхленной могиле Мары Карлайл. Мара Карлайл стала последней в череде необъяснимых смертей выпускников старшей школы Ковингтона.