Entropy

зачем даже пытаться?

_________________

Санс лежал на спине в Пустоте, конечности вытянуты, как будто он просто упал туда. Рядом была ​​шахматная доска, но Санс проигнорировал её, уставившись в несуществующее небо. Там, где должен был быть горизонт, вдалеке виднелось странное свечение, то самое, которое он видел в прошлый раз, когда был здесь. Ярко-красное, на этот раз подчёркнутое более слабым отблеском золота. Оно было ближе, чем раньше. Санс и это проигнорировал. Гастер, как всегда, был здесь, медленно кружась вокруг него, как какое-то тёмное облако. — САНС. Ему казалось, что он может вспомнить всё, ну или почти. Воспоминания были притуплены по краям, и думать о них было всё равно, что пытаться видеть сквозь патоку. Патока, точно. Он наконец узнал, что это такое, в той или иной временной линии. Один из тех вопросов, которые возникали постоянно. Патока. Киш под скамейкой. Снеговики с его братом. Пыль на снегу. Лозы. ЛЮБОВЬ. — САНС. Должно быть, это эффект Пустоты. В конце концов, это место существовало вне времени и временных линий, поэтому он лучше запоминал вещи, находясь здесь. Должно быть это то, что чувствовал Гастер. Способный видеть всё, но неспособный собрать части воедино в какой-либо хронологии или масштабе. Неспособный ничего с этим поделать. — САНС. — Ш-ш-ш, — наконец сказал Санс. — Я пытаюсь игнорировать тебя. В воздухе над ним появилось массивное изображение, настолько длинное, что оно простиралось от одного несуществующего горизонта до другого. Временные линии, обычные цветные нити, движущиеся и колеблющиеся, как волосы на ветру. Красный прорезает их всех, а за ними белое пространство. Конец. — ТЫ НЕ МОЖЕШЬ. ИГНОРИРОВАТЬ ЭТО. — Ну смотри, — сказал Санс и закрыл глазницы. Всё растворилось в ничто. Послышалось шипение, как будто ткань трется о кафель, и ощущение чьего-то присутствия, стоящего над ним. — ТЫ СДАЛСЯ? — Я хочу. — Санс слабо усмехнулся. — Но сдамся я или нет, тоже не имеет значения, не так ли? Гастер не ответил. Его присутствие осталось, как будто он наблюдал за Сансом и чего-то ждал. Что бы это ни было, он не добьётся этого. Санс почувствовал, как свет, исходящий от изображения, исчез. Рядом послышался слабый стук дерева, и он приоткрыл глазницу. Шахматная доска сдвинулась и снова появилась рядом с ним. — КАК В СТАРЫЕ ВРЕМЕНА, — сказал Гастер почти мягким голосом. — Не-а, — сказал Санс, снова закрывая глазницы. — Извини, Док. — САНС. — Просто дай мне отдохнуть. Я же сплю, да? Значит должен отдыхать. Ухмылка Санса исчезла. — Док, я… так устал. — Я ЗНАЮ. — Раздался звук, почти похожий на вздох. — НО ЕСТЬ ЕЩЁ КОЕ-ЧТО. ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ. УЗНАТЬ. И СДЕЛАТЬ. АНОМАЛИЯ. ПРИБЛИЖАЕТСЯ. — Она уже здесь. Цветок по имени Флауи. Вот только раньше он называл себя как-то иначе. Не имеет значения. Я ничего из этого не вспомню, когда проснусь. Он убил Папируса шесть раз. Этого я тоже не вспомню. Я умер только один раз. Выглядит нечестно, да? — САНС. — Может быть, если я умру ещё… — САНС. — На этот раз его голос был громче. — ТЫ ДОЛЖЕН УВИДЕТЬ. — Я пытался. Я пытался смотреть на это, Док. Ничего нового нет. Что бы это ни было, я вижу это неправильно. Может быть, я просто не могу. — АНОМАЛИЯ. Гастер сделал паузу, издав тихий звук разочарования, словно пытаясь проанализировать свои мысли и слова. — НЕ ТО. ЧЕМ КАЖЕТСЯ. — Какая разница. — СЕЙЧАС НЕ ВРЕМЯ. СДАВАТЬСЯ. Санс приоткрыл глазницы и уставился в темноту с равнодушным лицом. — С какого хера ты знаешь что-нибудь о времени? — сказал он голосом таким же равнодушным, как и его лицо. — Ты хоть знаешь, как долго ты здесь? Наступило долгое молчание. — Я… Санс услышал то, чего не слышал от Гастера очень долгое время. Это звучало как страх. Неопределённость. — Раньше я думал, что ты просто повторяешься всё время, чтобы донести мне мысль, — сказал Санс, на этот раз тише. — Но это еще не всё. Это также потому, что ты не помнишь, что уже говорил мне. Гастер не ответил. — Я прав, не так ли? Однажды ты сказал мне, что пространство и время больше не значат для тебя одно и то же. Ты сказал, что видишь всё вместе, то, что произошло и произойдет. Так… откуда ты вообще знаешь, что сейчас не время сдаваться? Может быть, я уже это сделал. Может быть, я сдался много лет назад. Санс потянулся к шахматной доске и опрокинул белого короля на бок, после чего скрестил руки на груди. — Мой брат умер шесть раз с тех пор, как этот цветок появился, Док. Когда я проснусь, это будет просто плохое предчувствие. Какие-то подсчётные отметки. Каракули на полях. Но точно, я забыл. Он тебе никогда не нравился с самого начала. Так какое это имеет значение? — ИНОГДА ТЫ ЕГО СПАСАЕШЬ. Санс собирался снова закрыть глазницы, но остановился, нахмурившись. — …Ты только говоришь это, чтобы мне стало лучше? — НЕТ. Санс некоторое время молчал. Он попытался вспомнить любые случаи, когда он спас Папируса. Выкрикнул ли он предупреждение в нужный момент? Вывел своего брата из-под удара? Много раз Санс прислушивался к своей душе — какому-то плохому предчувствию или дежавю. Это всё, что у него было. И много раз Папирус чувствовал то же самое дежавю и правильно действовал. Спасал себя. — КОГДА ТЫ СДАШЬСЯ, — медленно сказал Гастер. — БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ. НИКАКИХ ИНОГДА. Санс смотрел в пустоту. — ЖИЗНЬ ДЛЯ ТЕБЯ. ВСЕГДА БЫЛА ЧЕРЕДОЙ «МОЖЕТ БЫТЬ», САНС. ТЫ ДЕРЖИШЬСЯ ЗА «МОЖЕТ БЫТЬ». ИМЕННО ПОЭТОМУ. ТЫ ПРОЖИЛ ТАК ДОЛГО. ДА? Санс издал тихий стон и прижал руку к глазницам. — Я не… я не знаю, как это сделать, Д– Гастер. Я не могу делать это… вечно, просто. Повторяя. Я не могу. Вот что это означало, верно? Линии. Конец света. Я не думаю… что и дальше буду справляться. Санс почувствовал лёгкое давление на плечо, как будто Гастер приложил к нему руку. Не слишком сильно. Не слишком сжимая. Скромно. Может даже утешающе. — ЦИКЛ МОЖНО РАЗОРВАТЬ. НО НУЖНЫ УСИЛИЯ. ОТ ТЕБЯ. ОТ ВСЕХ. И КАЖДОГО. — Ты не можешь– ты не можешь вот так размахивать надеждой передо мной, Гастер, — сказал Санс, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Ты не можешь так со мной поступить. Гастер некоторое время молчал. Он убрал руку, отступая назад. — ПРЕЖДЕ ЧЕМ СТАНЕТ ЛУЧШЕ. СТАНЕТ МНОГО ХУЖЕ. — Как и большинство вещей. — Санс потёр лицо обеими руками. — Ты… ты можешь доказать мне, что надежда действительно есть? Что ты не просто… говоришь это, чтобы я встал и посмотрел, как мой брат умирает ещё раз? — СМОТРИ ВНИМАТЕЛЬНО. НАУЧИСЬ ВИДЕТЬ. Санс снова опустил руки по бокам и позволил глазницам сомкнуться. — Ладно. — Он глубоко вздохнул. — Теперь можно отдохнуть? — СПИ, САНС. Всё исчезло, и Санс больше не видел снов.

***

Цветок — его звали Флауи, хотя иногда его трудно было вспомнить, — уже некоторое время наблюдал за ним. Вероятно, в течение нескольких временных линии, нескольких Перезагрузок. Он держался подальше от публики, но время от времени Санс видел желтое нечто краем глазницы и поднимал взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как цветок исчезает в земле. Иногда Флауи смотрел издалека с пустым взглядом, не заботясь о том, что Санс может ясно видеть его. Сансу удавалось поймать его пару раз, и он не был уверен, что тогда происходило, но почти сразу после этого случалась Перезагрузка или Сброс. Санс не знал, чего он хочет. Это походило на патовую ситуацию; как будто и Санс, и Флауи ждали, что другой сделает настоящий ход. Чёрт, насколько знал Санс, каждый раз, когда один из них делал ход, Флауи просто Сбрасывал. Не было смысла беспокоиться об этом, поэтому Санс не стал. Он просто пытался присматривать за Папирусом больше, чем обычно, хотя и сдержанно. Ему казалось, что он уже пробовал это. А если и пробовал, то Папирус почти наверняка это заметил. А если бы Папирус заметил, он бы начал задавать вопросы, а потом… В верхней части шестнадцатой страницы его блокнота было что-то написано заглавными буквами: НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ ИМ. Как и большинство советов, оставленных прошлыми Сансами, он воспринял всё серьезно. Это становилось проблемой. Альфис продолжала звонить, желая услышать новости. Сансу отчаянно хотелось рассказать ей о цветке — он чувствовал в душе, что только она способна его остановить. Но он также чувствовал, что рассказать ей об этом было бы ужасной идеей. Так что план состоял в том, чтобы просто попытаться поймать цветок, если он вообще сможет, и доставить его к Альфис. Затем разобраться с последствиями этого решения после того, как аномалия будет уничтожена раз и навсегда. Тем временем Санс продолжал изучать сканер временной линии. В основном это означало много пялиться на дисплей и желать, чтобы что-нибудь выскочило уже. Ничто не менялось, независимо от того, смотрел ли он на это обычным или активированным глазом. Всё было точно так же, две красные линии, искажающие временные линии, и конец света за ними. Санс перепробовал всё, что только мог придумать: преобразовывал изображение в разные файлы, увеличивал и уменьшал масштаб, возился с цветами, пристально смотрел через глаза, пока он не почувствовал, что голова вот-вот взорвётся. Но ничего так и не менялось. История его жизни, подумал он. Ему всё больше и больше казалось, что он дрейфует и плывет по инерции. Просто выполняет движения. Говорит все те же вещи во всех тех же разговорах. Ждёт неизбежного — очередного большого Сброса или когда Флауи наконец сделает то, что собирался сделать. То, что вызывало этот второй ужасный всплеск красного, больше первого и больше оставленного Гастером. Всё это казалось таким… заученным. Единственное, что всё ещё казалось чем-то, это пустое пространство в конце временной линии. Конец света. Оно не пугало его, как в первый раз, но всё равно казалось чем-то, реальным и осязаемым. Казалось на гибель. Цикл можно разорвать, сказал Гастер. И это жалко, как старый учёный хорошо его знал. Как он всё ещё мог манипулировать Сансом после всех этих лет. И то, что сказал Гастер, было где-то в глубине его сознания, и он цеплялся за это, как за спасательный круг. Он цеплялся за это каждый раз, когда чувствовал знакомый толчок, каждый раз, когда чувствовал хоть какое-то дежавю, каждый раз, когда ему приходилось замечать, что всё вокруг повторяется. — САНС! ТЫ ОПЯТЬ ЗАДУМАЛСЯ? Санс медленно моргнул, приходя в себя. Они были на улице. Они лепили снеговиков. Его руки были прижаты к снежному кому диаметром около полутора метров, пальцы растопырены на грязно-белом фоне. Он не был уверен, как долго он стоял здесь вот так, но его фаланги окоченели от холода. — Да, извини. Наверное, ему стоило бы убрать руки, но он держал их там. Холод казался реальным. — ТОГДА ПЕРЕСТАНЬ ДУМАТЬ! — Папирус хмуро смотрел на Санса, мастерски формируя руки своего Снежного Папируса. — ТЫ ЖЕ ЕЩЁ НЕ ЗАКОНЧИЛ! — Не знаю, — сказал Санс, невольно вздохнув. — Я просто немного устал. — Ты почти НИЧЕГО не сделал! Это не Снежный Санс, это Снежная Сфера! Снежный Шар! Трёхмерный Снежный Круг! — Хех. — ХОТЯ БЫ дай бедняге голову! Как он будет УЛЫБАТЬСЯ, если у него даже нет ГОЛОВЫ? — Он и так хорош, — сказал Санс. Он поднял палец и начал чертить неровную улыбку на вершине снежного кома, добавляя несколько линий вместо зубов. — Это СЕРЬЕЗНО всё, что ты собираешься делать? Тебе даже лень лепить снеговиков? В голосе Папируса была неуверенность, но Санс не знал, что с этим делать. Он продолжал обводить зубы, а затем добавил треугольник для отверстия в носу. Папирус тихонько фыркнул, всё ещё хмурясь, когда сделал плечи своего снеговика немного шире. — Я думал, тебе весело. — Мне весело, — сказал Санс, рисуя круги вместо глазниц и точки вместо зрачков. — Просто устал, бро. Прости. Не хотел показаться таким… Он не знал, как закончить предложение, поэтому не стал. Он начертил другую глазницу. — Вот видишь? — Он заставил себя улыбнуться Папирусу. — Он круглый и счастливый. Как я. Палец Санса вонзился в более мягкое место, и возле глазницы упал кусок снега, оставив Ком Санса таким, как будто он был покалечен. — Ой. — Санс немного усмехнулся и пожал плечами. — Ну и ладно. У него теперь крутой шрам. Чего не скажешь обо мне. — Санс… ты хорошо себя чувствуешь? Сансу захотелось сесть, и он сел со стоном и скрипом костей. Боже, он очень устал; похоже, он не выспался прошлой ночью. Он не мог вспомнить. Видимо, он просто никогда не высыпался. Он повернулся, чтобы посмотреть на работающего Папируса. Снежный ком Санса был достаточно большим, чтобы можно было удобно откинуться на него. Папирус остановился, всё ещё держа руки на своей снежной скульптуре, и с явным беспокойством наблюдал за Сансом. — Да, всё отлично, — сказал Санс, всё ещё улыбаясь. Он потянулся, чтобы поднять кусок снега, упавший со снежного кома. — Просто у– — Устал, — закончил за него Папирус, ещё больше нахмурившись. — Ты очень устаёшь в последнее время. Что с тобой происходит? Санс начал крошить кусок снега в руках. — Ничего такого. Папирус снова раздраженно фыркнул. — Ты врёшь. Санс много лгал, но Папирус не часто указывал ему на это. Санс смотрел, как сквозь тонкие кости его рук падают снежинки. При неправильном освещении снег выглядел как пыль. Он и раньше так думал, не так ли? — Ничего особенного, бро, — наконец сказал он. — Так обстоят дела. Хех, просто энтропия, наверное. — Просто ЧТО? — сказал Папирус, звуча немного раздражённо. Как будто он не был уверен, стоит ли указать Сансу на то, что это звучало как очередной уклон. — Энтропия? Это название типа макарон? — Хех, к сожалению, нет. Санс отряхнул руки и сунул их в карманы. Он слабо улыбнулся Папирусу. — Это научная штука. Очень сложная. Тебя это утомит. Папирус скривился и начал делать голову снеговика. — Ну попробуй хотя бы ОБЪЯСНИТЬ! Какое отношение эта… энтропия имеет к твоей усталости? — Хех… хорошо. Ладно. Так вот… нет простого способа объяснить это без упрощения, но в основном… вселенная ленива. Так же ленива, как я. Предпочитает всё делать лёгким путём. Как вода, идущая по пути наименьшего сопротивления. Понимаешь? — Пожалуй. — Папирус нахмурился, явно не уверенный, к чему всё идет. — Я НЕ УВЕРЕН, что мне нравится идея ЛЕНИВОЙ вселенной! Может, Вселенной просто нужен кто-то, кто СКАЖЕТ ЕЙ ПОДНЯТЬ СВОИ НОСКИ! Санс издал смешок. — Да, возможно. Но… в том-то и дело. Им легче быть в беспорядке. Когда носки валяются по всему полу. Когда снег просто оседает там, где падает, а не становится частью снежного кома. Требуется усилие, чтобы подобрать носки, сложить их и убрать. Усилие скатывать снежок. Понимаешь? — Я ПОНИМАЮ, но НЕ УВЕРЕН, К ЧЕМУ ТЫ ВЕДЁШЬ! Санс тоже не был полностью уверен. Он не был уверен, почему он говорит всё это. Он никогда не говорил о науке с Папирусом. Может, он просто хотел хоть раз объясниться. — У вселенной не так уж много энергии в избытке. — Санс сомкнул глазницы. Ему казалось, что он вернулся в колледж и слушает лекцию профессора физики. — Есть всевозможные силы, соединяющие вещи — гравитация, магнетизм, новые идеи. Но энтропия — это то, что разрывает вещи. Это разрушение. Вещи ломаются. Ты сбиваешь вазу со стола, и она разбивается, да? И так она останется навсегда. — Но это… НЕ ПРАВДА, — сказал Папирус, и Санс услышал, как он топает ногой, становясь всё более и более взбудораженным. — Можно просто СКЛЕИТЬ ИХ ВМЕСТЕ! — Но это будет не то же самое, — указал Санс, приоткрывая глазницу. — Останутся трещины. Она может больше не держать воду. И с этого момента она будет легче ломаться. Приходится прилагать усилия, чтобы склеить обратно. Легче просто выбросить. — Даже… ДАЖЕ ТАК! — Папирус слишком сильно стянул свой шарф и намотал его на шею Снежного Папируса. — Всё равно стоит ПОПРОБОВАТЬ! ПОКУПАТЬ НОВУЮ ВАЗУ — ПУСТАЯ ТРАТА ДЕНЕГ, КОГДА МОЖНО ПРОСТО ПОЧИНИТЬ СТАРУЮ! ВАЗА МОЖЕТ БЫТЬ ПРИГОДНОЙ! ТЫ НЕ УЗНАЕШЬ, ПОКА НЕ ПОПРОБУЕШЬ! — Это… хех, бро. — Санс ласково усмехнулся. Ну конечно Папирус даст отпор законам физики. — Это не совсем риторический или моральный аргумент. Это… факт. Это математика. Просто так устроена вселенная. Энтропия всегда увеличивается. — Ну, мне это НЕ НРАВИТСЯ! — Папирус фыркнул и скрестил руки на груди, отступив назад, созерцая свой завершённый Снежный Папирус. — Зачем ты мне это рассказываешь? Санс немного помолчал, наблюдая прикрытыми глазницами, как Папирус постукивал ногой и смотрел на снег. Обычно он был так счастлив, когда заканчивал эту скульптуру. Так горд. И он имел полное право быть. Папирус был чертовски изобретателен. Талантлив в искусстве. Он всегда гордился тем, что делал. И вот Санс всё испортил ему. — При достаточном количестве времени, — медленно начал он, — всё ломается. Звёзды, машины, вазы, вселенная. Всё живое. Всё со временем изнашивается. И можно попытаться починить вазу, но… она уже никогда не будет такой, как раньше. Она всегда будет чуть сломанной. А затем ещё чуть-чуть, и ещё. Пока не исчезнет. — Санс. — Голос Папируса стал мягким. — Брат, она не… должна быть идеальной. Она не должна быть такой же, как раньше. Она ещё– она ещё не может просто ИСЧЕЗНУТЬ. НЕТ. Всё равно стоит ПОЧИНИТЬ ЕЁ и ПОСТАВИТЬ СНОВА НА ПОЛКУ. Она не должна быть ИДЕАЛЬНОЙ, ей просто– нужен клей. И ПОДНЯТЬ СВОИ НОСКИ. Санс отвёл взгляд далеко. Ох. Так вот оно что. В этом был смысл, подумал он. Можно и придерживаться метафоры. — Ну, эм… ты прав, она ещё не исчезнет. — Он не мог позволить Папирусу так думать; тогда он никогда не сможет перестать беспокоиться. — Ещё не совсем. Дело в том, что энтропия, эм, занимает очень много времени. Очень, очень много. Больше, чем ты думаешь. — Санс остановился. — Тем не менее, нет же смысла сопротивляться этому? Всё равно это произойдёт в любом случае. Это неизбежно. — НО ЭТО ЕЩЁ– ЭТО НЕ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН ОТРЕКАТЬСЯ ОТ ЧЕГО-ТО, ПОКА ОНО НЕ ИСЧЕЗЛО! — Папирус снова топнул ногой. — Я НЕ ОТРЕКУСЬ ОТ ТЕБЯ, САНС. Санс уставился на него. — Ох. Бросаем метафору? Ладно. Ну знаешь… — Санс снова закрыл глазницы, не желая видеть выражение лица Папируса. — Я родился сломленным. Помнишь? Вышел неправильным. Так что… думаю, у меня есть фора. У Папируса перехватило дыхание. — Ты же знаешь, что Я НЕНАВИЖУ, когда ты так говоришь, Санс. — Ну и догадайся, почему я никогда не говорю об этом? Нет. Нет, он не это хотел сказать. Он продолжал не смотреть на него. — Санс– — Прости, — выпалил Санс, и он больше не мог держать свои глазницы закрытыми. Он посмотрел на Папируса. Его брат выглядел таким обиженным, как и опасался Санс. — Прости. Я не это имел в виду. Я не… я бы никогда не стал винить тебя. Ты просто… волнуешься, и я… — Санс вздохнул и покачал головой. — Ты же знаешь, я ненавижу заставлять тебя волноваться. Папирус схватился за свою руку и отвернулся. — …Я знаю. — Просто… — Санс вздохнул и откинул голову назад, глядя на потолок, который навсегда потерялся во тьме. — Просто забудь, что я сказал, ладно? Всю эту… научную чепуху. Всё это не имеет значения. Санс услышал приближающиеся шаги Папируса и, оглянувшись, увидел своего брата, скрестившего ноги на снегу прямо перед ним. Он не совсем смотрел Сансу в глазницу. Он выглядел усталым. И грустным. Он выглядел таким грустным. — Я не думаю, что ты когда-либо… говорил мне, каково это для тебя, — тихо сказал Папирус. — Быть ​​таким, какой ты есть. Ты никогда не говорил: «Вот что это значит для меня». Всю свою жизнь я просто– видел это и догадывался. — Ты… — У Санса было ощущение, что он задыхается. — Ты был хорош в этом, бро. Папирус слегка кивнул и наклонил голову. — Я многое вижу, Санс. — Я знаю. — Например, насколько хуже тебе стало в последнее время. Это произошло так внезапно… вот только это не так, да? Санс уставился на него, слишком поздно заметив, что он дрожит. Папирус тоже. — Да. — Что с тобой произошло? С чего он вообще мог начать? Даже если он расскажет ему, с чего он вообще мог начать? С его обречённого рождения? С того момента, когда он поскользнулся на последней ступеньке, потерял равновесие и ударился об пол, сбив его ОЗ в лимбо Падения? С момента, когда он услышал голос Папируса, говорящего, что он не сдастся? С момента, когда он взял промокший кусок книги под названием «Космос» и увидел целые картинки? С момента, когда он понял, что их родители не вернутся за ними? С момента, когда он получил письмо о зачислении в университет? С момента, когда он встретил Гастера? С момента, когда ему пришла в голову идея построить машину времени? С момента, когда Гастер направил рентгеновский аппарат на душу Санса и сказал ему, что всё будет в порядке? С момента, когда он понял, что именно Гастер сделал с собой, что он ввёл себе, на что он теперь может быть способен? С момента, когда он впервые почувствовал ЛЮБОВЬ? С момента, когда он увидел Гастер-Бластер? С момента, когда Гастер наконец объяснил свой план и что должно было случиться? С момента, когда он почувствовал, как зелёная магия сомкнулась над его душой, как будто Гастер держал её в своей руке? С момента, когда всё рухнуло? С момента, когда он вышел из машины в эту изломанную временную линию? Это началось не с аномалии. Это началось вовсе не с Санса. Может, просто так всё устроено. — Я не могу, Папирус, — сказал он наконец, слова вырывались из него, как будто формирование звуков истощало его. — Прости. Папирус снова медленно кивнул, как будто ожидал этого ответа. Но Санс не упустил разочарование на его лице. — Даже так, — сказал Папирус почти шёпотом. — Даже если ты не можешь мне сказать. Даже если я буду волноваться и… если мне будет очень грустно… видеть тебя таким. Я всё ещё рад, что ты сказал мне. Я рад, что наконец-то знаю, каково это, что ты рассказал. Я рад, что на этот раз мне не нужно гадать. Папирус даже улыбнулся. Хоть и слабо, но улыбнулся. — Потому что теперь я чувствую, что могу помочь тебе лучше. — Ты уже помогаешь мне, бро, — ответил Санс. — Каждый день. — Но теперь я могу лучше! Ты сказал, что новые идеи — ВРАГ твоей… энтропии, верно? Что ж, Великий Папирус ПОЛОН идеи! — Хех. — Санс слабо улыбнулся. — Тебе не нужно делать ничего, чем просто… быть. Знаешь? Папирус наклонился вперёд с решительным выражением лица. — Но я ХОЧУ этого, Санс! Может, ты прав, и это невозможно ОСТАНОВИТЬ… но я могу немного постараться, чтобы ТЫ немного постарался! Я хочу хотя бы ПОМОЧЬ БОЛЬШЕ. Когда вселенная даёт тебе плохое время, Я ДАЮ ПЛОХОЕ ВРЕМЯ ВСЕЛЕННОЙ! НЬЕХ! Санс не смог сдержать смешок. Боже, Папирус действительно не знал, как сильно он помогал, просто существуя. Просто бывая Папирусом. Просто живя. — Ты никогда не сдашься и не отрекёшься от меня, хах. — ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС НИКОГДА НЕ СДАЁТСЯ! — Это единственное, что иногда помогает мне двигаться дальше, Папирус. — Санс сложил руки и уставился на свои колени. — Это единственное, что тогда заставило меня встать. — ТЫ… — Папирус замолчал, когда понял, что говорит Санс. — Правда? — Похоже, я никогда не говорил тебе. — Неудивительно, подумал Санс. — Тогда. Я мог что-то слышать иногда. Я слышал, как Мама вошла и сказала тебе вернуться в свою комнату и лечь спать. Потому что ты был слишком громким. Она была такой– она всегда говорила тебе, чтобы ты молчал. — Брат, я не… это… Папирус спотыкался на своих словах, сбитый с толку. Вероятно, он не помнил подробностей той ночи. Он был таким маленьким. И Санс никогда не говорил об этом, а теперь поднимает эту тему ни с того ни с сего. И с точки зрения Папируса, это было дважды за один месяц. Он ведь говорил об этом всего несколько дней назад, когда Пала миссис Дрейк. Это было всего несколько дней назад. Это хоть что-то значило? — Ты сказал ей, что останешься со мной, — продолжил Санс с широкой и хрупкой улыбкой. — Она говорила тебе сдаться, а ты ответил, что никогда не сдашься. И ты не сдался. Это… был единственный раз, когда ты так противостоял ей. Я всё это слышал. А на следующее утро я… встал. Папирус ничего не сказал, но Санс чувствовал, как его глазницы прожигают в нём дыры. — Я не знаю, откуда у тебя столько решимости и честности, — тихо сказал Санс. — Не от них. Не от меня. Может быть… просто все эти качества должны были проявиться хоть в ком-то. Чтобы компенсировать то, насколько… никчёмными были мы трое. — Санс– — Ты вырос таким хорошим, Папирус. Я должен говорить это чаще, но я… горжусь тобой. Следующее, что осознал Санс, это то, что Папирус обнимал его. Санс не двигался, обмякнув в его руках. Он уронил голову на грудь Папируса. Папирус не сразу заговорил и просто молча держал его. Санс чувствовал, как его брат дрожит. Единственной связной мыслью в его голове было то, что это, возможно, случалось раньше. Всё это. Весь разговор. Всё, что могло произойти, вероятно, уже произошло. — Я… тоже горжусь тобой, брат, — сказал Папирус мягче, чем Санс заслуживал. — И спасибо тебе. Но не мог бы– прошу, не мог бы ты просто– не мог бы ты просто сказать мне, что не так? Можешь просто сказать мне, что происходит? Санс не двигался. Он дрейфовал. Засыпал. Всегда было легче спать, когда Папирус был рядом. Похоже, он действительно устал больше, чем думал. — Энтропия, бро, — ответил он, снова закрывая глазницы. — Что тут ещё можно сказать?

***

Однажды ночью Санс тащился домой из «Гриллби», когда увидел движение в снегу в паре метров перед собой. Через мгновение цветок выскочил из-под снега со своей улыбкой. — Приветик, Санс! — сказал он весело. — Я подумал, может… — Пока, — сказал Санс и вызвал Гастер-Бластер прямо над цветком, выстрелив из него. Взрыв выбил соседнее окно и осветил половину улицы. Когда свет померк, в снегу не осталось ничего, кроме небольшой воронки. Санс опустил руку и вздохнул про себя. Однажды ночью Санс тащился домой из «Гриллби», когда… Он резко остановился, уже подняв руку и щурясь на улицу впереди себя. Позади него раздался голос. — Эй, как насчет того, чтобы не убивать меня, как только я здороваюсь, придурок! Санс развернулся, вызывая на ходу Гастер-Бластер, и его глаз зажёгся на полсекунды. Как всегда, ему казалось, что это забивает гвоздь в его череп. Бластер появился над его головой и прицелился. Цветок стоял позади него, и он поднял свои листья в защитном жесте, глядя на Бластер широко раскрытыми глазами. — Окей, хватит, — раздраженно сказал он. — На этот раз я просто хочу поговорить– всего на секунду! Вау… так вот как они выглядят. Похоже на череп дракона. Почти как… Цветок замолчал, не заканчивая фразу и сморщившись. Санс колебался, держа руку поднятой с открытой челюстью Бластера. — Поговорить, значит. — Ага! Всего лишь дружеская беседа! Когда-то мы были друзьями, знаешь ли. Ты рассказывал мне много всякой всячины! Ты даже говорил, как ценишь то, что я дружу с Папирусом! Эй… а у него тоже есть эти черепа? Или так могут только скелеты? Санс опустил руку и сунул их в карманы. Бластер так и остался висеть в воздухе. Санс смутно подумал, видят ли это какие-нибудь горожане. К счастью, мир может Перезагрузиться до того, как ему придётся объясняться. — Знаешь, — медленно начал он, решив, что всё это на самом деле не имеет значения. — Думаю, мы оба очень хотим друг другу кости пересчитать. — Боже, я тебя ненавижу. — Ухмылка цветка превратилась в гримасу. — Но сделка есть сделка! Я рад, что ты хотя бы образумился. Санс пожал плечами. — Не очень большой любитель изюма. — Заткнись, — рявкнул цветок. — Скажи мне, Санс, и будь честен! Ты знаешь моё имя? Это была не та ложь, которую Санс мог надеяться сохранить, поэтому он сказал: — Не-а. — Значит, ты помнишь не всё. — Цветок немного согнулся, как будто он наклонил голову. — Интересно. Но ты всё ещё помнишь больше, чем большинство из них. Что делает тебя таким особенным? Санс на мгновение замолчал, почёсывая пальцем затылок, как будто он реально думал об этом. — Иногда я пью кетчуп из бутылки. Это считается? — Агх, нет! Я пытаюсь быть серьёзным! — Цветок прищурился на него, на мгновение выглядя так, будто он надулся. — Слушай. Некоторые из них иногда что-то помнят. Они испытывают странные чувства. Они смотрят на меня так, будто видели меня раньше. Но ты? Ты немного другой. Ты помнишь достаточно, чтобы попытаться утаить что-то от меня. И ты достаточно силён, чтобы убить меня, хоть и слаб. Я думал, что король Азгор был финальным боссом… но это ты, я прав? Санс уставился на него. Цветок посмотрел мимо него и немного скривился. — Слушай, ты можешь пока избавиться от этой штуки? Она немного жуткая. Как будто живая что ли. Санс со щелчком закрыл челюсть Бластера. — Так вот что это для тебя? — осторожно спросил Санс. — Игра? — Конечно же это игра, — ответил цветок, закатывая глаза. — Всё это просто игра, а я протагонист. А вы просто НПС. Вы все, даже Король и Королева. Как ты думаешь, почему вы все говорите одно и то же снова и снова? Почему только определённые монстры доставляют мне неприятности? Сохранения, Сбросы… Монстры-Боссы… Взгляд цветка на мгновение замер, лепестки чуть-чуть шевельнулись. На кратчайший миг он выглядел почти… грустным. Потом это исчезло. — Когда можно Сбросить и сделать всё заново, поговорить со всеми теми же монстрами, услышать все те же диалоги, открыть каждый спрятанный секрет… на что это ещё похоже? Я не могу заботиться ни о ком из вас, да и не должен. Потому что нет никакой необходимости заботиться об игре. Ты же понимаешь? — Нет, — ответил Санс. — Я правда не понимаю. — Конечно же нет, — сказал цветок, снова улыбаясь. — Потому что даже если ты финальный босс, ты всё равно всего лишь НПС. Ты уже умирал раньше, но я ещё не побеждал тебя, так? Может, когда я сделаю это, игра будет окончена. И… тогда, наверное, я смогу наконец отдохнуть. Наверное, тогда я смогу увидеть его снова. Как мрачно, подумал Санс. Но он полагал, что это было единственное, за что он не мог по-настоящему судить о цветке. Отдых звучал очень хорошо, в конце концов. — Ты думаешь, тот, кого ты хочешь увидеть, захочет тебя, когда всё закончится? Или же он не возражает против компании бездушного маленького убийцы. Шипы заторчали из стебля цветка, словно кошка, выпускающая когти. — Ты не вправе говорить о нём, мусорка, — сказал цветок. — Более того– — Не-не, знаешь что? Думаю, настала моя очередь сказать кое-что. Санс сделал шаг вперёд. Щелчком пальца Бластер снова открыл челюсть. Глаза цветка метались между Сансом и Бластером, слегка нахмурившись. — Ты слишком много говоришь для цветка, — сказал Санс, широко улыбаясь. — Даже больше, чем Эхо-Цветок, а это говорит о многом. Но всё, что ты говоришь, так же пусто и бессмысленно, как и они. Он сделал ещё шаг, и на этот раз цветок дёрнулся. — Значит, ты думаешь, что это всё игра. Все мы просто прокручиваем строки диалога. И ты какой-то маленький охотник за достижениями, пытающийся выжать максимум из игры, прежде чем бросить её навсегда. Может, я должен быть польщён тем, что я твой финальный босс. Но если такой парень, как я, твой финальный босс… Санс усмехнулся, и его зрачки погасли. — Тогда ты знатно облажался. Цветок зашипел сквозь стиснутые зубы. — Слушай сюда, ты, тупой мелкий… — Нет, на этот раз тебе придётся выслушать мой диалог. Это не кат-сцена, которую можно пропустить. Бластер издал низкий грохочущий звук. Это была магическая отдача от столь долгой подготовки, но звучала она как рычание огромного животного. На мгновение цветок выглядел испуганным. — Подумай об этом, росток, — сказал Санс, разводя руками. — Если парень с такой статистикой, как у меня, парень, который держится особняком и не поднимает шумиху, который просто хочет, чтобы его, блядь, оставили в покое, является твоим финальным чёртовым боссом, то эта твоя игра вот-вот даст тебе пощечину, ты так не думаешь? Тогда тебе предстоит очень плохое время. Ты хотел знать, откуда я знаю всё это? Ты никогда не узнаешь. И ты не можешь разыграть карту «ты уже говорил мне раньше», потому что я никому об этом не говорю. Ты правда думаешь, что у тебя есть полная картина происходящего? Что ты нашел все секреты и… как их называют. Пасхалки? Будь реа-лист-ом, Золотце. Есть вещи, о которых ты никогда не сможешь узнать. Вещи, которые ты даже не можешь понять. Что бы ты ни делал, сколько бы раз не Сбрасывал, ты никогда не найдёшь всего этого. Потому что это не игра, дружок. Это жизнь. В жизни ты никогда не получишь ответы на все вопросы. Никогда. Цветок уставился на него, и Сансу могло показаться, что он дрожит. Отлично. — Т-ты… — Цветок выпрямился и попытался снова. — Ты всё это практиковал перед зеркалом или что? — Кто знает? — ответил Санс с фальшивой радостью. — Для тебя это всё заранее запрограммированный диалог, верно? — Скоро всё закончится, Санс, — сказал цветок, снова стиснув зубы. — Всё, что я обещал тебе в прошлом, я сделаю. Я убью всех, кого ты любишь. Снова и снова. Я уже много раз убивал Папируса. Твоих друзей в том дурацком баре, твою… хи-хи, твою подругу в Руинах, я её тоже убил! И Альфис, ты с ней тоже дружишь, да? Я убил её больше, чем кого-либо! Она самая лёгкая. Иногда она даже делает это за меня, если я говорю правильные вещи! Это весело! И я продолжу это делать, Санс! Я убью их всех столько раз, сколько потребуется. — Ага, — сказал Санс, в его голосе звучала усталость. У него даже не было сил, чтобы вернуть зрачки. Тем лучше, подумал он. — Ага, думаю, ты так и поступишь. Но вот ещё что. Корень того, к чему я клоню. Видишь ли, если твой финальный босс — парень, который знает всё, который знает, что ты уже убил всех, кто ему дорог… это утомляет. Я утомляюсь. Устаю. Цветок злобно ухмыльнулся. — Таков план, Санс! Скоро– Кость выскочила из снега и пронзила один из листьев цветка. Цветок зашипел и попытался вырваться. Его лист начал рваться. — Заткнись, Флауи, — сказал Санс, вспомнив имя. — Я не закончил. Да. Я устаю. Ещё чуть-чуть… и скоро. Мне уже будет нечего терять. Санс сделал ещё один шаг вперед и встал над Флауи, уставившись на него чёрными и мёртвыми глазницами. — Нет ничего опаснее монстра, которому нечего терять. Бластер выстрелил. Флауи разорвал свой лист пополам и исчез под землёй, едва сумев увернуться от магии. Больше он не вылез. Санс опустил руку и вздохнул. — Скоро увидимся, протагонист.

***

В тот день, когда это случилось, Санс не получил предупреждения. Ни звонков от стражей, ни сигнала. Это был обычный конец обычного дня, и Санс сидел за дверью Руин. Он замолчал на середине описания своей последней неудачи с выпечкой, слегка приподняв голову и принюхиваясь. Что-то пахло дымом. Это был не сигаретный дым. Это были даже не подгоревшие лакомства для собак, которые пахли очень похоже. Это больше походило на запах костра. — А потом? — спросила дама по ту сторону двери. — Ты слишком сильно разогрел духовку или дело было в муке? — Э-э, извини. — Санс снова принюхался. Запах был слабый, но стойкий. — У тебя там пирог случайно не подгорел? — Я ещё не пекла сегодня, — ответила дама. — Что-то не так? — Я чувствую запах дыма. — Санс поднялся на ноги, упираясь рукой в ​​дверь. Он покосился на лес, пытаясь разглядеть, нет ли поблизости костров. В лесу было запрещено разводить костры, так как деревья были слишком ломкими, но местные подростки всё же иногда это делали. Он не увидел никакого свечения или мерцания. — Я ничего не чувствую, — сказала дама с беспокойством в голосе. — Похоже, это на твоей стороне. Ощущения дежавю не было, но у Санса сразу появилось плохое предчувствие. — Я скоро вернусь, — сказал он. — Просто пойду осмотрюсь. — Будь осторожен, мой друг. — Хех, всегда. С этими словами Санс телепортировался, приземлившись на мост и осматриваясь. Запах был лишь немного сильнее, чем у двери. Должно быть, он исходил из глубины леса или со стороны города. Санс телепортировался на станцию ​​Догго. — Эй, Догго, ты… К этому времени Догго обычно выпрыгивал из кожи и кричал Сансу, чтобы тот не пугал его. Но ответа не последовало. Санс нахмурился и проверил за станцией. Но не было ничего, кроме полупустой коробки собачьих лакомств. Санс вытащил из кармана телефон и проверил сообщения. Либо Догго был в патруле, либо его по какой-то причине отозвали со своего поста. Если бы возникла чрезвычайная ситуация, Санс получил бы предупреждение, как и все остальные часовые. Но ни новых сообщений, ни пропущенных звонков не было. Ничего. — Догго? — Санс немного повысил голос, снова вглядываясь в лес. — Ты здесь? Нет ответа. Санс снова телепортировался, на этот раз в скальное образование возле утёса за пределами города. Папирус раскрасил его недавно, чтобы он выглядел как фотореалистичный мост. Санс телепортировался на середину моста и остановился, глядя в сторону города. Тут и там был ещё участок деревьев, но запах дыма был ещё сильнее. И Санс мог видеть мерцающий свет сквозь деревья. — Вот чёрт… Санс телепортировался и снова появился возле знака «Добро пожаловать в Сноудин», затем тут же отшатнулся, когда его встретила жара. Город Сноудин был в огне. Пламя перескакивало со здания на здание, такое яркое, что было трудно разглядеть или разобрать детали. Санс поднял руку, чтобы прикрыть глазницы, и отступил. Жара была настолько сильной, что почти весь снег растаял. Монстры бегали повсюду, пытаясь спастись от пламени и отчаянно пытаясь потушить огонь. Санс едва мог разглядеть, как Ледяной Волк возглавляет бригаду с вёдрами. — О боже. Папирус был где-то там… все были где-то там. Если на земле уже была пыль, то разглядеть её было невозможно. Санс отчаянно огляделся, пытаясь найти свободное место, куда он мог бы телепортироваться. Все здания в поле зрения горели, но улицы в основном были свободны. Санс телепортировался к месту рядом с декоративным деревом в центре города, приземлившись как раз, когда само дерево загорелось. Он начал пятиться и выругался, когда почувствовал, как что-то врезалось в него сзади. Санс потерял равновесие и упал на бок. — Чёрт. — Ой-ой… Санс перекатился на колени и заметил на земле Монстр Кида, испачканного сажей и пытающегося использовать свой хвост, чтобы вернуться в вертикальное положение. — Погоди, держу. Санс вскочил на ноги и схватил Монстр Кида сзади за рубашку. Он поднял его обратно. — С-спасибо– берегись! Монстр Кид впился зубами в рукав Санса и потянул его прочь, как раз в тот момент, когда пылающая ветка дерева рухнула вниз, уничтожив подарки брызгами тлеющих углей. — Мы должны выбираться отсюда! — закричал Монстр Кид, дрожь сотрясала всё его тело. Санс снова схватил его за рубашку. — Короткий путь, держись. Он телепортировал их обоих на противоположную сторону города, недалеко от границы с Водопадом. Здесь было меньше деревьев, поэтому огонь не распространился так далеко. Санс отпустил рубашку ребенка, как только тот приземлился. Монстр Кид огляделся и удивлённо моргнул. — Где… как…? — Короткий путь. У тебя всё нормально? — Я-я в порядке, но как… что происходит? — Слёзы начали наворачиваться на его глазах. — Я пытался найти свою с-сестру, но огонь распространялся так быстро… — Как это случилось? — спросил Санс, глядя на пламя. — Как это началось? — Я-я не знаю! Т-ты не видел мою маму? — Я… я только что вернулся. Никто– Ты не видел моего брата? — Папируса? Н-нет. — Монстр Кид немного всхлипнул. — Все б-бежали к Водопаду. — Тогда ты должен сделать то же самое, — сказал Санс, выпрямляясь. Он наблюдал, как мистер Дрейк и его сын бежали к границе. — Как только переберёшься через этот первый ручей, ты будешь в безопасности. — Н-но моя семья! — Они уже могут быть там, но я попробую найти их. Я иду назад. — Но ты можешь умереть! Санс пожал плечами. Это не важно. — Просто беги, ладно? Ты должен выжить. Понял? Санс не был уверен, как выглядело его собственное лицо, но Монстр Кид отступил от него на шаг, снова расширив глаза. — Л-ладно… Санс не стал ждать, пока ребёнок побежит. Он телепортировался обратно в центр города. Он должен найти своего брата. Если он найдёт кого-нибудь до этого, то сможет доставить и их в безопасное место, но это тоже не важно. Санс поднял руку, прикрывая лицо, и пошёл по городу в рандомном направлении. Бригада Ледяного Волка уже начала тушить пожары в северной части города. Целый отряд Вошуа прорезал пламя со стороны Водопада, с отработанной лёгкостью распыляя магию воды по цели. Санс был почти у своего дома, когда заметил Гриллби, который вёл большую группу к Водопаду и раскинул руки, направляя огонь в широкое кольцо вокруг выживших. Санс увидел некоторых завсегдатаев, а также горстку горожан. — Гриллби! Гриллби даже не повернулся к нему, его концентрация не дрогнула ни на мгновение. — Санс, пойдём с нами, — сказал он, как всегда, мягко и спокойно. — Мы почти на месте. — Мне нужно найти Папируса. — Рядом прогремел взрыв, дом рухнул, окна вылетели на улицу. Кто-то закричал. — Мёртвый ты ему не поможешь, — прошипел Гриллби, отодвигая огонь ещё немного. — Ты его видел или нет? — Санс повернулся к остальным. — Кто-нибудь его видел? — Я… я видел, как он направлялся в северную часть города, — сказал Панки, указывая направление. Санс заметил пыль, просачивающуюся от ожога на его боку. — М-может, он вместе с бригадой? Санс исчез. Он приземлился в северной части города, в опасной близости от горящего дома. Он пошатнулся и закашлялся, когда его грудная клетка наполнилась жаром и дымом. — Помогите, кто-нибудь! Санс заморгал сквозь дым слезящимися глазницами. Это были два ледяных слизняка, дрожащие в переднем дворе. Их дом был в огне. Санс увидел отряд Ледяного Волка всего в нескольких метрах от себя, но подавил проклятие и заставил себя бежать к детям-слизнякам. — Эй– эй, давайте, — сказал он, снова кашляя. — Нам нужно уходить, быстрее. Я знаю короткий путь. — Мы не можем уйти! — закричал один из детей. — Мама и папа всё ещё внутри! Одно из окон в доме взорвалось, и раздался звук, как будто тысяча костей сломалась одновременно, когда обрушилась часть крыши. Осколки стекла и дерева посыпались на них троих. Санс затаил дыхание, схватил обоих детей и телепортировался. Они снова появились возле границы Водопада, и Санс немного споткнулся на площадке из-за головокружения. Слишком много коротких путей, слишком много стресса. Оба ребёнка закричали. — Нет-нет! — Мамочка! Папочка! — Всё хорошо, — сказал Санс, зная, что это не так. — Всё хорошо. Ш-ш-ш, ничего, их кто-нибудь спасёт, ладно? Тела детей сотрясались от рыданий. Санс увидел пару Айс Капов, выбегающих из города и направляющихся к Водопаду. — Эй! — Санс помахал им. — Эй, вы оба! — Санс? — Что– — Отведите этих детей в Водопад, ладно? — сказал он, вставая на ноги. Он мягко подтолкнул детей к ним. — Но а как же–? Санс не стал ждать. Он снова телепортировался, приземлившись в северной части города, почти там же, где был раньше. Дом детей разлетался на куски, пламя вырывалось из разбитых окон. Может быть, родители выживут. Если они пережили пламя, они должны быть в безопасности под обломками. Слизни могли проходить через небольшие пространства. Не его проблема. Санс направился к бригаде, прикрывая глазницы и снова кашляя. Он увидел, как члены бригады кричат ​​друг другу, но не слышал их. Он понятия не имел, насколько громким может быть огонь. Это было похоже на рёв какого-то очень огромного животного. Догами и Догаресса были частью бригады и заметили Санса, прежде чем он смог добраться до них. У обоих были ожоги на меху, и они тяжело дышали. — (Санс, что ты здесь делаешь?) — Санс, ты должен уйти в безопасное место, здесь слишком опасно. — Мне нужно найти Папируса, — сказал Санс, вздрогнув, когда что-то поблизости издало ужасный треск. — Кто-то сказал, что он шёл в этом направлении. Быстрое сканирование бригады подсказало ему, что Папируса здесь нет. — (Он направлялся к концу улицы), — подсказала Догаресса, передавая пустое ведро вдоль линии. — Монстры всё ещё заперты в своих домах. Папирус пошёл им на помощь. — Чёрт… — Санс начал было отворачиваться, но тут кто-то сунул ему в руки ведро. Оно было настолько тяжелым, что Санс чуть не уронил его, согнувшись от напряжения. — Раз уж ты здесь, сделай что-нибудь полезное, — приказал монстр-барсук. — Я– Санс не знал, хотел он согласиться или возразить, но тут Догаресса забрала у него ведро, отправив дальше по линии. Санс немного пошатнулся. — (Он недостаточно сильный), — сказала она, даже не глядя на него, уже поворачиваясь, чтобы передать ещё одно ведро. Внизу Ледяной Волк кричал всем, чтобы они работали быстрее. — Если ты не можешь помочь, тебе нужно добраться до безопасного места, — добавил Догами, делая то же самое. — Ты здесь обуза. Не было смысла спорить или говорить что-то ещё. Они были правы, и ему всё равно нужно найти Папируса. Догаресса начала говорить что-то ещё, но Санс телепортировался. Это не важно. Всё это не важно. Санс появился в конце улицы, недалеко от реки. Монстры плыли по воде к лесу на другой стороне или набивались в каноэ и гребные лодки. Другие монстры оставались снаружи своих домов, наблюдая за пламенем. Санс мог слышать крики сквозь рёв огня. Он наблюдал, как монстр-медведь выпрыгнул из окна второго этажа в снежный сугроб, а позади него пламя. Он увидел, как два других монстра тащат третьего к безопасной реке, который уже превращался в пыль в их руках. Не думай об этом. Не думай. Санс на мгновение зажмурился, затем осмотрел улицу, пытаясь понять, куда мог пойти его брат. Мгновение спустя Папирус, спотыкаясь, вышел из парадной двери горящего дома с медвежатами под каждой рукой. Ждущие родители закричали и бросились вперёд, чтобы обнять своих детей. Санс увидел, как Папирус положил руку на одно из плеч монстра и указал на реку. — Папирус! Он был слишком далеко, и пламя было слишком громким, чтобы его услышать. Санс рванулся вперед, почти бегом. Папирус повернулся и бросился обратно в горящий дом. — Папирус! Крыша дома уже проваливалась, второй этаж рушился. Дом выглядел на грани краха, а Папирус был внутри. Санс телепортировался к крыльцу и бросился за Папирусом. Внезапный жар выбил из него дух, и он захрипел, чуть не рухнув. Он перестал дышать — это тоже не важно. Жара была невыносимой, хуже, чем всё, что он когда-либо чувствовал, и было почти невозможно даже что-либо увидеть. Он едва мог разглядеть комнату, пламя лизало стены и пожирало мебель у него на глазах. — Папирус, где ты? Санс побрёл дальше в дом, уклоняясь от огня и падающих обломков. Он увидел дверной проём впереди и почти неповреждённую лестницу сбоку. Но где Папирус? — Бро, где ты, чёрт побери? — САНС?! Душа Санса чуть не раскололась пополам прямо здесь и сейчас. Голос Папируса доносился со второго этажа. Он бросился к лестнице, взбираясь по ней так быстро, как только мог. — Папирус, я иду! — САНС, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ? ТЕБЕ СЮДА НЕЛЬЗЯ, ЭТО ОПАСНО! Санс добрался до второго этажа и чуть не попал прямо во внезапный взрыв пламени из соседней комнаты. Он отшатнулся к обугленной части стены, чувствуя, как она треснула у него за спиной. — Тогда какого чёрта ты здесь? — Санс провёл рукавом по глазницам, почувствовав, как в них попала сажа с потолка. — Я тебя вытащу. Санс сильно моргнул, щурясь в коридор. Он едва мог разглядеть Папируса, низко пригнувшегося и возившегося с чем-то на полу. — Я ПОКА НЕ МОГУ УЙТИ! МИССИС УРСИН ЗАСТРЯЛА! Санс медленно двинулся к нему, уклоняясь от пламени и обломков. Наконец он заметил это — пожилая медведица валялась на полу между коридором и спальней. Дверная рама и большая часть потолка обрушились, пригвоздив её к месту. Она не двигалась. — САНС, УХОДИ ОТСЮДА! — Папирус отчаянно пытался поднять огромную балку с упавшего монстра. — ТЫ МОЖЕШЬ ПОРАНИТЬСЯ! — Я же сказал, я вытащу тебя, — прорычал Санс, паника уничтожала остатки его терпения. Миссис Урсин явно Пала. Когда Санс, наконец, приблизился к Папирусу, он увидел, в каком состоянии был его брат. Его боевое тело было обожжено, а на костях были чёрные отметины. Его перчатки прогорели насквозь, не оставив ничего, кроме обрывков, а руки почти полностью почернели. Балка, которую он пытался поднять, тлела. Он потерял половину ОЗ. — Бро, у тебя половина здоровья– какого чёрта ты делаешь, отпусти! Санс схватил Папируса за локоть, пытаясь оттащить его. — ОТПУСТИ МЕНЯ, САНС, Я МОГУ ЕЁ СПАСТИ! — Она уже Павшая, ты так убьёшь себя. Маленькие огоньки поползли по рукам Папируса, когда он снова попытался поднять пылающую балку. Слова Гастера зазвенели в голове Санса. Когда ты сдашься, больше не будет никаких иногда. Санс обхватил Папируса обеими руками и потянул изо всех сил. На этот раз– на этот раз– он спасёт его. — Отпусти, Папирус! Оставь её! — Я МОГУ ЕЁ СПАСТИ! Что-то над ними издало ужасающий скрип. — Скоро всё рухнет, нам нужно уходить! Чёрт возьми, просто отпусти! — ПРЕКРАТИ! Потолок наклонился вниз, из него высыпались обугленные дрова и угли. Санс почувствовал жгучий жар позади себя. — ОТПУСТИ МЕНЯ, САНС, ДАЙ МНЕ СПАСТИ ЕЁ! — Я больше тебя не потеряю! Нет времени. Нет выбора. Санс призвал свою магию. Динь. В рёбрах Папируса появилось синее свечение. Санс легко оттащил его назад, подальше от миссис Урсин и груды обломков. Папирус начал размахивать руками. — НЕТ! Потолок рухнул. Санс телепортировался. Оба приземлились на границе Водопада. Санс наконец отпустил Папируса и рухнул на колени в тающем снегу. Свечение в груди Папируса исчезло. Всё стихло, хотя в черепе Санса всё ещё звенело. Он едва заметил группу монстров, по-прежнему спешащих в безопасное место. Это было не важно. Его брат жив. — НЕТ, НЕТ! — Папирус снова закричал, дико оглядываясь по сторонам, когда понял, где они находятся. Он повернулся к Сансу. — ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! ВЕРНИ НАС! — Я не могу, — ответил Санс и указал на город. — Посмотри на это, Папирус. Мы не можем. Всё кончено. Папирус уставился на него, как будто впервые увидел. — Как ты мог? — спросил он. — КАК ТЫ МОГ, САНС?! Я МОГ ЕЁ СПАСТИ! — Она была уже мертва. — ТЫ ЭТОГО НЕ ЗНАЕШЬ! — Мне, блядь, всё равно. — Санс поднялся на ноги, глядя на Папируса. — Ты бы убил себя, какого чёрта я должен был делать? Кто бы спас тебя? — МОЯ РАБОТА — СПАСАТЬ МОНСТРОВ! Я ДОЛЖЕН– — Нет, это не твоя работа, — отрезал Санс, теряя самообладание. — Ты не Королевский Стражник, ты не неуязвим, почему ты никогда не можешь думать только о себе? Почему всегда нужно быть героем? Почему ты всегда должен бросаться на каждую опасную вещь, на которую только способен? — ПОТОМУ ЧТО ЭТО ПРАВИЛЬНО! — Это глупо! Глазницы Папируса расширились. Санс ткнул пальцем в его сторону. — Боже, посмотри на себя! Ты… — Вдали от обжигающего света огня Санс увидел, насколько тяжело ранен Папирус. — Боже, т-ты мог снова умереть. Нам нужно отвести тебя к целителю. Боже, твои руки… Санс шагнул к нему, собираясь протянуть руку, но Папирус дёрнулся в сторону. — ЭТО ПУСТЯК, Санс. Я В ПОРЯДКЕ. Я должен попытаться ПОМОЧЬ ПОЖАРНЫМ. Санс схватил шарф Папируса. — У тебя меньше половины ОЗ, — выплюнул он. — Ты будешь таким же бесполезным, как я. — Я ЕЩЁ МОГУ ПОМОЧЬ! — Папирус попытался потянуть назад, но Санс продолжал держать шарф. — Я не позволю тебе снова подвергать себя опасности! Они знают, что делают, ты им не нужен! Ты нужен мне, бро, ты должен выжить! — Санс вцепился в шарф, его голос сорвался. — Мне всё равно, если это эгоистично, ты всё, что у меня есть. Прошу, Папирус, просто послушай меня хоть раз. Ты сделал достаточно. Папирус уставился на него, гнев на лице начал таять в страх, усталость и боль. Санс встретил его отчаянным и умоляющим взглядом. Его руки тряслись от того, как крепко он цеплялся за шарф. Папирус обмяк, энергия покинула его. — Хорошо, — сказал он наконец. — Ладно. Санс закрыл глазницы, голова закружилась от облегчения. Он судорожно вздохнул. — Окей, — сказал он. — Давай найдём… Раздался жужжащий звук, за которым последовало несколько глухих ударов. Санс открыл глазницы как раз вовремя, когда Папирус дёрнулся вперед, выгнув позвоночник, когда что-то ударило его сзади. Глазницы Папируса расширились, а затем потемнели. — С-Сан… Флауи выскочил из снега позади Папируса с пристальным взглядом, когда он выпустил последнюю пулю в незащищённую спину Папируса. Санс услышал, как он попал в цель. — Нет… Папирус наклонился вперёд. Санс пытался поймать его, но его брат уже обращался в прах. Шарф упал ему в руки, и Папирус рухнул перед ним. Пыль посыпалась на Санса, смешавшись с сажей и пеплом. — Нет, нет. Остальная часть Папируса рассыпалась прежде, чем он успел упасть на землю. Его боевое тело разлетелось на куски. Санс застыл, всё ещё держа шарф. Флауи улыбнулся. — Как раз вовремя, да? — сказал он весело. — Тебе только удалось спасти его! И он погиб, споря с тобой! Как же больно! Санс уставился на шарф в своих руках, некоторые его части посерели от пыли. — Мне нужно сжечь ещё несколько городов, прежде чем я разберусь с тобой, — сказал Флауи. — Иронично, правда? Я подумал, что огонь подойдёт, потому что именно так ты поймал меня в прошлый раз. Санс наконец посмотрел на цветок. Флауи провалился под снег в тот момент, когда на него упал взгляд Санса, прежде чем он успел даже подумать о том, чтобы начать атаку. Его нет. Папируса нет. Города нет. Санс упал на колени. К утру следующего дня большая часть пожаров была потушена или догорела сама по себе. Восточная и северная стороны пострадали меньше всего благодаря быстрой реакции Ледяного Волка и Вошуа. Всё остальное представляло собой тлеющие руины. Гостиница и магазины, дерево в центре города и почти все дома со стороны леса полностью исчезли. Подземный туннель рухнул от жары, заманив в ловушку несколько монстров — собачий отряд до сих пор пытается их выкопать. «Гриллби» сохранился, но был на грани обрушения. Судя по тому, что Санс слышал, в баре пожар был наиболее сильным. Флауи, похоже, изо всех сил пытался сжечь это место дотла, но Гриллби остановил самое худшее своей магией. Он не смог предотвратить распространение огня. Королевская Стража расследовала причину, и Гриллби был доставлен на допрос. Некоторые монстры уже обвиняли его. Никто ещё не знал точного числа, но предполагалось, что половина горожан погибла в огне. Санс услышал много знакомых имён. Редбёрд. Фишер. Диззи Банни, а также большая часть семьи Банни, хотя владелица магазина и двое её внуков выжили. Зубастый. Накарат. Малый Пёс. Миссис Урсин. Город молчал. Большинство монстров нашли убежище в Водопаде. Тем, чьи дома уцелели, разрешили вернуться в свои дома; остальные начали копаться в обломках, пытаясь найти вещи, выживших или пыль. Монстры говорили приглушенно, если вообще разговаривали. Некоторые монстры просто стояли группами, держась друг за друга и тихо плача. Санс сидел на крыльце своего дома с мёртвыми глазницами и смотрел в никуда. Пыльный шарф Папируса свисал с одной из его рук. Ночь была размытой. Большая часть утра также была размытой. В какой-то момент кто-то нашел его на окраине города, согнувшегося перед пылью своего брата. В какой-то момент его отвезли в палатку целителя, установленную на границе Водопада, где целители лечили раны и помогали семьям найти друг друга. Санс не удосужился объяснить им, что если бы он был ранен, то уже был бы мёртв. Он не был уверен, что сказал хоть слово за всю ночь. Кто-то забрал его толстовку, заметив, что большая часть спины прогорела насквозь. Должно быть, он не смог увернуться от всех падающих обломков в доме Урсинов. Кто-то сказал ему, что ему повезло остаться в живых. Повезло. Он не был уверен, что спал. Было позднее утро. В какой-то момент целители отпустили его, и он вернулся домой, волоча за собой шарф Папируса. Дом сохранился. Кухня и комната Санса сгорели дотла, а крыша над комнатой Санса рухнула. Он смутно подумал, сделал ли Флауи это нарочно. Он не был уверен, сколько времени просидел здесь. Его руку уже давно свело судорогой от того, что он держал шарф. Флауи вернётся — он так сказал. Санс должен быть готов. Он просто не мог двигаться. Не мог заставить себя заботиться. Ничего не чувствовал. Он чувствовал себя опустошённым, как будто сама его душа почернела. Один из целителей сказал, что это, вероятно, шок. Это не имело значения. Всё это не имело значения. Санс услышал лязг металла и шаги в грязи, когда кто-то приблизился. Он даже не поднял взгляд. — Санс? Андайн. Верно. Она пришла сюда с остальными стражниками, ища выживших и ответы. Санс ничего не сказал. — Собаки рассказали мне о… — Андайн замолчала и тяжело вздохнула. Она казалась измученной. Санс не знал, что кто-то вроде неё может быть даже измотан. — Мне так жаль. Санс посмотрел на неё, не двигаясь. Жаль? Почему она сожалела? Она тоже потеряла его. Она сама должна скорбеть. Зачем она утруждала себя поисками Санса? — Могу я сесть? Санс не ответил. Через мгновение Андайн двинулась вперёд. Она села на ступеньки рядом с Сансом, и её доспехи заскрипели. — Это его шарф? Санс крепче сжал ткань. Если он будет держать ещё дольше, он был уверен, что его рука сломается. — Кто-то сказал, что видел, как он бегал по горящим зданиям, пытаясь спасти других. Я, эм… связалась с той медвежьей семьёй. Урсины? Они сказали, что он спас практически всю семью. Не всех. Санс позаботился об этом. Андайн на мгновение замолчала. — Он… отдал свою жизнь, чтобы спасти других, — мягко сказала она. — Я не могу придумать ничего более храброго. — Это было глупо. Санс услышал, как Андайн переместилась рядом с ним. — Что? — Это было глупо, — повторил Санс. Он откинулся на свободную руку. — Это было предсказуемо. Он даже не поэтому умер. — Санс… слушай, эм– все скорбят по-разному, но– — У Флауи были годы, чтобы выучить все наши движения. Все наши привычки и манеры. Он знает нас от и до. Он знал, какие монстры попытаются помочь другим, а какие сбегут. Он знал, что Папирус бросится прямо в опасность. Он знал, что я попытаюсь остановить его. Он знал всё. Санс посмотрел на красно-серую ткань в своей руке. — Может, он был прав. Может, мы просто… строчки кода. С предустановленными действиями и ответами. Может, всё это действительно просто… Ему показалось, что он увидел это, только на мгновение. Как будто он, наконец, мог видеть всё. Структуры и правила, из которых состоит мир, временные линии, числа. Всё было просто числами, если свести к самой простой форме. Числа медленно снижались. Всё шло к нулю. — Санс, кто, чёрт возьми, такой Флауи? — Цветочный монстр. — Довольно близко. Всё равно сейчас не имело значения, что он сказал. Но у него появилась идея. Вместо того, чтобы просто ждать, пока Флауи придёт к нему, должен был быть способ заставить его Сбросить. — Я сказал ему, что он глупый, — начал он. — Санс– — Это было последнее, что он услышал перед тем, как Флауи убил его. — Санс усмехнулся. — Я никогда раньше не называл его глупым. Никогда за всю мою жизнь. — Что? — Андайн схватила Санса за плечо, заставляя его повернуться к ней. — Какого чёрта ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что этот сопляк Флауи убил– убил Папируса? — Он же и устроил пожар. — Санс даже не пытался встретиться с ней взглядом. — Кто этот Флауи? Где он? Что ты знаешь? Зачем ему… сжечь город дотла вот так? — Это имеет значение? — Санс. — Андайн слегка встряхнула его. — Соберись! Расскажи мне всё, что сможешь, хорошо? Мы найдём этого Флауи и предадим его правосудию. Она наверняка это устроит. Флауи вернётся сюда в поисках Санса. Вместо этого он найдет разъярённую, скорбящую, решительную Андайн. Ну и сюрприз для него. Санс улыбнулся. Андайн усилила хватку и ещё раз встряхнула его. — Санс. — Её голос был командным. — Я знаю, это больно, но ты должен рассказать мне о Флауи. Пожалуйста. Больно. Да? Ему было больно? Он по-прежнему ничего толком не чувствовал. Санс поднялся на ноги, сбивая руки Андайн. Она тоже встала, снова потянувшись к нему. Он отступил к двери. — Он золотой цветок с лицом, — сказал Санс. — Он сражается пулями и лозами. Ты справишься с ним. Ты уже справилась с ним раньше. — Что ты имеешь в виду? Санс, куда ты идёшь? Санс открыл входную дверь. — Санс, подожди. Ты не должен быть сейчас один. Слушай, давай просто перенесём тебя куда-нибудь– в более безопасное место, хорошо? Папирус хотел бы, чтобы ты был в безопасности. Это было правдой. Он должен был выжить, верно? Как всегда, он должен был выжить. Дождаться Сброса. Дождаться, пока все снова вернутся к жизни. Снова, снова, снова. — Я должен кое-что проверить, — сказал Санс. — Но я скоро вернусь. — Надеюсь, что да, — сказала Андайн, скаля зубы. — Он никогда не простил бы меня, если бы с тобой что-то случилось. — Увидимся, Андайн. Он закрыл за собой дверь. В доме пахло дымом, палёным деревом и сыростью. Едкий, подавляющий запах. Как будто кто-то вылил воду на тысячу пылающих костров. Санс прислонился спиной к двери, тупо глядя на кухню и гостиную, на все следы ожогов и другие повреждения. Кухня представляла собой почерневшую яму. Телевизор частично оплавился и треснул экран. Носок и стопка стикеров исчезли без следа. Изношенный, неровный диван каким-то образом уцелел лишь с несколькими ожогами. Санс оттолкнулся от двери и медленно пошёл сквозь обломки, не обращая внимания на запах и всё остальное. Лестница была цела. Он поднимался по ней медленно, проводя рукой по древесине перил. Не было смысла даже идти в свою комнату. Он уже достаточно насмотрелся. Там нечего было спасать. Спасать было уже вообще нечего. Он вошел в комнату Папируса и запер за собой дверь. К счастью, здесь запах был слабее. Это было чудо, насколько неповреждённой оказалась комната Папируса. Рядом с окном, где из гостиной выползло пламя, было несколько подпалин, но на этом всё. Больше ничего. Кровать Папируса была не заправлена. Он бы взбесился на это. Санс пересёк комнату, шарф волочился за ним по полу. Он не мог вспомнить, когда в последний раз застилал постель, но старался изо всех сил. Он натянул простыни на подушку и сложил их так, чтобы они хотя бы выглядели аккуратно. Папирус оценил бы его усилия. Санс оглядел комнату. Компьютерный стол стоял в углу, сам компьютер сдох от скачка напряжения. Дверца шкафа была слегка приоткрыта, что позволяло взглянуть на повседневную одежду Папируса. Книжная полка, на которой книги с головоломками стояли рядом с его любимыми детскими книгами, всё разложено в алфавитном порядке. «Пушистый Кролик» лежал на тумбочке рядом с полупустым стаканом воды. Стол со всеми его фигурками, тщательно разложенными по тому, что он называл стратегиями сражений. Плакаты и записки на стенах, некоторые из которых были повреждены дымом и загнуты по краям. Такое ощущение, что Папирус просто патрулировал или тренировался с Андайн. Он мог вернуться в любой момент. Он вернётся. Он вернётся через несколько дней, а Санс ничего из этого не вспомнит. Санс не мог знать, сколько раз это случалось, сколько раз умирал Папирус. В том, как всё прошло на этот раз, не было ничего особенного. За исключением того, что сделал Санс. Того, что он сказал. Флауи тоже вернётся, и Сансу придётся сразиться с ним. Или Андайн придётся. Кому-то придётся. Кто-нибудь убьёт Флауи, или же нет. Флауи будет вынужден Сбросить. Или ему просто станет скучно, и он всё равно Сбросит. Санс вышел на середину комнаты Папируса и лёг на пол. Он взял шарф обеими руками и уставился в потолок. Он мог… он мог просто продолжать. Просто дождаться Сброса. Дождаться того, что ещё хотел сделать Флауи. Он устал ждать. Он устал. До сих пор он не пробовал лишь одну вещь. И он знал, что не делал этого ни в одной из предыдущих временных линий, даже не проверяя свои записи. Ему бы это и в голову не пришло, даже при всём этом пустом, сером отчаянии. Его разум так не работал. Для этого требовалась определённая… готовность действовать, готовность двигаться. Что-то, чего у него не было. Но это единственное, что он не пробовал. Может, это что-то изменит. Этого может быть достаточно, чтобы заставить Флауи Сбросить, вместо того, чтобы ждать его возвращения, ждать какой-нибудь глупой битвы. Ему вообще не пришлось бы ждать. Он просто снова проснётся. Или. Или нет. Или это может быть последний раз. Это может быть конец. И больше не будет Сброса. Не будет ничего. Он подумал об этом всего на мгновение, прежде чем решил, что это тоже хорошо. Так будет даже лучше. В любом случае, всё будет лучше, чем это. Он так устал. Санс позволил своим глазницам сомкнуться. — Эй, бро? — сказал он тихо в пустую комнату. — Мне очень жаль. Прости, что не смог… я… Папирус никогда, никогда не простит его, если узнает. Но он всё равно не мог узнать. — Я просто… не могу, бро. В его душе была глубокая боль. Этакий рывок вниз. Оно всегда было там, на самом краю, на заднем плане. Он никогда не должен был прожить так долго. Оно всегда было прямо за углом, на расстоянии одной мысли. Он положил руку на грудь и приоткрыл глазницы. Последнее маленькое усилие, и он увидел, как его душа мягко выплыла из его груди. Он всегда ненавидел смотреть на неё. Он не помнил, когда в последний раз беспокоился об этом — в любом случае вытаскивать свою душу вот так было слишком рискованно. Она выглядела сморщенной, маленькой и оборванной по краям, слишком тусклой. Даже не белой. Жалкая, иссохшая вещь, едва ли вообще душа. Ему это подходит. Визуальное напоминание о том, каким монстром он был. Это было последнее доказательство, в котором он нуждался. Последняя уверенность. Он заслужил это. Так было лучше. Так лучше. — Папирус… Он слишком устал, чтобы произнести слова. Слишком устал для чего-либо. Это было просто. Ему нужно было только отпустить. Всё, что ему когда-либо приходилось делать, это просто… Сдаться. Санс наблюдал, как его душа померкла, когда он позволил себе Пасть.

***

Санс проснулся. Его глазницы распахнулись, и он посмотрел на потолок своей спальни. Его тело было тяжелым, как будто кости были заменены цементом. Он чувствовал себя… больным. Таким больным, как будто что-то мерзкое пробралось в его душу и поселилось там. Он никогда раньше не чувствовал себя так плохо, даже во время сильнейшего похмелья. Его тошнило, кружилась голова, и он испытывал крайнее отвращение к ощущению собственных костей и души. Как будто его засунули не в то тело. Он поднял руки и посмотрел на них. Они даже не казались его собственными, даже когда он сгибал пальцы. Что произошло? Похоже, произошёл Сброс, но он не думал, что Сброс когда-либо заставлял его чувствовать себя так плохо. Он… Санс не мог вспомнить его имени. Аномалия, цветок. Может, он что-то сделал. Или Гастер… но нет. Нет, это невозможно, и он уже давно перестал бояться возможности того, что Гастер сможет завладеть его душой. Он медленно сел, хмурясь и оглядывая свою комнату. Всё выглядело точно так же: повсюду мусор, беговая дорожка посреди пола, мусорное торнадо в углу. Маленькая собачка, которая иногда врывалась в их дом, спала в торнадо, тихонько вращаясь. Всё выглядело нормально, но почему это было так странно? После Сброса всё всегда возвращалось на круги своя. Так это работало. Санс свесил ноги с кровати и упёрся ступнями в пол. Каждое движение казалось чуждым и головокружительным, как будто это не он двигал конечностями. Он потёр свой череп. Появилась тупая боль. Может, это действительно было просто сильное похмелье. — САНС! — Голос Папируса донёсся снизу, недалеко от кухни. — ТЫ ПРОСНУЛСЯ? — Д… да, — сказал Санс слишком тихо, чтобы его можно было услышать. Он снова потёр свой череп. Папирус… Папирус был здесь. Это было важно. Он почувствовал, как его душа немного сжалась. Должно быть, что-то случилось с Папирусом в прошлый раз. Похоже, аномалия– Санс застыл, его глазницы расширились. Он медленно прикрыл рот рукой. Произошло нечто ужасное. Санс помнил запах дыма. Изнеможение, которое возникло только из-за паники и чрезмерного движения. Он сжимал что-то так сильно, что рука начала неметь и болеть. Тишина, слишком много тишины. А потом Санс… О боже, он… Санс издал сдавленный звук на своей руке. Нет, он должен был ошибаться. Он бы этого не сделал. Такие вещи– такая активная завершённость, он не думал об этом в таком ключе. Пассивно, ладно. Например, когда аномалия убила бы его, или он снова споткнулся бы о лестницу, и на этом всё, тогда это было бы нормально. Но сама идея– сделать это на самом деле– Это хоть что-то изменило? Изменило ли вообще что-нибудь? Санс встал и покинул свою комнату. Он вышел на лестничную площадку и опёрся на перила, немного наклонившись вперёд, чтобы посмотреть на первый этаж. — Папирус? — Его голос вышел слишком высоким, слишком тонким. — Бро? Папирус вышел из кухни и посмотрел на него. Он улыбался. — ВОТ ТЫ ГДЕ! НАКОНЕЦ-ТО ПРОСНУЛСЯ! ЕЩЁ НЕ ОДЕЛСЯ, НО! ПОКА Я ПРИМУ ПРОСТОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ! СПУСКАЙСЯ И ПОЗАВТРАКАЙ УЖЕ! — Эм… да. В один… миг, хех. Он телепортировался и приземлился прямо перед своим братом. Папирус моргнул и раздражённо закатил глаза. — Агх, САНС, ты же знаешь, Я НЕНАВИЖУ, когда ты используешь короткий путь, чтобы пройти целых десять… Санс двинулся вперёд и крепко обнял его. Папирус вздрогнул. — ВАУВИ! Ты НАСТОЛЬКО взволнован ВЕЛИКИМ И ИЗУМИТЕЛЬНЫМ ЗАВТРАКОМ ВЕЛИКОГО ПАПИРУСА? — Ага, — сказал Санс, обнимая его крепче. — Ты же знаешь. Папирус обнял его в ответ, немного наклонившись. Санс уткнулся лицом в грудь Папируса. — Плохой сон? — Ага. — Санс судорожно вздохнул. — Ты… прости меня, бро. — Не нужно извиняться, Санс! — Просто… просто чувствую, что я должен это сказать. — Хм. — Папирус нежно погладил позвоночник Санса. — Ты хочешь поговорить об этом? — Неа. Я переживу. — Санс медленно отпустил его и сделал шаг назад. Он слабо улыбнулся своему брату. — Просто рад, что мы– ты… здесь. Папирус улыбнулся и похлопал Санса по плечу. — Можешь рассчитывать на то, что я ВСЕГДА БУДУ ЗДЕСЬ НАВСЕГДА, САНС! — Хех. Ну да, я знаю. Папирус повернулся и пошёл обратно на кухню. — А теперь позавтракай, пока не остыло! Санс последовал за ним, выбрасывая всё из головы. Ничего не изменилось. Несмотря на действия Санса, ничего не изменилось. Леди в руинах говорила то же самое, Альфис говорила то же самое. Король Азгор оставил испорченный киш под скамейкой в ​​Водопаде. В блокноте появилась новая горстка подсчётных отметок. Город Сноудин и, по сути, остальная часть Подземелья нисколько не изменились. Всё было точно так же, как и в любом другом Сбросе. Всё, что ему действительно удалось сделать, это забегать вперёд. Это как пропустить длинную надоедливую кат-сцену в видеоигре. Он не был уверен, почему подумал об этом в таких терминах. Ему стало не по себе. Несколько дней спустя Санс сидел в своей подвальной лаборатории, тупо глядя на изображение временной линии. Блокнот лежал раскрытым на столе. Больше половины блокнота было заполнено подсчётными отметками. Он даже не пытался больше считать страницы. И за всё это время, что бы ни делал Санс, это ни на что не повлияло. Даже самоубийство ни черта не сделало. Но, по крайней мере, это означало, что нет смысла пытаться снова. Время от времени он ловил себя на том, что сгибает пальцы, чтобы напомнить себе, что они всё ещё здесь. Всё по-прежнему казалось другим, как будто он был чужим в своих собственных костях, но это чувство начало исчезать. Ему просто нужно было время. Как обычно. Если всё, что он делал, не имело значения, то почему он ещё здесь, пытается разгадать дурацкую тайну временных линий? В чём смысл? Он перепробовал всё, о чем могла когда-либо подумать любая его версия. Он даже пробовал вещи, на которые, как он думал, ни одна его версия даже не способна. Сейчас не осталось ничего, что можно было бы сделать. И не похоже, что появлялось что-то новое, когда он смотрел на изображение. Он был бесполезным. Даже его собственная смерть была бесполезной. Но всё же должно было быть что-то, что он упускал. Какую бы глупую, бессмысленную вещь Гастер ни хотел, чтобы он увидел. Может, к этому моменту это стало просто отвлечением. Странным хобби. Он полагал, что в этом есть ужасный смысл. Он провёл более десяти лет, пытаясь исправить то, что нельзя было исправить, решить проблемы, которые нельзя было решить. Вся его жизнь была пустой тратой времени. Раньше он бы отчаялся. Позволил бы себе в нём погрязнуть. Но сейчас у него просто не было сил. Может, эта последняя временная линия окончательно сломала его. Или это было именно то, что значит по-настоящему сдаться. Всё же. Временные линии. Он мог бы попытаться в последний раз. В изображении тоже ничего не изменилось. Никогда не менялось. Оно располагалось очень близко к точке между двумя красными шипами. Что бы цветок ни собирался сделать, чтобы положить конец времени, это должно произойти скоро. Даже сквозь пустую, белую пустоту это всё ещё воспринималось как нечто. Но это было неизбежно, не так ли? Конец света и всё, что было до этого. Прибытие цветка, смерть Папируса. Так было всегда, с того момента, как Санс обратил внимание на это изображение. Может, в этом и был смысл. Существовала некая философская теория, утверждавшая, что ничто не реально, пока не станешь свидетелем. Пока не увидишь. Пока не увидишь… Он действительно что-то не учёл. Изображение временных линий было просто изображением. Снимок пространства-времени, сделанный с точки зрения машины времени во время её путешествия. Если это было статичное изображение, то логично, что ничего никогда не менялось. Он никогда не видел всей картины. Только часть. Должно быть, именно это имел в виду Гастер. Он не видел это должным образом, потому что… он просто смотрел на изображение. Санс неопределённо нахмурился и поднял руку к левой глазнице, проводя пальцем по краю. Он помнил, что его глазница время от времени болела, казалось бы, из ниоткуда. Что-то связанное с Перезагрузками. Может, если время переписывалось слишком быстро, его было труднее уследить. Например, как монстры с нормальными глазами объясняют усталость глаз. Или как Гастер когда-то говорил о мерцании вещей. Гастер никогда полностью не объяснял, что его глаз позволял ему видеть, но Санс вроде как помнил, как он запутывался ближе к концу. Как будто он видел слишком много вещей одновременно. Слишком много возможностей. Возможно, слишком много временных линии. Санс на мгновение сомкнул глазницы, зажимая между ними выступ. Глаз Санса был всего лишь тенью глаза Гастера, как и его магия. Глаз никогда не делал и не показывал ему ничего такого, что указывало бы на то, что он может видеть другие временные линии. Уж точно не в деталях. Может, он слишком старался. Это глаз, Санс, говорил Гастер таким тоном, будто это должно быть очевидным. Он позволяет тебе видеть. Санс глубоко вздохнул. Затем ещё раз. Просто смотри. Не старайся. Смотри и пойми. Санс открыл глазницы и дал левой загореться. Он снова посмотрел на изображение. Они были яркими, как обычно, когда он использовал глаз, чёткими и мерцающими, как живые. Он медленно моргнул. Изображение по-прежнему было просто изображением. Просто снимок неизбежного. Временные линии и ярко-красная аномалия, дважды прорезавшая их перед концом света. Просто картина Вселенной. Ему нужно что-то весомое, если это вообще было возможно. Санс протянул руку и выключил сканер. Он наблюдал за остаточным изображением, слабым свечением в воздухе. Он всё ещё мог видеть красный цвет. Он снова моргнул, но красный не исчезал. Цвета внезапно вернулись в полный фокус — тусклые разноцветные нити появились на заднем плане, протянувшиеся через всю лабораторию, от одной стены до другой. А затем два шипа красного цвета, более яркие и нависшие на переднем плане. Они выглядели массивными. Санс потянулся, немного ошеломленный тем, что это сработало, и подумал, может ли он коснуться их. Его пальцы пробежали по нитям, и образы покрылись рябью и замерцали, как будто он потревожил поверхность пруда. Он отдёрнул руку. Он заметил, что два красных шипа не появились из ниоткуда. Он оглянулся на временные линии, и вот они, узкие красные полосы, переплетённые с остальными цветами. Они всегда были там — они просто выглядели так, будто просто возникли. Санс поднялся на ноги и пошёл обратно вдоль нитей, пытаясь найти место, где они начинались. Он нашёл то, что искал, у стены и предположил, что это было всего семь-восемь лет назад. Оно было почти скрыто в более тонких нитях временных линий и присутствовало в каждой из них. Но была и вторая красная нить, та, что тянулась назад, пока не исчезла в стене. Санс моргнул, на этот раз от неожиданности. Это бессмыслица. Если аномалия началась всего несколько лет назад, почему она шла ещё в прошлое? Это был Гастер? Но это тоже бессмыслица. Гастер не появился на свет семь-восемь лет назад. Технически, он вообще не появлялся. Санс поднял палец и расположил его рядом с первой нитью, стараясь не касаться её на этот раз. Он медленно пошёл обратно через лабораторию, внимательно следя за тонкой красной полоской. Она оставалась скрытой среди временных линий. Санс достиг точки, где вспыхнул первый шип, но красная нить, за которой он следовал, не двигалась. Она по-прежнему находилась в пределах самой временной линии. Это была не аномалия. Аномалия исходила из другой нити, той, что пришла давным-давно. Эта старая нить вызвала первый шип. Душа Санса исказилась, когда он попытался понять, что это может означать. Он продолжал идти, следуя за первой красной нитью, пока не увидел, как она слегка выпадает из основных временных линий и переплетается со второй. Вторая нить обрывается, крошечный кончик печально болтается в воздухе. Только тогда прорвалась первая нить, ярко вспыхнув и перепутав все временные линии воедино, сея хаос, пока, наконец, всё не остановилось. Две нити. Две красные нити. Старшая вызвала первый шип, а младшая — второй, более крупный шип. Вторая заканчивала временные линии. Санс тяжело осел. Боль пронзила его левую глазницу, и он хлопнул по ней рукой, погасив глаз. Нити и послесвечение сканера исчезли вместе с этим. Он держал руку на месте, пот катился по его черепу, дыхание участилось. Аномалии было две. Он потратил всю свою энергию, пытаясь разобраться с первой, менее важной. Та, которая потеряет свою силу и исчезнет. Но вторая аномалия, настоящая аномалия, реальная угроза всё ещё приближалась. Гастер сам говорил это снова и снова, и Санс обвинял его в бессмысленном повторении. Но он был прав. Он был прав всё это время. Аномалия приближалась. Она пока не появилась. Тот цветок был несущественен. Он не тот, кто собирался покончить с миром. Всё, что произошло до сих пор, всё, через что прошёл Санс, всё, через что прошло Подземелье, всё, через что прошел Папирус, — всё это не имело значения. Ни одна вещь не имела значения. Санс закрыл лицо руками и издал прерывистый смех. Он был прав. Он думал, что это просто отчаяние, депрессия и нигилизм, но он был прав. Ничто не важно. Смысла во всём этом нет и никогда не было. Ему… полегчало. Он почувствовал лёгкость, как будто с него сняли огромную тяжесть. Если ничто не важно, если всё, что он делал и что он мог сделать, ничего не значило, тогда оставалось делать только одно: ничего. Перестать пытаться. Перестать заботиться. Перестать беспокоиться. Сдаться. На этот раз по-настоящему. Санс откинулся на спинку стула, одна рука болталась сбоку, а другая всё ещё была прижата к лицу. Он тихо усмехнулся. Это было почти забавно. Почти. Цветок вернётся со дня на день, и Сансу было всё равно. Папирус снова умрёт, и ему просто… не нужно заботиться об этом. Всё это не имело значения. Мир Сбросится, а затем обнаружится настоящая аномалия, и тогда всему миру придёт конец. Это было неизбежно, и что бы он ни делал, вообще ничего не могло этого изменить. Так зачем даже пытаться? Цветок настиг его позже в тот же день, когда Санс был на своём посту в Сноудине. Он наблюдал, как посреди дороги поднялся небольшой снежный ком, и усмехнулся про себя, подперев подбородок рукой. Цветок медленно поднялся из-под снега, косясь на него. Санс лениво помахал свободной рукой. — Салют, дружище. — Ты знаешь моё имя? — спросил цветок. — Не-а. У меня проблемы с именами. — Санс пожал плечами. — Проще запомнить лица. — Тогда приветик! — сказал цветок, слегка улыбаясь. — Я Цветочек Флауи! Санс зевнул. — Что, не собираешься атаковать меня исподтишка? — Флауи усмехнулся. — На этот раз не собираешься произнести глупую речь о финальных боссах? Санс почти помнил это. Всегда было легче запоминать слова и фразы… строки диалога. Он снова пожал плечами. — Смешно. Я думал, ты сильно расстроишься. В прошлый раз я сжёг Сноудин дотла. — Флауи захихикал, расправляя листья. — Или ты забыл об этом? Или когда я убил твоего брата прямо у тебя на глазах? — Должен признаться, — начал Санс, на мгновение закрывая глазницы. — Я почти ничего не помню. Только обрывки. — Это скучно, — ответил Флауи, закатывая глаза. — Да ладно, ты должен злиться. — Мм. Какая разница? — Куда ты вообще ушёл в прошлый раз? — спросил Флауи с искренним любопытством в голосе. — Я вернулся в Сноудин и нигде не мог найти тебя. Вместо этого там была Андайн. Она так зае– надоела! Я искал повсюду, но тебя нигде не было. Санс вздохнул и поднялся на ноги. Флауи вздрогнул, словно ожидая нападения. Но Санс просто засунул руки в карманы. — Недалеко в лесу есть большая поляна, — сказал он, поворачиваясь и направляясь в лес. — Давай просто перейдём к делу. — О! Правда? Финальная битва? Бой с боссом? Как драматично! Санс услышал, как Флауи начал следовать за ним, скользя по снегу на лозах. — Если ты хочешь это так назвать, — сказал Санс больше себе, чем ему. — Хотя бы это будет что-то финальное. У него было ощущение, что Флауи найдёт всё это разочаровывающим. Но не было смысла говорить Флауи, что это не какая-то большая финальная битва. Это невозможно. Потому что, если бы это действительно было просто какой-то игрой, Флауи даже не был протагонистом. Всё это неважно. Всё это просто… приквел. Но Санс был не из тех, кто портит веселье. Санс погрузился в молчание, несмотря на непрекращающиеся попытки Флауи вывести его из себя или вообще продолжить какой-либо разговор. У Санса просто не было сил заботиться. Он всё израсходовал. Они достигли поляны, и Санс вышел на середину. Это была та самая поляна, куда он приходил заниматься магией. Иронично. Он повернулся к Флауи. Тот подпрыгивал на месте, как ребёнок, широко улыбаясь. — Ну давай! — начал он. — Дай мне хороший диалог с финальным боссом! Что-то о мести за брата, или о прекращении моих злых поступков, или о чём-то ещё. — Хм. — Санс постукивал пальцем по подбородку. — Хороший финальный диалог… Он сделал вид, что задумался об этом на несколько мгновений. — …Ну нет. — Санс развел руками, широко пожимая плечами. — Мне нечего сказать. — Ой, да ладно! Что с тобой? Ты стал таким скучным! — Думаю, я уже наговорил достаточно крутой, цитируемой херни, — сказал Санс, опуская руки по бокам. — Что-то о том… как там было. Как мне нечего терять. Верно? Улыбка Флауи немного померкла. Санс позволил своим зрачкам погаснуть. — У меня всё, приятель. Мне больше нечего терять. Флауи теперь хмурился. — Как драматично. — Кажется, это ты хотел драмы. — У меня была другая идея для хорошей драмы! — сказал Флауи, и несколько покрытых шипами лоз пробились вверх из снега, раскачиваясь взад-впёред в воздухе. Кольцо пуль в форме семян появилось в воздухе над ним. Лицо Флауи исказилось в гротескной улыбке. — Сдохни, мусорка! Пули со свистом летели к Сансу. В то же время лозы хлестнули вперед, налетая на него со всех сторон. Зрачки Санса скользили по каждой части атаки, отслеживая каждое движение. Лёгкий уклон. Без сомнения, у Флауи будет какой-нибудь сюрприз для него, куда бы он ни уворачивался, но он справится с этим. Он хорошо отдохнул и был готов. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не двигаться. Каждая косточка в его теле кричала, чтобы он увернулся. Но Санс стоял совершенно неподвижно. Всё будет хорошо. Он почувствовал боль, внезапную и острую, затем ничего. — У меня всё, приятель. Мне больше нечего терять. Флауи не ответил, глядя на Санса через поляну. Ухмылка Санса стала шире. Он огляделся, чувствуя, что должен видеть приближающиеся к нему пули и лозы, но ничего не было. — Итак… как долго ты оставил мир в таком состоянии, прежде чем Сбросить? — Санс усмехнулся. — Довольно неудовлетворительно для битвы с боссом, да? — Да пошёл ты, — прорычал Флауи. — Ты не мог сдаться настолько. Ты серьезно даже не собираешься–? Санс вызвал четыре Гастер-Бластера щелчком пальцев, и они появились перед ним, все направленные на Флауи. Санс не слышал, закончил Флауи фразу или нет. Ему пришлось прищуриться, когда поляна залилась белым ревущим светом. Когда свет исчез, Санс смог разглядеть только пару зелёных полосок на снегу. Он чувствовал, как ЛЮБОВЬ проникает в его кости, как смола. Произошёл толчок. — У меня всё, приятель. Мне больше нечего терять. Выражение лица Флауи исказилось во что-то ужасающее. — Ты думаешь, что ты такой умный и такоооой смешной, — выплюнул он. — Но ты всего лишь жалкая, мерзкая, улыбающаяся мусорка! — Я понятия не имею, о чём ты, — ответил Санс, лучезарно улыбаясь. Это было просто, подумал он. Не было никакого способа победить, не тогда, когда Флауи мог просто Перезагрузить. И не было никакого способа узнать, как много Флауи знал о магии и атаках Санса. Единственным шансом было сделать что-то неожиданное. Принять поспешные решения. Флауи остановится, только если захочет. Так что Сансу просто нужно так сильно его раздражать, что ему ничего не останется делать, кроме как Уйти. Даже если это означало умереть. Даже если это означало умереть несколько раз. Потому что, если Санс правильно рассчитает время, он сможет унести Флауи с собой. И, чёрт, если настоящей аномалией окажется живое существо, какой-нибудь странный монстр, цветок или что-то ещё, это может подействовать и на них. Две лозы выросли из снега по обе стороны от Санса и набросились на него. Санс телепортировался и появился в воздухе над Флауи. Падая, он поднял руку, и множество костей полетело вниз под разными углами. Флауи испуганно взвизгнул и попытался нырнуть под снег, но ему не хватило скорости. Кости прорезали его стебель и лепестки. Санс телепортировался за долю секунды до приземления, появившись в паре метров от него. Флауи вырвался из кости, которая прижала один из его листьев к земле, и развернулся лицом к Сансу. — Хотя бы теперь ты сопротивляешься! — Да ну? Три лозы устремились к нему. На этот раз Санс стоял совершенно неподвижно, стиснув зубы и зажмурив глазницы, чтобы не сдвинуться ни на сантиметр. Он приготовился к удару. Удара не последовало. Санс приоткрыл глазницу и увидел, что лозы остановились всего в миллиметрах от него. Флауи трясся от ярости. — Серьёзно?! Один и тот же трюк дважды? — Один раз попался, значит? — Сразись со мной, тупой скелет! — Ещё несколько лоз выросли из снега и ринулись к нему. Санс бесстрастно оглядел их. — Не-е. Уже не хочется. — Если ты не сразишься со мной, — начал Флауи, внезапно ухмыльнувшись, — вместо этого я убью Папируса. — Ты так заставил его сражаться в прошлом? Это действует на него, да? — спросил Санс, прикрывая глазницы. Это логично. Папирус будет сражаться изо всех сил, если подумает, что его брат или кто-то, кто ему дорог, в опасности. Иногда Сансу хотелось, чтобы он был таким же. Он покачал головой. — На меня это не подействует, дружище. — Какого чёрта? Разве ты не заботишься о нём? — Забочусь, — сказал Санс, пожимая плечами. Он почувствовал, как край лозы царапнул его плечо. — Но как я и говорил. Мне нечего терять. Убьёшь ты его или нет, в любом случае ты просто Сбросишь. В любом случае всё вернётся к нулю. — Ты отвратителен, — выплюнул Флауи, скривив лицо. — Он никогда не отрекался от тебя, но ты так легко отрекаешься от него? Это… Флауи замолчал. Санс уставился на него, слегка нахмурившись, наблюдая, как выражение лица Флауи становится пустым. — Это… должно разозлить меня, — сказал Флауи уже тише. — Это должно меня так сильно разозлить. Но… Флауи вздохнул. Затем его лозы хлестнули вперёд и обвили шею и грудь Санса. Он инстинктивно вздрогнул, но не пытался бороться. Улыбка вернулась на лицо Флауи, когда он поднял Санса с земли. Лоза вокруг шеи Санса натянулась, и он начал царапать ее руками, издавая хрип, когда его шейные позвонки сошлись вместе. — Не возражаешь, если я Сохранюсь здесь? — спросил Флауи, ухмыляясь. — Не хочу снова слышать весь этот дурацкий диалог про потери! Идеально. Это было идеально. Именно на это Санс и рассчитывал. И всё же он был почти удивлён тем, как сильно испугался. Это может не сработать. Ничего не срабатывало, так почему же это должно увенчаться успехом? Его хватка на лозе вокруг шеи усилилась. — Божечки, похоже, это больно! — защебетал Флауи, поднимая Санса выше над землёй. Санс поскрёб лозу на шее и почувствовал, как его тапочки сваливаются с ног. Он послал волну костей по воздуху к цветку, подсветив некоторые из них голубым. Надо же ему подыграть. Флауи едва успел увернуться и нырнул под землю, кости рассекли несколько других лоз. Цветок снова появился из-под снега в нескольких метрах от того места, где только что был. — Но это не так уж и больно, не так ли? — сказал Флауи, улыбаясь Сансу. — Знаешь, откуда я знаю? — Иди на х– Лоза натянулась, перекрывая ему воздух, стискивая шейные позвонки. Санс издал сдавленный звук и перестал дышать, чтобы сохранить свою энергию. — Нет, ты дашь договорить мне, костлявый болтун, — весело сказал Флауи. — Я сказал, ты знаешь, откуда я знаю, что не очень-то причиняю тебе боль? Санс не мог ответить, поэтому он просто смотрел на улыбающееся лицо цветка, впиваясь пальцами в волокнистую лозу так глубоко, как только мог. — Потому что у тебя всего одно ОЗ, конечно же! — продолжал Флауи, махая Сансом по воздуху. — Всё, что на самом деле причиняет боль, уменьшает твоё ОЗ, верно? Значит, тебе ещё никогда не было больно! Ты хоть знаешь, что такое боль? Санс призвал Гастер-Бластер над собой и нацелил его на основание лозы, удерживающей его в воздухе. Флауи прищурился и взмахнул лозой вверх, пытаясь увернуться. Бластер выстрелил, срезав почти половину. Лоза поникла, и Санс опустился на землю. Прежде чем лоза успела ослабнуть, Флауи вызвал ещё одну, снова обернув её вокруг шеи Санса. Повреждённая лоза упала на землю мёртвой. — Ты уже много раз терял своего брата, — сказал Флауи, не теряя темпа. Санс прошипел сквозь зубы. — И это очень больно. Но хочешь знать, что такое настоящая боль? Санс поднял руку, чтобы вызвать ещё один Бластер. Быстро, как молния, Флауи вызвал другую лозу и обернул её вокруг запястья Санса, вытягивая его руку, пока Санс не услышал, как скрипнул его плечевой сустав. Зрачки Санса замерцали и погасли, боль и давление были невыносимы. Флауи направил к нему ещё три лозы и обернул их вокруг другого запястья и лодыжек Санса. Он растянул его конечности, как будто хотел разорвать его на части. Санс зажмурил глазницы и напрягся. Нет, нет, ещё рано. Это ещё не могло закончиться. Флауи просто держал его на воздухе. — Видишь ли, я всегда убиваю его быстро, — дружелюбно сказал Флауи. — Медленное убийство кажется излишним. Однажды я попробовал это с Вимсаном, но это просто… скучно? Но, Санс, представь, если бы я действительно медленно убивал Папируса, и делал бы это прямо перед тобой. Санс приоткрыл левую глазницу, чтобы посмотреть на цветок. Где-то глубоко на мгновение вспыхнула искра ненависти, прежде чем погаснуть обратно. У него больше не было на это сил. Пусть Флауи говорит. Он дождётся подходящего момента. — Представь, — сказал Флауи чуть тише, — твой брат медленно умирает. Часами. И ты не можешь спасти его или даже сделать что-нибудь, чтобы облегчить его боль. И, божечки, это твоя вина, что он в таком состоянии! Представь, что он всё время корчится в агонии, выкашливает свои внутренности, растворяется прямо перед тобой. Часами, Санс. Только представь! Сансу показалось, что он помнит первый раз: разорванная земля, перчатка здесь, ботинок там, и, наконец, Папирус в снегу, грудная клетка поднималась и опускалась слишком медленно, и то, как душа Санса треснула прямо посередине. Лозы Флауи снова натянулись. Паника пронзила душу Санса, но Флауи остановился прямо перед тем, как что-то могло сломаться. — Представь, — продолжил он, — что ты со своим братом, и вместе вы могущественнее, чем когда-либо! Вы оба такие сильные. И всё должно быть замечательно, и вся та боль, через которую вы оба прошли, должна окупиться. Всё… так хорошо. Но потом! Потом ты слышишь крик, и что-то похожее на снаряд монстра попадает в тебя. И потом ещё один. И ещё один. Снова и снова. Внезапно кажется, что всё твоё тело в огне. Это больнее, чем что-либо. Всё рушится, и ты чувствуешь, как тот, кого ты любишь, отдаляется всё дальше и дальше. И это продолжается часами! Флауи расхохотался, его рот внезапно наполнился острыми зубами. — Представь, — сказал он сквозь смех, — что просыпаешься где-нибудь и совсем ничего не чувствуешь! Думаешь, ты знаешь, что такое пустота, Санс? Ты вроде один раз шутил об этом или же несколько десятков раз? О том, как скелеты пусты? Санс, ты даже понятия не имеешь! Представь, что ты чувствуешь себя настолько опустошённым, что единственный способ почувствовать что-либо — это причинить боль. Санс попытался потянуть за лозу, обвившую его левое запястье, но Флауи дёрнул её, чуть не выдернув руку Санса прямо из сустава. — Ггххх! — Представь, что смотришь в глаза своей матери, пока разрываешь её на части, — сказал Флауи, дёргая Санса вверх и вниз по шее. — Представь, что она смотрит тебе в глаза, когда сжигает тебя! Представь, что ты подружился с кем-то, единственным, кто тебе действительно нравится, и тоже убиваешь его! Санс, представь, если бы я убил Папируса, и больше никогда не Сбросил бы, и просто оставил бы тебя в живых в мире без него, и представь, что у тебя не было бы другого выбора, кроме как продолжать жить. Санс попытался успокоиться. Он попытался позволить боли просто отступить. Его глазницы снова закрылись, и он сжал левую руку в кулак. Флауи был отвлечён. Он создал новое Сохранение. Его злодейский монолог подходил к концу. Сейчас или никогда. Санс сосредоточился. Было почти невозможно вызвать магию без полной подвижности, но если он просто сосредоточится… — Ты представляешь всё это? — сказал Флауи, снова улыбаясь. — Знаешь, Санс, единственная причина, по которой я тебе это рассказываю — ты не вспомнишь достаточно, чтобы использовать что-либо против меня. Я умнее, чем ты думаешь, мусорка! Но послушай. Ты должен представить, потому что тебе даже нельзя причинить боль. Я умирал так много раз, и каждый раз это было мучительно. Но тебе никогда по-настоящему не было больно за всю твою жизнь. За всю твою жизнь! Санс сильнее зажмурил глазницы. Ему просто нужно сосредоточиться, просто нужно мгновение. Флауи уже потерял бдительность. Всего мгновение. — Но ведь у нас есть Перезагрузки, — сказал Флауи напевным голосом. — И ты всё же достаточно помнишь. А вот этого достаточно, чтобы помнить боль? Лоза вокруг левого запястья Санса сдвинулась, ещё больше обвиваясь вокруг его руки, достаточно туго, что его кости начали сгибаться. Санс издал болезненный, сдавленный звук и сжал кулак, заставляя свою магию собраться. — Ты вспомнишь, если я начну отрывать тебе конечности одну за другой? По одной конечности за Перезагрузку. Как эксперимент! Тебе ведь нравится занудная научная фигня, да? Позади него, отчаянно думал Санс, когда Флауи начал тянуть. Позади него, призови позади него, призови позади него– Раздался звук, и прямо за Флауи появился Гастер-Бластер. У него было достаточно времени, чтобы испугаться — затем Бластер взревел, и цветок исчез в обжигающем белом луче. Луч не остановился и разорвал две лозы, что удерживали Санса; он почувствовал, как остальные три ослабли и увяли. Санс упал. До земли было три метра, не было времени даже подумать о телепортации. Санс услышал удар до того, как почувствовал его, поскольку какая-то его часть резко и яростно треснула. Санс рухнул на снег. Он почувствовал боль, о которой упоминал Флауи. Проклятый сорняк ошибался. Санс прекрасно знал, что такое боль. У него просто не было возможности привыкнуть к этому. Никто не услышал мучительного звука, что он издал, когда всё потемнело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. — Всегда такой чертовски умный, — усмехнулся Флауи. Санс понятия не имел, о чём он говорит, но выражение его лица сказало ему достаточно. Он поймал его. Наконец-то он поймал его. — Попался, да? Лицо Флауи исказилось во что-то ужасное, и две лозы набросились вверх, обвивая его левую руку. Санс понял, что задумал Флауи, за мгновение до того, как это произошло. Этого времени хватило, чтобы поднять правую руку. Позади него, подумал он, а затем, нет, это уже было. По сторонам. По обе стороны от Флауи появились два Бластера, челюсти уже раздвинулись. Флауи издал бессловесный рёв и дёрнул своими лозами. Послышался скрежет, треск, разрыв ткани и, наконец, хруст. Санс вскрикнул, Бластеры исчезли, и всё потемнело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. Лицо Флауи едва ли можно было описать как лицо. Санс хрипло усмехнулся и попытался вцепиться пальцами в лозу. — Хе-хе, с-сколько раз? — Неважно, сколько раз это займёт! — прорычал Флауи. — Я буду Перезагружаться, пока не останется только боль! Санс начал отвечать, но лоза натянулась и не останавливалась. Санс поднял обе руки и хлопнул ими вместе. Две стены из заострённых костей устремились к Флауи с обеих сторон. Увернуться было невозможно. Кости сомкнулись на Флауи, словно зубы, разрывая его на куски, и в последний момент Флауи сжал лозу. Санс услышал, как что-то хрустнуло. Всё потемнело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. Флауи не сказал ни слова, выражение его лица было сосредоточенным, и Санс увидел, как лоза устремляется в его грудь, как одно из копий Андайн. Он поднял руку. Несколько десятков костей вырвались из-под Флауи, все голубые. В тот же момент лоза пронзила грудь Санса, сломав большую часть его рёбер и почти разорвав позвоночник. Санс задумался, сколько раз он чувствовал такую ​​боль. Всё потемнело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. — Эй, тебя трясет, — сказал Флауи напряженным голосом, лозы извивались по земле. — Похоже, ты действительно это помнишь. Санс не ответил, уже подняв обе руки. Появились четыре Гастер-Бластера и окружили Флауи. Его лицо скривилось от гнева и усилий, и он сделал хлёсткое движение лозой, дёрнув Санса вверх, а затем швырнув его на землю. Бластеры осветили половину леса. Санс зажмурил глазницы, прежде чем удариться о землю. Всё потемнело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. Что-то дрожало, и Санс с отстранённым интересом понял, что это была лоза Флауи и его собственное тело. Он был утомлён до мозга костей, и каждая частичка его болела, как будто его кости сломались и неправильно срослись. Боль в его левой глазнице была такой мучительной, что всё с этой стороны расплывалось. — Просто сдайся! — крикнул Флауи усталым голосом. — Ты хоть представляешь, сколько раз мы это делаем?! Просто сдайся, тупая улыбающаяся мусорка! — Ты тот, у кого есть… сила Уйти, росток… Флауи закричал, и больше лоз, чем Санс мог сосчитать, устремились к нему, обвивая его руки, ноги, позвоночник, грудную клетку, череп. Они задушили его ещё до того, как он успел пошевелиться или начать атаковать, и мир исчез под всей этой зеленью. Поэтому он вызвал вокруг себя Гастер-Бластер, направил его вниз вдоль удерживающей его лозы и выстрелил. Всё побелело. Санс болтался в воздухе на лозе вокруг его шеи, цветок смотрел на него с высоты трёх метров. Он почувствовал, как тапочки свалились с его ног. Флауи уставился на него с пустым выражением лица, полуприкрыв глаза. Санс уставился в ответ, безвольно повиснув в воздухе. Они некоторое время молчали. — Пятьдесят раз, — сказал Флауи и он опустил Санса на несколько метров от земли. Затем он развернул свою лозу и отпустил. Санс приземлился на живот и не двигался. — Я и не знал… что могу Перезагружаться столько раз подряд. — Голос Флауи звучал как в бреду. — Я… узнаю что-то новое каждый… день. Санс не ответил, его всё ещё трясло. Он слышал, как лозы передвигаются по снегу, слишком медленно, чтобы представлять какую-либо угрозу. — Хотя сейчас тебе, должно быть, по-настоящему больно. Эй… похоже, мы оба узнали что-то новое! — Если ты закончил, — прохрипел Санс, — почему бы тебе… не листать отсюда. Флауи устало заворчал. — Как же я тебя ненавижу. Санс издал неопределённый звук. — Я понял, — пробормотал Флауи. — Ты сделал это невыигрышным для нас обоих. И если я снова нападу на тебя… Санс хрипло усмехнулся. — Я запру тебя в другой временной петле, — сказал он голосом, почти приглушённым снегом. — Столько раз, сколько захочешь, сорняк. Как я и говорил… — Знаю-знаю. Тебе нечего терять. — Флауи издал совершенно измученный, побеждённый вздох. — Читер. — Кто бы говорил. Послышался уже знакомый звук растений, погружающихся обратно в землю. — Увидимся в следующей временной линии, мусорка. Санс больше не сказал ни слова. В лесу воцарилась тишина. Он закрыл глазницы. Красно-золотое свечение стало намного ярче, и вдалеке, там, где должен был быть горизонт, появилась длинная полоса света. Подсвечивать было нечего, но смотреть было приятно. Санс сидел в темноте и, опёршись на руки, наблюдал. Он чувствовал, как Гастер парит где-то позади него. — Это ещё не конец, не так ли, — мягко сказал он. — Всё только начинается. Гастер некоторое время не отвечал. — ЕСТЬ ТАКАЯ ПОГОВОРКА. НА ПОВЕРХНОСТИ. ТЬМА СГУЩАЕТСЯ. ПЕРЕД РАССВЕТОМ. — Хорошо сказано. — МНЕ ЭТО НАПОМИНАЕТ. О СОЛНЦЕ. В голосе Гастера был тон, который Санс слышал только однажды. Он слегка повернул голову. Но, как всегда, он ничего не увидел. — ВОСХОДЫ. ЗАКАТЫ. ОТСЮДА ЭТО ВЫГЛЯДИТ КАК И ТО, И ДРУГОЕ. Санс почувствовал лёгкое давление на своё плечо, словно чья-то рука. — ОНИ БУДУТ И ТЕМИ, И ДРУГИМИ. — Они? — спросил Санс. Свет пролился в Пустоту. Санс прищурился. — Эй, Гастер? — ДА. Санс посмотрел на свет и нахмурился. — Я забыл, что хотел сказать.

***

Санс проснулся от крика Папируса снизу. — САНС, ПРОСНИСЬ УЖЕ! ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС ПРИГОТОВИЛ ЗАВТРАК, И ОН ОСТЫВАЕТ! СКОРЕЕ, БРАТ! У МЕНЯ ОЧЕНЬ ХОРОШЕЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ НА СЕГОДНЯ! Санс застонал и перевернулся. Завтрак от Папируса, хм. Он не мог вспомнить, когда в последний раз Папирус готовил завтрак. Обычно он придерживался ужина. А он-то думал, что сможет избежать этого ещё на пару недель. Он не хотел вставать, что бы ни говорил Папирус. Сегодня ничего не изменится. Ничто никогда не изменится. Он не мог вспомнить, когда это началось, но ему казалось, что это продолжается уже много веков — а может и вечность. Он приоткрыл глазницы и уставился в дальнюю стену. Ему казалось, что ему приснился очень плохой сон, но он не мог вспомнить деталей. Что-то о лозах. Огне. Чувстве страха и невообразимой потери. Может, ему следует телепортироваться в лабораторию, прежде чем вставать, проверить сканер и блокнот. Посмотреть, не появились ли какие-нибудь новые отметки. Он уже заполнил половину блокнота или всю? Он не мог вспомнить. Аномалия должна быть близко. Его работа заключалась в том, чтобы следить за ней. Но он не будет этого делать. Смысл? Санс верил в отсрочку неизбежного, но остановить это всегда было невозможно. И он не хотел, чтобы Папирус начал стучать в его дверь. Поэтому он тяжело вздохнул и выпрямился, потирая глазницы. Он устал. Всегда уставал, сколько бы ни спал. Он телепортировался вниз и, зевая, прислонился к кухонной двери. — Утречка, бро. Папирус стоял перед печкой и тыкал во что-то горящее в сковороде. На нём по-прежнему был костюм, который они сшили для той вечеринки неделю назад или около того. Он называл это своим боевым телом. Санс усмехнулся про себя. Папирус был чертовски крут. Он повернулся к Сансу с улыбкой, которая тут же превратилась в раздражённый хмурый взгляд. — Сейчас ЕДВА ЛИ утро! Ты планировал проспать ВЕСЬ ДЕНЬ? — Хех. Вроде как. — Что ж, ХОРОШО, ЧТО я тебя остановил! — Улыбка Папируса мгновенно вернулась. — Сегодня будет ХОРОШИЙ ДЕНЬ, САНС! Я просто чувствую это! Санс снова зевнул и плюхнулся за стол. Его ждала дымящаяся кружка кофе. Он немного улыбнулся. Папирус всегда делал кофе крепким и совершенным. — Может, ты прав, бро, — сказал он, решив хотя бы побаловать своего брата. Он должен признать, что что-то в этом утре было немного… другим. Но это не имело значения. Даже если что-то изменилось, даже если аномалия наконец появилась, это не имело значения. Ничто не имело значения. Но это не означало, что он не мог улыбаться своему брату и притворяться. Как всегда. → ПРОДОЛЖИТЬ?