Надежда

Если честно, Кенма совершенно точно не знает, как до этого дошло. Да, он любит (всегда любил) компьютерные игры, стук пальцев по клавишам и звук при печатании на клавиатуре. Он всегда чувствовал неуместную радость и восторг (который никогда не показывал), когда босс в игре умирал, а после тяжёлой битвы звучала привычная и такая желанная музыка, означающая его победу. Кенма на самом деле только и мог, что играть. Сперва игры заменили ему родителей — те слишком часто пропадали на работе, оставляя сына наедине с собой и новой игрушкой. Потом чем-то вроде хобби, потому что волейбол для него не был такой отдушиной, как для Куро. Потом игры стали его смыслом жизни. И ни рыжий ворон из Карасуно (этот дьявол и самый яркий огонь из всех), ни Тетцуро не смогут у него отнять эту жажду по острым ощущениям, которые способна ему подарить только игра. Тогда вперёд — в игру. Чего ты ждёшь? Сколько дней войну ведёшь, Но стоит проиграть… И ты опять восстал! Кенма много играет, не в силах остановиться. Ему не нужна семья (он может создать счастливую пару в симуляторе или популярном Sims), а друзья… Друзья у него есть. Он принимает дружбу Куро и остальных как должное, но он все равно знает — его не бросят. А если даже и посмеют… Что ж, игры заменяли ему и не таких людей. Даже маму с папой, вроде незаменимых, смогли сместить. Вот только… Одиночество всё-таки иногда душит. Сжимает тонкую шею в своих холодных ладонях, протягивает Смерти, как подарок, и смотрит так жалостно, что хочется умереть. Как Кенма ещё не сломался? тело хрупкое, словно хрусталь, и может разбиться от одного неаккуратного движения; раз — и шея, неестественно вывернутая, сломается, кости затрещат, а из глаз слезы… не польются. Он глядит в зеркало, смотрит, но не видит ни кругов под глазами, что залегли ещё со второго года младшей школы, ни одиночества во взгляде. Он уже привык, думает, что никому нет дела. (Такой человек есть, и не один, просто это слишком странно — разговаривать об этом без какого-либо волнения). Кенма всегда дышит только дома, когда приставка подключается к телевизору, когда на большом экране вспыхивают знакомые английские буквы или японские иероглифы. Он может вздохнуть полной грудью только во время игры. Когда уровень увеличивается, магия становится все сильнее, а шкала здоровья — все длиннее, и длиннее, и длиннее… Кенма может найти себя в звуках виртуальных сражений, в пылу битвы, в ярости на сильного босса, в поражениях и победах. Он каждый раз засыпает под вскрики умирающих монстров, рычание магических зверей и фанфары, приветствующие короля. Может, он и сам хочет стать настоящим королем, но… Как он может хотеть такого? Никогда подобного не произойдет, как бы сильно он не мечтал, как бы не умолял Небеса дать ему шанс, как бы не шептал во снах о несбыточном. Как бы не представлял и не желал умереть, чтобы переродиться в мире магии. Кенма устал от жизни. Но одновременно с этим он как ни когда хотел прожить ее до конца, прыгнуть в омут с головой. Он давно понял, что игры для него не просто место, занятие, которое помогает ему преодолевать себя, погружаться в настоящую жизнь и иногда (очень, очень редко, когда Куро устает пытаться вытащить его на улицу, а переписка с рыжим вороном наскучивает) строить планы на жизнь. Он включает в них Куроо, Хинату, Яку и, может, Льва (только не когда он в очередной раз попадает мячом ему в голову — все же он забота Яку и точка). Сил мериться с чужими жизнями нет, да и смысла он не видит. Зачем так стараться, если ничего эти потуги не изменят? Так он думал до очередной игры с рыжим солнцем, огнем, что пылает, несмотря на дождь и попытки природы поместить мир во тьму, которую Кенма так любит. Кенма сам того не замечая, как кот, наблюдает на быстрыми пасами, высокими прыжками. Изучает, играясь с тканью и клеткой, что он обязательно накинет на своих соперников. Ведь это похоже на одну из его любимых игр, а проигрывать он не любил (он забывает, что волейбол — игра скучная и что он ненавидит напрягаться). Кенма не знает, но возможно (он никогда ни в чем не уверен) когда-нибудь он перестанет играть, забросит джойстик под кровать, где лежит давно сдутый волейбольный мяч, и уйдет из команды. Но сейчас он дышит, он парит, видит каждую деталь, анализирует движения за доли секунды, которые кажутся вечностью — Кенма впервые почти счастлив, впервые он получает почти такие же эмоции, что и при игре в приставку (вот только пальцы сводит по-другому, ноги тяжелые, а перед глазами все плывет не от недосыпа, а из-за пота). Он следит за десятым номером, мозг вскипает, как при встрече с финальным боссом, и такое чувство, будто HP почти на нуле. А если и нет, и шкала здоровья почти полная, тогда… Почему дышать становится невыносимо, пальцы мокрые, а остановиться не хочется? Почему Кенма впервые хочет кого-нибудь победить, зная, что призовых очков ему не дадут, а единственная возможная награда — рукопожатия и аплодисменты? Почему Кенма готов умереть, превозмогая себя и свою лень, ради кого-то вроде рыжего солнца? Если честно, Кенма старается не только ради Хинаты. Куро расстроится, если они проиграют, не выложавшись на полную. Лев будет опять доставать его на тренировках. Кенма никогда не любил солнце. Для него оно всегда яркое, слепит глаза так, что смотреть невозможно. Особенно когда максимальная яркость на телефоне больно ударяет по слезящимися глазам, когда он решает проверить сообщения или оповещения из игр в час ночи. Свет и лучи солнца — самая мощная атака против него. Урон измеряется в тысячах (хотя здоровья у него всего на сотню). Поэтому Кенма не может не жмуриться, когда Хината (самое яркое солнце и необузданное пламя) улыбается (супер мощная атака противника! Вы повержены; хотите попытаться ещё раз?). И Кенма возрождается, дыхание вновь становится ровным и тихим, а взгляд холодным, изучающим. Наверное, все началось с детства, ещё до первой подаренной приставки, подаренной как откуп от родителей, как их замена. Когда он боялся темноты и почти никогда не подавал голос, хмурился, носил теплые толстые вещи и прятал взгляд за шляпой или капюшоном толстовок и курток. Кенма в детстве не мог сказать ни единого лишнего слова (звука) и боялся неизвестно чего. Он любил солнце, но все равно продолжал сидеть дома, раз за разом задыхаясь от страха из-за придуманных монстров. Потом он научился их побеждать. Представлять, что, как только чудовище покажется из шкафа, в руках появится пистолет (меч, лук или любое другое оружие, прямо как в его новой игре), и пройдет всего секунда (один выстрел, взмах или выпад) — и монстр провалится на пол, исчезнув в прозрачной дымке. Кенма в самом деле так думал. А потом солнце перестало быть таким важным. Оно ему больше было не нужно — раз монстров нет (детские сказки и глупость), так зачем бояться темноты? Раньше он искал спасение в свете. Но он отринул его, окунул во тьму. Так могла начаться какая-нибудь глупая история о любви или приключениях. Может, так оно и есть. И тогда Кенма точно не главный герой. Второстепенный персонаж, очередной проходной уровень, третьесортный злодей, которого решит переделать, победить герой. Вернуть на свою до омерзения чистую сторону добра. Кенма кажется, что Хината стал тем самым светом, который он когда-то так обожал, который ненавидел до зубного скрежета и длинных порезов на запястьях. Хотелось ему так сказать — но боль он себе причинить не мог. Только глупцы и безумцы режут запястья, неважно, вдоль или поперек. Они слабы, раз видят единственный выход в смерти. А может, сильны, раз готовы пожертвовать собой ради… Хах, ради себя же? Кенма хочет просто задохнуться — видеть искры в глазах, чувствовать приятный запах света нет ни сил, ни желания. Так почему раз за разом он идёт на огонь, как мотылек летит на свет, будто желая умереть? Вспыхнуть, чтобы сгореть за миллисекунду, за одно незаметное мгновение. И нет ничего печальнее — Кенма задыхается от волнения, от усталости на матче против своего безумия. Игры давно пылятся под диваном, а на ноутбуке — папки с тысячами фотографий. Кенма не хочет их видеть, но раз за разом сдается, открывает крышку компьютера, загружая новые кадры. Это попахивает безумием и отчаянием, но Кенме плевать. Он продолжает душить в душе какое-то чувство (он не позволяет называть себе эту одержимость «любовью») и смотреть из-под лобья. Он окружает себя проводами и экранами, чтобы хоть как-то перестать думать. Он занавешивает шторы, чтобы не пропускать солнечный свет и забыть уже те глаза, в которых горит решимость вперемешку с восторгом. Кенма ничего не говорит и почти не шевелится, лишь смотрит, как мяч скользит по мокрым пальцам, как он падает на пол, не успевая перелететь на чужую половину поля. Кенма сжимает руки (пальцы слушаются плохо), перед глазами плывет, а в горле пересохло. Он видит лишь два солнца (одно в окне позади команды, а второе радуется и кричит, подпрыгивая на носках) и хочет исчезнуть. Раствориться в этом свете, поглотить весь свет, что может дать другой человек. Кенма начинает влюбляться сильнее и ненавидеть ещё яростнее. Он хочет сломать это солнце (или клетку, которую он для него создал) и нет слова «стоп» в его лексиконе. Почему? Почему он хочет Хинату? Почему он так хочет… Забыть про него? И боязнь обжечься побеждает. Правда… не до конца. Карасуно притягивают взор, несмотря на неприязнь после поражения. Кенма решает немного отвести взор от солнца (Хината в играх всегда выбирает сторону света и играет за мечника) и видит его — настоящую мечту (с той же слабостью, что и у него — боязнь солнца), которому подошла бы мантия мага, скрывающая лицо, и красивые перстни на узких пальцах. Кенма видит Ямагучи и не может перестать думать о нем. Скромный, милый и такой обычный, что на фоне огня он теряется. Его почти не видно из-за чужого сияния, блеска, за которым стоят все остальные (все помнят только Короля, Десятый номер и немного Цукишиму). Но Кенма видит, несмотря на слезящиеся глаза и сухость в горле. Он такой же. Точно также боится заговорить, поднять взгляд. Кенма находит в Ямагучи утешение после поражения. Он влюблен в Хинату, но эта любовь меркнет, когда он видит зелёные волосы, слышит тихий голос и нажимает на кнопки не глядя. Ему почти все равно, но мальчишка перед ним светлый настолько, насколько и темный. Он поглощает свет и отражает тьму, горит изнутри, и его внутренности пожирает тьма. Кенма хмурится, прячет молниеносно приставку в карман толстовки и протягивает руку. Когда его холодные пальцы обжигает приятное тепло, он улыбается и крепче сжимает руку Ямагучи. Они вместе выбирают новые игры, и Кенме кажется, что он наконец-то нашел нечто важное. Глаза рыжего Дьявола больше не преследуют его во снах, а Куроо понимающе ухмыляется, когда встречает их на очередной прогулке по торговому центру в Токио. Позади брюнета прищуренными глазами сквозь очки смотрит Цукищима, и Кенма смотрит на Тетцуро. Он понимает его без слов (как мило с его стороны) и уводит блондина подальше от них. Кенма никак не реагирует (может, Ямагучи показалось, и он совсем не улыбался, как влюбленный идиот). Кенма никогда не думал, что у него будет что-то важнее игры. Звуки и вспышки успокаивали его, адреналин на отпускал отдыхать, а уровни повышались с такой скоростью, что он почти становился тщеславным. Но потом появился Куро (всего лишь проходной этап на почти десять лет, лучший друг, который так и не смог заменить ему игры), затем Хината (ещё один холостой потрон, осечка, ноль, поражение!). Но потом появился Ямагучи, и Кенма… Не смог устоять. Они были похожи (остаются ими спустя даже пять лет). Всегда, несмотря на отсутствие света и тьмы внутри них. Они были серыми, но вместе… Вместе они начинали видеть цвета — и зелёные волосы, что как сочные стебли летних цветов, и осветленные жёлтые пряди, и нелепый розовый шарф на чужой (любимой) шее, и глупые голубые носки с авокадо, и темные глаза, и светло-розовые губы, что желаннее всяких игрушек. Кенма думал, что у него ничего не получится. Что всю жизнь он будет один, что всю жизнь посвятит видеоиграм. Кто же знал, что судьба в лице одного мальчишки (у него рыжие волосы и глаза, в которых горит решимость) подарит ему второй (и третий, четвертый, десятый, и сотый) шанс? Шанс доказать, что он готов довериться. Кенма в самом деле хотел удивить, дать знать, что он важен. Он хотел утопиться в слепом обожании, которое он дарил зря, в пустоту. Сколько их было, этих попыток? Он хотел, чтобы его заметили, чтобы полюбили таким, какой он есть — с мешками под глазами, с заспанным лицом и вечным желанием спать. С мечтой создавать свои игры, с желанием доказать всему миру, какой он… Кенма не знает, как описать себя. Поэтому он и описывает других, рисует их на бумаге, чтобы потом соединить с образами персонажей его новой игры. Куроо для него — бомба, зажигалка, бензин и энергия. Глупость и решимость, какой не бывало. Коробок спичек, который так и манит детей его использовать. Хината — солнце, самый желанный и отталкивающий из-за своей красоты свет. Его хотят многие, если не все, но он так и остаётся недоступным… Плавные, мягкие линии и светлые, яркие тона. Лев — синева, которая простирается до горизонта. Кенма медлит секунду, а потом просто рисует на полях тетради маленький набросок кота — в самый раз для такого идиота, как Лев. Ямагучи… Он… Он… Он — всё, что у Кенмы есть. Поэтому он и рисует, пытаясь красками, образами и фоном передать все те чувства, что вызывает в нем Тадаши. Для него он как воздух, как вода, — без него невозможно жить, а если и пытаешься, то хватает всего на несколько минут. Кенма раньше думал, что ему ничего не нужно. Каким же глупцом он тогда был.