Мальчик среди редиса из снов

Ванцзы проснулся. Белый потолок идеально белого Цзиньши. Он встал, умылся, надел белоснежное ханьфу, повязал ленту и открыл дверь. - Брат? - Здравствуй, Ванцзы. Я сегодня рановато? Прости. - Мгм. Сичень прошел внутрь и поставил поднос на небольшой стол. Теперь, они с братом завтракают прямо тут, в Цзиньши. И обедают тоже. Всегда. Ванцзы не знал, почему, но против не был. Они сели и принялись за трапезу. - Ванцзы, я вижу, сегодня сон был хорошим? - Не знаю. Он был странным. Мальчик был закопан в землю, среди редиса, но при этом улыбался и смеялся. - Понятно, улыбку намного приятнее видеть, правда? Каждую ночь, Лань Чжань видел этого мальчика во снах. Иногда это были приятные и добрые сны, о том как мальчик играл или учился, ел или спал. После этих снов Ванцзы всегда чувствовал себя хорошо еще целый день, иногда даже проводил уроки для адептов ордена. Но бывали и такие, после которых он не в силах был встать с кровати и лежал весь день глядя в потолок. Тогда Сичень входил сам и сидел рядом с братом, рассказывая о простых повседневных делах и погоде, играл на флейте мелодии для успокоения души, или занимался каллиграфией. Во снах мальчик плакал и кричал от боли, а рядом с ним раздавались голодные злые голоса, требующие свежей крови. Ванцзы никогда не видел этой картины, но представить ее не состовляло большого труда. Представить все, кроме лица малыша, искаженного от боли, он ведь видел только радостные моменты его жизни, улыбки, а если и слезы, то только слезы счастья. Лань Чжань силился встать и открыть дверь, но тело не слушалось, и все, что он мог, это валяться на полу, как ненужная забытая кукла. Ему становилось еще больнее от осознания своей беспомощности и он кричал. Никогда раньше Ванзцы не повышал голос, а уж до крика доходило впервые на его памяти. Но он сомневался в этом. Второй нефрит ордена Гу Су Лань не знал. Он не помнил. Шесть лет исчезли из его памяти, как будто их никогда не было. Когда он спрашивал брата, Сичень переводил разговор или говорил, что Ванцзы был тяжело ранен на ночной охоте и сильно болел. - Брат? Все шесть лет? - Да, Ванцзы. Сначала ты восстанавливался от травм. Те шрамы на спине, их оставил Свирепый Дух. Такой сильный, что даже я с трудом его одолел, а ты был еще совсем молод. А после ушел в уединенную медитацию, на несколько лет, но что - то пошло не так, и ты оказался на грани искажения ци, после чего ты очень долго восстанавливался. Хочешь чтобы я рассказал подробнее? Ты не веришь мне? - Верю. Я верю тебе, брат. А когда голоса за дверью стихали, и криков о помощи уже не было слышно, он плакал. Плакал и задыхался от горя. От потери малыша, которого даже не знал. Мальчика, который был порождением его снов. - Ванзцы, я пойду, мне пора. Увидимся на обеде. Принести чего - нибудь остренького? - Да, спасибо, - он никогда особо не любил острое, но теперь от этого легкого жжения во рту ему становилось тепло и приятно, как в объятиях самого близкого человека. - До встречи, брат. Сичень взял поднос с уже пустыми тарелками и ушел. Отойдя на несколько чжанов от нового Цзиньши, построенного в отдалении от основных зданий шесть лет назад, от «тюрьмы» для его драгоценного брата, глава ордена задрожал, тихо роняя слезы на белую каменную дорожку. Он никогда не скажет ему правды. Хорошо, что Ванцзы забыл. Он бы не выдержал. Даже он...