Уходи

Плотно закрыла тяжёлые тëмно-фиолетовые шторы. Плюхнулась на кровать, даже не смотря, куда падает. Забыла про тарелку с едой, оставленную на кровати ещё с утра, и благополучно вляпалась. — Твою мать… — тихо, почти безэмоционально выдохнула. Сползла с кровати и, прихватив тарелку, вышла вон из комнаты. Тарелка была буквально брошена в раковину, на ходу стащила с себя мокрую грязную майку, затем штаны. Шмотки — в корзину, а Ирина — под душ. Сегодня, казалось, и вода не смоет этот отвратительный день. Хотя, если быть честной с собой до конца, это ведь далеко не первый такой день и явно не последний. Закончив водные процедуры, даже не потрудилась завязать халат. Накинув вещь на плечи, вышла из ванной комнаты, хлопнув отчего-то дверью. По пути Аллегрову занесло на кухню, где женщина раздобыла начатую с утра бутылку коньяка. — Да-а, красиво жить не запретишь… — протянула, — Одиночество — прекрасное время, чтобы безбожно пить, — хрипло усмехнулась и отпила из горла. Уже шлёпала босыми ногами по пути в спальню, как раздался громкий дверной звонок. От неожиданности выронила бутылку из рук, но даже не сразу заметила это. Всё внимание привлёк неведомый гость. Ещё пара резких трелей и пришлось идти открывать. Ступила шаг. Острое стекло разбитой бутылки впилось в ногу. — Сука-а! — громко закричала, взвыв от боли. Еле допрыгала до двери и открыла её лишь затем, чтобы убить того, кто доставил ей столько неприятностей. На пороге стоял Григорий Лепс. — Ах, это ты! Скотина! Какого хуя ты припёрся?! — держась о стену, вырвала из ноги стекло. Брызнула кровь. — Блять, Аллегрова! Ты дура?! Что происходит?! Почему я уже месяц не могу до тебя дозвониться?! — вошёл в прихожую и закрыл дверь. — Потому что меня для тебя больше никогда нет, понял?! — глаза наполнились слезами от сильной боли. Схватила мобильник и набрала номер. — Алло, скорая… Вырвал телефон у неё из рук и хотел сбросить звонок, но увидел, что вызова и не было. — Опять врёшь?! Даже сейчас?! — достал аптечку, которая находилась в прихожей, и стал обрабатывать ногу, предварительно осмотрев её. Сжала зубы от боли и молчала. Сидела и смотрела, как убирает стекла и моет пол. Смотрела, и как снимает пальто, в котором был до сих пор. — Зачем пришёл? — гордо, наигранно высокомерно. — А ты не думаешь, что нам нужно поговорить? — Нет, не думаю. Я вообще О ТЕБЕ не думаю, понял? — язвительно ухмыльнулась. — Зато я о тебе думаю, — глухо, — Ир, зачем эти кошки-мышки? Мне казалось, что мы всё решили. — Мы решили? Нет, мой дорогой, это ты за нас решил, сам. Я тогда тебя не гнала, даже наоборот, но теперь… — Может… — Не может, Григорий Викторович. Аудиенция окончена, счастливо уйти, — встала и хотела идти, но не смогла ступить и шагу. Совсем забыла про больную ногу. Тут же опомнившись, собиралась прыгать на одной, но… Тёплые ласковые руки обвили талию, приподняли и понесли в гостиную. — Отпусти… — тихо, словно чего-то страшно боясь. Сжалась в комочек, насколько это было возможно. Опешил от такой смены эмоционального состояния. Усадил на свои колени и нежно обнял со спины. — Зачем это, Гриш? Мы же всё решили. Всё закончилось и больше не начнётся. Иди домой, тебя жена ждёт… — Ждёт… А я тебя жду, ждал… Разве это не важно? — Нет, не важно… Мне надоело быть запасным аэродромом, Гриша, я устала. Понимаешь? — Понимаю, но я… — Никаких «но», уходи… Прошу тебя… — Ирка… Ну пожалуйста, ну оставь мне хоть что-то… — уткнулся лицом в её плечо, осторожно поцеловал. Не дëрнулась. Развернул женщину к себе, бережно поцеловал в губы. Спустя минуту отстранилась сама. — Я оставила тебе прощальный поцелуй, а теперь уходи… Мужчина встал, вышел в прихожую, надевая пальто, в последний раз оглядел дом, когда-то даривший счастье этим двоим, и ушёл. Ушёл навсегда…