***
В следующий понедельник, за неделю до Рождества, Невилл снова оказался у профессора МакГонагалл. Он нервничал, хотя и позаботился о том, чтобы найти заклинание, которое помогло практиковаться. Помимо хозяйки и самого себя были профессора Флитвик, Синистра и Спраут, а также Поппи Помфри и (это его удивило) Вильгельмина Граббли-Планк. Ее он помнил по временам, когда она замещала уроки Хагрида, а также с довольно неудачного чаепития у бабушки много лет назад, где Тревор умудрился спрятаться среди булочек. К счастью, она никогда не поднимала этот вопрос в его присутствии и приветствовала не менее дружелюбно, чем остальные. -Видишь, нам крайне нужны мужские голоса, - сказала профессор Спраут с улыбкой. – В этом году Поппи была готова стать басисткой в одиночку. -Ох, заткнись, - фыркнула мадам Помфри, одетая в красно-зеленое платье до колен и выглядящая очень празднично. -Ну-ну, - величественно произнесла профессор МакГонагалл, взмахнув рукой, чтобы они успокоились. – В любом случае, мы не собираемся делать ничего сложного, но необходимо несколько певцов. Все эти колядки рассчитаны на два или три голоса, и я думаю, мы справимся. Филиус? Все выпрямились. Рядом с Невиллом профессор Флитвик прочистил горло, затем создал с помощью палочки небольшую вспышку у уха. Он внимательно послушал, а после напел вступительную ноту, прежде чем дать указание начинать. -Звон весёлый в вышине, небесные колокольчики весело звенят! Первый куплет они исполнили без сучка и задоринки, но припев, где мелодия разделилась на три разных голоса, заставил всех запнуться. Профессор Флитвик хлопнул в ладоши и попросил послушать каждого отдельно. Невилл покраснел, когда очередь дошла до самого низкого голоса. -Только у нас с вами мужские голоса, профессор. -Филиус, Невилл, Филиус, - мягко пожурил его профессор Флитвик. – Давайте споем вместе, хорошо? Он снова почувствовал себя глупым маленьким мальчиком, которого попросили выполнить сложное заклинание при всем классе. Но глаза профессора Флитвика были добрыми и теплыми: в них не было смеха, и когда он искоса взглянул на остальных, то увидел только ободряющие лица. Свое смущение удалось проглотить и послушать, как Флитвик сначала повторил припев; затем, по сигналу, они снова исполнили его вместе. Невилл все время напряженно следил за партитурой, но, к собственному изумлению, ни разу не споткнулся, и голос его звучал в унисон с голосом профессора. Стоило им закончить, Флитвик улыбнулся. -Превосходно, Невилл! Я не знал, что ты так хорошо поешь. -Эм, - сказал Невилл, чувствуя, как его лицо заливается краской. По правде говоря, он этого не знал, но по одобрительному шепоту вокруг понял, что неплох. - Большое вам спасибо. -Да, действительно, - вмешалась Помона Спраут, которая, помнил Невилл, была ответственна за его пребывание здесь. - Ты когда-нибудь брал уроки пения? Мысль о том, что бабушка заставляла его петь, была едва ли не более абсурдной, чем перспектива колядовать с учителями. -Не могу сказать, что да. -Какая жалость, - протянула она, задумчиво его рассматривая. Невилл был уверен, что она собирается сказать что-то о бабушке, и вздохнул с облегчением, когда Флитвик снова хлопнул в ладоши. Они исполнили репертуар, который состоял как из традиционных колядок, так и из оригинальных текстов, поставленные на знакомые мелодии, например, «O, сливочное пиво» и «Прочь с порт-ключом». После этого профессор МакГонагалл пригласила всех выпить глинтвейна и горячего какао, чтобы дружески поболтать. Затем профессор Флитвик заставил их еще попрактиковаться, прежде чем хлопнуть в ладоши и объявить о новой и последней репетиции в следующий понедельник – в ночь перед сочельником. -Дело не в том, что мы так честолюбивы, Невилл, - сказала ему МакГонагалл, когда он уходил. - Просто это дает нам повод повеселиться вместе, не так ли? Если раньше Невилл был бы крайне озадачен идеей профессора МакГонагалл веселиться, не говоря уже о том, чтобы делать это в его компании, то теперь он не мог не согласиться.***
В канун Рождества они собрались в конце главной улицы Хогсмида около шести часов вечера. Шел небольшой снегопад, покрывающий крыши деревни белым одеялом, который компенсировался праздничным колоритом мириады украшений и темным звездным небом над головой. -Я уже слишком стара для этих колядок, - бормотала мадам Грабли-Планк, притопывая ногами. - В следующем году покупаю выпивку и остаюсь дома. -Твое высказывание - это уже отдельная традиция, Вильгельмина. - МакГонагалл взмахнула палочкой над своими ботинками, а затем сделала то же самое для остальной группы; Невилл едва не вздохнул громогласно, когда тепло просочилось в его ноги. - Теперь лучше? -Все, что угодно, чтобы заставить тебя это сделать, Мин, - откликнулась Грабли-Планк с хриплым смешком. - Так кого мы посетим в первую очередь? Я голосую за Розмерту и ее эль. Когда группа подошла к «Трем Метлам», Невилл снова почувствовал себя немного неуютно. Тот факт, что надо будет петь перед незнакомыми людьми – или что хуже перед не-совсем-незнакомыми, – был той самой проблемой, о которой он до сих пор избегал думать. Но сейчас эта перспектива становилась тревожно реальной. Если они должны войти в сам паб и петь перед всеми посетителями... Невилл сглотнул, внезапно жалея, что не взял раньше порт-ключ домой к бабушке, и к черту обещания МакГонагалл и Флитвику. К счастью, остальные направились к задней части паба, и вскоре были встречены улыбающейся мадам Розмертой, которая открыла дверь в отороченном мехом платье и с веточкой ели в волосах. -Ба, какие люди! -Здравствуй, моя дорогая! - воскликнул профессор Флитвик, делая шаг вперед, чтобы встать перед остальными. – С наступающим. Он поднес палочку к уху, использовал чары мелодии, а затем повернулся к другим. -Все начинаем «Украсьте зал»! -Я уже это сделала, - пошутила Розмерта. Но внимательно выслушала исполнение трёх куплетов, а потом восторженно зааплодировала. Затем она велела своим домашним эльфам принести им эль и глинтвейн, причем последний оказался гораздо крепче, чем ожидал Невилл. Пока они шли к следующему дому, у него слегка кружилась голова, но опасения рассеялись, когда Флитвик наложил на всех заклинание трезвости, прежде чем подняться на крыльцо «Кабаньей головы». Аберфорт поднял кустистые брови, увидев Невилла. -Значит тебя втянули в эту шайку старых попрошаек, не так ли? -Он наш талисман, - прогремела Грабли-Планк, отвешивая шлепок по спине, который был настолько сильным, что Невилл задался вопросом, не пропустило ли ее последнее заклинание Флитвика. – А также чертовски хороший певец. Пусть он услышит тебя, Невилл! Невилл поморщился, но Флитвик пришел ему на помощь, громко прочищая горло, и вскоре группа торжественно исполнила «Пока Аберфорт следил за своими козами»* (текст песни, любовно переписанный Граббли-Планк, заставил Аберфорта фыркать в бороду и выглядеть втайне довольным). После этого они все получили стакан специального рождественского пунша Аберфорта, который немного напомнил Невиллу о его собственных неудачных попытках зельеварения. Не желая ранить чувства Аберфорта, он сумел сдержаться и был вознагражден еще одним шлепком по спине, на этот раз от самого хозяина, а также приглашением вернуться в День подарков «за хорошим товаром». К тому времени, когда они добрались до конца главной улицы, Невилл больше не нервничал. Он был частью группы, а людям, похоже, искренне нравилось их пение. Невилл, со своей стороны, не мог не наслаждаться подтруниванием учителей друг над другом, их деликатными шутками, которые иногда касались и его, за что он был особенно благодарен. Когда все подошли к последнему дому, он искоса взглянул на своих коллег и почувствовал знакомое тепло в груди: это напомнило ему об Армии Дамблдора, о том, что он один из равных, что его ценят. И хотя ничего общего с борьбой, с Пожирателями смерти, с пытками или наказанием не было, чувство единства оставалось таким же. МакГонагалл слегка улыбнулась ему, они приблизились к двери; когда она пробормотала: «Готов к последнему?», Невиллу пришлось сглотнуть. Он был таким же косноязычным, как и в детстве, однако на этот раз не от страха, а от волнения. -Кто здесь живет? – наконец ему удалось сделать глубокий вдох и стряхнуть с себя внезапную сентиментальность. -Здесь? Подумать только, я, – с усмешкой сказала Грабли-Планк. – Но в этом году меня навещает старая подруга, и она обещала угощение, если мы споем. Невилл кивнул и встал между Флитвиком и мадам Помфри, стоило МакГонагалл постучать. Дверь открылась через несколько секунд. -Бабушка? Действительно, на пороге стояла его бабушка, и свет за ее спиной был таким ярким, что он не мог разглядеть выражение лица. Сердце Невилла упало в желудок, прежде чем тревога снова подняла его. Что она здесь делает? Она подруга Грабли-Планк? Конечно, он знал об их дружбе, и что у бабушки была своего рода социальная жизнь, но подумать только, они теперь вращались в одних и тех же кругах… Голова шла кругом, и он, вероятно, сказал бы что-нибудь ужасно глупое, если бы Флитвик не выбрал именно этот момент и пропел «Звон весёлый в вышине». Пока они затягивали песню, он старался не смотреть на бабушку, чтобы не испортить мелодию. И, как ни странно, за те несколько минут, что та длилась, он расслабился: была только забота о музыке, чувство освобождения и легкости. Присутствие бабушки, пугающее и грозное, не могло изменить этого. Были пропеты все куплеты, и он не дрогнул, только сосредоточился на том, как голос сливался с другими в беззаботное и радостное целое, которое поднималось сквозь холодный вечер, словно разгорающийся огонь. Затем наступила минута молчания, и - Невилл снова был ошеломлен - раздались негромкие сухие аплодисменты. Бабушка хлопала, чего он никогда раньше не слышал, а потом шагнула вперед, так что свет от фонаря над дверью упал на лицо. Он увидел ее дрожащую улыбку. -Ну, - сказала она, голос тоже слегка подрагивал. – Это действительно было нечто. -Я же тебе говорила, - гордо сказал Спраут. Затем повернулась к Невиллу. - Мне очень жаль, дорогой Невилл, но я и Вильгельмина не смогли устоять перед мыслью, что твоя бабушка может услышать, как ты поешь. Поэтому мы решили пригласить ее сюда, а поскольку они с Вилл старые друзья, Вилл пригласила вас обоих провести здесь Рождество… не так ли, Вилл? -Действительно, очень великодушно, - сказала бабушка, прежде чем Граббли-Планк успела ответить. – И я согласилась. Секунду она выглядела немного мрачной, как будто понимала, что Невилл мог иметь другие планы. Она быстро продолжила: -Надеюсь, ты не возражаешь? Лондон в это время ужасен, и когда ты был маленьким, то всегда приставал ко мне по поводу прогулок во время каникул. Я знаю, что ты уже совершеннолетний, можешь иметь дела поважнее, чем оставаться со мной, но… -Ох, бабушка, ты же знаешь, что я все равно вернулся бы домой, - протянул Невилл, осознав с опозданием лишь на секунду, что перебил ее. На всякий случай, он быстро продолжил. – И я очень благодарен вам за приглашение, ма... э-э... Вильгельмина! -Я ожидаю, что ты будешь развлекать нас пением в ответ, – она усмехнулась, потом хлопнул бабушку по плечу (Невилл не смог сдержать нервного смешка ни при виде этого зрелища, ни от того, как подпрыгнула бабушка). – Ты приготовила гоголь-моголь и глинтвейн, Гасси? А рождественские печенюшки? Я голодна. -Я твоя гостья, а не домашний эльф, - проворчала бабушка, но потом снова улыбнулась, взглянув на Невилла, и кивнула. – Тебе лучше зайти внутрь, все готово. Это была странная ночь, подумал Невилл, проходя в дом. Сначала неожиданная радость от ощущения быть равным среди учителей, потом шок от того, что придется петь перед бабушкой, которая не только слушала, но и аплодировала, а теперь перспектива провести Рождество в Хогсмиде с Вильгельминой Граббли-Планк, не боявшейся хлопать бабушку по плечу или называть ее Гасси... Все это было новым, все еще трудным для понимания, но он не мог забыть то теплое чувство безопасности и товарищества, которое испытывал раньше; и он не мог забыть аплодисменты своей бабушки или ее дрожащую улыбку. Когда Невилл снял плащ, то оказался рядом с МакГонагалл - Минервой, как ему следовало бы начать называть ее. -Ну что ж, - сказала она, вешая свой шарф рядом с его одеждой. – Что касается традиций, то это не самое худшее, не так ли? -Нет, пр... Я имею в виду, нет, Минерва, - сказал он и обнаружил, что может смотреть той прямо в глаза, а его улыбка была такой же широкой, как и у нее.