Пособие по правильному использованию благоприятных ситуаций в личных целях

Споить Хинату было плохой затеей. Ещё более плохой затеей было делать это на вечеринке с кучей народа, ибо, как оказалось, под воздействием алкоголя этот рыжий комок энергии становился невыносимым. Невыносимым до нарастающего жара где-то внутри живота и ноющего стояка, который болезненно скован узкими джинсами. Братья Мия даже и подумать не могли, что, споив Шоё ради интереса, получат такой результат. В приоткрытые влажные губы, по которым периодически проходится кончик юркого языка, так и захотелось впиться, заставляя ноги подкашиваться от нехватки воздуха, дабы стереть столь ужасно нахальную ухмылку. Она, заменившая жизнерадостно приподнятые уголки рта, совсем не шла Шоё, делая его вид уж слишком блядским, что подтверждалось бесстыдными действиями. Тот, абсолютно не обращая внимания на окружающих, сидел на коленях Осаму, притягивая Атсуму к себе за приспущенный галстук и прожигая в нём дыру взглядом. Он напился настолько, что уже не соображал, но не так сильно, чтобы заснуть на месте, поэтому братьям оставалось лишь терпеть подобные выходки и не повалить его прямо здесь. Юноша, кажется, этого и добивался, подтверждая догадки недвусмысленным ёрзаньем о чужой пах. Осаму зашипел, жмурясь – Хинате ещё повезло, что он находился именно на нём, а не на Атсуму, который уже давно бы потерял контроль, впиваясь пальцами в упругую задницу и покусывая тонкую кожу на светлой шее. Так и хотелось предупреждающе нежно обвить её пальцами, входя на всю длину одним толчком и сразу же задавая темп, вынуждающий карие глаза подкатываться. От всех этих мыслей в паху снова неприятно затянуло, вынуждая придержать рыжего на месте, отчего руки двусмысленно оказались прямо на талии, касаясь чересчур горячей кожи – не смотря на совсем небольшой кусок ткани, именуемый неким кроп-топом, юноше совсем не было холодно. То ли от непривычного переизбытка алкоголя в организме, то ли от небывалого возбуждения, которое, казалось, никто, кроме близнецов, скрывать и не собирался: Шоё будто было всё равно, что подумают о нём другие, Осаму же знал о наверняка последующем на следующее утро чувстве стыда и пытался отгородить от этого, а Атсуму глодала самая настоящая ревность. По его мнению, никто, кроме них, не смел даже неровно вздохнуть в сторону их Солнышка, даже когда это самое Солнышко само лезло на людях к ним, как вот сейчас. Последний факт блондин старался всячески игнорировать, аккуратно отрывая цепкие пальцы от галстука и мягко поглаживая их в своих ладонях, но и это не помогало успокоить буйное создание, так и напрашивающееся на порку. Ох, блять, даже думать об этом не хочется, потому что все усилия, потраченные на контроль возбуждения, так и бьющего не только в голову, сойдут на нет. Карие глаза уже смотрели туманно, будто сквозь, даже как-то немного пугающе, в то время как ёрзанье совсем не прекратилось – наоборот, рыжий стал ещё более активным, будто до этого целомудренно сдерживался. — Папочка, здесь слишком шумно, — блять, блять и ещё раз блять. — У меня голова болит, — томные омуты будто в душу глядят, хотя взор всё ещё расфокусирован. Такого Хинату хотелось оттрахать до бессвязных стонов переходящих в хрипы и практически бессознательного состояния, чтобы тот не смотрел этим вызывающим взглядом; чтобы не вешался на шею, оттопыривая задницу, дабы привлечь внимание второго брата тоже; чтобы не показывал всем своим видом, что хочет быть выебанным при всех на этом диване. Даже не имело значения то, к кому именно он обращался в начале фразы, а уж тем более, что говорил дальше: близнецы как по щелчку пальца одновременно встали, не давая опьянённому телу и шанса на раздумья, в которых, впрочем, не было необходимости. На удивление, в доме все же удалось найти свободную комнату с просторной – желания отвлекаться и смотреть совсем не было, но по ощущениям это было так – кроватью, находящейся достаточно далеко от шума толпы, так что до закрытой двери доходила лишь парочка приглушенных криков, коими периодически сопровождались некоторые споры и конкурсы. Узкие джинсы – ох, как же идеально они подчёркивают его охуенную задницу – практически срывают с юноши, оставляя в одном нижнем белье и даже без топа – его, взвесив все "за" и "против" было решено снять, дабы иметь возможность изводить вдвойне. Жадные поцелуи и укусы заставляли кожу гореть, а Шоё, казалось, даже не пытался сдерживать громкие стоны, всё ещё не беспокоясь о том, что их могли услышать, когда два ощутимых бугорка в чужих брюках упирались ему в пах. Пьяный блеск в карих омутах не сулил ничего хорошего, что и подтвердилось, стоило небольшой ладони неспециально надавить на чей-то стояк: тихий рык где-то возле ключицы заставляет чертей в глазах ухмыльнуться, радуясь такой отдаче. В ответ Осаму – будь Хината трезвым, никогда бы не подумал, что одни только прелюдии способны довести его до этого состояния – стягивает бельё с рыжего, предупреждающе надавливая подушечками пальцев на сжатое колечко мышц, пока Атсуму ищет альтернативу смазке. Вообще, если бы юношу собирался взять только один из них или они бы сделали это поочередно, как это и планировалось изначально, можно было бы обойтись и небольшим количеством слюны, ведь секс у них был лишь этим утром и особо много времени это не займёт, но плохое поведение их малыша кардинально меняло ситуацию, вынуждая близнецов негласно – как у них это только выходит? – согласиться с тем, что терпеть подобное и сидеть в сторонке невозможно. Мысленно поблагодарив хозяев дома за одолженный без их ведома крем, блондин поспешил присоединиться к остальным, дабы не пропустить самое интересное: Шоё, кажется, только что сам попытался насадиться на чужие пальцы, а после, не получив желаемого, попробовал притронуться к себе самостоятельно, что тоже не увенчалось успехом. В итоге Хинате оставалось лишь поскуливать, прикрывая рот рукой – видимо, поняв, что он может быть слишком шумным, – и подмахивать бёдрами, надеясь потереться о чью-то ногу или хотя бы задеть малиновой головкой ткань рубашки: всё ещё тщетно. Сильные руки крепко держали его на месте, вдавливая плечи в матрац и не давая ворочаться или выполнять какие-либо своевольные действия, хотя совсем недвусмысленные звуки, издаваемые юношей, и алый румянец на веснушчатых щеках давал понять, что терпение бесконечным не бывает. Благо, из раздумий о выдержке выводит появившийся рядом Атсуму, поэтому младшему пришлось подвинуться, дабы освободить немного места между ног рыжего – тот всё ещё ёрзает, пытаясь получить долгожданную разрядку или хотя бы недолгую стимуляцию стоящего колом члена. Два смазанных пальца запросто проникают в колечко мышц, раздвигая податливые стеночки, а Хината резко замирает – близнецы даже пугаются, думая, что что-то не так, ведь чёрт знает какое воздействие окажет алкоголь на пьяного Шоё, – после чего громко стонет. Даже слишком, из-за чего Осаму приходится быстро заткнуть его поцелуем, дабы ненароком не привлечь внимание кого-то из пьяной компании в доме. Дверь, хоть и была закрыта, но всё ещё не шибко могла похвастаться звукоизоляцией, поэтому кто-либо стоящий прямо за ней – очень маловероятно, учитывая лабиринт коридоров, который они преодолели, чтобы добраться сюда, да возможно, – мог запросто их услышать. Рыжий соврёт, если скажет, что ему было больно или в какой-то степени неприятно. Он соврёт, если в принципе скажет, что в этот момент мог говорить: тело горело и всё было сплошной эрогенной зоной, любые прикосновения заставляли выгибаться, то ли отстраняясь, то ли наоборот, стараясь прильнуть ближе. К пальцам внутри него добавляется третий и, прямо как по волшебству, задевает простату, отчего снова хочется вскрикнуть в чужой рот: к сожалению – или, может быть, к счастью, учитывая маленький и в неком роде садомазохистский уголочек души юноши, – получается просто лишиться и так ничтожных остатков кислорода в груди. Цепкие пальцы сминают чью-то рубашку, жестом прося дать передышку, но в ответ поцелуй только углубляют, заставляя подкатывать глаза и рефлекторно сжиматься вокруг пальцев. — Ты слишком громкий, — вроде поясняет поступок, а вроде и просто говорит как факт Осаму, подводя руку Хинаты к его же губам, чтобы тот мог хотя бы попытаться быть тише подобным образом. — Нас могут услышать. — И тебе ведь нравится думать об этом, Шо-чан? — вклинивает своё слово Атсуму. Брат его даже не перебивает, делая вид, что не заметил вопроса, и припадает горячим ртом к розовым соскам, из-за чего рыжему всё-таки пришлось прикусить ребро собственной ладони. Чёрт, теперь он реально думает о том, что могло быть, если бы их застукали – в данной ситуации, скорее всего, пьяный в хлам невольный свидетель мог понимающе ретироваться... Но а что, если это будет их общий более-менее трезвый знакомый? Что бы они тогда делали? Вероятнее всего, этот человек бы тоже сразу же закрыл дверь, делая вид, что ничего не произошло, но какие мысли будут уже у него? Будет ли он представлять как Шоё долбят в задницу сразу двое? Или как близнецы трахают его по очереди, не давая перерыва даже в несколько минут, отчего уже через пару таких кругов он не может даже стонать? Блять, такое у них бывает крайне редко и теперь юноша хочет повторить. Кареглазый даже успевает на секунду пожалеть, что нынешняя ситуация не располагает такому исходу событий, но тут же пальцы с тихим хлюпом вынимают, оставляя неприятное чувство пустоты. Кто-то из братьев укладывает его себе на грудь, переворачивая: кажется, Осаму – Хинате слишком хорошо, настолько, что даже недостаточно, чтобы задумываться над этим, в голове туман и весь мир плывет, превращаясь в туманную кашу, – в то время как Атсуму пристраивается сзади, поглаживая бёдра. Совсем легко шлёпает, и этого с излишком хватает, дабы у Шоё перехватило дыхание, а коленки разъехались, раздвигая подтянутые ноги ещё шире. Приходится уткнуться лбом в чужую ключицу – блять, когда они успели раздеться? – сжимая зубы и белые простыни, потому что громко не застонать у него по-другому не вышло бы, когда блондин резко входит, всё-таки вырывая из юноши всхлип и шумное дыхание. Член плавно и слишком приятно скользит внутри, отчего глаза сами по себе закатываются, а пальцы на ногах мило подгибаются: Осаму, по факту, всё ещё остающийся в стороне, не может этого не подметить, представляя, как бы охуенно на них смотрелась капроновая ткань чулок – обязательно с подвязками и маленькими, как и сам рыжий, бантиками. Да, обязательно с подвязками. Оранжевыми. Ох, а если представить Хинату в, подобно его цвету волос, апельсиновом кружевном белье... Блять, от всех этих мыслей стояк начинает ныть ещё болезненнее, в особенности, стоит чужому члену потираться о него в уже достаточно ускоренный такт толчков. Ожидающий взгляд тёмно-серых глаз смотрит в карие напротив и, как бы ни хотелось, Атсуму всё же выходит из податливого тела, вновь шлёпая упругую ягодицу, отчего у Шоё мурашки по коже идут, и уступая место младшему. Тот делает всё более медленно и аккуратно, а от того и невыносимее, вынуждая юношу между ними насаживаться самостоятельно, за что снова получает нетяжёлый удар по подставленной заднице. Каким-то образом старшему Мие удавалось бить так, что хотелось ещё, до разъезжающихся по гладким простыням коленям и стекающему с головки предэякуляра, в чём рыжий успел убедиться на собственном опыте уже не раз. Даже стыдно признаться, но порой ему хотелось, чтобы Атсуму использовал что-то кроме голой ладони – к примеру, специальную кожаную перчатку, которая бы обдавала контрастным холодом и заставляла извиваться во время обманчиво-нежных поглаживаний, или хотя бы банальную плеть, что, учитывая нелюбовь Хинаты признаваться в своих сексуальных фантазиях, является для них далеко не банальной. Приятные мысли пресекаются не менее приятным толчком по простате, из-за чего Шоё всё же не сдерживает стона, на удивление получая смазанный поцелуй по макушке от Осаму. Он, скорее, не поощряет содеянное, а напоминает о возможных последствиях, но и отрицать того факта, что ему приятно слышать такую реакцию на свои действия, не собирается. — Шо-чан, тебе ведь уже не терпится да? — Атсуму, как всегда, выбирает самый неподходящий – по скромному мнению брата – момент, чуть ли не тычась головкой между чужим членом и податливым колечком мышц. – Не терпится почувствовать нас обоих в себе? Осаму еле успевает выйти – блондин слишком резко толкается, вырывая из груди рыжего рваный выдох, что аж приходится чуть ли не до треска сжать простыни в дрожащих руках. И ему нравится. Блять, как же ему нравится этот контраст между близнецами: немного грубости и бешеный темп в движениях Атсуму, что заставляют хватать ртом воздух, не давая возможности даже всхлипывать, и тягучие медленность с чувственностью Осаму, что изводили не хуже быстро сменяющихся скоростей небольшого вибратора, от которого, перед тем, как кончить, даже думать не получалось – всё затмевалось охуенными ощущениями и желанием прикоснуться к собственному стояку. Такие разные, но до оргазма доводят одинаково хорошо. Слишком хорошо. Настолько, что он даже не напрягается, когда Осаму не без труда входит во время минутного перерыва от крышесностного ритма толчков старшего. Теперь, когда оба парня внутри, Хината чуть в обморок не падает от распирающего удовольствия – эту участь пресекают чужие пальцы, кольцом обвивая основание члена и не давая кончить. На разочарованный стон Атсуму насмешливо хмыкает и вновь начинает двигаться, свободной рукой приподняв и придерживая юношу за талию. Расслабиться и просто упасть на тёплую грудь уже не получится, отчего и в сознании он останется, как минимум, чуть подольше: настолько, чтобы успел почувствовать как братья будут кончать в него, ибо нехер так соблазнять на глазах у всех. Да даже Осаму, начавший двигаться чуть позже, не был против своеобразной мести, закрывая глаза на факт явной реакции не привыкшего к алкоголю организма на выпивку. Сероватые глаза, к слову, не могут не подметить как прекрасно зажмуриваются прикрытые омуты при каждом толчке, алый румянец покрыл веснушчатые щёки, а из приоткрытого рта в перемешку с тяжёлым дыханием доносятся громкие всхлипы, совсем не подходящие к образу невинного ангелочка, коим его видят все окружающие. Но, в принципе, близнецы вполне могут сойти за инкубов, совративших беззащитное существо, так что такое сравнение вполне можно им приписать. Шоё, кажется, уже давно перешёл грань дозволенной громкости, но всё ещё не кричит во всё горло, поэтому получает за это сухой поцелуй за покрасневшим ушком – прямо на эрогенной зоне. Все немые просьбы убрать пальцы с члена умело игнорируются, а за самостоятельную попытку как-либо ослабить хватку и потереться, руку болезненно бьют и одёргивают – если он кончит раньше времени и отрубится, задуманного провернуть уже не выйдет. Кстати о задуманном – так красочно, как этого бы хотелось, не получается, ведь Атсуму всё же изливается внутрь раньше, тычась в медный загривок и пытаясь не обращать внимание на победный блеск в глазах напротив, дескать, "даже здесь ты облажался, хотя это был твой же план". Будь они в немного другой обстановке, он бы обязательно съязвил что-нибудь в ответ, но портить настрой не хотелось, поэтому, бросив одним взглядом в ответ лаконичное "заткнись", блондин вышел, принимаясь оставлять цветастые метки на чужих лопатках. Хината в принципе никогда не понимал как же близнецы могут общаться одними лишь глазами, будто с помощью телепатии. Осаму, спустя минуту, тоже кончает, любуясь тем, как Шоё над ним аж трясет от оргазма, стоило наконец-то убрать руку. Без какого-либо стеснения, Атсуму вытирает испачканную ладонь о ранее чистые простыни и заваливается рядом, устраивая рыжего между ними. Тот, как и предполагалось, уже вырубился, поэтому одеялом укрывают чересчур аккуратно и тихо, дабы случайно не разбудить, абсолютно не смотря на то, что это вряд-ли получится даже с военной сиреной под окнами. Парням как-то похуй и на факт их пребывания на совершенно чужой кровати и что утром их явно спалят в, мягко говоря, непристойном виде, отчего оба спокойно засыпают, обнимая их малыша и зарываясь носами в его рыжую копну волос.