Уже не мальчик

      Ярость, жидким огнём растекающаяся по крови, стальной хваткой держала его за горло и застила глаза, и подгоняемый внутренними демонами молодой человек добрался до своего кабинета практически вслепую. Он делал попытки вздохнуть полной грудью, но безрезультатно, будто его только что ударили под дых. Казалось, вот же он, воздух — пользуйся, заполняй лёгкие до краёв, но не получалось сделать ни единого вдоха.       Все словесные выпады в свой адрес вице-президент партии "Национальное объединение" Жордан Барделла всегда отражал играючи, но, услышав во время заседания нелицеприятные слова в сторону их лидера Марин Ле Пен, сорвался как по щелчку. От обилия грязной лжи, обрушившейся на эту женщину, ему хотелось удавиться, и попытка трезво оценить сложившуюся ситуацию провалилась с первых же секунд. Его душевное равновесие ощутимо пошатнулось, и потоки едва сдерживаемой ненормативной лексики жгли язык. Но Жордан не придумал ничего лучше, чем стащить оратора с трибуны и усадить туда, где ему было самое место — на пыльный и холодный пол. А после поспешил скрыться в темноте коридора под ободряющие аплодисменты одних коллег и осуждающие возгласы других, чувствуя на себе цепкий взгляд прищуренных зелёных глаз, провожающий его до самого выхода.       Смотревшая ему вслед Марин выглядела на удивление спокойной и сконцентрированной, никак не показывая внешне зарождающуюся внутри тревогу. Женщине, мечтающей возглавить целую страну, не пристало быть расточительной на эмоции и излишнюю доброту. Но даже спустя годы борьбы за президентское кресло она не потеряла свою человечность. И это в ней восхищало Жордана больше всего.       К 25-ти годам в его арсенале было много оглушительных побед на политической арене и одно сокрушительное поражение в любви. Он сознательно не заводил серьёзные отношения, перебиваясь лишь однодневными связями. А всё потому, что вот уже 9 лет его сердце было занято удивительной женщиной, в партию которой он вступил будучи 16-летним подростком. Она всегда казалась ему такой недосягаемой, хотя в последнее время находилась от него на расстоянии вытянутой руки и этой самой рукой обнимала его за шею на совместных мероприятиях. Но ярлык "Коллеги" неприступной стеной стоял между ними, а Жордан всё равно в каждой её лаконичной и утвердительной фразе пытался расслышать вопрос, представляя себе, что ей хоть немного интересно его мнение. Но как бы он ни старался разглядеть в её глазах признаки симпатии в свою сторону, всё было тщетно.       В горле пересохло, но вода не могла утолить его жажду. Он распахнул дверцы шкафа в поисках припрятанной бутылки виски. Но не найдя её там, несколько раз ударил кулаком в стену, оставляя на светлой поверхности красные пятна крови от разбитых костяшек.       Он ещё больше напрягся, ощутив спиной лёгкое касание сквозняка через открывшуюся входную дверь. Вошедшая женщина несколько раз кашлянула, обозначая себя, но Жордан и так прекрасно знал, кто решил почтить его своим присутствием.       — Мадам Ле Пен... — Он протянул гласные её фамилии издевательски медленно и вальяжно повернулся, врезавшись своим взглядом в её — пылающий, проверяющий на прочность его нервную систему.       — Что это сейчас было? — Марин нахмурила брови, окрасив лицо гримасой недовольства. — Разве подобное поведение достойно вице-президента партии?       — Это не твоё дело! Я не обязан отчитываться перед тобой за каждый свой поступок. Не нравится — снимай меня с должности! — необдуманно выпалил он, выплёвывая своё мерзкое настроение прямо ей в лицо и предчувствуя звуки траурного марша для своей карьеры.       — Считаешь, что имеешь право так со мной разговаривать? — Она смотрела на него пристальным, пробирающим до холодной дрожи взглядом, чуть прищурив изумрудные глаза, а затем небрежно швырнула на стол устав партии, который всё это время держала в руках. — Почитай на досуге!       — В своём кабинете я могу говорить и делать, что захочу. А те, кого это не устраивает, могут идти в свой. — Жордан повысил голос, не совладав с эмоциями. — Или к чёрту!       Быстрым движением выудив сигарету из лежавшей на столе пачки, он поджёг её и затянулся обжигающим гортань никотином. А затем дерзко выпустил дым прямо женщине в лицо.       Марин заострила внимание на его руке, на разбитых костяшках пальцев, а затем бросила беглый взгляд на стену. Кровавые пятна устрашающе красовались на белоснежной поверхности, и Марин каким-то чудом подавила рвотный позыв. Она поджала губы, лишь бы те не подрагивали так предательски не вовремя.       Она подошла ближе и, с мягкой настойчивостью забрав у него сигарету, отправила её в стоявшую на столе пепельницу.       — Что же ты творишь, мальчик? — В её глазах было неприкрытое сочувствие, и Жордан нервно передёрнул плечами, будто пытаясь сбросить с них невидимую тяжесть её жалости. Его лёгкие были переполнены дымом, который пытался вырваться на свободу хриплым кашлем вперемешку с нервным смехом.       — Я уже давно не мальчик, но только ты одна этого не замечаешь! Я повзрослел на твоих глазах, вот только твой взгляд всегда был устремлён в сторону Елисейского Дворца, а не в мою! И если бы ты не была так слепа, то разглядела бы того, кто всегда находился рядом и для кого ты всегда была на первом месте! — Слова выливались из его рта ртутными шариками и, испаряясь, затрудняли ему дыхание.       Он увидел на лице женщины растерянность, смакуя этот удивительный момент целых несколько секунд, пока оно вновь не приобрело привычное выражение.       Марин прокручивала в голове сказанные им слова, как старую виниловую пластинку, и оценивающе смотрела на него, словно обдумывая, заслуживает ли он её ответа. Конечно же, она замечала, как этот молодой человек относился к ней, его знаки внимания и комплименты в её адрес ей льстили. Он нравился ей, в его обществе она чувствовала себя комфортно и уютно, он разделял её политические взгляды и интересы, но пропасть между ними длиной в 27 лет не позволяла ей даже думать о каких-то более близких отношениях.       — Пока не научишься держать себя в руках, ты никогда не станешь мужчиной. А так и останешься мальчишкой — глупым и не уверенным в себе! — Её слова — едкие и обидные — комом встали в его горле, горечью расползаясь всё дальше и дальше.       Марин гордо вскинула подбородок, словно бросая ему вызов и давая понять, кто тут главный, и для пущей убедительности сделала шаг вперёд. А Жордан, воспользовавшись ситуацией, схватил её за предплечье и потянул на себя с такой силой, на какую не мог решиться по отношению к ней никогда прежде. Она предприняла попытку вырваться из его хватки, но он оказался значительно сильнее. Или она просто плохо пыталась.       Его внимание было приковано к кончику её языка, соблазнительно смачивающего пересохшие губы. И он впился в них, сцеловывая сказанные в свой адрес слова. Они были мягкими и сладкими на вкус — именно такими, какими он и представлял их в своих мечтах.       Жордан порывисто подхватил её под бёдра и посадил на стол, прямо на лежавший на нём устав. Он остервенело терзал её губы, доказывая на деле, что уже далеко не мальчик. Он — мужчина, умеющий доставлять удовольствие женщине. Сильные — мужские — ладони заскользили по её плечам и животу, с треском руша её самообладание и вынуждая выгибаться навстречу его движениям. Его пальцы поспешно расстёгивали пуговицы на её рубашке, мечтая поскорее её снять, как обёртку от самой вкусной и желанной сладости. Голова кружилась от возбуждения, словно вместо крови по их венам бежал алкоголь, а дыхание срывалось с зацелованных губ короткими, опьяняющими выдохами. Воздух между ними перестал пахнуть взаимными претензиями, и в нём появились нотки страсти. Но раздавшийся стук в дверь безжалостно швырнул их обратно в реальность, разрушив атмосферу единения, к которой Жордан шёл девять долгих лет.       — Я занят! — прорычал он, а потом обречённо вздохнул, почувствовав упирающиеся в его грудь ладони. Момент был безнадёжно испорчен. Жордан нехотя отстранился от Марин, и та беспрепятственно спустилась на пол.       — Уже не мальчик... — Ещё помнящие его поцелуй губы даже забыли привычно ухмыльнуться, складываясь вместо этого в еле заметную улыбку. — Да, определённо.       На её щеках пылал совершенно несвойственный ей румянец, а на губах нестираемым отпечатком горел его поцелуй. Со сбившимся дыханием, расстёгнутой рубашкой и растрёпанными волосами она выглядела для него желаннее, чем когда-либо. И она, заметив, с каким вожделением он смотрел на неё, постаралась побыстрее привести свой внешний вид в относительный порядок.       Взяв лежавшую в пепельнице сигарету, Марин прикусила тонкий фильтр и впустила в лёгкие необходимую ей сейчас порцию никотина. А Жордан испытывал благоговейный трепет, жадно следя за подёрнутым дымным кружевом лицом: за гипнотической мятностью глаз; за губами, жадно сминавшими сигарету и оставлявщими на ней следы помады.       Сделав ещё одну затяжку, она опустила сигарету обратно в пепельницу и поспешила уйти. А ему с трудом удалось побороть искушение ринуться вслед за ней, чтобы целовать до исступления и, уложив на стол, подмять её податливое тело под себя.       Он шумно втянул носом воздух, вдыхая обволакивающий дым от всё ещё тлеющего в пепельнице окурка. Жордан и сам хотел бы стать одной из выкуренных ею сигарет, чтобы быть обхваченным её губами, чтобы терпким привкусом никотина горчить на кончике её языка и едким дымом окутывать её лёгкие.