Ты была единственной звездой в моем ночном небе

— И что же ты сделал?! — кричит Мэдисон, вбегая в прихожую и падая на колени. — Какого хрена ты натворила?! — Мы никогда не сможем оставить его в живых, — говорит Корделия, и в этот момент Мэдисон хочет убить Верховную, будь прокляты последствия. Вместо этого она лишь тупо смотрит, как из академии выкатывают носилки, накрытые белой простыней. Этого не может быть. Он обещал. Он обещал, что никогда не оставит ее. — Нет, — шепчет она, и по ее щекам катятся слезы. А потом она бежит к носилкам, расталкивая санитаров с пустыми лицами. — Нет! — кричит она, посылая всех в комнате на пол взрывом телекинетической энергии. А потом она откидывает белую простыню и ловит ртом воздух. Она не может дышать. Он все еще неподвижен, его губы уже потрескались и посинели от недостатка кислорода. И его запястье холодно, когда она подходит, чтобы схватить его, его тело уже лишено тепла и жизни, которая была у него раньше. Она обхватывает его лицо ладонью и плачет. — Майкл, — шепчет она. — Майкл, вернись ко мне, — думает она, направляя в него свою энергию, умоляя проснуться и снова улыбнуться ей. Корделия встает на ноги позади Мэдисон. — Это не сработает, — говорит Верховный. — Я спрятала его душу заклинанием. Ты не можешь вернуть его обратно. Мэдисон игнорирует ее, вкладывая в него всю свою энергию, открыто рыдая. — Давай, — бормочет она, проводя большим пальцем по его челюсти. — Я люблю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня в таком состоянии. Но сколько бы она ему ни давала, он не встанет. И в конце концов, ее голова опускается на его пустую грудь, лишенную всякого сердцебиения, и она кричит, слезы продолжают течь по ее лицу. И она вцепилась в его рубашку, клянясь, что больше никогда его не отпустит. А потом Корделия тянет ее назад. — Нет! — кричит Мэдисон. — Отвали от меня на хрен! Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! — И парамедиков ошеломленно вытаскивают его, и она цепляется за твердую хватку Верховной, и даже не знает, что говорить, она просто знает, что весь ее мир разваливается на части. А потом она плачет, когда огни машины скорой помощи умчались прочь, и она падает на пол, сворачиваясь в клубок. Теперь остались только она и Корделия. — Мэдисон… — пробует Корделия, и Мэдисон смотрит на нее снизу вверх. — Не смей, мать твою, — тихо говорит Мэдисон. — Не пытайся меня утешить. Ты отнял у меня все. — Это должно было быть сделано, — говорит ей Корделия, и Мэдисон качает головой, заставляя себя дрожать. — Нет, — отвечает Мэдисон. — Ему становилось лучше. У него все шло хорошо. — Давай поговорим об этом, — предлагает Корделия. — У меня на кухне есть горячее какао. Мы можем просто посидеть, если хочешь… — Нет, — бормочет Мэдисон. — Ты должна заплатить. За то, что оставил мою маленькую девочку без папы. Она помнит положительный тест на беременность в ванной всего десять минут назад, но ей уже кажется, что прошла целая жизнь. Вбежав в комнату Майкла, чтобы все рассказать, она была слишком взволнована, чтобы ждать до утра. Узнав, что ведьмы отравили его во время обеда, и он умер во сне. Глаза Корделии округляются. — Мэдисон… — начинает она, но, взмахнув рукой младшей ведьмы, Корделия отталкивается к стене. Мэдисон подходит к ней. — Ты заслужила это, — шипит она. Корделия открывает рот, чтобы что-то сказать. Мэдисон при одной мысли об этом резко сворачивает её шею. Это гораздо больше разочаровывает, чем думала Мэдисон. Старая Верховная падает на пол, оставляя Мэдисон одну в фойе, все еще закутанную в свой прозрачный черный халат. А потом на Мэдисон что-то нашло, как будто она всю жизнь была без кислорода и только сейчас поняла, как дышать. Это как… электричество, пронизывающее ее насквозь. Дом сотрясается, словно от землетрясения, и Мэдисон смотрит на изломанное тело Корделии. Это же невозможно. Или это так? Она догадывается, что Мэллори все-таки не была Верховной. Мэдисон слышит шорох наверху и понимает, что остальные ведьмы уже проснулись. Но Мэдисон на них наплевать. Она использует свой телекинез, чтобы вызвать нож из кухни, и делает надрез на ладони. — Вернись, — шепчет она. — Вернись ко мне. И она тянется вниз, вниз, вниз, вниз, и ее съедают заживо, когда что-то надвигается на нее, как самый ужасный вкус никотина в ее легких. И она немного кашляет, и смутно замечает, что это какая-то черная, липкая жидкость, а потом… — Мэдисон? — его голос, более красивый, чем она когда-либо слышала.