Отрицание.
Дежурные улыбки за обеденным столом в редкие выходные. Нарочито вежливые вопросы. Тотальное отсутствие заинтересованности в лазурных глазах. Хронически пустующее супружеское ложе и запах женских духов на его одежде с тошнотворным вишневым шлейфом. Целлофановая пелена слез застилает глаза, в хороводе стен взгляд цепляется за фотографии в рамках. На каждой отражение образцово-показательной семьи уважаемого Господина Хокаге, бесспорно безмятежного союза двух горячо любящих сердец в сознаниях жителей. За ширмой благодатных дней не уловима суть. По траншее неправильности семейная жизнь резво перенеслась в значение «совместное проживание с учтивыми манерами и трафаретными телодвижениями». Въелось в дерму отметиной намертво, не выведешь. На исходе вечера дверь со скрипом распахнулась, приглушенный хлопок резанул тишину, — знает, дети спят. Будучи никудышным отцом, меньше всего хотелось вырывать их из неуловимого мира грез и разочаровывать несвоевременным присутствием. И в доме, и в жизни. Приглушенные всхлипы разносятся по первому этажу, и осознание увесистым грузом рухнуло на плечи. Она знает. Женская интуиция легендарна в своей безошибочности, его местонахождение после звонка в резиденцию и госпиталь угадывается мгновенно. Плоскость алкогольной интоксикации садистски толкает в спину, ноги подкосились, как от смелого удара под дых. От тусклого луча света глаза жжет химически, воздействуя на роговицу щелочно. Нейтрализатор иссяк в тот же момент, когда его секрет стал достоянием общественности в лице собственной жены. Глубоко внутри ехидно скребут область легких искусно замурованные демоны, заполняют собственной желчью с лихвой плевральную полость. Да так, чтобы ни вдоха свободного сделать возможным не представляется. Секундное отрезвление хлестко бьет по исполосованным щекам, мужчина делает первый шаг в глубину коридора навстречу туманным глазам, силясь не рухнуть беспомощным телом в бездну собственной тупости от спазмами поступающих картинок. Вот она, его дражайшая жена, торопливо запечатывает вещи без разбора в обыденное отсутствие виновника сего торжества. Дети, далекие не по крови, не имеют возражений: отца в их жизни, казалось, никогда и не было. Потеря не велика, время залечит саднящую рану. Он понимает — заслуженно. Нетвердая походка выдает нервозность, пути отступления отрезаны мысленно. Перенос мероприятия невозможен боле ни на следующее утро, ни на ближайшую фазу растущей луны. Без того непозволительно долго Господин Седьмой хранил тайну, покрытую мраком, за семью печатями. Наруто парой шагов сокращает расстояние радикально, но, даже преклонивши перед ней колени, между ними разверзается зияющая пустотой пропасть. Заплутавши в собственных мироощущениях, Хината не успела ощутить настигающую чакру супруга, посему весьма растеряно ладони тянет к раскрасневшимся щекам, стремясь стереть следы проявления чувств. — Хината, — зазывает хрипло, оскверняя беспримесный воздух тяжелым посталкогольным смрадом. Замирает взглядом на ее воспаленных глазах, притупленных в пол. — Взгляни на меня. Личико кривится в болезненной гримасе, но ладони послушано ложатся на едва подрагивающие коленные чашечки в ожидании. Хината застревает в текстурах диванной обивки призрачного дома, теряется в круговой поруке безмолвия, монотонности дней и регулярных хождениях мужа. — Прости меня, — Наруто травмирует невольно бледную неровность едкостью, Хинату лишь ведет от сказанного в диаметральную противоположность. — Прошу, прости, мне очень жаль, — руки его в поисках точки опоры по две стороны от хрупкого тела, сжимаются яростно в кулаки, и она знает: не жаль. — Наруто, — отрезает решительно. — Скажи правду. Голоса понижены на пару тонов, от натянутости атмосферной обои отслаиваются со стыка у потолка. Хината отслаивается следом без промедления: ментально и физически. Натянута тетивой, разрезая хронометраж жизни на умиротворенное «до» и шквальное «после». — Ты все правильно поняла, — хрипит сдавленно, признание вырывается насильственно с сухим придыханием. — Все произошло слишком спонтанно. Хината создана для семьи, Наруто — для исполнения обязанностей Хокаге. Ее мир вращается вокруг детей и домашних хлопот, его — вокруг кипы бумаг на столе резиденции и жены лучшего друга.***
Заунывная чернь дней утянула Наруто, и рассудок безапелляционно нуждался очутиться в омуте умиротворения после изнурительных будней. Он запивает житейское, разливая саке за керамические грани сакадзуки. Накрытые сумеречными тенями кварталы говорили с ним, изрядно захмелевшим, тусклыми мерцаниями фонарей, приглушенными разговорами и шелестом листвы, внушая приятную безмятежность пустующей голове. Позволяет ватным ногам нести его к горизонту: руководствуется заурядным варварством и удручающим отчаянием в качестве более весомой аргументации необдуманности. Перед глазами вырастают ворота учиховских апартаментов, в груди тотчас разливается раскаленный свинец неоправданных надежд вкупе с щенячьим восторгом, засевшим в сердце занозой со времен юных лет. Переступая порог не своего дома, позади рушится неминуемо светлый образ собственной семьи, любовь к которой он и по прошествии долгих лет не сумел возрастить в сердце. Сакура далеко не глупа; в ее голове однозначно закрепилось понимание, что в один из идиллических вечеров он явится к ней, — это ненадежно скрывалось в украдкой брошенных взглядах с выражением неподдельной нежности. Девиантность, возведенная в абсолют, отталкивается загнанным зверем от стенок черепной коробки, не давая шанса промелькнуть здравому смыслу. И она, изрядно настрадавшись, собственные недискретные чувства отвергает, вбирая без толики жалости ласку чужого мужчины.***
Бесцветное молчание растягивается в прямую, пронзающую грудную клетку. Кульминационные обрывки здравого смысла жгут напалмом циркулирующую мысль: не сберегла. Ощущение вины разливается ртутными реками по большому кругу кровообращения, достигая капиллярно органы-мишени. Искаженное раскаянием лицо мужа не оказывает должного эффекта, ни на йоту не нивелируя боль подорванных ожиданий. Ассорти беспомощных чувств зудит назойливо на периферии. Ты жив пропорционально тому, насколько ты осознан. Истина в последней инстанции. Разумность Хинаты сводится к нулю, дистанцирует с материальным положением на расстоянии миллионов световых лет. Осознанность становится лишь пустым звуком. Нагромождение осязательного замешательства навевает единственное стремление к уединению, — забыться в сновидениях как наиболее привычный метод избавления от проблем. Превозмогая ментальную невралгию, Хината подымается неторопливо, разгибаясь позвоночно. Глаза стыдливо прячет на собственный манер, едва не пришибленная волной непонимания. Механически бредет в свою обитель; Наруто же мысли перекрикивает в жалостливых полутонах, тщетно вернуть силясь бессознательную материю на пределы земной плоскости. Она лишь отмахивается вяло, не считая важным растрачиваться на полноценные тирады. Недостойность и взгляда женщины корежит в коленных суставах, и почтенный господин вмиг оседает на деревянный пол, стремясь скрыть ставнями ладоней застилающие глаза едкие слезы.