Исин, ему семнадцать

Если Ханьлян обещал удивить — он удивлял. Исин и Цзяэр неотрывно смотрели на выглядывавшую из-за спины наставника белобрысую макушку, по которой было непонятно, кому принадлежит. Ханьлян же представлять новичка не спешил, всё растекался похвалами, какое дарование попало ему в руки — “И не смотрите на то, что ему всего семнадцать!”. Танцевальный клуб был студенческим. Никого моложе восемнадцати в нём не бывало с самого открытия, то есть, уже три года, когда Исин и тогда ещё первокурсник Цзяэр уговорили преподавателя хореографии слегка расширить границы, принятые в университете. Ханьлян сдался быстро — ещё бы нет, с его-то привычкой то и дело срываться на обсуждение прошедших недавно чемпионатов и конкурсов по современному танцу. Казалось бы, такой приличный с виду мужчина, профессор, ставит классические эстрадные танцы — и тут же вдруг заявляет, что вчера ездил смотреть очередной молодёжный конкурс и остался в полном восторге. Исин рассказал про это между делом, но Цзяэру информация попала не только в уши. Несколько недель он ходил в раздумьях, не зная, как обосновать свою мысль, да и самому идти к преподавателю не своего курса казалось слишком большой наглостью. Исин как раз перешёл на третий курс, попав в группу к Ханьляну, и со своей едва оформившейся идеей Цзяэр, конечно же, пошёл к нему. — Не знаю, — поджал губки Исин. Цзяэр привычно переждал, пока с приятеля не упадёт корона. — Будто кто-то нам мешает самим сделать свою маленькую студию и там танцевать. — Очень интересно, чем ты платить за неё собираешься? Или я чего-то не знаю, а ты недавно получил наследство? Исин уже серьёзно задумался. Мысль и вправду была здравая: в университете были подходящие студии, не было проблем с техникой, да и жили они в общаге на территории университета, глупо было бы сваливать оттуда в город, тратя время на дорогу. Самым важным, конечно, было отсутствие лишних (вообще, совсем не лишних) денег. — Если профессор Чун впишется к нам, то он будет официальным куратором студии, а нам это зачтётся, как внеучебная деятельность или даже практика, — выложил Цзяэр последний козырь. — Правила практики позволяют, я специально читал. Исин больше не задумывался. Обосновать профессору Чуню, что им всем нужна студия современных танцев, удалось слове где-то на третьем. Преподаватель, невзирая на свои преклонные почти-сорок лет, тут же за идею ухватился, обещал сам обо всём договориться — и не соврал, сделал всё в лучшем виде. А потом ещё и присылал к Исину и Цзяэру, неожиданно ставшим в студии его правой и левой рукой (или ногой) понравившихся ему студентов, испытывавших такую же, как у них, страсть к современному и стрит-танцам. А раз уж студия задумывалась, как студенческая, то и ходили туда только студенты. До того самого вечера, когда Ханьлян вытолкнул из-за своей спины долговязого подростка с растрёпанным блонд-каре и не сказал: — Это Ван Ибо. Ему семнадцать, но он будет заниматься в нашей студии. С его родителями я договорился! Ван Ибо, которому семнадцать, оказался долговязым худым пацаном, молча рассматривавшим и уставившихся на него Исина с Цзяэром, и сияющего Ханьляна, и студию, где по раннему вечеру, пока не закончились занятия студентов, ещё пустую. Цзяэр же никак не мог и отвести глаз, и понять, что вообще происходит и когда они вдруг записались в няньки. Ханьлян же ухватил Ибо под локоть и что-то вещал о том, что этот мальчик — непревзойдённый талант (Исин поморщился), и что он его нашёл на юношеском конкурсе по стрит-дэнсу, где Ибо победил. И что он всё равно будет поступать в их университет, а пока может просто приходить сюда и заниматься, потому что “Что такого? Я со всеми договорюсь”. — А пока оставлю его вам, познакомитесь, покажете ему всё. Он же ваш поклонник! — словно осенило Ханьляна. — Все уши мне прожужжал про вас, когда я ему сказал, кто у нас занимается. Услышанное явно доставило Исину удовольствие. Уж что-что, а восхищение и поклонников он любил. Молчавший до этих пор Ибо сразу снискал его расположение. Цзяэру же было слегка не до этого. Потому что сложно сохранять адекватность, глядя на этого… эту… эту нелепость с высветленными волосами и упрямо поджатыми губами. Ибо, противореча словам Ханьляна, никакого восхищения не демонстрировал, стоял на месте и по-детски ковырял носком кеда гладкий пол. Ожидаемо, ничего проковырять у него не вышло, хотя было видно — парень очень старался. Наконец, помахав от порога и пожелав удачи, сверкающий от восторга Ханьлян ушёл, оставив своих протеже общаться с новоприбывшим. — Наш поклонник, говоришь? — тут же перешёл к делу Исин. — Ты же Лэй? — ответил вопросом Ибо, а потом кивнул сам себе. — А ты — Джексон. Я видел ваши выступления. — И как тебе? — хмыкнул Исин, чуть потухший после того, как не услышал дифирамбов в свой адрес. — Хорошо. — И всё? Цзяэр не выдержал. Толкнув приятеля в бок, он заставил его замолчать, прервав, очевидно, на том, что Исин набирал воздуха в грудь, чтобы доказать зазнавшемуся малолетке, с какими звёздами его столкнула судьба. — Что ты танцуешь? — Спросил он Ибо, а тот, посверлив в нём с пару секунд дырку, вместо ответа взял и станцевал. Всё то, что умел, хотя Цзяэру сверлило в мозгу, что совсем не всё показал им этот странный парень. Исин тоже молча наблюдал и даже не пытался встрять с поправками, оценивая новичка. Ибо выдал им фристайл, где смешал всё сразу: и локинг, и брейк, и под конец заполировал всё парой движений из крампа. Кингтут, стробинг, слоумо, страттинг — всё сразу, без передышки и пластично. Жаль только, что музыки не было, но Цзяэр уже сейчас понимал, что парнишка вписался бы в любой ритм, заданный мелодией. — Неплохо, — присвистнул Исин. — А где ты выступал? Ибо перечислил несколько средней руки конкурсов, в которых участвовали в основном малолетки. Цзяэр тоже как-то побеждал в паре из них и цену этим победам знал. Пусть там и соревновался только совсем молодняк, но победы были весьма весомы. — Но тебе семнадцать, — вдруг вздохнул Исин. — Мы все старше, и тебе вряд ли будет с нами удобно. Наш уровень выше… Цзяэр заржал, увидев, как Ибо в ответ на это закатил глаза. — Ты попробуй, а потом говори, — сказал он Исину, заставив того обиженно воскликнуть. — Ты что, вызываешь меня на баттл? — Пока нет, — честно ответил Ибо. — Дай мне пару месяцев. Цзяэр опустил голову, чтобы не травмировать приятеля ухмылкой. Капризная детка Исин так и полыхнул, услышав от малолетки такое. Бедняга, придётся весь вечер его успокаивать. — Всё отлично, — Цзяэр протянул руку Ибо, будто подтверждая его принятие. — Попробуй. Если не сможешь — просто позанимаешься, тем более, Ханьлян точно договорится о том, чтобы тебя приняли. — Хорошо, — кивнул Ибо, опасливо покосился на протянутую руку и осторожно протянул свою. Цзяэр почувствовал, какая она влажная и хмыкнул про себя: у парня точно были стальные яйца, если он так уверенно себя вёл, при этом сильно нервничая. — Можешь пока осмотреться. Мы как раз будем репетировать. Исин гордо вскинул голову и включил музыку. До начала занятий оставалось около получаса, из раздевалки уже доносились голоса, и им оставалось совсем немного времени, чтобы порепетировать вместе. Ибо сел в углу, скрестив ноги, опустил голову так, что выбеленные пряди почти закрывали лицо, и приготовился наблюдать. Решив продемонстрировать себя во всей красе, Исин зарядил мелодию, под которую они должны были выступать с показательными на следующем конкурсе, и Цзяэр позволил ему ещё немного покапризничать. Если он хотел уделать малолетку — так тому и быть. Цзяэр слишком хороший друг, чтобы протестовать. К тому же, Ибо нужно было осознать, что это не кружок самодеятельности при университете, а вполне сложившаяся крутая группа, не раз побеждавшая в конкурсах даже на национальном уровне. До международного, стоило признать, чуть не дотягивали, но и стремились к ним изо всех сил. Исин и Цзяэр выложились в танце на сто десять процентов, почти забыв, что у них был зритель. Лишь пару раз между движениями Цзяэр вскидывал голову и видел, что Ибо давно уже не сидел, а заворожённо смотрел на них, отсчитывая ритм и повторяя движения, пусть пока не в полную силу. Это отчего-то грело душу. И правда, парнишка был не дурак, понимал, что к чему, хотел от танцев большего — и потому учился, когда и где мог. Цзяэр был доволен. — Как тебе? — спросил он, когда их репетиция с Исином закончилась, и наблюдавшие за ней студенты разошлись по залу, готовясь к своим. Ибо всё это время так и слонялся по краю зала, иногда останавливаясь, чтобы наметить для себя увиденные движения или связки. — Сильно, — признал Ибо. — Немного разошлись в синхроне, но остальное — отлично. И ещё у тебя амплитуда замаха шире, чем у Лэя, поэтому идёт задержка… — Ха-а-а, — хохотнул Исин, услышав последние слова Ибо. — Я тебе устал повторять, что арм свинг нужно делать короче и сильнее. А теперь тебе даже малолетка это говорит. Ибо, очевидно, задели слова про “малолетку”. Он напрягся, выпрямился и с угрозой посмотрел на Исина, а потом с разгону трижды повторил ему арм свинг в таком идеальном виде, что у Цзяэра отвисла челюсть. Смотреть на Исина было одно удовольствие, Цзяэр готов был поклясться, что слышит скрип его зубов. — Неплохо, — сквозь сдерживаемый смех похвалил Цзяэр, надеясь, что Исин не расслышит в его сдавленном голосе намёк на насмешку. Как бы не так. У Исина сигналка работала каждый раз, когда кто-то пытался чуть толкнуть корону с его головы. — Что? Вид у приятеля был умилительный. Цзяэр уже год, как пережил стадию безнадёжной влюблённости, осознав, что с таким, как Исин, лучше не связываться, но сейчас что-то там в глубине души колыхнулось недоотболевшим. Как ни крути, Исин был красавчиком, и, к сожалению, это слишком хорошо знал, оттого поджимал губки так жеманно и красуясь. Вместо ответа на возмущение, Цзяэр спросил у Ибо, какие у него планы и не пора ли домой. — Я побуду здесь ещё час. Потом господин Чун отвезёт меня домой. — Вот это сервис. Меня бы так профессора домой возили. — Ты в кампусе живёшь, барана кусок, — не сдержался Цзяэр. — Здесь есть дороги, — невозмутимо ответил Исин. — Тоже хочу по ним покататься на машине. Цзяэр увидел странный взгляд Ибо и понял, что среди них троих, конечно, была малолетка, но вот вели себя как придурки именно они с Исином. Поэтому он слишком скомкано попрощался и утянул приятеля за собой вон из зала, не слушая его недовольный бубнёж. — Вот же мелкий засранец, — выругался Исин, когда они с Цзяэром уже шли к общежитию. — Тоже мне, вундеркинд. Где он только нахватался. — Не знаю, но получилось совсем неплохо. Совсем как у тебя, — не сдержался Цзяэр, уже предчувствуя бурю. Ну, так и вышло. Исин остановился на половине шага, бросил сумку на газон и сделал арм свинг, а потом ещё раз и снова, и снова, пока Цзяэру не надоело утешать его чуть порванное самолюбие. — Это делается так! — крикнул ему в спину Исин, схватил сумку и поторопился за приятелем. — А этому пацану просто повезло! Цзяэру не хотелось продолжать этот пустой спор. Каков Ибо в деле — они ещё увидят, а пока зачем загадывать? Что же, стоило признать, что и в деле Ибо был хорош. Цзяэру уже было в удовольствие ставить ему танцы и оттачивать движения, он давно не видел такой жажды танца, такой самоотдачи и, как ни крути, явного таланта. Ибо вертелся волчком, выдавал такие связки, что даже видавший виды Исин иногда не мог ничего сказать на это, только поджимал губы и пытался поразить новичка ещё чем-то убойным. Ибо не спорил, а смотрел и потом повторял. Повторял и повторял до той поры, пока не выдавал идеальный результат, на который уже нечего было возразить. В студии было принято делить участников по уровню подготовки до тех пор, пока они не приблизятся к “богам” — Цзяэру и Исину. Ибо, начав с нижнего левела, со скоростью кометы ушёл на самый верх, где занимались и выступали те студенты, которые пришли в студию с самого начала, едва она только открылась. До этого они уже танцевали или баттлились между собой, большая часть уже успела побывать и на конкурсах разной степени известности, возвращаясь оттуда всегда с призовыми местами. Ибо влился в уже сложившуюся компанию почти легко. Пренебрежение или настороженность старших по отношению к ниоткуда взявшемуся новичку, да ещё и малолетке, прошли на третьей совместной репетиции, где Ибо выступил с ними наравне. После этого место Ибо в их студии никем уже не оспаривалось. Только Исин иногда бубнил что-то маловразумительное себе под нос и не сдерживался в комментариях, когда профессор приходил забирать их “золотого мальчика” после репетиций, чтобы увозить домой. Выглядело это непривычно и даже немного странно, ни к кому до этого Ханьлян не проявляли столько любезности и участия. Да и держался он с Ибо подчёркнуто вежливо и, как было видно намётанному глазу, трепетно. Намётанный глаз заметил неладное, когда Ибо не удержался в стойке и рухнул, подвернув руку под немыслимым углом. Травмы, растяжения, ссадины, ушибы: в этой студии случалось всё. Даже перелом. Поэтому Цзяэр привычно вытащил аптечку и поспешил на место происшествия. Ибо, шипя сквозь сцепленные зубы, держал руку под локоть, пока Цзяэр перематывал её эластичным бинтом до нужной тугости. К чести Ибо, он не скулил и не жаловался, а терпел — как любой профи, получивший травму, но не сдавшийся. Это колыхнуло в Цзяэре что-то вроде гордости с каплей восхищения, и напоследок он потрепал Ибо по мокрым вихрам, взъерошенным после бейсболки. Ибо от его руки увернулся и смерил таким взглядом, будто Цзяэр ненароком наступил на ногу королеве Англии. — Понял-понял, — рассмеялся Цзяэр и руку убрал, а Ибо, нахмурившись, собирался уже вернуться к танцу, как вошёл Ханьлян. По средам преподаватель приходил поздно, под самый конец, и это было даже хорошо — мог свежим взглядом оценить прогресс. Вот только сегодня не задалось. Вместо прогресса Ханьлян первым же делом увидел Ибо с повязкой и взбледнул до лёгкой зеленцы. — Что здесь произошло? Когда хотел, Ханьлян мог издавать поистине ужасающие звуки — вот как сейчас, когда от силы его голоса и пробиравшего до костей тона каждому в студии поплохело. — Руку подвернул, — пожал плечами Ибо, которому до отъезда оставалось меньше получаса, а он ещё не всё успел. Терпя боль, он пытался снова вытащить кого-то из парней на танцпол, но Ханьлян подскочил к нему броском коршуна, цепко впился в плечо непострадавшей руки и потащил за собой. — Никаких больше репетиций, мне и за эту голову снесут! — приговаривал он, утягивая сопротивлявшегося Ибо, и не слушал его объяснения, что всё в порядке. На пороге студии Ханьлян обернулся к оставшимся, выцепил взглядом Исина и Цзяэра и ткнул в их направлении пальцем: — А вы!… — голос срывался от напряжения и злости, — а вы мне ещё ответите! Сказал же, беречь! Справедливости ради, ничего про “беречь” сказано не было — только про то, что Ханьлян доверяет пацана старшим студентам, но кто обращает внимания на мелочи. Исин и Цзяэр переглянулись, напряглись и кивнули, признавая правоту преподавателя. Ханьлян ещё с минуту потыкал в них пальцем, не находя верных слов, чтобы выразить своё негодование, а потом издал бессильное: “Пхах!” и вышел из помещения вместе с понурившимся Ибо. — Подумаешь, какая принцесса. Уже не чихнуть на его пиончика, — пробурчал Исин. Цзяэр его плохое настроение разделял, но чуть иначе. Ему всё же было стыдно за то, что не уследил, слишком напряг пацана, из-за чего тот получил травму. Жалко же было, хороший парень. Но в одном Цзяэр возмущение приятеля разделял: какого чёрта над Ибо так тряслись, что даже дышать в его сторону стало опасно? Ничем особенным Ибо не выделялся, кроме возраста, конечно. Пацан как пацан: вечно в широченных штанах, футболках, которые были велики даже Цзяэру, рубашках странных расцветок. Особенно Ибо любил натянуть на голову какую-нибудь херню, из которой бейсболка была самым невинным предметом. Шапки, панамки — это всё было его, родное и любимое. Поначалу Исин пытался его поддеть, намекая на непривычный цвет волос, который называл “смертью парикмахера”, но Ибо на это внимания не обращал, и Исину стало скучно. Возможно, в чём-то он был прав, но, с другой стороны, в команде были парни с зелёными волосами и девушки с розовыми, так что о каком удивлении могла идти речь? Ибо со своим хотя бы не пережжёным блондом смотрелся ещё ничего, только вечно всклокоченный, когда стягивал с головы очередную панамку. Поведение же Ханьляна противоречило обычности Ибо, заставляя Цзяэра что-то неуловимо подозревать. Возможно, парень действительно был не из простых, возможно, у Ханьляна были какие-то дела с его родителями — кто знает. Цзяэр, конечно, иногда об этом думал, поражаясь загадочному поведению препода, но гораздо чаще не думал — не до этого было. До того самого момента, когда не думать стало невозможно. После травмы Ибо не появлялся на репетициях больше недели, его уже никто особенно и не ждал. Исин и Цзяэр пару раз пытались спросить у Ханьляна, но тот смерил их таким испепеляющим взглядом, что запах жареного разнёсся по всей студии. Нет так нет, может, у них там были свои причины, и оба парня забили. На десятый день отсутствия Ибо Исин и Цзяэр, не сговариваясь, опоздали на репетицию. Оба по разным причинам, оба шли из разных концов университета, но оказались у дверей студии в одно время. Не здороваясь (не дважды же за день), они вошли внутрь, сохраняя общее молчание. Исин явно был недоволен чем-то, Цзяэра вздрючили на кафедре, настроение у обоих зашкаливало за отметку минус бесконечность. О чём тут разговаривать, когда и так всё понятно. Лечение было одно — потанцевать и забыться, а дальше пусть само идёт. Из зала слышалась музыка, и кто-то считал ритм, вслед за которым раздавались то дружные хлопки, то топот. Значит, хотя бы здесь всё шло по плану. В желании быстро переодеться и присоединиться к общему веселью, оба одновременно ворвались в дверь раздевалки, устроив небольшой переполох, и застряли в нём, рассматривая неожиданное явление. Стоявший к ним спиной Ибо упаковывал в чехол пиджак от смокинга, и это было не самым большим потрясением. Когда он обернулся на шум, оба парня застыли в дверях, не в силах шелохнуться. Явивший к ним свой без шуток божественный лик Ибо отличался от привычного себя, как солнце от подушки. Вместо взъерошенных лохм непонятно-светлого цвета он щеголял с идеальным каре такого платинового блонда, что позавидовала бы Мэрилин Монро. Волосы сверкали в ярком искусственном свете, едва не разбрасывая по стенам блики. Но и это было не самым поразительным. Ибо был накрашен. Очень профессионально, казалось даже, что незаметно, но ярко. Подведённые глаза с лёгкими мазками теней у внешних кончиков, блестящие ненатурально-розовые губы, кожа казалась одновременно хрустальной и снежно-белой из-за густо нанесённого тональника — вроде Ибо, а вроде и нет. — Эээээ-это что? — выразил Исин их общую мысль. — Ты кто такой? Ибо недовольно нахмурил художественно очерченные и прокрашенные брови и тут же отвернулся, оставляя взглядам идеально подогнанную рубашку и узкие брючки, обтянувшие его доселе непонятное тело. Широкая одежда делала Ибо ниже, а в приталенной он оказался весьма высоким — точно с Цзяэра, — с контрастным перепадом между плечами и узенькой талией. Не оборачиваясь, Ибо снял рубашку, раскрывая изумлённым глазам чистую белую кожу и невыносимо трогательные острые лопатки. Цзяэр к своему стыду почувствовал, что у него пересохло во рту. Наблюдать за тем, как кто-то переодевается, не входило в число его эротических фантазий, но тут невозможно было отвести взгляд. Ибо натянул очередную широченную футболку, вытянутую из огромной сумки с принтом LV, и, увидев это, Исин издал странный звук. — Серьёзно спрашиваю, парень, ты кто вообще такой? Ибо продолжал раздеваться. Футболка закрыла его до середины бёдер, но Цзяэру и того было с лихвой, когда он увидел голые длинные ноги, совершенно не худые, а с ярко очерченными мышцами. Яркий свет в раздевалке только подчёркивал абсолютно гладкую кожу, на которой безжалостно для глаз смотрящих играли блики. Ибо ссутулился, будто пытаясь укрыться от направленных ему в спину взглядов, запрыгнул в штаны, наклонился, чтобы завязать шнурки на кедах… Спортивки нисколько не умаляли прелести явившихся чётко очерченных круглых ягодиц, и Цзяэр чуть не отвесил себе пинка — жаль только, что не дотянулся бы. С трудом отведя взгляд, он увидел, что рот Исина приоткрылся, а глаза стали чуть не в два раза больше. Кажется, они вдвоём немного спятили от увиденной метаморфозы. Ибо упаковал смокинг с рубашкой в чехол, яростно вжикнул на нём молнией и прошёл в туалет, сжимая в руке баночку с какой-то жидкостью. За то время, что его не было, Цзяэр и Исин смогли всё-таки пробраться внутрь раздевалки, поделив дверной проём (и почти вынеся его собой). То, что оба при этом странно запинались, каждый списал на усталость. Ибо не было ровно столько, сколько понадобилось им обоим, чтобы переодеться. Вышел он из туалета уже умытым и с полностью исчезнувшим макияжем, лишь кожа продолжала нефритово переливаться — или это у Цзяэра в глазах отпечаталось, что он видел Ибо совершенно другим. Такой Ибо его до чёртиков испугал. Точнее, пугала реакция на такого Ибо. Не сказав ни слова, Ибо натянул шапку, испортив идеальное каре, и ушёл, оставив обоих переглядывавшихся парней в полнейшем недоумении. Исин долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь, а потом от души высказался: — Это как в сказке про Золушку. Или в фильме про супергероя, который по ночам выходит уничтожать преступность своей красотой. — Если ты и в сказке, то точно не принц, — охладил его пыл Цзяэр. — Скорее, злобная сестра. Бросив это, он предпочёл смыться, но даже через дверь слышал раскатистое: “А кто тогда принц, если не я! Я здесь принц!”. “Нет, не ты”, — думал про себя Цзяэр, отчего-то опасаясь входить в зал. Собственное состояние его крайне тревожило. Ибо встретил его появлением коротким хмурым взглядом, но и только. Всё остальное время он на Цзяэра даже не смотрел, даже когда тот показывал новые движения. Цзяэру это было отлично видно в зеркале: Ибо косился влево, копируя движения Да Тин, глаз не поднимал, не улыбался, а сосредоточенно повторял. Это было даже обидно. Ещё обиднее стало, когда Исин, презрев своё излюбленное место впереди (если танец ставил не он), обошёл всех танцоров, словно приценивался к их технике и успехам, и остановился ровно за спиной Ибо, уставившись на него, как оборотень на полную луну. Ибо, к счастью, глаз не поднимал, ничего за собой не видел, зато Цзяэру в зеркале всё было видно даже слишком хорошо! Обернувшись к танцорам лицом, он въелся глазами в Исина и пытался ментально послать ему пожелание пойти нахер с такими взглядами на малолетку, но Исина ничего не брало. Поджав губы в коварной ухмылке, он пялился на Ибо, точно видя, как под оверсайзом двигаются точёные плечи и сильные бёдра, как изгибается изящная талия. Исин всё смотрел, не замечая, что Цзяэр мысленно проделал в нём с десяток не предусмотренных природой отверстий. Лицо Исина постепенно становилось всё более мечтательным и задумчивым, пока Ибо, почувствовав на себе пристальное внимание, не обернулся. И тут же запнулся за собственные ноги, рухнув ровно в вовремя поставленные руки Исина. — Не ушибся? Шапка слетела с Ибо, открыв уже чуть потрёпанное, но державшееся каре. Исин будто невзначай провёл по его макушке, запустив в пряди пальцы. Ибо дёрнулся, как от удара током, раскрыл губы и нервно облизнулся, а в Цзяэра с чистого неба ударила молния. Кажется, что-то окончательно пошло в его жизни не так. — Если ты уже всё знаешь, может, пройдёшь первую треть, а мы посмотрим? Исин никак не мог выпустить Ибо из рук, но на Цзяэра посмотрел. Посмотрел — и тут же переменился в лице, словно увидев что-то сильно его испугавшее. Не сводя больше глаз с приятеля, он убрал от Ибо руки и отошёл. Ещё немного, и всё это стало бы выглядеть похоже на побег от нападавшего бешеного пса, когда человеку не остаётся ничего иного, как удерживать псину на расстоянии взглядом и тихим голосом. Место Цзяэра Исин сегодня не занял, но от Ибо отошёл подальше, поэтому репетицию пришлось продолжить. Аура в зале до конца была тяжёлой и угрожающей, даже другие студенты это заметили. Всё пошло наперекосяк. Особенно у троих. Цзяэр путался в связках и частях танца, Исин делал всё левой пяткой, а Ибо никак не мог сосредоточиться, хотя глядел снова только на Да Тин, а та путалась вслед за Цзяэром. К приходу Ханьляна всё стало совершенно невыносимым. — На сегодня всё! — объявил Цзяэр. — О, вы рано, — удивился Ханьлян, одновременно кивками отвечая на приветствия проходивших в раздевалки студентов. — Ибо, рад тебя видеть! Сегодня немного пораньше уедем? Ибо с сомнением осмотрел опустевший зал с выключенной музыкой, напряжённого Цзяэра и молчавшего Исина, понял, что оставаться не стоит, и кивнул. Ханьлян сообщил, что подождёт его здесь, и остался наедине со старшими студентами. — Вы странные, — сообщил он, подозрительно осматривая обоих. — Что-то случилось? “Ибо случился”, но Цзяэр не сказал этого вслух, только уставился на прежде обожаемого преподавателя, потому что именно тот и был виновен во всей этой херне, что завертелась с появлением нового непонятного Ибо. — Надеюсь, это с вами ненадолго! — к Ханьляну вернулся прежний позитивный настрой, и он даже не осознавал, что это настроение никто больше не разделял. — Есть отличная новость! Я заявил вас на конкурс в Чунцине. Три дня, и университет полностью оплатит поездку. Разве не прекрасная новость? Цзяэр и Исин молча смотрели на преподавателя. Тот несколько стушевался, не видя радости в направленных на него глазах, но радоваться не перестал. — К концу ноября нам нужно представить три танца: сольник и рутины на группу и трио. Вам хватит два месяца? Поняв, что всё серьёзно, Цзяэр и Исин переглянулись и одновременно кивнули. — Я в вас верю! — воскликнул Ханьлян и даже хлопнул в ладоши от силы эмоций. Ответа он не получил, поэтому продолжать не стал. — Вы сегодня невозможно странные. Точно ничего не произошло? — Господин Чун? — раздалось от входа. Там стоял переодевшийся Ибо, держа в одной руке сумку, а в другой чехол. Со смокингом. Необъяснимое чувство снова хлынуло на Цзяэра. — Я готов. — Вот и прекрасно, — улыбнулся ему Ханьлян и повёл за собой. От порога Ибо обернулся, увидел направленные на него взгляды, вспыхнул алыми пятнами на скулах и поспешно ушёл, оставив Цзяэра с Исином разбираться во всем случившемся сегодня. Тайны перестают быть тайнами, стоит только начать их раскрывать. В тот день, когда Цзяэр и Исин увидели “нового” Ибо, всё только началось, а закончилось так плачевно, что лучше бы и не начиналось. За отпущенные профессором Чунем два месяца случилась победа на местном танцевальном фестивале, который танцоры университетской студии использовали для тренировки. Их победа была предсказуема, мало, кто по-настоящему волновался, тем более, они побеждали там третий год подряд. Но как повод для того, чтобы собраться и отметить победу, она подходила отлично. Все прекрасно осознавали, что это будет последний раз до конкурса в конце ноября, к которому они будут пахать, как проклятые, выползая из зала только на занятия и иногда поесть. Или поспать. Выбирать нужно было что-то одно. Зная об этом, оба руководителя студии позволили всем на денёк расслабиться. Выбор пал на студенческий бар в километре от территории университета, где цены были демократичными, пиво — недурным, закуски же по-настоящему вкусными. Зная особенности своего основного контингента, владельцы бара цены не задирали, а кормить старались сытно. Вдобавок ко всему, в баре было уютно и даже тихо, единственным источником общего звука были развешенные по четырём стенам экраны с музыкальным каналом, которые играли достаточно громко, чтобы поддерживать настроение, и достаточно тихо, чтобы не приходилось кричать. На двух сдвинутых столах стояла вторая перемена выпивки, полусъеденные закуски, которые пока не нужно было обновлять. Первые тосты за радость победы уже прошли, близилось обсуждение планов на будущее — и страшный ноябрь. Каждый понемногу начинал трепетать перед ответственностью, но пока наслаждался предвкушением от поездки и участия в фестивале, о котором раньше им приходилось только мечтать. Исин из полупустых бутылок выстраивал на столах схему будущего группового танца, Цзяэр что-то втолковывал Кай-гэ, когда сидевшая между ними Да Тин вдруг поперхнулась отпитым пивом и странно замычала, испуганно глядя на экран, висевший над баром. Из-за того, что все были увлечены разговором, её никто не слышал, только Цзяэр обернулся посмотреть, не нужна ли помощь. Да Тин перехватила его взгляд и, продолжая кашлять, начала тыкать рукой в экран. Цзяэр испугался за неё, но на телевизор посмотрел — и тут же чуть не откусил горлышко своей бутылки. Теперь все одиннадцать человек за столом смотрели только в одну точку. Разговоры смолкли, будто не бывало, никто, казалось, даже не шевелился. Поэтому скрип ножек стула прозвучал громко и угрожающе. Не выдержав, Цзяэр, проклиная по пути свою близорукость, подошёл к бару, задрал голову и убеждался в том, что ему не показалось. Там, на экране, танцевал Ван Ибо и ещё четверо парней, одетых в смокинги и белоснежные рубашки. Танец был зажигательным, не без этого, но от стритдэнса отличался, как дети разных родителей. Попса попсой, да и песенка была под стать, ничего взрывного. Цзяэр смотрел, всё шире открывая рот, и не понимая, как такое вообще возможно. И как такое допустимо, потому что он, знавший о том, что Ибо всего семнадцать, пялился на него, как умалишённый фанат на звезду. Незаконно было раскрашивать Ван Ибо в порнофантазию извращенца о сладком мальчике-конфете. Слишком безжалостно. Планы и локации в клипе сменялись чередой, никто из участников группы не остался обиженным, а в черёд Ван Ибо заигрывать с камерой Цзяэр едва не словил инфаркт. Обычно серьёзный и чуть напряжённый Ибо смотрел с экрана прямо в его душу, заигрывал взглядами и кокетничал, пошло прикусывал пухлые губы, такие ядовито-розовые, что впору было действительно отравиться. Из-за спины послышался грохот, но Цзяэр был не в силах обернуться, пока не досмотрел всё до конца. Даже тогда ему понадобилось ещё с полминуты попялиться в никуда, чтобы прийти в себя. Возвратясь, он застал Исина, усаживавшегося на стул, и тайна грохота тайной быть перестала. Как и кое-что ещё. Вся команда безмолвно сидела и пялилась то друг на друга, то на Исина с Цзяэром, которые выглядели ничуть не менее удивлёнными. — Спорим, что проф это знал? — озвучил очевидное Кай-гэ. Все мысленно с ним согласились. — А нам сказать не удосужился, — проскрипел Исин. Цзяэру сказать было нечего, всё последнее время он просто молча осознавал масштаб той ёбани, в которую его и Исина, и всех ребят из студии неожиданно окунул их обожаемый профессор. Исин ёрзал на стуле, барабанил пальцами по бутылке, и это отчего-то взбесило. — Да успокойся ты! — прикрикнул Цзяэр, ошеломив этим не меньше, чем раскрывшаяся тайна Ибо. Всегда спокойный и благожелательный, сейчас он стал тёмной версией себя — но никто не мог его укорить. Исин бутылку отодвинул, но усидеть на месте не смог. — Хреново они пытались это скрыть. Уже стоя, Исин всё равно не мог держаться смирно и начал притоптывать, дёргая ногой. Цзяэру было уже чуть совестно снова делать ему замечание. — Если рассудить, то нормально, — задумался он. — Мы же не знали про эту группу, про то, что Ибо — айдол. В университете его видели только в обычной одежде и рядом со студией, а там вряд ли кто-то мог рассмотреть в нём… ну, айдола. Мы вообще не интересуемся такой хернёй. Ханьлян молчал. Ибо тоже. Так что шансов реально было немного. Даже сейчас это случайно вышло. — Какого хрена айдолу тусоваться в ученической студии? Ему компания может кого угодно купить на любое время. Пусть бы сам по себе занимался. На это никто ничего не мог возразить. Загадочное появление Ибо в их команде было необъяснимым и лишь добавляло нераскрытых тайн. — Знаете что, ребята, — принял решение Цзяэр, — нам надо молчать. Если они пытались это скрыть, то пусть и дальше не знают о том, что мы знаем. Если подумать, то, что Ибо — айдол, нам не помогает и не мешает. Хочет заниматься — пусть занимается, нормально же выходит, разве нет? Просто будем молчать, согласны? Все медленно кивнули, принимая его решение. Только Исин, прищурившись, пристально смотрел на Цзяэра нечитаемым взглядом. Поняв, что вечер пошёл совсем не так, как хотелось, все примерно одновременно решили расходиться. Делать было нечего, и Цзяэр с Исином возвращались в кампус пешком, притормозив ровно настолько, чтобы остальные ушли вперёд. — Какое мудрое решение, — вдруг сообщил Исин, когда они остались одни. Цзяэр даже с шага сбился, не поняв, чем вызван такой плохо скрытый яд в словах приятеля. — А ты думаешь, нам нужно сообщить, что мы теперь всё знаем? Чего мы добьёмся — что Ибо уйдёт из студии? — Такого ответа я и ждал. Исин встал посередине тротуара и уставился на Цзяэра слишком агрессивно. — В этом дело, да? Тебе же этого хочется? Чтобы Ибо продолжал ходить к нам? Ой, нет-нет, ходить — к тебе! — Какого?.. — Ты думал, я не пойму? У тебя же вечно всё на лице написано. Цзяэр мысленно возмутился. Если его было так легко прочитать, почему же этот долбаный Исин год назад не ознакомился с информацией о том, что Цзяэр в него втрескался по самые пятки? Где-то этот чувак слепой, как крот, а где-то смотрит на всё широко раскрытыми глазами. Вот же лицемер! — Или ты видишь то, что хочешь! — Цзяэр разозлился. — Потому что у самого на уме какая-то непотребная херня, ведь так? — Что ты несёшь? — Нет, что ты несёшь! — Цзяэр толкнул Исина в грудь, заставив отступить. — Много ты видишь! — Что нужно, то вижу! — ответный толчок был болезненным и обидным. Они встали напротив, распушив хвосты, как два бойцовых петуха, и сверлили друг друга яростными взглядами. Накал дошёл до той точки, когда они или должны были подраться, или разойтись, чтобы сохранить остатки нетронутой подозрениями дружбы. И Цзяэр, разворачиваясь и уходя на другую сторону дороги, порадовался, что хотя бы он попытался сохранить немного мозга в этой идиотской ситуации. Но совсем чуть-чуть, и признавать это было печально. Потому что всё остальное в сознании было занято Ибо, и в этот раз сложно было списать всё на случайность. Цзяэр предпочитал не врать себе. Был ли Цзяэр удивлён, на следующий день не увидев на репетиции Исина? Да, был. Потому что ни при каких обстоятельствах, тем более, после ссор, которые у них случались нередко, Исин не забивал на занятия. Танцы были его жизнью, его огнём, как для самого Цзяэра — воздухом. Они много сил вложили в студию, в своих ребят, в те достижения, которые уже были с ними к этому моменту. Остаться дома могла заставить только болезнь или травма, но даже с вывихами и растяжениями они всё равно пёрлись в зал, чтобы хотя бы посмотреть. Запрет на сопли в зале никто никогда не нарушал. Болеешь? Сиди дома. Все чувствовали свою ответственность за здоровье остальных и этому правилу подчинялись. В остальные дни никто даже не думал отлынивать. А Исин сегодня не явился. Цзяэр ждал до последнего, но безрезультатно. Зато явление Ибо состоялось и вышло триумфальным. Едва он показался в дверях зала, придя последним, как все, кто разминался, застыли в тех же позах, в которых были. Особенно красочно это вышло у А-Тин, которая делала растяжку и замерла, опустив голову между ног, перевёрнуто смотря на Ибо. Тот замер в дверях, опасливо осматривая уставившихся на него людей. — Что? — Ничего! — больше остальным, чем ему, ответил Цзяэр, пусть и излишне эмоционально. — Чего застыли? Если закончили растяжку, все на исходную. Кто-то, конечно, после репетиции высказался, что сегодня Джексон вёл себя отвратительно, а без Лэя всё не то, но Цзяэр предпочёл об этом не думать. — Итак, команда! — Цзяэр хлопнул в ладоши, привлекая внимание. — С сегодняшнего дня расписание меняется. Из-за того, что нам нужно готовиться к конкурсу, от второй части занятий освобождаются все группы, кроме старшей. Хотите заниматься, приходите в любое время, кроме этого. До конца ноября изменений не будет. Все уяснили? Те, кто оказался не среди старших, недовольно загомонили, но подчинились без прямых возражений. О престиже конкурса все были в курсе, идти наперекор тем, кто должен был представлять университет на национальном конкурсе, дураков не было. Поэтому все нестройными шеренгами потянулись на выход. — Ибо, к тебе тоже относится, — сообщил Цзяэр. — Ты в танце не участвуешь. — Почему это? — удивился Ибо, но тут же осёкся, про себя понимая, почему. Цзяэр выдавать знание его тайны не стал. — Ты не студент. Объяснение вышло на все сто, Ибо пришлось согласиться, но уходить он не собирался. — Мне ещё рано заканчивать, господин Чун придёт к девяти. Можно будет остаться и посмотреть? Против этого уже Цзяэру нечего было возразить. Он кивнул, но попросил не мешаться, и понурый Ибо отошёл в угол зала, уселся там и смотрел всю тренировку, не скрывая зависти и разочарования. Цзяэр запретил себе отвлекаться на поджатые пухлые губы и на детское выражение обиды, осевшее на лице Ибо. И без этого испытаний на его долю выпало слишком много. Цзяэр до самого конца думал, что ему не откроют, ещё когда в первый раз неуверенно постучал в дверь комнаты Исина. Но та распахнулась почти мгновенно, а сосед Исина кивнул вместо приветствия, приглашая заходить. — Надеюсь, ты сдвинешь эту ленивую жопу с кровати, — злобно сказал он. — Весь день валяется и ноет. Комок одеяла и подушек на кровати пробурчал что-то непонятное. Сосед — мировой парень, жаль, что не он стал другом Цзяэра вместо этого зазнайки, — подхватил рюкзак, напоследок шлёпнул по тому месту одеяльного клубка, где могла быть задница Исина, и велел подниматься. Исин под одеялом заругался, но так неразборчиво, что на это можно было не обращать внимания. Едва они остались наедине, Цзяэр спросил: — Почему ты на репетицию не пришёл? Знаешь же, что начали готовиться к конкурсу. Одеяльный кокон распахнулся, являя миру прекрасную бабочку Исина, а если вернее — ужасно потрёпанного и неказистого мотылька. Исин был сам на себя не похож. — Он приходил? Объяснять, про кого вопрос, было не нужно. Цзяэр кивнул. Исин глухо и протяжно застонал в подушку и снова скукожился. — Какое-то мучение, — пожаловался он. Цзяэр его и в этом очень понимал. — Я будто ослеп, понимаешь? — бормотал Исин и было не понять, сам себе он жалуется или всё же Цзяэру. Тот присел на стул у рабочего стола приятеля, устроился поудобнее и начал слушать. В груди теснились разные чувства: и понимание, и даже жалость. И ревность, хотя испытывать её Цзяэр вообще не имел права. Но, что поделать, это чувство разрешения не спрашивает. Исин же подтянул к груди ноги, лёжа на боку, зажал ладони между бёдрами и весь будто сжался в одну маленькую жалостную точку. Сердце кровью обливалось от взгляда на него. У кого-нибудь другого, но не Цзяэра, который и сам был не лучше, но хотя бы сохранял человеческий облик. — Весь день только и думаю, как я мог не увидеть? Не понять? Почему раньше не рассмотрел? Цзяэр молчал. Исину не требовался собеседник на этом этапе. — Никогда себя так не чувствовал… — Потому что никогда до этого не влюблялся ни в кого, кроме себя? — Это не любовь, — огорошил Исин. — Это что-то… Другое, понимаешь? Цзяэр кивнул, но лежавший мордой в подушку Исин этого не увидел. — Будто… Не знаю. — Хочется всего облизать? Исин дёрнулся после этих слов, наконец-то поднял голову и посмотрел на приятеля. — Это последнее, что я буду с тобой обсуждать. Вернее, никогда не буду обсуждать это с тобой. Цзяэр сохранял спокойствие. С какой-то отстранённостью он подумал было, что если бы Исин испытал к нему хоть что-то подобное несколько месяцев назад, Цзяэр вывернулся бы ради него мясом наружу, но сейчас… Сейчас, видя, как приятель изнывает от незнакомых чувств, разделяя их, Цзяэр ему сопереживал. Они оба в один момент странно вляпались в вулкан непонятных, да ещё и запретных, эмоций. — Ни тебе, ни мне в любом случае нечего ловить. Это была беспощадная, кровавая правда, но кто-то должен был её озвучить. Исин уставился на него, и Цзяэр с тоской заметил, как покраснели белки его глаз. Видеть вечно сиявшего собственным величием Исина в таком виде было пугающе. — Так легко говоришь об этом… — Мне не привыкать, — пожал плечами Цзяэр. Исин от этих слов дёрнулся. — Не думай, что я ничего не видел, — вздохнул он. — Только глупо было менять дружбу и общее дело на… потрахушки. — У меня к тебе были не потрахушки. — Тем хуже. Представь, что мы бы встречались, а потом появился бы Ибо или такой, как Ибо. Что мы стали бы делать? — Обсуждать. Решать проблему. — Как? Странно, но показалось, что Исину действительно не безразличен ответ. — Пытались бы справиться. Или… — Или? — Поделили бы. Оба немигающе уставились друг на друга, думая об одном и том же, но настал черёд Исина охладить их истиной. — Сам сказал, что это невозможно. — Тогда справляться. — Легко тебе говорить. — Давай я кое-что озвучу. Мы оба понимаем, что случилось. Так уж вышло, что мы оба вляпались в очень красивого несовершеннолетнего айдола. Нам с тобой даже думать об этом запрещено, не то, что делать. Поэтому нужно или сжать жопы в кулак, или сбежать. Так вот, дружище, я свою жопу сжал, а что выбрал ты? Исин долго молчал только для того, чтобы потом протяжно и со слезой простонать: — Я не смогу, не заставляй. Я даже смотреть на него боюсь, как представлю… Как вспомню это всё! Знаешь, чем я занимался? Исин разблокировал телефон, открыл браузер и показал приятелю результаты поиска. Цзяэр был чуть ошарашен, потому что сам до такого не додумался. Что ж, стоило признать, в своей публичной айдольской ипостаси Ибо производил впечатление. Впечатление медовой ловушки, порочной, манящей, но всё такой же недоступной. Цзяэр смотрел на фото и сглатывал сухие комки в горле. Даже дышать было сложновато. — Хватит. Исин убрал телефон. — Понял теперь? — Я всё понял, — зло согласился Цзяэр. — А особенно то, что это ничего не меняет. Нам не обломится, а вот конкурс сам себя не выиграет. Так что ты уж сам определись, будешь тут лежать и дрочить, или встанешь и пойдёшь работать. Подхватив рюкзак, он вышел из комнаты Исина, оставляя его перед выбором. Стоило признать, выбор Исин сделал верный и на следующий день, переступив через свои невыносимые страдашки, явился на репетицию. Если всё идёт слишком хорошо — жди беды. Исин в свои особенно мизантропические моменты не уставал это повторять, видя подвох буквально во всём, а Цзяэр только отмахивался — надо ловить волну, а не ждать проблем. Поэтому-то Цзяэр буквально горел на репетициях, успевая ставить групповой танец и следить за тренировками трио, которых гонял сильнее всего. Исин же напрягался с каждым днём всё сильнее, и даже не Ибо был этому причиной. Каждый день Исин повторял одно и то же: “Всё слишком хорошо, слишком хорошо, что-то случится”. Цзяэр устал с ним спорить, устал что-то доказывать. Все эти “верные приметы” — собачья чушь. А потом Момо повредила руку… Перевязанную, закинутую обезболом, её отправили в медпункт вместе с Дабл-Сяо, которые буквально несли её на себе. Вернувшись, они были нерадостны. Момо увезли в больницу, а то, что поначалу показалось вывихом, могло оказаться даже переломом. — Торжествуешь? Исин, хоть и явно собирался произнести “Я же говорил!”, промолчал. В такой ситуации ему было не до злорадства. Вместе со всеми он опустился на пол и уткнулся в одну точку, не зная, что сказать. В самый ответственный момент, когда до конкурса оставалось меньше месяца, они оказались в полной беспросветной заднице. Линия Момо не была главной, но на ней держалась девчоночья часть танца, самый центр, и переделывать структуру (а за ней и почти целиком хореографию) было невозможно. Цзяэр обводил взглядом понурые лица, на которых был написан безоговорочный пиздец. Даже Ибо, остававшийся со старшей группой на правах наблюдателя, взгрустнул. Цзяэр проклял всё на свете. Всё же прав был Исин, чтоб его разорвало! Цзяэр понуро опустил голову на сложенные ладони, впился пальцами в волосы и с силой тянул, пытаясь так хоть немного прийти в себя. Получалось никак. Исин вздыхал по соседству, бормоча под нос что-то невнятное, будто пытался найти выход из ситуации, но с тем же успехом. — Можем взять кого-нибудь из середнячков, — робко подала голос Эппл. — Там же есть неплохие девочки. — Отрепетировать за месяц две рутины на группу и тройку — это кто у нас такой вундеркинд? — зло удивился Исин, и Эппл тоже сникла. — Ладно, — выдохнул Цзяэр и хлопнул себя по бёдрам, пытаясь взбодриться. — Делать нечего, всё равно поедем. Будем перестраиваться. Вместо Момо к девчонкам поставим би-боя, будет завершать композицию, а тройку перебьём на… Что-нибудь другое. Запал исчез так же, как и появился. Цзяэру будто спустили весь воздух. — Всё, по домам на сегодня. Завтра будем определяться. Тем более, нужно поговорить с профессором, что он скажет. — О чём? — удивился вошедший в этот момент профессор Чун. — Что-то случилось? Он обводил взглядом все направленные к нему лица, бледные от горя и поникшие, и понемногу проникался траурной атмосферой. — Не нужно так пугать! Кто-то умер? — Ага, поездка наша, — буркнул Исин. — А у Момо — травма. — Серьёзная? — главное, о чём заботился Ханьлян, это люди. Милый он всё-таки был мужик, хоть и рычал иногда так, что всех разносило по округе, как листья на осеннем ветру. — Пока точно не знаем. Может быть, и перелом. Ханьлян изысканно прижал к груди руки, будто мысленно молился за здоровье Момо, а потом уставился на Исина и Цзяэра. — И что теперь? — Нам некем её заменять. — Как это? Ханьлян пристально посмотрел на всех девушек: — Да Тин? — Я не локер, а би-бой. Да Тин всегда так это говорила, что невозможно было спорить. Что ж, в одном она была права: среди би-боев она точно была своим парнем. — Кого-то из другой группы? — Сделать за месяц две рутины с нуля? Ханьлян дураком не был и диспозицию прекрасно понял. — Кто-то из мальчиков? Цзяэр живописно выгнул бровь в ответ на это предложение. — Это партия для девочки. Посмотри на нас, кто встанет в центр за неё? Ханьлян отчего-то уставился на Ибо, беззвучно шевеля губами, и Цзяэру стало интересно, что он там себе воображал, лучше всех зная ситуацию. Очнувшись, профессор лишь вздохнул. — И что думаете делать? — Спать, — решил Цзяэр. — Сегодняшний день нужно просто пережить. Решим всё завтра, на свежую голову. — Как вариант, — согласился Ханьлян. — Ибо, ты готов? Пора ехать. Ибо медленно кивнул и ушёл собираться первым, а следом за ним потянулись остальные, оставив Исина и Цзяэра наедине. — Не смотри так, — попросил Цзяэр. — Я и завтра ничего не придумаю. — А я уже придумал, — воссиял Исин. — Нет. — Ты даже не выслушал! — Нет. Не сегодня. Сегодня ни ты, ни я, ни весь центральный комитет коммунистической партии ничего толкового не придумаем. Пошли домой. Хочу умереть часов на десять и оказаться в идеальном мире, где с Момо всё в порядке. История любит повторяться дважды: сначала как трагедия, а потом как комедия. В том, как Исин впёрся в его комнату в нечеловеческие десять утра, оторвав Цзяэра от прекрасного времяпрепровождения в тоске и печали, чувствовалось дежавю. Разве не Цзяэр так же пришёл к нему в момент осознания страданий по Ибо? Именно так. Только у Цзяэра был гораздо более весомый повод. Он тосковал. Тосковал по рухнувшим в пропасть надеждам если и не победить, то взять какое-нибудь призовое, чтобы доказать всем, чего они стоят. Студия никогда не выпускала танцоров на крупные соревнования, максимум — на провинциальные, пусть и не только в своей. Они до сих пор словно боялись чего-то, пасовали, и если бы Ханьлян не решил всё своим произволом, так и сидели бы ровно, не надеясь на что-то лучшее. Время же показало, что нечего было и пытаться. Цзяэр с усилием раскрыл глаза, чтобы тут же ослепнуть от сияния широченной улыбки Исина. — Уйди и не беси, — попросил он, уходя обратно в прекрасный мир пододеяла, где не было конкурсов, проблем, ответственности и дурацкой взрослой жизни, и уже оттуда добавил: — Смотреть противно. — Это ложь, я красивый. Исина было не переубедить. Его кипучей энергии сейчас позавидовала бы атомная электростанция. Вместо того, чтобы сесть на стул, как приличный человек, Исин рухнул на одеяльный ком и обхватил скомочившегося там Цзяэра, как кальмар-переросток добычу. — Я всё придумал. Я молодец! Кто молодец? Я молодец! Вместе с этими словами он начал тормошить застывшего под одеялом Цзяэра, заставляя его невыносимо шевелиться. — Я всё придумал! Цзяэру невмоготу стало слушать это глупое хвастовство, и он откинул с лица одеяло, тут же нос к носу столкнувшись с лежавшим на нём приятелем. Он, конечно, иногда (очень часто) размышлял, каково было бы оказаться с Исином в кровати, но в тех мыслях не было ни намёка на щекотку и это глумливое выражение лица. Больше пота и стонов, чем улыбок и задора. — Когда и где? — Что? — опешил Исин. — Когда и где мы покончим с собой? Ты же это придумал? — Дебил, — с грустью вздохнул Исин. — Какой есть, — огрызнулся Цзяэр и снова потянул на голову край одеяла. Было сложно. Исин весил, как три барана, не меньше. — Джекс… Вставай. Я правда придумал, что мы сделаем. Ты даже рад окажешься. — Нет. — Достал ломаться, — Исин по-честному разозлился и от души врезал Цзяэру в бок. Одеяло приглушило удар, но вышло всё равно ощутимо. — Вставай, я сказал. Помогая приятелю, он даже сполз с него, показывая, что дорога свободна. Цзяэр же тянул время. Исин взбесился окончательно, схватил край одеяла, сдёрнул его, открывая нежное устричное нутро Цзяэра — и его задницу в трусах. — Эй! — возмутился тот. — Отвернись, я не одет! Исин изумлённо смотрел, будто не верил в то, что слышал. Ладно, Цзяэр сам понимал, что это как-то не вязалось с тем, что он долгое время Исина вожделел. Глупо было бы вожделеть в трусах, если бы дошло до дела. Но Исин проявил несвойственные ему чудеса тактичности, отвернулся, позволяя одеться, а потом покорно ждал, пока друг умоется и почистит зубы. — Готов? — Примерно. — Есть хочешь? Цзяэр прислушался к себе. Обычно к этому времени он дважды завтракал, но сегодня есть не хотелось совсем. Печали и горести — лучшая мотивация для безкалорийной диеты. — Тогда пойдём. — Куда? — Точно не вешаться и не прыгать с моста. Мы идём к профу. Цзяэр сбился с шага, услышав это. Лёгкая тень надежды затрепетала над ним. — Вы правда что-то придумали? Исин возмутился: — Не принижай мои достижения. Я придумал! А профессор тоже пока ничего не знает. Поэтому я вас сразу обоих очень обрадую. Цзяэр с сомнением посмотрел на него, но всё же решил подчиниться. Вдруг Исиновскую голову и вправду осенила блестящая идея? Но… Нет. — Нет, — твёрдо ответил Ханьлян, и Цзяэр был с ним полностью согласен. Правда, он понимал, что они-то с Исином знают правду целиком, поэтому решение профессора было вполне понятно. Но Исин же притворился, что не знает, и в этом контексте отказ Ханьляна выглядел не до конца логично. — Почему? Родители не одобрят? Но вы ведь тоже едете, под вашу ответственность его отпустят. Ханьлян смотрел на коварного Исина, чуть приоткрыв рот — с ним такое случалось в моменты тягостных раздумий. Цзяэр буквально видел, как мысли проносятся в голове преподавателя скоростным поездом, но не облекаются в слова. — Это невозможно, — пресёк свои размышления Ханьлян. — Точка. — И мы прощаемся с шансом на победу, точка! Ханьлян расстроено завздыхал, с возмущением и обидой глядя на своих протеже. Было видно, с каким трудом ему даётся это решение, но он настаивал: — Нет. — Это же всего пять дней, — давил Исин. — Два дня на дорогу и три — на сам фестиваль. Вы едете с нами. Но правда в том, что Ибо знает все танцы, он же тренировался с нами, пусть и не в полную силу. И его подготовки вполне достаточно, чтобы участвовать. А про то, что он не студент, мы ведь можем никому не говорить? — Исключено! Ханьлян начал чуть нервно перебирать бумаги на столе, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Исин разозлился, что могло привести к самым непредсказуемым результатам, и Цзяэр понял, что пора вступать в бой самому. — Или его продюсеры будут против? Ханьлян вздрогнул и замер, переводя взгляд на Цзяэра, как в замедленной съёмке. — От… куда вы знаете? — даже слова давались ему с трудом. — Да вы не особенно скрывались. Как вообще можно было подумать, что никто не узнает, если его лицо кругом на ТВ? — Это был секрет! Я хотя бы могу рассчитывать, что никто больше не узнает от вас об этом? Кто ещё в курсе? — Вообще-то… Все. Ханьлян позеленел и начал понемногу сползать под стол. — В старшей группе, — поспешил успокоить Исин, спасая этим профессора от неминуемого инфаркта. — И мы точно никому ничего не скажем. Ханьляна постепенно отпустило, даже вернулся прежний цвет лица. Но он продолжал сопротивляться удвоившемуся давлению. — Это невозможно. Исключено. Почему я вообще это объясняю? Нельзя! — А вы не торопитесь отказывать, — вдруг поменял тактику Исин и улыбнулся, сражая Ханьляна наповал ямочками на щеках. Убойное оружие, Цзяэр испытал его на себе, а потом на год пропал с концами. От воспоминаний он даже вздрогнул. Да и Ханьлян очевидно поплыл. Его бескомпромиссность дала течь. Исин же продолжал давить на мягкое: — Туда он будет добираться в маске. Айдолам ведь к ней не привыкать. Да и там мы его спрячем под… чем-нибудь. Никто и не узнает. Элемент таинственности! Нам точно будет на руку. — Нет, — уже неуверенно продолжал сопротивляться Ханьлян. Исин же улыбался всё шире, словно змея перед дрожавшим крольчонком в предчувствии сытного обеда. Ханьлян вместе со стулом пытался отползти подальше от сокрушающей силы очарования Исина. Цзяэр же с трудом сдерживал смех. — А вы не отказывайтесь так сразу, — Исин кокетливо наклонил голову и смотрел на преподавателя сверху вниз, но будто просительно заглядывая в глаза, стоя подле него на коленях. Цзяэру пришлось прикусить изнутри губу, чтобы не рассмеяться в голос. Вот из-за таких штук и он однажды вляпался! Ханьлян едва не дрожал, Исин продолжал атаковать, чувствуя, что одерживает верх. — Вы спросите у Ибо, может, он захочет, тогда поможет вам. И поговорите сами с его продюсерами, я ведь предложил неплохую идею с масками. Хорошо? Исин ещё немного похлопал ресничками, забивая ими гвозди в воображаемый гроб Ханьляна, куда тот с удовольствием лёг под воздействием магии своего же студента. — Хорошо? Ханьлян неуверенно кивнул, а Исин облил его светом своей радостной улыбки и тут же распрощался, утащив Цзяэра за собой. — Мы будем ждать! Ханьлян смотрел им вслед и ничего не мог сказать. — Никогда со мной такого не делай, — попросил Цзяэр, с восторгом вдыхая свежий, не пропитанный афродизиаком Исина воздух. — Тебя можно вместо ядерного оружия использовать. Исин коварно улыбнулся и ему той смертельной улыбкой. Цзяэра передёрнуло. — Зато подействует! Вот увидишь! И как у этого мерзавца всё получилось? Цзяэр искренне не понимал. Но на следующий вечер Ханьлян привёл Ибо на репетицию, а пока тот переодевался, позвал всех в круг и заявил: — То, что вы узнали и никому не рассказали, нам очень помогло. Я очень прошу — именно прошу, заметьте! — продолжать в том же духе. У нас случился форс-мажор. К нам попал этот мальчик, потому что он очень сильно хотел заниматься именно здесь. Его продюсерская компания сильно на меня давила, и я до сих пор иногда оглядываюсь, проходя тёмные места на улице. Сейчас у нас новый форс-мажор, и помочь из него выбраться можно только через участие Ибо в конкурсе. Я очень прошу вас, очень прошу! Оставьте всё так, как было раньше. Никому не рассказывайте! Он знает, что вы знаете, но не относитесь к нему из-за этого иначе, хорошо? Очень вас прошу! В конце своей речи Ханьлян так расчувствовался, что пришлось его даже утешать. Эту почётную обязанность Цзяэр возложил на Исина, и тот, вздыхая, обнял профессора, утешающе похлопал по спине и за всех поклялся, что никуда дальше студии информация не уйдёт. Ханьлян, оставляя их для репетиции, напоследок молитвенно сложил руки, и все студенты в один голос успокоили его ещё раз. Только тогда Ханьлян, продолжая вздыхать, оставил их. Танец пришлось перекраивать, но без потерь — Исин всё точно продумал, и Цзяэр не успевал удивляться коварству и напористости прущего с силой танка приятеля. Будто он во сне это увидел, а потом тщательно воспроизвёл. К счастью, ни рисунок танца, ни сама хореография сильно не пострадали, а может, даже выиграли. Лучше же всего было то, что Ибо действительно не подвёл. Он старательно заучивал новые движения, воспроизводил те, которые были поставлены для Момо — идеально вписался. Работа шла своим чередом, тренировки затягивались, но никто не возражал. Видимо, даже продюсеры Ибо, потому что тот опаздывал к своему обычному времени сначала на полчаса, потом на час, а под конец — и на три. Зато Цзяэр был доволен. Всё стало получаться лучше, чем раньше. А что особенно было хорошо — Исин перестал каркать, только трудился в поте лица. Он отвечал за тройку, его часть была ведущей, и Исин выкладывался в ней, как проклятый, вызывая не только обычное восхищение, но и гордость. Цзяэр гонял всех на группе, а потом они вдвоём оставались подольше, чтобы заниматься с одиночниками. Отдыхать было некогда. За неделю до отъезда Ханьлян принёс костюмы, чтобы танцоры могли к ним привыкнуть. Стоило признать, что с костюмами всё стало ещё зрелищнее. Разноцветные, но похожие, с тонкими голубыми узорами на вороте, рукавах и по низу штанов, они переливались в искусственном освещении, будто иней. Цзяэр, переодеваясь, то и дело косился на Ибо, которому новый костюм несказанно шёл. Вскоре он заметил, что с любопытством и огнём в глазах на Ибо пялится не только он, и скрипнул зубами от нахлынувшей ревнивой злости. Особенно сильно она взвилась в нём, когда Исин протянул Ибо тканевую маску на глаза. — Держи, суперзвезда. Прикрой свой прекрасный лик. Девчонки захихикали, а Ибо вспыхнул румянцем, который делал его белое лицо похожим на бутон пиона. Цзяэр ущипнул себя за запястье, болью выгоняя непрошеные поэтические сравнения. Маска была не эротическим аксессуаром, как бы мысли не гнали в ту сторону. Им просто нужно было спрятать Ибо от любопытных глаз тех, кто мог его узнать, но ничего поделать с фантазиями было нельзя. Утром в день отъезда они все собрались у входа в университет, куда спустя пятнадцать минут подъехал автобус, а после этого, заставив ждать себя ещё минут двадцать, на такси приехали Ханьлян и скрытый под медицинской маской Ибо. Распрощавшись с провожавшими, все загрузились в салон, где Ибо с видимым удовольствием стянул маску. Выглядел он неважно. — Ты в порядке? — первой забеспокоилась Да Тин. — Меня в автобусах укачивает, — признался Ибо. Все переглянулись. Ехать нужно было шесть часов и перспектива оказаться рядом с тем, кому могло стать плохо, настораживала. — Ну-ка, возьми это. Да Тин вытащила из рюкзака пяток леденцов на палочке и всучила Ибо. — Это мята и эвкалипт. Чувствуешь, что начинает тошнить, тут же бери в рот! Цзяэр после этих слов почувствовал пугающий холодок, пробежавший по телу и мгновенно сменившийся опаляющим жаром. Храни их небеса! Поездка обещала стать долгой. Сидевший через проход Исин в панике уставился на приятеля, поддержки не нашёл и с беззвучным стоном закатил глаза. Ибо раскрыл первый леденец через пятнадцать минут после того, как они отъехали, напугав этим остальных. Кто-то пытался заставить его попить, кто-то приоткрыл окно, чтобы дать воздуха. Суетились все, кроме четверых: Ибо, который от заботы отказывался и яростно сосал проклятую конфету, Ханьлян, который заставил его пересесть вперёд, где меньше трясло (и меньше было возможностей для удушающей помощи остальных студентов). И Цзяэр с Исином, которым пришлось сесть вместе и долгое время тайком наблюдать за Ибо и его оттопыренной из-за конфеты щекой, стараясь при этом не ёрзать и не стонать в голос. В какой-то момент они переглянулись, увидели в отражениях глаза друг друга одинаковые страдания и с синхронным же вздохом поглубже вжались в сиденья, покрепче сжав ноги. Это было тяжело. Потому что Ибо — сосал. Так, словно эта конфета поддерживала в нём жизнь. Он забирал её в рот глубоко, почти до кончика палочки, сильно двигал горлом, сглатывая мятную слюну, из-за чего кадык двигался так порочно, будто его пригласили на съёмки порно про кадыки. Мягкие щёки натягивались, когда конфета упиралась в них изнутри. Иногда Ибо вытаскивал конфету, и та покидала его сжатый рот со влажным оглушительным чпоком, оставляя на губах блестящие следы слюны. “У него губы сейчас мятные”, написал в смс Исин и показал экран Цзяэру, чем начал небольшую драку — на большую ни у кого из них не хватило бы сейчас сил. Это немного отрезвило обоих, и под суровым взглядом Ханьляна (и недоумевающими — остальных студентов) они сели смирно, даже положили руки на бёдра, чтобы доказать, что больше драться не будут. Но время прошло. У Ибо закончилась первая конфета, и целых двадцать минут после этого он ехал спокойно, пока после очередного спуска с возвышенности не потянулся за второй. Цзяэр взмолился всем богам, которых только знал. Исин пялился на дорогу через лобовое стекло и бормотал что-то беззвучно. У Цзяэра даже возникло желание помочь ему с молитвами — богов сам он успел вспомнить под сотню. Ибо держал конфету во рту засунутой наполовину, и, если присмотреться — а Цзяэр присматривался! — можно было увидеть, как он гладит её снизу кончиком языка. Дышать очень резко стало нечем, и Цзяэр открыл до упора окно, мгновенно охладившись на ветре, что рванул в салон. После короткой череды ругательств от остальных, окно пришлось закрыть. К началу третьего часа поездки Ибо уснул. С конфетой во рту. Теперь он лежал полубоком, обернувшись к пялившимся на него парням. Конфета прилипла к нижней губе, оттянув её и открыв белые зубы. От слюны губы были влажными, а от обсасывания конфеты — тёмно-розовыми и чуть припухшими. Картина не вселяла радости в наблюдавших, только мучительное томление ниже пояса. Ибо болезненно сводил во сне брови, под веками были видны движения глаз, но спал крепко, позволяя безумной парочке напротив беспрепятственно на себя пялиться. — Неужели это всегда так бывает? — едва слышно простонал Исин, поворачиваясь к Цзяэру. Тот из них был единственным, пережившим опыт неразделённой любви и влечения, поэтому просто кивнул головой. — Извини. Цзяэр только отмахнулся. К чему было вспоминать прошлые мучения, когда прямо перед ним посапывало во сне новое, ещё неизведанное. На удивление, приезд с заселением прошли спокойно, за исключением того, что у Цзяэра случился очередной панический приступ, когда сотрудница отеля попросила Ибо снять маску, чтобы сличить с айди. Цзяэр, стоявший чуть позади и сбоку, увидел фото взъерошенного Ибо, похожего и нет на самого себя. Осознание того, что айди получен чуть больше года назад, оглушило, как и новое понимание, что “семнадцать” — это не просто число, это, чтоб его, очередной сигнал Вселенной о том, что Ибо — несовершеннолетний. Цзяэр не знал, какими словами ругать себя, как сильно проклинать — он и так уже заледенел в аду. Единственным способом справиться с этим оставалось только постараться выбросить Ибо из головы, но это и было самым сложным. Едва Ибо приспустил маску, как, вопреки сковавшему его изнутри адскому льду, Цзяэр полыхнул с силой пробудившегося вулкана. За эти несколько минут, что они шли от автобуса до гостиницы, он словно забыл, какое впечатление производит Ибо. Регистратор профессионально не проявила любопытства, хотя от Цзяэра не укрылось, что Ибо она узнала, зарегистрировала его, а потом отдала Ханьляну обе карточки от номера. Цзяэр с Исином дождались своей очереди и тоже отправились к лифту, где стояли профессор и Ибо. Ехать им пришлось вместе, и эта минута показалась Цзяэру длиннее жизни. Исин, стоявший рядом, тоже заметно взгрустнул, поэтому ему даже не пришлось притворяться, что он не видит странных взглядов Ханьляна. Цзяэру же было немного смешно, хотя он старался не подавать вида. Исин, как обычно, пропускал мимо себя любые неподконтрольные ему влюблённости, хотя вызывал их по щелчку пальцев. Что за самолюбивая скотина. Но самолюбия в “скотине”, видимо, и вовсе не осталось, потому что уже в номере — который, как назло, оказался напротив номера профессора и Ибо, — Исин закинул сумку на диван, а сам упал в кровать, приготовившись комочиться в ней по их с Цзяэром новой доброй привычке. — Не кисни, — подбодрил Цзяэр, укладываясь на своей в той же позе. — А то уксусом вся комната провоняла. — Хреново мне, — простонал в подушку Исин. — Будто мышцы разрывает и кости выламывает, так больно. Цзяэр его хорошо понимал. Его даже не настораживало то, что он обсуждает с бывшим объектом своей любви новые чувства, которые они по злой усмешке судьбы сейчас разделяли. В их ситуации иметь готовые уши для излияния страданий было больше благом, чем злом. Испытывая одинаковое томление, они понимали друг друга даже не с полуслова — с полувзгляда, а бесцельность испытываемых эмоций только сближала. Ибо был для них недостижим, поэтому легко было признаться хотя бы друг другу и тихонько на пару страдать. Удивительная ситуация, но её пришлось принять, как данность. До ужина, на котором должны были собраться все, оставалось ещё два часа, и это время они провели бесцельно рассматривая кто потолок (как Цзяэр), а кто — подушку (Исин), и у каждого было, что посмотреть на этих экранах. Что-то светловолосое, пухлогубое и крайне смущающее растревоженные чувствами мозги. К моменту, когда Ханьлян позвонил, чтобы поторопить своих слишком залежавшихся студентов, в гостиничном ресторане за одним столом собрались все. Ибо сидел в маске, немало этим смущая, и голодно смотрел на уже уставленный блюдами стол. — Как ты есть собираешься? — искренне удивился Исин, хитро занимая последнее свободное место — как раз слева от Ибо. Цзяэру пришлось сесть напротив них. Ибо одними глазами объяснил, что не знает, зато очень хочет. Глаза были голодные-голодные — совсем как у Цзяэра при взгляде на него самого, некстати подумалось тому. Ханьлян же нашёл выход из ситуации, пересадив всех так, что Ибо оказался спиной к залу, а по бокам его скрыли от чужих глаз Дабл-Сяо. Вот так хитрый Исин снова оказался рядом с Цзяэром и очевидно этому расстроился. Только потом, поняв, какое это удобное место для наблюдения, чуть воспрял и приступил к ужину с аппетитом. Цзяэр старался не отставать, только они оба проигрывали в голоде одному Ибо. — Вот, что значит растущий организм! — с воодушевлением бабуленьки, к которой привезли внука, обрадовался Ханьлян. — Не налегайте, — охладил их пыл Цзяэр. — Завтра уже баттл одиночников. Кай-гэ с Да Тин пригорюнились, но есть не перестали, только делали это, стараясь не попадаться суровым капитанам на глаза. Будто бы это было нужно. Оба уставились на Ибо, как на десерт, едва не забывая жевать и глотать. Хорошо, что в компании голодных студентов на это никто не обращал внимания. — А мы с Ибо уже сходили проверить площадку! — воодушевлённо вещал Ханьлян. — Невообразимо! Всё так красиво, всё в огнях. Огромная сцена… — Кто вас туда пустил? — искренне удивился Цзяэр. — Ох… — Ханьлян задумался и спросил у Ибо: — Кажется, кто-то из команды дизайнеров? Ибо едва поднял голову от тарелки, и за столом повисло напряжение — все очень сдерживались чтобы не заржать. Ибо в набитыми круглыми щеками и растерянным взглядом сейчас очень напоминал жадного хомяка. Только у Цзяэра это вызвало не улыбку, а умиление. За которое он себе тут же мысленно подарил подзатыльник. — Да, — с видимым трудом ответил Ибо, одновременно умудряясь жевать и членораздельно говорить. — Дизайнер. Прикольный парень. Послышался пугающий скрип, и Цзяэру пришлось схватить Исина за запястье, чтобы тот не сломал палочки. — Футболка прикольная, — продолжил Ибо, и Цзяэр теперь испугался за свои приборы. — У него на футболке была кошка, — покивал Ханьлян. — Сказал, что его. — Прикольная кошка, — подтвердил Ибо. Он так сосредоточенно ел, что не отвлекался на подбор других эпитетов. — И парень прикольный, — повторил зачем-то Исин, скрипя уже не палочками, а зубами. Цзяэр пихнул его в бок, заставляя очнуться, но получил ответку, и бок невыносимо заболел. — Вы же обещали! Оба опустили головы и принялись жевать. — Нам дали расписание, — вспомнил Ханьлян и достал из кармана листок. — На репетиции даётся утро, баттлы будут после выступлений одиночников, подготовки не будет. Тройки — послезавтра, каждой выделено полчаса. И в конце будут групповые, тоже полчаса на прогон. — Нормально, — согласился Цзяэр. — Нам хватит. Остальное время будем где-то ещё репетировать. А пока заканчивайте есть, вы сюда не для этого приехали. Все молча возмутились, но голос подал только Ханьлян. На правах любящего учителя он заступился за студентов, если уж им завтра не нужно было выступать. Цзяэру пришлось согласиться. Он и сам это понимал, просто настроение испортилось настолько, что хотелось испортить его так же и остальным. Они с Исином и ушли раньше всех, не выдержав общего ажиотажа перед завтрашним торжественным открытием и баттлом. — Здесь Бубу, — вдруг сообщил Ибо, когда они уже поднимались. — В баттлах будет хреново. — Бубу?! — Ага. Я его видел, селфи сделал. Ибо достал телефон и показал всем фотку, на которой было его лицо без маски — и привычного хмурого вида. Обнимаясь с незнакомым темнокожим парнем, он сиял так, будто нашёл сокровище. — Я его фанат, — будто этого было мало, заявил Ибо, убирая телефон. — Он крутой. Я как-то видел его баттл вживую — это сила. — Спасибо за поддержку! — кисло протянула Да Тин, которой, в общем-то, и не пришлось бы баттлиться с Бубу. А вот Кай-гэ пригорюнился. — А ты, я вижу, вообще не думаешь о своей секретности? — тут же окислился Исин. Ибо пожал плечами. — Да он понятия не имеет, кто я. — Постарайся, чтобы так было и дальше, — поддержал приятеля Цзяэр. — Ох, Ибо, — расстроено присоединился к ним Ханьлян. — Мы ведь договаривались. Ибо закатил глаза, но промолчал, признавая этим свою вину. — Больше не буду. — Больше и не надо, — поставил точку Исин. — Идём, Джекс. Спать хочу. Слова про “спать” были явным преувеличением, потому что следующие полчаса Исин шарахался по комнате, расплёскивая повсюду уксус, и Цзяэр его мысленно в этом поддерживал. Ибо как-то странно находил себе друзей: то прикольный парень с кошкой, то Бубу, чтоб его разорвало. Будто этот пацан не понимал, какое впечатление производил на неподготовленных к нему людей. Цзяэра разрывало от ревности, Исин едва держался, чтобы не пойти искать этих несчастных и запретить навсегда приближаться к Ибо. И никто из них не хотел понимать, что эти двое, в общем-то, ни в чём не виноваты, просто Ибо… Вот такой. — Был бы этот засранец на пару лет старше!.. — Исин сжал кулаки. — Я бы!.. — Что “бы”? — Не знаю, — умерил пыл Исин. — Что-нибудь “бы” я бы точно! — Вставай в очередь за Бубу и прикольным парнем с кошкой. — Это просто нечестно, — вздохнул Исин и впервые за последние полчаса присел на кровать, понуро повесив плечи. — Он же!… Он что, не понимает? — Может, и не понимает. Может, понимает слишком хорошо. Я. Не. Знаю. — Страшно подумать, каким он станет, когда вырастет. Если уже сейчас он… Такой! “Какой “такой”?”, вяло подумал Цзяэр, но тут же понял. Красивый. Привлекательный. Нет, даже “влекущий”. Парень, который ещё не вошёл в полную силу своего магнетизма, но уже вовсю этим пользовался. Тяжёлый случай. Цзяэр повалился на спину, раскинул руки и зажмурился, но зря — воображение тут же подкинуло кадры из клипа, что они увидели тогда в баре. Миленький хорошенький Ибо, умело закусивший нижнюю губу так, что она покраснела, смотревший в камеру так, будто пытался развести её на секс и подарки. Ибо, которого ни Цзяэру, ни Исину не видать, нечего было и думать. Определившись, Цзяэр поднялся и первым занял ванную, надеясь, что к его возвращению спальня не утонет в уксусе. Спать ложились в тягостном молчании, а потом ещё слушали в темноте вздохи друг друга по одному и тому же поводу. Сон не шёл. Возможно, поэтому они и услышали сразу тихий стук в дверь. — Ты кого-то ждёшь? — Нет, — настороженно ответил Исин и включил бра над своей кроватью. Как раз в это время стук повторился. — Кто это? — Не знаю. — Так сходи и посмотри, ты ближе к двери. — Не хочу. — Лэй! — Но пойду. Исин медленно поднялся, прислушиваясь, и стук удачно повторился, став чуть громче. Пришлось поторопиться. Цзяэр попытался рассмотреть, что происходит в маленьком коридоре, но из-за угла и спины Исина ничего было не видно. Зато слышно. — Можно мне поспать у вас? — донёсся самый неожиданный голос. — А что с профом? — Он храпит, — пожаловался Ибо таким тоном, что его немедленно стало жалко. Видимо, и Исину тоже, потому что в следующую секунду он провёл Ибо в их номер. — Где ты будешь спать? — вслух подумал Исин и рассмотрел их миниатюрный стандарт. Ибо, вошедший за ним, был обёрнут в одеяло и обнимал подушку, принесённую с собой. До него тоже только что дошло, что этот номер отличался от того, где храпел Ханьлян. — У нас стоял диван, — неуверенно признался он. — Я не думал, что у вас — так… — Это бедняцкая жизнь, — не удержался от сарказма Цзяэр. — Так бывает, когда ты не айдол и не профессор. — Что делать? — Ибо оказался непробиваем для шуточек. Вид его был жалостливым, даже жалким. Растрёпанный, сонный, он медленно моргал, глядя то на Исина, то на Цзяэра, губы кривились в предвестье совсем детского плача. — Куда мне теперь? Я даже не знаю, в каких номерах остальные. Исин взглядом заставил Цзяэра подняться. Был прав, потому что выход имелся только один. Со скрипом обе кровати поддались, парни сдвинули их вместе, образовав поистине королевское ложе. — Спишь посередине, — строго велел Исин, а Ибо, уже закинув на кровать подушку, забирался следом, так и не выползая из одеяла, как гусеница. — Мудрое решение, — прошипел Цзяэр, глядя на обнявшего подушку Ибо, который, казалось, заснул буквально за один вдох. — У тебя есть другое? — шёпотом спросил Исин. — Ну и не язви тогда. Лучше ложись. — Как ты себе это представляешь, — вздохнул Цзяэр, но лёг на своё место. Ибо оказался на расстоянии половины руки. Одеяло, в которое он завернулся, мерно двигалось вверх-вниз в такт дыханию, светлые волосы разметались по подушке, а Ибо, обернувшись в сторону Цзяэра, сладко засопел. Цзяэр проклял всё на свете, поняв, что ночью точно столкнётся с одной весомой проблемой. Исин уже лёг, когда Ибо невнятно пробормотал: — Свет… — Выключаю. — Н-нет. Я боюсь темноты. Оставь. Им только этого не хватало. Цзяэр и Исин переглянулись через спину Ибо и синхронно судорожно вздохнули. — Оставь, — решил Цзяэр. — Приспособимся. Не приспособились. Пусть Исин и включил светильник не на полную мощность, но света было достаточно для того, чтобы оба неспавших прекрасно видели всё: — разметавшегося между ними Ибо, удобно лежавшего на животе в позе звезды, — одеяло, сбившееся к его ногам, — бархатную кожу поясницы, с которой сползли пижамные штаны, открывая взгляду трогательные впадинки, — изящный изгиб спины из-за задравшейся широкой футболки. Ибо лежал на животе, утонув щекой в подушке, волосы золотым ореолом окружили голову. Одеяло сбилось под раздвинутыми бёдрами, из-за чего крепкий задок оказался приподнят. Ибо сейчас был воплощением всех мерзостных фантазий о прелестных юных мальчиках, чей вид будил воображение и возбуждал так, что стыдно было признаться. Цзяэр не мог отвести глаз, лишь изредка впивался в ладонь ногтями, заставляя себя очнуться. Исин выглядел не лучше. Он смотрел на Ибо, как загнанный зверь на охотника, часто дышал, не мог сконцентрировать взгляд на чём-то одном, постоянно скользя им по всем открывшимся укромным уголкам тела. Они сохраняли напряжённое молчание хрупким и тонким, грозящим разлететься в пыль от первого же звука. Было страшно пошевелиться и спугнуть этот момент, когда общее желание оказалось так рядом, так доступно — и одновременно снова полностью невозможно. У Цзяэра пекло в груди настолько, что угольки, казалось, сейчас прожгут изнутри рёбра и кожу, выпадут из него, спалив всю комнату. Исин всё крепче сжимал кулаки и пялился в затылок Ибо, словно умоляя его перевернуться. Что Ибо и сделал. Издав тихий протяжный стон, он чуть подвинулся и оказался лицом к лицу с Исином, но тот не успел этим воспользоваться. — Я… Мне надо… — едва прошептал Исин и в панике сбежал в ванную, заперевшись там. Цзяэр слабодушно позавидовал, но и посочувствовал от души. Исину было нужно. И Цзяэру тоже было нужно, но оказалось негде. Между тем, коварное понимание, что Исин надолго оставил их с Ибо наедине, пронзило сознание Цзяэра, мгновенно его отрезвив. Чуть заметно, но упорно, он придвинулся к Ибо так близко, как мог, чтобы его не разбудить, а потом, с напряжением удерживаясь на руках, склонился ближе, почти зарываясь носом в растрёпанные пряди на затылке. А вот так могла бы выглядеть его смерть. Цзяэр вдохнул, проваливаясь в сонный уют аромата Ибо, где смешивались тепло кожи, молочный привкус и лёгкая сладкая нота, будто от тех конфет, что Ибо съел днём, а ещё — мятная свежесть зубной пасты, которая доносилась из чуть приоткрытых во сне губ на ровных глубоких выдохах. Цзяэр зажмурился, вздрогнул, пытаясь погасить колебания матраса, чтобы не потревожить чужой сон, и медленно, продолжая дышать Ибо, опускался вдоль его спины, футболки, натянувшейся на лопатках, изгиба поясницы, где белая кожа казалась и вовсе ослепительной. Ибо был горячим, тепло его тела проникало сразу во все поры Цзяэра, напитывая своим запахом, и возбуждение, до этого сдерживаемое, рвануло с силой тротиловой супербомбы. Звон и громыхание из ванной разрушило этот момент. Цзяэр не успел отпрянуть от Ибо, когда тот проснулся, дёрнулся и наткнулся поясницей на его лицо, мгновенно просыпаясь. Взгляд Ибо, сфокусировавшийся на Цзяэре, был сонным и бессмысленным, но это было точно — Ибо видел Цзяэра, почти уткнувшегося в его зад. Пробормотав что-то, Ибо снова закрыл глаза и заворочался, устраиваясь уже на спине. Вернувшемуся Исину и понемногу умиравшему Цзяэру достался неожиданный приз в виде снова уснувшего Ибо, раскинувшегося перед ними, как ядовитая приманка перед хищниками. Он всё ещё сладко спал, приоткрыв сухие губы, иногда шумно вздыхал, а его проклятая футболка задралась до самых рёбер, открывая приличные кубики пресса и трогательный пупок. — Я… — прошипел Цзяэр, — мне… надо… Не договаривая, он на цыпочках умчался в освободившуюся ванную, надеясь, что Исин после себя хотя бы ополоснул душевую кабину. А впрочем… Цзяэру было плевать. Тяжёлое напряжение в паху требовало немедленного освобождения. И если Исин сейчас позволил бы себе с Ибо то же, что и Цзяэр, тот благословлял его от души. В конце концов, это было единственное, что они оба могли получить. Следовало радоваться малому. Поутру от явления Ибо не осталось и следа, лишь пара светлых волосков на подушке Исина, и Цзяэру хотелось предъявить приятелю за это. Ибо тихо смылся, оставив их вдвоём разбираться с непрошеными чувствами, неутолённым желанием, отсутствием сна и — под аккомпанемент надвигающейся беды из голливудских фильмов — первым днём конкурса. Зевая и потягиваясь, Исин и Цзяэр выкарабкались из душного стандарта, насквозь пропитавшегося Ибо и неудовлетворёнными желаниями, чтобы в коридоре встретить сверкавшего свежестью и добродушием Ханьляна. — Доброе утро! — воскликнул тот. — Готовы к победам? Цзяэр и Исин переглянулись, прочли в глазах друг друга всю скорбь и грусть мира и понуро кивнули. — Прекрасно! Прекрасного не было ничего. Первый день был посвящён выступлениям и баттлам одиночников, и оба танцора, на которых делали ставку, выглядели так себе. Да Тин повторяла движения, невидяще уставившись в стену, Кай-гэ рядом с ней стоял в стойке на руках у той же стены. Бледные и взволнованные первыми крупными выступлениями, они не производили впечатления будущих победителей. — Там Бубу, — вдруг раздался за спинами голос Ибо, возникшего словно из ниоткуда. Все обернулись в ту сторону, куда он указывал, и увидели высокого темнокожего парня, окружённого фанатами. Бубу шёл по коридору и ошарашенно всем улыбался. Ибо, напяливший маску, помахал ему и получил вполне осмысленную ответную улыбку и взмах рукой. Цзяэр опасно прищурился, метнув в Бубу пронзительный взгляд острее ножа. С другого бока вонзился взгляд Исина. Кай-гэ, увидев сильнейшего из соперников, покачнулся на руках и рухнул к ногам обступивших его коллег по студии. — Обожаю его это… — Ибо, проводив Бубу и его группу поддержки влюблённым взглядом, повторил фирменное движение. — Когда только ты всё успеваешь, — ядовито протянул Исин, — и от Бубу фанатеть, и быть айдолом. — Видел пару лет назад его баттл вживую. Это было круто. Ибо словно не замечал яда в голосе Исина, признался во всём по-детски откровенно, а потом умчался куда-то, оставляя взбудораженных партнёров наедине с неуёмной ревностью и переживаниями за выступления сокомандников. — И я видел, — признался Ян Кай. — Мы ведь тогда в первый раз поехали всей студией в Чжэнчжоу. Наше первое призовое… Я тоже смотрел баттлы Бубу. — Точно, — осенило Да Тин. — Ты у него тогда автограф брал. Исин и Цзяэр переглянулись, вспоминая их первое выступление. В тот год они взяли третье место в группе и звание самых многообещающих новичков, но про Бубу оба не помнили — так были сосредоточены на собственном выступлении. — В этот раз он у тебя возьмёт, — зло пообещал Исин. — Держи себя в руках, подумаешь, огромная звезда. Ян Кай только вздохнул и отвернулся к стене, как и Да Тин. Решив не драконить их сильнее, чем они сами себя, Исин и Цзяэр пошли дальше по коридору, где размещались комнаты выступавших. Уже на подходе к сцене они заметили всё так же сверкавшего Ханьляна, болтавшего с парнем примерно их возраста. Исин недоумевающе выгнул бровь, глядя на то, как эти двое, очевидно, рассыпались друг перед другом в изощрённой вежливости, непрестанно кланяясь. — Это ещё кто? — напряжённо спросил Исин, хотя Цзяэр знал не больше, чем он. — Не знаю, но симпатичный, — едва сдержал улыбку Цзяэр. У Исина совершенно точно не было никаких планов на их профессора, но видеть, как тот любезничает с кем-то другим, уплывая из сетей обаяния Исина, было забавно. — Думаешь? — скептически осмотрел “соперника” Исин. — Ничего особенного. — Нет. Очень привлекательный парень. — Ты издеваешься? — возмутился Исин, но тут же заткнулся, потому что знакомый Ханьляна распрощался с ним и теперь шёл по коридору ровно навстречу застывшим у него на дороге парням. — Прошу прощения, — вежливо поклонился тот, оказавшись напротив, и улыбнулся, ослепив ямочками на щеках. Исин и Цзяэр подвинулись, пропуская его, а потом обернулись, оценивая ещё и сзади. — Очень неплохо, — похвалил Цзяэр. Исин же промолчал. — Ах, вот и вы! — материализовался за их спинами Ханьлян. — А я как раз говорил с тем чудесным юношей, который показывал нам вчера сцену. — Который с кошкой? — осенило Цзяэра. — Именно, именно, — непонятно чему обрадовался Ханьлян. — У меня был вопрос по поводу использования воды, нужно было обсудить. — Какой воды? — О, а Ибо вам не сказал? — удивился профессор. — У него возникла отличная мысль, как украсить групповую рутину. Очень интересно! — Уже поздно что-то менять, — напрягся Цзяэр. — А для этого почти ничего не нужно! Изменения будут всего на секунду, зато зрелищности добавит на миллион процентов. — Я против, — поддержал друга Исин. — С нами не согласовали. Ханьлян нежно улыбнулся, посмотрел на них, как на капризных детей, и приобнял. — Вы ещё не видели! Потом сами скажете, что это была отличная идея. — Хреновая идея! Цзяэр друга полностью поддерживал. Ибо, собрав группу полностью, но без Кай-гэ и А-Тин, показал, какую хрень он придумал с водой, и теперь бултыхался в окружении танцоров мокрый до неприличия. Белая футболка облепила его целиком, не оставляя простора воображению, и Цзяэру срочно потребовалось раздеться, чтобы завязать свитшот на поясе. Другого способа замаскировать своё окрепшее возмущение влажным соблазнительным Ибо у него не было. Исин спрятался за спину приятеля и спорил оттуда срывающимся голосом. — Мне нравится, — вдруг встал на сторону Ханьляна и Ибо Сяо Чжибинь. — И мне. — И мне. Неожиданно вся команда поддержала идею Ибо, и теперь все выжидающе смотрели на тренеров, которые, к своему стыду, безнадёжно пытались не рассматривать торчавшие под прозрачной футболкой розовые соски Ибо и его рельефный пресс. — Заболеть не боишься? — злее, чем было можно, спросил Цзяэр. — Или на выступление тебе плевать? Ханьлян тут же спохватился. — И правда, оденься! Он стащил с себя куртку и накинул её на Ибо. — Пойдём, я провожу, чтобы ты переоделся. — Да уж, пожалуйста, — саркастически окислился и Исин. — А то он себе тут ещё кучу друзей найдёт в таком-то виде. Ибо тут же пристально посмотрел на него, недобро прищурившись, потом повернулся к Цзяэру, но ничего не сказал. Он ушёл вслед за Ханьляном, кутаясь в его куртку и не поднимая головы. У Цзяэра во рту стало кисло. А потом всё неожиданно стало хорошо. Цзяэр не верил ни глазам, ни ушам, сидел, привалившись к стене, и дышал в сложенные ладони, чтобы хоть на секунду успокоить заполошно бившееся сердце. Исин навалился на Кай-гэ и едва не рыдал от счастья, а Да Тин носили на руках Дабл-Сяо. Просто потому, что эти двое совершили невозможное. Да Тин стала лидером среди девушек в одиночных баттлах, а Ян Кай порвал пресловутого Бубу, вырвавшись вперёд на последнем раунде. Это уже был результат, за который не стыдно, — не зря ездили, не зря была студия, репетиции, весь этот ад. Цзяэр сдулся, как воздушный шарик, и издавал позорные стоны, не находя в себе сил даже обнять своих бойцов. Ханьлян отдувался за обоих, потому что Исин облепил Кай-гэ, будто вторая кожа, и ныл ему в ухо, как он восхищён. Наконец, Цзяэр собрал себя в кулак, поднялся — ровно для того, чтобы точно так же рухнуть на Да Тин и расцеловать её в обе щёки. От такой неожиданной любвеобильности А-Тин залилась краской, вызвав взрыв хохота. Даже Ханьлян скромно хихикнул в кулачок, только Ибо скривился. Цзяэр давно заметил за ним нелюбовь к прикосновениям, поэтому такая реакция была вполне объяснима. Необъяснимым было лишь то, как Ибо вскинулся на проходившего мимо Бубу, а тот, презрев окружившую его толпу друзей и поклонников, ответил на вполне тесное объятие и расплылся в широченной улыбке, опознав, видимо, и взъерошенный блонд, и сверкавшие обожанием глаза. Вот когда надо — Ибо не тактильный, а когда не нужно — первым лезет обниматься! Пойми этих малолеток. Цзяэр снова зауксусился, выпустил алевшую А-Тин и переглянулся со скрипевшим уже всем собой Исином. Цзяэр мстительно подумал, что пусть Ибо только попробует снова постучать в их дверь с жалобным видом и просьбой поспать. В этот раз они будут тверды. Исин кивнул, будто читая его мысли. На том и порешили. Шанс отомстить выдался им буквально через три часа: сразу после торжественного ужина. Стук в дверь в этот раз был более слышным, Ибо шёл как к себе. — Не открою, — надулся Исин. — Второй такой ночки мне даром не нужно. Цзяэр был согласен на все сто. Они улеглись на нерасставленные с прошлой ночи кровати и упрямо уставились в противоположную стену, чтобы всем своим видом показывать, как они не заинтересованы в скребущемся в их дверь Ибо. Буквально. Скребущемся. Стук уже давно превратился в милое поскрёбывание, и, видимо, именно это растопило лёд ревности у уже переглядывавшихся Исина и Цзяэра. — Сердце разрывается, — вздохнул Цзяэр. — Какой же он настырный. Ибо из-за двери, очевидно, услышал их, поэтому снова начал стучать — и теперь, кажется, ногами. — Открывай, — сдался слабак Исин. — Иначе он нам до инфаркта достучится. Цзяэр пригвоздил его взглядом к кровати, выражая этим все свои мысли по поводу сердобольности друга, но дверь открыл. — Чего тебе? — Можно мне у вас?.. — Иди сразу к Бубу, зачем тебе мы? — Ты дурак? — неожиданно грубо ответил Ибо. — Какой Бубу? Цзяэр хотел было объяснить ему, какой Бубу, но замер на полуслове, заметив, что в этот раз Ибо явился не только с одеялом и подушкой. В кулаке у него были зажаты зубная щётка и полотенце. — Ты что, теперь и мыться у нас будешь? — Там профессор заперся навсегда, ещё и поёт в душе, — сдал Ханьляна Ибо. — Можно мне у вас? “НЕТ”, завопил внутренний голос Цзяэра, первым осознавший, чем грозит для двух перевозбуждённых парней созерцание влажного Ибо в одном полотенце. — Проходи, — вопреки зову рассудка произнёс внешний, совершенно тупой и забывший о самосохранении Цзяэр. Глаза Исина достигли анимешной ширины, едва он увидел приданое, с которым в этот вечер к ним пришёл Ибо. Глядя на Цзяэра, он источал боль и страх такого масштаба, что вызывал только сострадание. К сожалению, Цзяэр сейчас не мог ему сострадать, потому что потратил всё на себя. Чуть заметно кивнув, он указал Ибо на кровать. — Располагайся. Ибо метнул в центр королевского ложа подушку и одеяло, а сам отправился в душ, где тут же зашумела вода. — Зачем? — шёпотом спросил Исин. — Зачем? Цзяэр не знал, что ответить. А потом просто не мог — Ибо, прикрывшийся полотенцем, выглянул из двери в ванную и спросил: — А можно мне взять гель? Картины о гладком, мокром и покрытом благоухающей пеной Ибо взрывами пронеслись перед внутренним взором Цзяэра, заставив его издать полный муки и боли стон. — Что угодно, — ответил за обоих Исин и царственно взмахнул рукой, позволяя Ибо делать с их гелями, шампунями и душем всё, что тот пожелает. Дверь снова закрылась, вода зашумела громче, доводя до сведения замученных и прислушивавшихся к каждому шороху парней, что Ибо зашёл в душ. — Пойду к профессору спать. Пусть храпит, я всё равно не усну. — Если ты заявишься к профу, то точно не уснёшь, — Цзяэр даже не старался напомнить Исину о том, как тот завлёк их наивного куратора своим соблазнительным видом, просто так получилось. — Лучше я пойду. — Я с ним один не останусь! — запаниковал Исин, поверивший, что Цзяэр действительно оставит его с Ибо наедине. — Вместе! Вместе так вместе, Цзяэр только пожал плечами. Сидеть становилось всё сложнее, он подгрёб под себя ноги и накрылся до бёдер одеялом, проклиная тот день, когда Ханьлян притащил к ним это блондинистое мучение. Чем студенты так могли провиниться, если профессор наказал их самым жестоким способом, Цзяэр не понимал. В голове шумело всё громче, возвещая о том, что кровь решила покинуть мозг, потому что срочно требовалась где-то сильно южнее. Наконец, вода стихла, возвещая новый виток издевательств над сознанием и телами замерших в ожидании парней. За дверью раздавался влажный топот босых ног, какое-то чертыхание, и наконец клацнула ручка. Как по команде, Исин и Цзяэр обернулись к двери. — Я забыл пижаму, — признался расстроенный Ибо, выходя к ним в полотенце со следами впитавшейся воды. — Голым теперь спать? Едва мозг Цзяэра ушёл в глухую перезагрузку с воплями ОШИБКА ОШИБКА ОШИБКА, как собравший волю в кулак Исин вскочил с кровати, метнулся к шкафу, достал оттуда какие-то штаны и бросил их Ибо. — Ну, спасибо? — отчего-то неуверенно поблагодарил Ибо, который едва не выпустил из кулака край полотенца, прикрывавшего его от взглядов, чтобы поймать штаны. Такого падения Цзяэр бы уже не пережил. — Только не здесь! — в один голос воскликнули оба, едва заметив попытку Ибо размотать проклятое полотенце. Тот закатил глаза, без слов сообщая им, какие они придурки, и скрылся в ванной, явившись оттуда в штанах почему-то Цзяэра. Из-за разницы в объёмах их пришлось придерживать. — Ну, так себе, — вместо благодарности изрёк Ибо и занял своё — уже привычное! — место между двумя парнями. — Свет не выключайте. Даже при всём желании они бы не смогли погасить свет, что сочился из каждой поры полуобнажённого тела Ибо — или им так казалось в пелене возбуждения. Ибо уткнулся носом в подушку, почти мгновенно вырубившись и вызвав этим закономерную зависть тех, кто по его милости оказывался почти без сна вторую ночь подряд. К счастью, одеяло укутывало Ибо от затылка до розовых пяток, скрывая силуэт, иначе неминуемо случилась бы беда. И беда случилась — потому что не может всё в жизни быть просто плохо, обязательно нужно, чтобы стало ещё хуже. Так и подумал задремавший Цзяэр, когда проснулся от тычков в плечо. — Чего тебе? — прохрипел он, но Исин прижал ладонь к его рту, заставив замолчать. Цзяэр кивнул, показав, что понял, и только тогда Исин убрал руку, но вытянув палец куда-то вниз. Цзяэр проследил взглядом направление и захотел умереть, не приходя в сознание. Во сне Ибо снова раскрылся в одеяле, сгрёб его к коленям, выставив на обозрение свой умилительно выпуклый и упругий зад, с которого наполовину сползли широкие штаны. Прямо до того места, где уже не нужно было воображение: во всей красе двум жадным взглядам предстали и изящные впадинки на пояснице, и бледные ягодицы, чуть раскрывшиеся и манившие розовой тенью между ними. Цзяэр закрыл глаза и потряс головой, будто в попытках вытряхнуть из неё эти ужасные видения, но всё было зря. Вид спины Ибо, плавно перетекавшей через изгиб в выпуклый зад, всосалось в веки изнутри и осталось там навсегда. Исин тихонько всхлипнул, приводя Цзяэра в сознание. Снова повернувшись на звук, Цзяэр увидел растерянное, вызывавшее только жалость красивое лицо Исина, пялившегося на спящего Ибо, как… Как кто-то, потому что Цзяэр был совершенно не в состоянии сравнивать. Ему было плохо. Так плохо, что хорошо, и так хорошо, что невыносимо ужасно. И только одно чувство сейчас перевешивало всё. — Спасибо, — проартикулировал он Исину, который щедро решил поделиться с другом своим мучением. “Не за что”, всем собой показал Исин. “Мы в одной лодке, братан”. В одной — и той самой, что погружалась на дно Марианской впадины тем глубже, чем дольше они вдвоём прожигали спину Ибо глазами. Цзяэр, сдаваясь, перевернулся на бок, сполз по кровати ниже и почти уткнулся Ибо в поясницу, вдыхая сладкий запах. Да, он готов был за это заплатить следующими реинкарнациями, но сегодня ни о чём не жалел. Так быстро у него не вставал никогда. Цзяэр неудобно сжал член бёдрами, но стало лишь хуже. Исин наверху беззвучно подвывал, выражая этим их общее состояние. Цзяэр зажмурился и едва заметно прижался к коже Ибо губами, чтобы сразу отпрянуть и позорно сбежать в ванную. Обиженного взгляда Исина, которого опередили на этом пути, он уже не заметил. Утро второго конкурсного дня выдалось безрадостным для обоих тренеров. Едва проснувшись, они как по команде обернулись к центру кровати, чтобы найти там ровно ничего — и самих себя. Смотреть друг другу в глаза отчего-то было стыдно, потому и сборы оказались поспешными и скомканными. Цзяэр проклинал всё на свете: себя, свою несдержанность, свою нехватку сна, Исина, Ханьляна, Ибо — буквально, всё и всех. Исин, судя по его недобрым взглядам, тоже имел в кармане увесистый том обвинений к Цзяэру. С этим срочно следовало что-то делать, иначе выступление, в котором Цзяэр сегодня участвовал, станет в его карьере последним. После завтрака, на котором Ибо, последние два дня торчавший на конкурсе в роли восторженного зрителя, приналёг на еду, оставив двум сидевшим напротив парням только сомнительную радость наблюдать за его круглыми по-хомячьи щеками, Цзяэр смылся из этого кокона безнадёги в репетиции. Отпустило. К исходу третьего прогона Цзяэр уже мог дышать в полную грудь, и голова очистилась достаточно, чтобы думать только о деле. Исин перед выходом тайком пожал ему руку и со шлепком по плечу выпустил свою команду на сцену. Где-то позади маячил высоченный Ханьлян и светлая макушка, но Цзяэр перед собой видел только огни сцены и порядок движений. Что же… Кому-то, возможно, их результат показался бы хорошим, но только не Цзяэру. Только не ему. Он заново раз за разом переживал те моменты, в которых накосячил, как начинающий, голова разрывалась от злости на самого себя, и вместо того, чтобы пойти отметить с командой заслуженное, но такое обидное третье место, Цзяэр свалил в номер, где и заперся, смской попросив Исина прийти попозже и дать ему время выдохнуть. На выдыхание пришлось ровно пятнадцать минут, а на семнадцатой Цзяэр уже спал, отрабатывая перед организмом и расшатанными нервами все свои переживания. Проснулся от того, что затекли левые рука и нога, переворачиваться было больно, половину тела прострелило, едва он попробовал выпрямиться. Демоны бы всё это драли. Цзяэр порылся в минибаре, вытащил орешки, шоколадку и минералку без газа. От манившей прохладой бутылки пива и малюток с виски и джином он решительно отказался. По телику шло непонятно что, но этого хватило, чтобы отвлечься и даже почувствовать вкус еды. К десяти вечера он был даже почти сыт. И почти не зол. Ненадолго. В дверь решительно постучали, а сразу после этого донёсся приглушённый голос Исина, требовавшего открыть. Цзяэру нечего было возразить — да и как? Вот только за порогом его ожидало самое неожиданное из того, что он мог бы придумать. Разве что Бубу в обнимку с Исином удивил бы больше. Исин держал повисшего на нём Ибо, который выглядел как-то… Не так. — Ты теперь его сам к нам приводишь? — не успел возмутиться Цзяэр, как Исин свободной рукой втолкнул его внутрь номера, вошёл сам, втащил на себе Ибо, закрыл дверь и только после этого выдохнул. — Он пьяный. — Чего??? Цзяэр не удержал силы голоса, вопрос раздался слишком громко, и Ибо, постонав, поднял голову. Лёгкий зелёный оттенок кожи прекрасно гармонировал с цветом волос. Глаза у Ибо были полуприкрыты, но видно было, что косили. Через приоткрытый рот вырывались тихие стоны, да и вообще выглядел парень совсем нехорошо. Исин дотащил его до кровати, усадил, разул и легко толкнул в грудь. С протяжным стоном Ибо упал на спину. — Лучше на край положи, — посоветовал бывалый Цзяэр. — И найди что-нибудь… Подставить. Убирать за ним, кстати, сам будешь. — Он мало выпил, — сообщил взмыленный Исин. — Перепутал чашки. У Чжибиня была какая-то хрень типа водки с соком, он хлебнул, проглотил и тут же отрубился. Сейчас ещё немного в себя пришёл, а там мы думали, что всё, погасла наша звезда. Исин подошёл к неподвижно валявшемуся на кровати Ибо, наклонился и легонько ударил по щеке, заставляя открыть глаза. — Тебе лучше? — сурово спросил он, но Ибо на его голос отреагировал странно: издал протяжный стон, нисколько не похожий на стон боли, закатил глаза и облизнулся так гадостно пошло, что Цзяэра продрало морозом по коже. — Гэ-э-э, — певучим стоном отозвался Ибо, — гэ-э-э, такой красивый. И снова закрыл глаза. — Какого хрена. У Цзяэра даже не хватило сил облечь эти слова в вопрос. Исин выпрямился, выпустив Ибо, и ошарашенно смотрел в одну точку. Цзяэр подошёл к ним, так же наклонился над Ибо, но говорить ничего не стал, лишь пристально смотрел на его лицо. Очевидно, почувствовав это, Ибо снова открыл глаза, увидел над собой Цзяэра и расплылся в по-детски счастливой улыбке. Но и сам ничего не сказал, лишь с явным трудом поднял руку, коснулся ладонью щеки Цзяэра и невесомо погладил. Цзяэр поймал его расфокусированный взгляд и удивился тому, что Ибо, кажется, вполне осознавал, кого видит. — Гэ, — протяжно прошептал он, не убирая руку. — Гэ. Затем алкоголь снова его пересилил. Уронив руку на кровать, Ибо снова закрыл глаза и провалился в забытьё. — Так. — Так. Ситуация, как ни крути, выходила странной. Цзяэр встал плечо к плечу с Исином и посмотрел в ту же точку на стене. Ответа на ней не было. — Что. Это. Было. — Если бы я знал, — устало вздохнул Исин и сел на край кровати, нога к ноге с Ибо. — Надо его хотя бы раздеть и уложить нормально, — предложил Цзяэр, но делать ничего из перечисленного не спешил. — Пусть спит. Может, завтра ничего плохого не будет. О том, что будет, если плохое будет, оба предпочли не думать. У Ибо была сильная партия в рутине, и если он не сможет выйти на сцену, то всё было затеяно зря. Оставалось лишь молиться, чтобы за ночь парня отпустило. Раздеть его всё же пришлось. Пока Цзяэр, поминая всех демонов ада, втаскивал неожиданно тяжёлое тело выше по кровати, Исин успел стащить с него джинсы и носки, и только потом в четыре руки стянули рубашку. Футболку, заботясь о собственном душевном спокойствии, решили оставить. Без того вид Ибо в нижнем белье делал своё дело. Исин уже спускался с кровати, когда замер и уставился куда-то вниз. — Лэй? — Цзяэр испугался, увидев на лице друга что-то странное. — У него ноги голые. С этим сложно было спорить — Исин сам же снимал с Ибо одежду. Только посмотрев туда же, Цзяэр понял, о чём шла речь. У Ибо были полностью гладкие ноги, без единого намёка на волосы. После того, как он щеголял перед ними в полотенце, о гладкости торса оба были в курсе, но новая информация была не к добру. — Он везде такой? — продолжал забивать гвозди в крышки их гробов Исин, словно ему нравилось мучить и себя, и Цзяэра. — Ты проверить хочешь? — озверел тот. — Совсем с головой поссорился? — Не ори, — мягко попросил Исин, с трудом переводя взгляд на лицо Цзяэра. — Я просто в шоке. — Проверять не будем! Исин кивнул. — Если у меня когда-нибудь будет враг, я ему пожелаю таких же мучений, — пообещал он и тяжко вздохнул. — Невозможно же — так! Цзяэр молчаливо с ним согласился. Так было решительно невозможно. Ибо сжался в комок у края кровати, по-хозяйски забрав у Цзяэра подушку, а одеялом тот щедро укрыл его сам. Парням пришлось устраиваться на кровати Исина, потому что приближаться к Ибо не хотели оба. Да и держать пусть и теоретического, но всё же соперника, поблизости, было хорошим тактическим решением.   Кое-как устроившись, оба несколько томительных минут призывали спасение в виде сна, и Цзяэру было хуже — против него играли те часы забытья, в которое он впал после выступления. Исин дышал всё медленнее и тише, Ибо за спиной был совершенно неподвижен, и Цзяэр даже немного успокоился. Сон накатывал тёплыми волнами, убаюкивая спокойствием и тишиной, и Цзяэр ему поддался. Из-за неудобства сна без подушки Цзяэр перекатился на спину, но боком почувствовал неудобство. Просыпаться и проверять он не хотел, не упустить сон было важнее. Поэтому Цзяэр не пошевелился. Он бы и не смог. Сбоку накатился опасный осьминог, облепивший от груди до колен восемью конечностями и шумно сопевший в ухо. Цзяэр от накатившего во сне испуга распахнул глаза, встретился взглядом с оглушающей темнотой, потому что оставить ночник ни один из них не догадался, а пьяный Ибо о своей фобии забыл. Поэтому-то и не было понятно, какой монстр атаковал Цзяэра среди ночи — пока абсолютно гладкая нога монстра не проехалась кожа к коже по его ноге, а ухо не защекотали длинные волосы. «Ибо», — успокоил себя Цзяэр, но тут же осознал, что для спокойствия не место. Приподняв голову и щурясь, Цзяэр всё же смог рассмотреть силуэт Ибо, а потом больше почувствовал, чем увидел и его закинутую на свою грудь руку, и обвившие его худые ноги Ибо. «Спокойно!», приказал Цзяэр себе, но спокойствия в нём не было ни на миллиметр. Наоборот, с каждой секундой, пока Ибо, казалось, влеплялся в него, как пластырь, накатывала сильнейшая паника. Цзяэр не ручался за свою выдержку, а Ибо всё делал только хуже. Спустя полминуты он уже прижимался губами к щеке Цзяэра и чмокал, словно котёнок, искавший молока. Пальцами Ибо сгрёб в кулак футболку Цзяэра, и прохладный воздух остудил взмокшую кожу. Цзяэра и без того пробивал ледяной пот. Ибо прижимался всё теснее, обволакивал собой, как тёплый живой плед, и всё шло к тому, что вскоре он забрался бы на Цзяэра целиком. Этого никак нельзя было допустить! Цзяэр, усмиряя панику, осторожно поднял руку, завёл Ибо за спину и пошевелился, пытаясь перекатить его с себя, но ничего не вышло. Стоило им только оказаться лицом к лицу, как Ибо всхлипнул, вмялся в Цзяэра с головы до ног, теснее сжал его ногу своими и... Паника всё же накатила. Цзяэр, презрев осторожность, почти отшвырнул Ибо от себя, заставляя не слушать обиженный сонный стон. В том же испуге он прижался к спине Исина и затрясся, пережидая приступ уже не паники. Списать всё на сон не получилось бы даже перед судом, а себе врать было ещё сложнее. Цзяэр замер, пригреваясь около Исина, дышал открытым ртом, чтобы не издавать испуганных звуков, но всё же позорно пискнул, когда почувствовал руку Ибо на своей. Ибо сначала сжал ладонь Цзяэра, потом погладил пальцы, а после и вовсе почти переплёл их со своими. Паникующий замерший Цзяэр даже не смог сопротивляться. Он сосредоточился на дыхании и том, как выгрести из пропасти, не потеряв головы, частей тела и чистоты перед законом. Ибо же такие мучения были неведомы. Продолжая сжимать руку Цзяэра, он снова подкатился ближе, дыша ему в плечо, и только эта опасная близость позволила расслышать тихое на выдохе «Гэ...». Цзяэр переваривал это не меньше минуты, пока не услышал ещё одно, теперь уже громче, но всё равно тише дыхания. — Гэ... — голос казался даже осмысленным, словно Ибо действительно его звал, и не ответить было нельзя. — Я здесь, — прошептал Цзяэр, услышав в ответ довольный вздох. — Гэ. Даже в темноте было понятно, что Ибо улыбался. Цзяэру же было не до радости. Ибо хватал его руку всё крепче, терзал пальцы, переплетая со своими. Ритмичность этих движений настораживала, Цзяэру совсем не хотелось думать... Ни о чём таком. Вернее, думать здесь. Обычно он приберегал такие размышления для душа, но по привычке сбежать в ванную сейчас было невозможно. Спасительная дверь была всего в паре метров от кровати, но их с Цзяэром разделял словно целый парсек. — Гэ такой красивый, — вдруг раздалось вполне осмысленное и почти громкое. Цзяэр вскинулся, непрошенная ревность закипела в нём. Какого из гэ Ибо сейчас видел в своём сне? Потому что «красивым гэ» всего пару часов назад он называл Исина. — Ибо? Тот в ответ только шумно вдохнул, но руку Цзяэра из своей не выпустил. И не просыпался. Цзяэр распахнул глаза и уставился в потолок, умоляя себя не продолжать. Потому что мысль о том, что Ибо лунатил (или хотя бы говорил во сне), пронзила его уже совершенно не сонный мозг. Проверять не хотелось. Именно поэтому Цзяэр и проверил: — Диди, какой гэ? — Гэ красивый, — послушно выдохнул спящий Ибо. Внутри у Цзяэра что-то оборвалось и, рванув, поранило нежную душу. — Только один гэ красивый? Ибо вместо ответа сопел. Цзяэр, благословляя условную темноту номера, в которой всё было видно благодаря ночным огням улицы, пусть и несколько смазано, вглядывался в красивое нежное лицо. Во сне Ибо терял напряжённость, не хмурился так, словно ему сто лет и он повидал в жизни всякого дерьма. Сейчас он выглядел на паспортные семнадцать, мягкая кожа словно светилась изнутри, приковывая внимание, мягкие брови очерчивали полукружия закрытых глаз, а пухлые губы расправились в намёке на улыбку. Ужасающе красивый. Цзяэр зажмурился, стараясь притвориться, что влага на ресницах — это не он, это ему подкинули. Вздохнул, прогоняя непрошенную грусть, и снова обратился к Ибо. — Исин красивый? Ибо довольно вздохнул. Цзяэр поджал губы и кивнул сам себе. Конечно, Исин красивый. Сам же ныл об этом в подушку, страдая от неразделённой любви. Глупо было думать, что Ибо слепой и не заметил. Надежда же кольнула в бок, и Цзяэр, испытывая удачу, спросил следом: — А Цзяэр красивый? Ибо вдруг улыбнулся, словно видел сладкий сон, и повторил: — Цзяэр красивый. В груди полыхнуло, перед глазами расплылся красный туман, и Цзяэр долго моргал, прогоняя его из-под век. Стало неожиданно горячо и страшно. — Диди нравится кто-то из гэ? — Гэ, — вздохнул Ибо. — Диди нравится? — настаивал Цзяэр. — Нравится. То, что Ибо повторял последние слова, настораживало, но взбесившуюся от призрачного намёка надежду уже было не остановить. Цзяэр чуть повернулся, чтобы лежать с Ибо лицом к лицу, сжал его руку, мягко погладив большим пальцем небольшой кусочек мягкого местечка на тыльной стороне его ладони. — Диди, — позвал он. Ибо тихонько вздрогнул в ответ. — Диди... Ибо не отзывался. — Диди красивый, — признался наконец вслух Цзяэр. — Диди очень нравится этому гэ. — Гэ... Сказав это, Ибо забыл сомкнуть губы, и между ними блеснул краешек белоснежных зубов. Удержаться было невозможно. Цзяэр, надеясь, что всё это ему только снится, а значит, бояться нужно только полицию снов, наклонился к губам Ибо и мягко коснулся их своими. Ибо, позволяя это, чуть высунул кончик языка, толкнувшись им между губ Цзяэра, и это было, будто взрыв бомбы в каждой клеточке тела. Цзяэр мгновенно отпрянул от Ибо, так далеко, как мог, и сбито дышал, приводя разум и тело в относительный порядок. Стало так жарко, что на затылке выступил пот. Цзяэр сдерживал неожиданно прошившую тело дрожь. Мысль о том, чтобы не сдерживаться и взять то, что предлагалось, ввергала в панику. Нельзя. Нельзя. Цзяэр ещё не настолько спятил, чтобы рисковать всем собой в тщетной попытке усмирить незаконную похоть. Сжав пальцы, он на долю секунды позволил себе усилить их с Ибо близость, но тут же отпустил руку. Ибо, почувствовав свободу, прижался к нему, почти укладываясь сверху, и Цзяэру пришлось срочно подумать о ледяной ванне, нет, бассейне, нет, ледяном море с кучей айсбергов, кусачих ледяных осколков, трупов и белых медведей, но... Всё зря. Тёплый, мягкий, сонный, нежный Ибо сопел ему в щёку, сжимая бедро Цзяэра между своих, и нельзя было ни секунды думать о том, что Цзяэр сейчас этим бедром чувствовал. Пытаясь отпустить Ибо, Цзяэр вопреки всему — особенно здравому смыслу! — провёл ладонью по его спине вниз, через изгиб поясницы на выпиравшие под бельём ягодицы. Пальцы легли на левую половинку как родные, упругая плоть поддавалась под нажатием, и Цзяэр дал себе секунду на то, чтобы просто погладить. Просто погладить. Никто не узнает. Цзяэр выводил на ягодице Ибо узоры кончиками пальцев, оглаживал по кругу, удивляясь, как на стройном, даже худом теле, горячо смотрится круглый упругий зад, который отчаянно хотелось трогать. Вот он и трогал. Это было сильнее него. Ибо заелозил под рукой, чувствуя касания. Щекой он тёрся о щёку Цзяэра, взлохмаченные блондинистые пряди лезли в глаза и рот, и Цзяэр повернул голову, чтобы избежать слишком волнующей щекотки. Как назло, из-за этого возле его уха оказались губы Ибо, а тот бормотал что-то неслышное, то и дело касаясь мочки. Цзяэр беззвучно завыл. Придерживая Ибо за спину, он поймал его рот, но не шевелился сам и не позволял двигаться ему. Даже так, просто прижимаясь губами к губам, Цзяэр горел и растекался, понимая, что оказался слаб перед довлеющим искушением. Ибо был слишком сладким, слишком привлекательным и открытым сейчас, когда во сне прижимался к нему... Похолодев, Цзяэр отвернулся. Осторожно, боясь разбудить, он отвёл руку, затем медленно, в ритме дыхания, чуть освободился от гнёта Ибо на своём теле. Немного отодвинулся. Ещё на миллиметр. Ещё на два. Даже два километра, даже два экватора — всё было мало, чтобы чувствовать себя в безопасности и не пользоваться некстати подвернувшимся моментом. Оставшись один, Ибо обиженно застонал. Губы скривились, мгновенно возвращая лицо капризного ребёнка. Цзяэр проклинал себя всеми словами всех знакомых языков. Он не имел права! Не должен был! Ибо пытался найти его, возился, сбивая простыню и одеяло, но Цзяэр держал его от себя подальше. Наконец, Ибо вздохнул и замер. — Гэ... — плаксиво выдохнул он. — Гэ... — Гэ здесь, — успокоил его Цзяэр. — Здесь... На несколько долгих секунд всё замерло, и Цзяэр позорно порадовался, что его мучениям пришёл конец. Но это была даже не середина. Очнувшись утром, Ибо увидел, где и в каком виде он находился, и паника на его лице была неописуема. — Доброе утро, — поприветствовал его совсем не добрый Цзяэр. — Как самочувствие? Самочувствовал себя Ибо, очевидно, не очень хорошо, о чём говорила лёгкая зеленца на его щеках. — Похмелье? — посочувствовал проснувшийся от чужого голоса Исин. Ибо мотнул головой. Пряди мягко хлестнули по его щекам — и сердцу Цзяэра. — Рад знать, — хмуро отозвался он. — Давайте уже подниматься, времени больше не становится. Со стоном Исин первым поднялся с кровати, а Цзяэр, выпутываясь из одеяла, дёрнул его так, что оно слетело к коленям Ибо, всего на несколько секунд открывая... Цзяэру даже думать об этом не хотелось. Ибо возмущённо скомкал одеяло так, чтобы укрыться им от шеи до носков, а Цзяэру осталось только любоваться его вполне человеческим розовым румянцем. — Я... — вытолкнул из себя Ибо и ещё крепче прижал одеяло, — мне... Отвернитесь! Цзяэр закрыл глаза, отключил сознание — и трансляцию стояка Ибо из глаз в мозг на постоянном повторе, — вздохнул и мысленно обратился ко всем богам, которых помнил. Единственное, о чём он просил, — это силы. Силы пережить эту минуту. Этот день. Эти мучения, что приносил ему Ибо. Исин странно кашлянул над ухом, Цзяэр чувствовал, как его бедро упиралось в чужое. Они сидели, как два дурака, спиной к Ибо, который возился в кровати, потом неловко свалился с неё, прошлёпал босыми ногами в ванную и с силой хлопнул дверью. — Не поможет, — прошептал Исин. — Я это как наяву вижу. Цзяэр, медленно открыв глаза, встретился с его взглядом и кивнул. Силы были нужны им обоим.   — Ну что, старый ворон, сегодня будешь каркать? Предельно серьёзный Цзяэр закончил разминаться и сидел на корточках, привалившись к стене. Только что на сцену вышла команда, после которой наступала очередь для них. Исин обводил глазами таких же серьёзных, на последние минуты ушедших в себя танцоров. Кто-то разминался, кто-то шептал молитву, некоторые проверяли одежду. Ибо в маске и широком ханьфу теребил вышивку на рукаве и ни на кого не смотрел. — Если с водой не выйдет, как задумано, то ничего не выйдет, — отозвался Исин. Цзяэр нервно передёрнул плечами, попрыгал и потряс руками, чтобы сбросить нервное напряжение. Время, отпущенное на выступление, у предыдущей команды уже истекало. — Готовимся, — дал старт Цзяэр. Исин обошёл группу, проверяя последнее, что могло пойти не так. Выстроившись по правой стороне, танцоры на мгновение замерли. Отзвучали последние ноты музыки соперников, зал взорвался, провожая их, а Ханьлян, как показалось Цзяэру, не просто молился, а чуть не перекрестил их на прощание. Цзяэр сам был готов даже приносить жертвы богам давно исчезнувших пантеонов. Отчего-то ему казалось, что именно это выступление будет для него жизненно важным. — Вперёд! Исин был замыкающим, именно он подтолкнул команду вперёд — и отступать было уже некуда. На сцене всё было словно в фильме, который Цзяэр смотрел из кинозала. Он знал, что парень в синем костюме — это он сам, это он сейчас прыгал выше головы и старался выложиться на все сто. Ещё он видел, как с правого края двигалась фигура в голубом — это был Исин, и рядом с ним в такт двигались Дабл-Сяо и ещё Да Тин. Но лучше всего Цзяэр видел фигуру в белом костюме с голубыми узорами, двигавшуюся в центре так яростно, что казалось, будто там буйствовал вихрь. В кульминации он поднимался на руках четверых парней, словно пронзал собой небеса, которые тут же изливались на землю дождём, и холодная вода, прокатившись по Ибо, разнеслась веерами брызг по тем, кто его держал. Ворон Исин на сегодня сдался и не предрекал больше беду. В танце группа умудрилась совсем немного облажаться с исходными позициями, хотя они с утра как заведённые больше не репетировали, а тренировались находить отмеченные точки. Поэтому вода, вместо стены водопада за их спинами, пролилась на всю группу, превратив лёгкие костюмы в кандалы, со всей откровенностью выставив их на обозрение. Софиты, направленные на сцену, сделали ткань почти неприлично прозрачной, и Цзяэр, оглядев свою команду, принял единственно верное решение — заслонил собой Ибо, и остальные, не сговариваясь, сомкнулись плечами, отгораживая их блондинистый секрет от не в меру любопытных глаз. Со сцены уходили плотным строем, скрывая Ибо внутри, и Цзяэр смотрел только вперёд, стараясь не замечать, но... Но замечал. И белую кожу под прозрачной тканью, и мелкие точки торчавших сосков, и облепленный тканью пресс... Цзяэр бы так хотел это развидеть, но никогда бы уже не смог. За кулисами ожидавший их Ханьлян накинул на Ибо свой кардиган, закрыв с головой, и этим дал Цзяэру вдохнуть чуточку спокойнее. — Быстро уводите его и сами переодевайтесь, — скомандовал Ханьлян, не давая расслабиться после выступления. Поэтому все ушли и не слышали, как кричал зал и требовал выйти на бис.   Вода неприятно хлюпала в обуви, пока Цзяэр и остальные сбегали из зала для выступлений. Быстро переодевшись в гримёрке, они кое-как затолкали костюмы в пакеты и скрытно, как ниндзя, сбежали в гостиницу, чтобы укрыть там Ибо. Почётную обязанность возложили на руководителей, хотя и Исин, и Цзяэр явной радости от этого не испытали. Девчонки отговорились тем, что они не нанимались в няньки («Будто я нанимался», печально думал в это время Цзяэр), Ханьлян всё ещё был в зале, о чём-то говоря с организаторами, а парни... Парням и вовсе было не до этого. Вымотанные, взмокшие, они едва дышали, но так явно хотели остаться, чтобы досмотреть финал, что наказывать их Ибо было выше норм приличий и дружбы. Поэтому помрачневшие Исин и Цзяэр сопровождали Ибо в гостиницу, не в силах даже смеяться над тем, как его подсыхавшие локоны вились вокруг головы, словно пух одуванчика. К возвращению в номер Ибо был кудрявым, как барашек, и надутым из-за втихаря хихикавших над ним старших. — Ничего смешного! — буркнул он, уходя в ванную номера парней, как в свою собственную. — Эй, профа нет, отправляйся к себе! — крикнул ему в спину Исин, но Ибо не собирался его слушать. И слушаться. Из-за двери раздался шум фена, а через пару секунд из-за двери высунулся надутый Ибо и спросил: — У вас есть расчёска? — А зубную щётку тебе не дать? Требование было возмутительным. Ибо поджал пухлые губки и снова ушёл в ванную, пытаясь поправить воронье гнездо на голове. У него не вышло. Из ванной он вышел с едва приглаженными и кое-как, видимо, руками расчёсанными волосами. — Отлично выглядишь, — оскалился Исин, наблюдая за этим парадом недовольных одуванчиков. Цзяэр и сам едва сдерживал улыбку. — Теперь можешь возвращаться к себе, дай и нам тоже немного в себя прийти. Ибо уходить не торопился, действительно чувствуя себя, как дома. Вместо того, чтобы уйти и дать двум немного сдвинувшимся на нём парням передышку, он уселся на кровать, поджал под себя босые ноги, спрятал руки под бёдрами, будто пряча их в волнении. Он смотрел в пол и не двигался, только чуть размыкал губы, словно в попытке сказать что-то, а потом опять обиженно замыкался. — Ибо, правда, мы устали, — мягко позвал его Цзяэр. Он уже заранее радовался тому, что их ночные испытания подошли к концу, и уже с завтрашнего дня можно будет немного свободнее дышать — до следующей репетиции, куда придёт Ибо и принесёт с собой похотливые страдания для обоих парней. — Я не уйду. Голос был тихим, но слова в тишине раздались, как обвал в горах. — Не уйду. Исин бессильно опустился на стул, стоявший возле письменного стола. Цзяэру сесть было уже некуда, поэтому он стоял, глядя на пялившегося в пол Ибо. — Нам нужно вернуться, — ласково, как с капризной племяшкой, сказал он. — Мы там всех оставили, и результаты скоро объявят. — Нет, — резко воскликнул Ибо. — Нет! — Я ничего не понимаю, — сдался Исин. — Что происходит? Ибо вскинул голову, упёрся в него взглядом, от которого Исин побледнел, а потом посмотрел на Цзяэра и размеренно, будто кирпичи укладывая, произнёс: — Я не спал. Не спал тогда, гэ. У Цзяэра закружилась голова и слегка отказали ноги, для верности он нащупал за спиной стену и схватился за неё, чтобы удержаться вертикально. В голове словно колокола били: «Я не спал. Не спал тогда. Гэ», и Цзяэра повело. Он с трудом сфокусировал взгляд на Ибо и краем затухающего сознания услышал от Исина: — Что всё это значит? Цзяэр ответить не мог, Ибо — не хотел, потому что в ту же секунду вскочил на ноги, оказался возле Цзяэра и повис на нём, неловко утыкаясь губами в его губы. «Я не спал тогда, гэ». — Гэ такой красивый, — прошептал Ибо, глядя Цзяэру в глаза. Губы мягко скользили по приоткрывшемуся рту Цзяэра, а всё остальное... Всё остальное почему-то вдруг исчезло, только ошарашенное лицо Исина было видно из-за плеча повисшего на Цзяэре Ибо. — Я потом не смогу, гэ, — шептал Ибо в губы окончательно растерявшегося Цзяэра, — если не сейчас, то никогда. — Ибо... — Больше никогда, гэ, ты не понимаешь? — в голосе Ибо прорезалась паника. — Я два года вас искал, у меня больше не будет шансов, я уезжаю! — Нас? — вдруг вклинился Исин, а Цзяэр, ожидая поддержки, махнул ему за спиной Ибо, вот только приятель истолковал это совсем не так, как требовалось. Подойдя к Ибо со спины, Исин положил ладони ему на плечи, и Ибо вдруг томно прикрыл глаза, откинул назад голову, подставляя Цзяэру длинную шею с выступившим кадыком, а затылком упёрся в плечо Исина, глядя на него из-под полуприкрытых ресниц. — Гэ, — позвал он и облизнул губы, лишая этим и Исина шанса на спасение. Цзяэр всего на секундочку сказал себе, что поцелуи с малолетками под уголовное преследование не попадают — и этим подписал себе приговор. Шея у Ибо была нежной, там даже для бритвы не было работы, и вылизывать кадык оказалось так сладко, что Цзяэр нисколько не завидовал Исину, терзавшему губы Ибо. Стало ясно, что опыта у Ибо нет: он только раскрывал рот, позволяя языку Исина скользить внутри, и больше ничего не делал, только судорожно цеплялся за их плечи и прижимался к Цзяэру всем телом. Даже в семнадцать он был с Цзяэром одного роста — поэтому никаких секретов в его состоянии уже не было. Цзяэр толкался в него бёдрами, с упоением ощущая твердеющий член возле своего, впился пальцами в вызывающе упругую задницу под очередными мешковатыми штанами и прикусил Ибо кадык. Громкий стон полоснул по ушам, следом почти завыл дорвавшийся до рта Ибо Исин, а последним сдался Цзяэр, с коротким рыком снова толкнувшись в Ибо бёдрами. Сил на сопротивление не осталось ни у кого. Цзяэр проявил недюжинную для него смекалку, поняв, что долго все трое на ногах не удержатся. Подтолкнув Ибо назад, он сделал шаг, снова уперевшись в него всем телом. Исин, которому привалило счастье осязать Ибо с ног до затылка, прикусил ему ухо и заныл туда, оглаживая ладонями тонкую талию. Ибо совершенно не понимал, чего от него хотят, и вместо того, чтобы послушно двигаться к кровати, хватался за футболку Цзяэра, словно умолял не отталкивать себя. Цзяэр сдался. Кто бы не сдался, чувствуя, как стонет в ухо такое мучение, как Ибо. — Давай, диди, иди в кровать, — мягко подтолкнул он. – В кровать. Взгляд Ибо, разбитый и пьяный, с трудом сфокусировался на лице Цзяэра. Ибо точно не понимал, что ему говорят. К счастью, соображал хотя бы Исин. Потянув Ибо за собой, он отступал к кровати, куда и усадил снова надувшего губы пацана. Присев справа, Исин обхватил Ибо за поясницу сзади, чуть потянул к себе и, едва Ибо обернулся, перехватил его. Цзяэру, стоящему в шаге от них и наблюдавшему сверху, стало не по себе. Он не мог отвести глаз от того, как соприкасались влажные яркие губы, как рот Ибо приоткрывался шире, впуская в себя язык Исина. Ибо закрыл глаза, чуть откинув голову, кожа натянулась на остром кадыке, и по спине Цзяэра прошёл озноб. Не в силах терпеть, он сел рядом, прикусил кадык и чуть всосал нежную кожу, хоть и боялся оставить след. Кожа Ибо была прохладной и солёной, и очень гладкой – ни следа бритья, ни царапинки. Цзяэр продолжал легко прикусывать кадык, одновременно с этим ведя раскрытой ладонью по груди Ибо и чувствуя, как тот вздрагивает и замирает раз за разом, когда поднимавшаяся за пальцами Цзяэра ткань футболки ласкала кожу. Цзяэр остановил руку, когда почувствовал под ней напрягшийся маленький сосок, надавил на него и потёр, пока не заставил расслабиться, а потом сжал между пальцами. Ибо застонал Исину в рот, а Цзяэр, прижимавшийся губами к его горлу, почувствовал прошедшую по ним вибрацию. Дрожь не унималась, лишь становилась менее заметной, Ибо изредка повышал голос в стоне, особенно когда Исин почти завалил его на кровать, а Цзяэр гладил живот, на доли секунды возвращаясь к торчавшим соскам. Выбрав момент, Цзяэр заставил Ибо посмотреть на себя, наклонился к его груди и обхватил выступивший сосок губами, щедро смачивая ткань слюной. Пятно влаги кляксой выделялось на светло-серой футболке, и Цзяэр сделал тоже самое со вторым соском, заставив в этот раз и Исина издать приглушённый всхлип. Ибо смотрел вниз, открыв рот, он был растерян – потерян даже, — не мог не смотреть, но вместе с этим так мило краснел ушами, румянец неровными пятнами растекался по щекам, а влажные растерзанные губы подсыхали от горячего дыхания, вырывавшегося из них. Пока Исин отвлёк его поцелуями, Цзяэр задрал на Ибо футболку, открывая поджавшийся живот с чётко очертившимися кубиками и прижался к нему ртом, проследив языком каждую выпуклость, а напоследок подразнил края пупка и замер так, лишь медленно толкаясь языком во впадинку. Ибо вцепился в уже сбившееся покрывало на кровати, застонал, запрокинув голову, и напрягся, вознаграждая Цзяэра надолго прошившей тело судорогой. Исин, не теряя времени, перехватил у Цзяэра край футболки Ибо, оттянул её вверх, задирая за голову, и раскрыл им весь торс в первозданном виде. Цзяэр уже удивлялся тому, насколько гладкая у Ибо кожа, без единого волоска, но смотреть на неё так близко и голодно ему шанса не выпадало. Поэтому Цзяэр смотрел. На поджатый живот, едва двигавшийся, когда Ибо пытался справиться с дыханием, на всё ещё торчавшие соски, на грудь, залитую неровными алыми пятнами, на длинную выгнутую шею со всё же появившимся следом укуса, на заласканные губы. Исин гладил шею Ибо кончиками пальцев, наслаждаясь видом того, что творилось с их жертвой, не мог отвести глаз. Цзяэр в жизни не видел его таким голодным и жаждущим, и понимал, что сам сейчас выглядит не лучше. Ибо лёг на кровать, вытянув вверх руки, Цзяэр с трудом, но стащил с него мешавшую футболку, открыв подмышечные впадинки, длинные худые руки и весь торс. Не давая себе передышки, он провёл губами от запястий вниз, присосался к отзывчивой коже на сгибе локтей, пощекотал её языком, вырвав у Ибо приглушённый протяжный стон. Не прерываясь, Цзяэр провёл губами ниже, к подмышке, краем глаза замечая, как Исин зеркалит его движения, заставляя Ибо между ними метаться. Лёгкий запах пота смешивался с запахом кожи и дезодоранта, Цзяэр слизывал его, широко водя языком по подмышке, а Ибо всё чаще напрягался, как натянутая струна, замирал под ними, откинув голову и выгнув длинную шею. Цзяэр водил пальцами вокруг кадыка, чуть надавливая, ловил вибрацию стонов и плавился вслед за Ибо. — Диди? – позвал Цзяэр. – Ты в порядке? — Уже я не в порядке, — севшим голосом и почему-то шёпотом ответил Исин. Цзяэр послал ему коварную ухмылку и пересел с кровати на пол – к ногам Ибо. Тот приподнялся на одеревеневших руках, словно опасаясь, что что-то пропустит. Он дышал хрипло, сбито, явно задыхаясь, но не закрывал глаз, продолжая комкать покрывало в крепко сжатых кулаках, дрожал, когда Цзяэр толкался языком в его пупок, и не мог двинуться. Теперь румянец схлынул на шею, Ибо побледнел, прикусил нижнюю губу, и наблюдать за его мучениями было очень сладко. У Ибо дрогнули руки, и Исин, поддержав за спину, помог ему снова лечь на кровать. Цзяэр остался сидеть между раздвинутых ног, упираясь взглядом в явственный бугор под ширинкой. Исин нежно пнул его в бедро, кивнув туда же, и лёг рядом с Ибо, оставляя остальное на милость Цзяэру. Но сделать что-либо сейчас тот был не в силах, просто сидел и пялился на то, как Исин очерчивает зубами шею Ибо, мелко целуя её, как вылизывает ключицы, отчего белая кожа на них краснеет, как сдвигается к краю кровати, удерживаясь на руках, пока расцеловывает грудь Ибо, облизывает соски. Исин и Цзяэр встретились лицом к лицу, когда тот повторял языком уже проторённый до этого языком Цзяэра путь: вокруг кубиков пресса, вокруг пупка, но зашёл чуть дальше – и ниже. Исин не постеснялся. Плотно прижавшись ртом к открывшейся части лобка Ибо, он смачно втянул в рот кожу и оставил на ней тёмный засос. Цзяэр очень позавидовал. Приятель выбрал отличное место – одновременно и самое закрытое, и на виду для самого Ибо. — Читер, — беззвучно проартикулировал Цзяэр, скорчив дружку рожу. Исин лишь коварно улыбнулся, глядя Цзяэру в глаза и продолжая вылизывать Ибо лобок. «Засранец», с глухой тоской думал Цзяэр, когда Исин протянул руку к ремню Ибо и попытался его расстегнуть, что в его позе было невозможно. Цзяэр поспешил помочь, и в три руки они смогли расстегнуть на Ибо штаны. Ибо без подсказок приподнялся, позволяя стащить их с себя, и Цзяэр томительно для всех них потянул штаны вниз, прихватив резинку белья. Исин приподнялся на вытянутых руках и следил за движением ткани, как змея, не двигался и даже не моргал. Цзяэр, сглатывая накатившую вдруг слюну, сам не дышал, пока распаковывал их нежданный подарок. — О-ох, — с восхищением и, может, завистью выдохнул Исин, когда напряжённый, крупный для телосложения Ибо член оказался свободен от стягивавшего его белья, на мгновение приподнялся – и тяжело шлёпнул по лобку. – Ох. Цзяэр трясущимися руками стянул с Ибо одежду до конца, скинул кроссовки и в ту же секунду снова оказался между длинных голых ног. Исин, то и дело поглядывая на лицо Ибо, ласкал головку его члена кончиком пальца, собирая на него выступившую смазку. Ибо выдыхал, будто каркал, глухо и хрипло, вздрагивал от касания пальца, но ничего не говорил, лишь терзал несчастное покрывало. Он не делал попыток потрогать, не целовал сам — только позволял касаться себя, пусть и отзывался на это со всей страстью. Цзяэр, до этого времени замерший и задумчиво гладивший Ибо под коленями, вдруг напрягся. Догадка ледяным душем прокатилась по телу, оставляя после себя только панику. — Диди, — мягко позвал он, боясь напугать севшим от ужаса голосом. Ибо приподнял веки, с трудом нашёл взглядом Цзяэра и покраснел, глядя на него между своих раздвинутых ног. — Диди, — ласково продолжал Цзяэр, удержав взгляд Ибо, — а ты когда-то делал это? Ты уже с кем-то был? Румянец на Ибо стал багровым, уши и щёки пылали огнём, а Исин, краем уха уловивший вопрос, вдруг тоже замер возле Ибо, глядя на него в ожидании ответа. — Ни с кем? — догадался Цзяэр и косо улыбнулся, когда Ибо кивнул. — Я так и подумал. Посмотрев на Исина, Цзяэр поднялся. Он не знал, куда деть руки, с трудом справлялся с дыханием. — Гэ! Ибо рванулся из рук Исина, который даже не думал его удерживать, потому что до сих пор неверяще смотрел на уходящего дальше от кроватей Цзяэра. — Джекс? — Он девственник, — с натянутой улыбкой сообщил Цзяэр, будто Исин не слышал то же самое только что. — Что ты предлагаешь с ним делать? По лицам обоих читалось, что ответ очевиден, но у Цзяэра не утихал страх. — Гэ, — Ибо по виду был обижен, но говорил неожиданно трезво для своего состояния. — ты знаешь, что делать. Чего ты ждёшь? — Того, что тебе будет не семнадцать. По закону — вообще на три года больше! Тогда ты будешь понимать, чего на самом деле хочешь, а не кинешься сразу на двух парней старше себя. Ибо стиснул своей ладонью руку Исина, отчего тот неприятно поморщился — Ибо явно не рассчитал силу. Он смотрел на Цзяэра, прищурившись, будто искал в его лице намёк на шутку или что-то подобное, но Цзяэр был предельно серьёзен. — Ты хочешь, чтобы я понимал, гэ? — зло спросил Ибо. — Что я должен понять? И как я должен объяснить? — Словами. Словами через рот. Это удобнее всего. Лицо Ибо на секунду исказила недобрая ухмылка. Он набычился, опустил голову, почти завесившись невесомыми и до сих пор вьющимися прядями. Взгляд, сверкавший между ними, обжигал даже на расстоянии. — Я понимаю, гэ, — твёрдо говорил Ибо, вдруг показавшийся Цзяэру лет на пять старше своего возраста — старше его самого даже, — но что же ты хочешь услышать? То, что я не просто так к вам попал? Цзяэр мотнул головой — он дураком не был и кое-что сложить сумел уже вчера. Итог его ошарашил, и верить в то, что это могло быть правдой, он не хотел, чтобы потом не расстраиваться. — Почему не просто так? Исин переводил взгляд между ними, совершенно точно не понимая, о чём они говорили. — Потому что он знает нас минимум два года, — сообщил Цзяэр, который до этого даже про себя боялся озвучить догадки, слишком уж многообещающими они были. — Откуда? — Оттуда же, откуда и Бубу. Исин растерянно улыбался, не переставая искать ответ в напряжённых лицах обоих. — Ты же имел в виду эти два года, так, диди? Ибо кивнул. В мире Цзяэра никто не мог запасть на него два года назад, никто не мог засталкерить их и пробиться в студию, никто не мог столько ждать, а потом осознанно соблазнять, пусть и так незрело — но уж как мог! Но вот он, этот невозможный “никто”, сидел сейчас на кровати абсолютно голым, терзал ладонь Исина своей и исподлобья глядел на Цзяэра. — Я уезжаю, — вдруг сказал Ибо. — Надолго. Мне нужно было… Нужно было сейчас. Сейчас или никогда. Гэ? Цзяэр смотрел на него, не в силах решиться, смотрел — и понимал, что проигрывает. Никто бы не устоял, и он не мог. Ибо часто дышал через приоткрытый рот, грудь ходила ходуном, было понятно, что и он уже на грани. Исин высвободил руку и мягко прочесал волосы Ибо, отводя пряди от лица. — Диди? Ибо вскинулся и потянулся к нему со всей возможной решительностью. Исин не страдал паническими приступами Цзяэра, нисколько не возражал, подставив Ибо губы, и отвечал, снова прижимая его к себе теснее. Цзяэр не выдержал. В два шага оказавшись возле, он перехватил Ибо за затылок, отстранил от Исина и потянул к себе, вламываясь в мягкие ждущие губы. — Ничего серьёзного, — сумел произнести Цзяэр, снова окунувшийся в пьяное безумие от податливости Ибо. — Понял? Тот с готовностью закивал, схватил его за плечи и потянул на себя, опрокидываясь на кровать. Цзяэр навис над ним, не ложась, удерживал себя сверху на вытянутой руке, свободной оглаживая щеку Ибо. Цзяэр отстранился и прежде, чем Ибо смог возразить, снова очутился у его ног, оставляя Исина сверху. Тот понятливо лёг сбоку, снова перехватил внимание Ибо, оставляя остальное на десерт приятелю. Пока Исин ласкал губами шею Ибо, гладил кончиками пальцев его грудь и живот, Цзяэр мелкими поцелуями покрывал бёдра, водил по ним языком, очерчивая напряжённые мышцы. Ибо вздрагивал, открываясь перед ними обоими, жадно хватал руки Исина, пытался тянуться к Цзяэру, но не мог — тот уклонялся, понимая, что для него это окажется слишком. Когда Исин склонился над грудью Ибо, касаясь губами соска, Цзяэр в этот же момент приник губами к чуть подтянувшейся мошонке, такой же гладкой, как всё тело — и от этого более вызывающей. Нежная кожа горела под языком, Ибо дрожал, не сдерживаясь, издавал тихие скулящие звуки, его живот напрягся, выставив жадным взглядам идеальный пресс. — Хороший диди, — похвалил Цзяэр и поразился тому, как похабно звучал его севший голос. Исин оторвался от Ибо, взглянул на Цзяэра диким взглядом и сглотнул. Всего на секунду они пересеклись взглядами, и воздух будто заискрил. Ибо запустил пальцы в волосы Исина, прижимая его к своей груди, второй рукой схватился за покрывало, комкая его в бессильной жажде получить больше. Исин моргнул, смог разорвать их переглядывание и продолжил ласкать Ибо, уже не сдерживая рук. Он гладил, дразнил, выводя по бледной коже чувственные розовые узоры кончиками ногтей, и Ибо тянулся за его руками, как за магнитом. Ибо был абсолютно голым, а Исин и Цзяэр едва только разулись, и теперь контраст между ними резал глаз. Исин, украдкой вытирая со лба испарину, стащил через голову худи, оставшись в майке, Цзяэру же хотелось снять с себя кожу, потому что даже в ней было слишком жарко. И стало ещё жарче. Исин, вылизывая Ибо живот, старался обходить тяжёлый истекающий член. Ибо пытался толкнуться вверх, намекнуть, чтобы Исин сделал хоть что-нибудь кроме дразнящих прикосновений, но получал ровно ничего. Цзяэр, поддавшись этой игре, тоже не спешил радовать Ибо, который откровенно томился и мучился, пытался схватить член, чтобы направить его в рот Исина. Вместо этого Исин прижал обе его руки к кровати, чтобы больше ничего не мешало ему продолжить измываться. Цзяэр подхватил Ибо под бёдра, чуть потянул к себе, заставляя почти свеситься задницей с кровати, и полностью раскрыл его, развёл ягодицы и провёл между ними языком. Исин в этот же момент снизошёл до пощады, потёрся о член Ибо щекой и почти уже коснулся головки губами, как они с Цзяэром снова встретились взглядами. Это было неловко — и к этому же примешивалось другое чувство, которое Цзяэр никак не хотел идентифицировать. Ему казалось, что если он хоть на мгновение допустит до себя эту мысль, то назад дороги уже не будет. Отстроенная за год защита уже крошилась от вида Исина, с ненаигранной похотью ласкавшего Ибо. Но всё же они на секунду проиграли сами себе, когда почти встретились у бёдер Ибо. Цзяэр, глядя в глаза Исина, вылизывал Ибо промежность, а Исин, глядя на него в ответ, провёл губами по крупному стволу члена. В груди странно пекло, и Цзяэр трусливо отвёл глаза, сосредоточившись только на том, чтобы заставить Ибо полностью потерять рассудок. Туго сжатый анус раскрывался под языком. Бёдра, которые Цзяэр устроил на своих плечах, дрожали, и иногда Ибо, не сдержавшись, понукал его ударами пяток в спину, вызывая этим только странное умиление. Исин перестал его терзать, полностью взяв член в рот, попеременно сосал и облизывал, пока Цзяэр раскрывал Ибо языком, то просто поглаживая расслаблявшийся вход, то дразня морщинки кожи вокруг него. Эта нехитрая ласка заставляла Ибо не стонать даже, а хрипло поскуливать. Он не мог контролировать себя, всё крепче сжимал голову Цзяэра бёдрами, пока полностью не лишил воздуха. Ноги у этого парня, подумалось Цзяэру, силу таили в себе немереную. Чуть отстранившись, Цзяэр облизал палец и легонько похлопал им по мягкому входу, а потом на половину фаланги ввёл внутрь. Мышцы тут же сжались вокруг, пульсировали в ритм сердцебиения и будто втягивали в себя. Ибо схватился за волосы Исина, дёрнул, вызвав у того вскрик. Удержавшись за покрывало одной рукой, второй вжимая Исина лицом в свой член, обтянувшись вокруг наполовину вошедшего в него пальца, Ибо с громким коротким стоном дёрнулся в хватке и кончил, удержав Исина, пока полностью не излился ему в рот. Цзяэр осторожно приподнял его бёдра, помог недовольно сморщившемуся (но проглотившему всё до капли — и об этом тоже нельзя было думать!) Исину подтянуть Ибо по кровати выше, и только тогда поднялся. Даже привыкшие к долгим тренировкам мышцы сводило от долгого стояния на коленях, пришлось на секунду отвлечься, чтобы промассировать их и избавиться от дрожи. Исин же лёг рядом с Ибо, мягко поглаживая ещё замиравший на выдохах живот, и смотрел в румяное лицо, пока Ибо не открывал глаз. Исин улыбался, осторожно касался кончиком пальца то точки между расслабленных бровей, то мягкого, казавшегося размытым после горячих поцелуев, рта. Ибо дышал через приоткрытые губы, казался вымотанным и сонным, но впечатление было обманчиво. Исин любовался им, пока Ибо, выбрав момент, не прихватил его палец зубами, а после — ухмыльнулся. Это выглядело ребячеством, вот только ощущение было совсем не детским. Цзяэр, стараясь, чтобы этого не видели, надавил ладонью на ширинку, успокаивая ноющий и давящий в молнию изнутри член. Исин же увлёкся тем, что толкался пальцем Ибо в рот, повторяя то, что тот до этого делал членом с его ртом. Ибо игру принял, нарочито кокетливо закрыл глаза, округлил губы и поддал по пальцу языком, обсасывая его пошло и мокро. Исин разомлел, добавил второй и отдался этой забаве на полную. Он оттягивал губы Ибо, давил на язык, разводил пальцы внутри, а Ибо старательно вылизывал их, пока не втянул целиком в рот и не сжал губы вокруг. Цзяэр не знал, что происходило на самом деле, но сам вздрогнул, когда Исин, застонав, распластался по кровати, так и не вынув пальцы. Ибо выпустил их сам, напоследок мазнув языком по внутренней стороне, и подкатился Исину под бок. — Гэ! Гэ! — Ибо пытался расшевелить Исина, дёргая за прядки на затылке, но достигал совершенного другого. Исин от этого окончательно поплыл взглядом, по спине то и дело шли волны дрожи, и в итоге именно Исин оказался валяющимся на кровати в полной отключке. Ибо же это неожиданно порадовало. Задрав майку, он широко расставленными пальцами провёл вверх по позвоночнику, заставив Исина несколько раз крупно вздрогнуть, а напоследок, когда Ибо помассировал ему затылок, застонать. Цзяэр торчал столбом у края кровати, наблюдая за тем, как Ибо неожиданно перехватил инициативу, а Исин, казалось, нисколько не возражал — даже наслаждался и млел. Чуть отдававшие горечью несбывшегося мысли царапали что-то в душе, и Цзяэр предпочёл выбросить их из головы. Отвернувшись, он стянул с себя одежду, излишне аккуратно свернул её и положил почему-то на стол. Когда он обернулся, то увидел, что кошачьи нежности на кровати закончились, и за его возвращением пристально следили две пары глаз. Ибо пялился, словно голодный, Цзяэр чувствовал его взгляд везде, от пальцев ног до лба — и обратно. Ибо не стеснялся, жадно рассматривал, облизывался и сглатывал насухо. Цзяэр почувствовал, как он вспыхнул — как лесной пожар, безжалостно и мгновенно. Исин же притворялся, что не смотрит, прикрыл лицо рукой, но сверкал глазами из-под локтя, и Цзяэр горделиво расправил плечи, позволяя обоим рассмотреть всё, что хотелось. Ибо сел на кровати, наблюдая за ним, а Цзяэр некстати заметил, что для этого парня понятие “передышка” не существовало вовсе. Ибо снова возбудился, и Исин, сделав вид, что голый парень в изножье кровати нисколько его не интересовал, уставился на его стояк. Ибо вернул ему взгляд, и Цзяэра порадовало то, каким хищным волчонком тот сейчас выглядел. Наглый и знающий, чего хочет — это волновало. — Гэ не собирается раздеться? — спросил Ибо Исина. — Или гэ нужно помочь? — Помоги, — ухмыльнулся Исин, перевернулся на спину и раскинул руки, давая всем заинтересованным разглядеть себя во всей красе. Ибо не пришлось упрашивать, да и раздевать Исина он не очень торопился. Вместо этого задрал его майку, заставив Исина поднять голову, и зацепил за шею. После этого расстегнул его ширинку, кивнул Цзяэру, чтобы тот помог, и вместе они стащили с Исина джинсы. Знать о том, что Исин не носил бельё, Цзяэр бы не хотел примерно никогда. Налившийся член влажно шлёпнул по животу, лёг почти ровно, и Ибо, наклонившись, снова несмело коснулся его губами. Исин вздрогнул и чуть развёл ноги, будто приглашал. Ибо тут же лёг между ними, прижался пахом к Исину, сдавив члены между их телами. Цзяэр не совсем понимал, что ему теперь делать, но Ибо, обернувшись, кивнул словно сам себе, а Цзяэр понял только одно — его тоже приглашают. Устроиться в такой позе было не просто, но Исин раскинул ноги шире, между его коленями и ногами Ибо оказалось достаточно места. Мысль о смазке запоздало разочаровала Цзяэра, но поделать было уже нечего. Ибо и Исин, плотно вжимаясь друг в друга, целовались, и Цзяэр с удивлением отметил, что в этот раз Ибо вёл в поцелуе, жадно беря то, что Исин с готовностью давал. Вскоре, выпустив истерзанные губы, Ибо впился в шею Исина, с упоением её вылизывая, а Цзяэр, до этого лениво гладивший Ибо по спине, замер, увидев за его плечом лицо Исина. Тот закрыл глаза, крепко сжал губы, пытаясь удержать довольный стон, и всё это выглядело так горячо, что с Цзяэром случилось что-то тревожащее. — Гэ, ты течёшь, — усмехнулся Ибо и сверкнул глазами, обернувшись к Цзяэру. Тот опустил взгляд и увидел, как с его члена на ягодицу Ибо капнула смазка. Исин распахнул глаза, посмотрел на Цзяэра, не понимая, о чём речь. Они снова столкнулись взглядами, от которых обоим было не по себе. Цзяэру стало жарко, возбуждение окатило с головы до ног, член дёрнулся, влажно мазнув по заднице Ибо. Тот, на миг оторвавшись от шеи Исина, снова обернулся, улыбнулся Цзяэру горячо и пошло, чуть выпятил зад, и Цзяэр со вздохом облегчения вжался между его ягодиц членом, прижав сверху телом. Общий ритм они нашли быстро: Ибо ласкал Исина, сжимая их члены между животами, Цзяэр, едва удерживаясь сверху одной рукой, второй придерживал член, толкаясь им между ягодиц, и вскоре все посторонние мысли покинули голову. Ибо был тёплым, влага смазки облегчала скольжение, вокруг члена было горячо и упруго, и ладонь, давившая сверху, лишь добавляла ощущений. Цзяэр дрожал, чувствуя, как накатывают первые волны оргазма, закусывал нижнюю губу, пытаясь не стонать так громко, как хотелось, и не смел открыть глаза, точно зная, что из-за плеча Ибо на него смотрит Исин. Ибо сдался первым: вжался в Исина, дёрнулся в него несколько раз, перемежая это крупной дрожью и гортанным стоном, и обмяк. Исин, выгнувшись под ним, продолжал с усилием двигать бёдрами, выгибал шею, метался, совсем не сдерживаясь. У Цзяэра чесалось под кожей от этих звуков влажного трения, от довольного стона Ибо и жаждущих всхлипов Исина. Оргазм, терзавший своим эхом едва ли не с начала этого безумного вечера, отозвался в теле волнами горячей дрожи, вырвался из груди хриплым стоном. Цзяэр, вжавшись в задницу Ибо, кончил, пытаясь не потерять сознания от перехватившего дыхания. Капли спермы веером расплылись по ягодицам Ибо, по копчику, несколько попало на поясницу. Цзяэр, закусив губу, до последнего не выпускал из кулака член, пока не оказался полностью опустошён. Последний всполох оргазма отозвался в нём, когда Исин, вытянувшись под ними обоими, вскрикнул следом, и через Ибо Цзяэр смог уловить его оргазм. Совершенно без сил, потные, вымазанные в смешавшемся семени, они свалились на сдвинутые кровати, пытаясь вернуть в норму дыхание и пульс. Ибо потёр зад, где подсыхала сперма Цзяэра, скривился, почувствовав её на пальцах, а после этого поднёс их к лицу, понюхал и лизнул. Цзяэр вымученно застонал, не в силах выдержать это непотребство. Ибо в своём любопытстве оказался слишком для его измученного сознания и полностью растрёпанных за этот день чувств. Цзяэру уже хотелось сдохнуть, а ночь, как выяснилось, только начиналась.