Тепло зимы

— Учитель, я помогу тебе, — произнес Мо Жань, отвлекаясь от рассматривания сладких хрустящих лотосов, которые купил этим вечером специально для Чу Ваньнина. От них сложно было отвести взгляд — песочное тесто в серединке печенья отливало золотистым оттенком, а «лепестки» были столь тонкими, что можно было смотреть сквозь них на просвет. Он улыбнулся, вспомнив, как они с маленьким Ся Сыни спорили, кому достанется последний сладкий лотос на блюде. Казалось, это было бесконечно давно. Чу Ваньнин со спокойным, даже умиротворенным выражением лица выкладывал на тонкое тесто мясную начинку для вонтонов, ловко заворачивая и сцепляя края, чтобы следом вытянуть их, сделав «ушки». Мо Жань только в этот момент понял, что произнес ту же фразу, что и годы назад, найдя его человеческую душу на темной и пустой кухне на Пике Сышэн за тем же занятием. Тогда он тоже, давясь слезами, упрашивал учителя позволить ему помочь. Перед глазами на мгновение предстали израненные руки Чу Ваньнина, испачканные в муке. Мо Жань тряхнул головой, чтобы прогнать это наваждение. Все это осталось в прошлом. Сейчас чужие изящные пальцы были белыми, как выпавший ранней весной снег. Мо Жань протянул руку, чтобы коснуться их, но Чу Ваньнин поджал губы и увернулся. — Я сам закончу намного быстрее. Оставалось только снова улыбнуться. Эти пельмени-ушки в остром бульоне, которые сам Чу Ваньнин даже не ел из-за обилия специй, были его личным блюдом. Сколько Мо Жань ни упрашивал, от его помощи всегда отказывались. Но он хотя бы теперь мог сделать вот так… Учитель замер, а потом только вздохнул, когда Мо Жань крепко обнял его со спины, стиснув талию обеими руками. Не будь у него пальцы в муке, Мо Жань уже, вероятно, получил бы по лбу. Чу Ваньнин не любил, когда его отвлекают от готовки. Удавалось это только Тасянь-цзюню, потому что тот не спрашивал. Мо Жань как-то дар речи потерял, проснувшись утром и увидев усеянный тонким слоем муки пол. Да и не только пол — даже волосы крепко спавшего рядом Чу Ваньнина были кое-где в муке, которая выглядела на этих черных гладких прядях, как зимний узор на ночном окне. — Мо Жань? — Ммм… — Все? Ты отпустишь меня? Пришлось подчиниться. Чу Ваньнин немного нервничал с самого утра, хоть и не показывал этого. Его движения оставались плавными и спокойными, лицо ничем не выдавало волнения, но Мо Жань слишком хорошо его знал. Он уже много лет назад дал себе обещание больше не обманываться внешней холодностью учителя. К тому же этот тонкий лед всегда таял под его руками, взглядом, ласковыми словами, превращаясь в чистую весеннюю воду. Эта новогодняя ночь была особенной. Скоро должен был прийти Сюэ Мэн, которому впервые с окончания той кровопролитной битвы и столкновения двух миров они раскрыли место своего пребывания. И Чу Ваньнин, все это время мучимый чувством вины перед своим учеником, не мог быть к этому равнодушным. Мо Жань только успел об этом подумать и все же отпустить Чу Ваньнина, который тут же вернулся к приготовлению пельмешек, когда в дверь постучали. Это был такой робкий стук, что можно было принять его за звук опавшего с ветки дерева у дома снега. Учитель снова тихо вздохнул. Мо Жань услышал, как он отряхнул руки от муки, а еще как звякнул сосуд с маслом, случайно им задетый. Сам он думал, что совершенно не волнуется из-за этой встречи, даже ждет ее, но почему-то именно теперь ладони вспотели, а сердце забилось быстрее и словно в самом горле. Сюэ Мэн все-таки получил их письмо. И все-таки пришел. Глава Пика Сышэн, ускользнувший с празднования, чтобы отправиться на гору Наньпин, да еще не напрямую, а самым запутанным путем. Они не хотели, чтобы их обнаружили. Мо Жань слишком привык к этому месту и уже считал его домом. Он взглянул на Чу Ваньнина и отправился открывать. За дверь тут же ворвался прохладный зимний воздух, но Мо Жань не обратил на него внимания, потому что увидел своего брата. Сюэ Мэн стоял, вцепившись обеими руками в большой сосуд. Его лицо было бледным, а губы так плотно сжаты, что потеряли свой цвет. В длинных черных волосах, забранных серебряной заколкой, путались крупные белые снежинки. — Сюэ Мэн… — произнес Мо Жань, забыв, как планировал вести себя при этой встрече. Неловкость ощущалась почти физически. Это уже был не тот мальчишка, которого Мо Жань считал птичкой — простым павлином, любившим хвалиться и красоваться. На мгновение ему даже показалось, что он видит перед собой Сюэ Чжэнъюна, хотя брат тонкой красотой был скорее в госпожу Ван. Они с Чу Ваньнином видели Сюэ Мэна, когда пробирались к нему тайком, чтобы оставить подарок к празднику в честь назначения его главой, и после — передавая письма и небольшие подарки-напоминания, что они живы и помнят о нем. Но это было другое. Сюэ Мэн упрямо встретил его взгляд и все же сделал эту пару шагов, чтобы пройти в дом. Мо Жань медленно закрыл дверь и повернулся к стоявшему у стола Чу Ваньнину. Тот поклонился. — Глава Сюэ… — Старейш… — Сюэ Мэн не договорил, словно кто-то схватил его за горло и крепко сжал. — Учитель. Когда-то Сюэ Мэн бросился бы к Чу Ваньнину с объятиями и рыданиями, однако теперь он стоял, будто прикованный к месту, собранный, как скала. Но у него мелко подрагивали пальцы, которыми он по-прежнему цеплялся за принесенный сосуд. Все они ждали этой встречи. И все не знали, что делать, когда она настанет. Чу Ваньнин первым пришел в себя и призвал своего бумажного дракончика, который недовольно покосился на него почти сразу же, как появился. — Что тебе сейчас-то от меня понадобилось? — с укором спросил тот, наклонив голову набок. — Зажги свечи. Мо Жань тихо усмехнулся, сразу после сделав вид, что кашляет. За перепалками этих двоих можно было наблюдать вечность. — Ты можешь сделать это движением руки, зачем тебе потребовался я, чтобы… — Испепелю, — холодно произнес Чу Ваньнин. Мо Жаню даже показалось, что дракончик совершенно по-человечески вздохнул и закатил глаза, но потом заметил стоявшего, как одинокое дерево в поле, нынешнего главу Пика Сышэн и все же начал выполнять приказание. Сюэ Мэн впервые с момента, как переступил этот порог, показался чуть более живым, чем ходячий мертвец. Мо Жань сразу понял, зачем Учитель призвал своего маленького подопечного — разрядить обстановку действительно не помешало бы. — Я принес цветочное вино, — произнес, наконец, Сюэ Мэн. В прошлом ему достаточно было пары пиал, чтобы оказаться совершенно пьяным. Так случилось и на этот раз, и Мо Жань даже рад был найти что-то, что не изменилось. Сначала в ожидании, пока Чу Ваньнин сварит пельмешки, Сюэ Мэн чинно задавал вопросы и всячески старался вести светскую беседу, рассказывая то о делах на Пике Сышэн, то о братьях Мэй. Они втроем походили на семью, которая встречалась в полном составе только по праздникам. Но это все равно не отменяло того, что они семья. Когда почти все закуски были съедены, а вино — выпито наполовину, уже пьяный Сюэ Мэн, едва не поставив свою пиалу мимо стола, медленно проговорил: — Почему вы оставили меня одного? Мо Жань отложил палочки, которыми было потянулся к рыбе с имбирем, и взглянул на Чу Ваньнина. — Я зажигал благовония у таблички с твоим именем в зале предков, — дрожащим голосом продолжил Сюэ Мэн, ткнув Мо Жаня пальцем в плечо так, словно хотел продырявить его насквозь. — Все думали, что ты погиб, но я знал… А еще с тех пор, как вы пришли ко мне в первый раз, я… никогда не закрывал окна, надеясь, что услышу еще раз ваши шаги. Даже зимой. Я… — Сюэ Мэн, — тихо позвал Мо Жань. Сюэ Мэн поднял вверх указательный палец. Его глаза влажно блестели. — Я был совсем один. Я все понимаю, но… — Глава Сюэ, — с этими словами Чу Ваньнин тоже отложил палочки, которые просто держал в руке. Сюэ Мэн вдруг ссутулился и закрыл лицо ладонями. — Учитель, — тихо произнес он. — Учитель, вы теперь никогда больше не назовете меня по имени? Даже этого… у меня больше не будет? Мо Жань прикусил губу и покачал головой. В их с Чу Ваньнином жизни сменились все времена года: была цветущая весна, которая кружила голову ароматом лепестков и чувством ненасытной влюбленности, знойное лето, когда от безудержного стука сердца жар разливался по всему телу, золотая осень с ветром перемен и холодная зима, чуть не отнявшая их друг у друга. Но Сюэ Мэн все это время вынужден был бороться с невзгодами жизни в одиночестве, теряя раз за разом всех, кого любил. Безвозвратно. Но сегодня у них была возможность вернуть ему драгоценного Учителя, которого он почитал и любил столько, сколько себя помнил, и брата. В глазах Чу Ваньнина отразилось сожаление — такое же, что сейчас терзало душу Мо Жаня. Он встал со своего места и опустился рядом с Сюэ Мэном, который так и не поднял головы, чтобы посмотреть на него. — Прости. Прости, что учитель так поступил, — проговорил Чу Ваньнин, и Мо Жань лучше всех знал, чего стоят эти слова. — Сюэ Мэн, я… Он не закончил фразу, поскольку Сюэ Мэн, наконец, услышав свое имя из его уст, повернулся на его голос и, не отнимая ладоней от лица, уткнулся ему в плечо. Сейчас он не был похож на главу одной из самых прославленных школ в мире совершенствующихся. Он снова был ребенком, ответы на вопросы которого знал лишь этот человек. Мо Жань улыбнулся, когда Чу Ваньнин неловко положил руку на подрагивающую спину Сюэ Мэна. Тот что-то пробормотал — Мо Жань разобрал только «я скучал». Наверное, этого было достаточно. Он и сам сел поближе, обнимая брата сбоку. Заметил, какой Сюэ Мэн ледяной, словно только что пришел с улицы — с мороза и ветра, — хотя пробыл у них уже достаточно долго, чтобы согреться. — Ну хватит, — сказал он, погладив его по напряженному каменному плечу. — Сегодня же праздник. Совсем скоро будут фейерверки. Отсюда чудесный вид, а мы все пропустим. Сюэ Мэн только пьяно всхлипнул и сказал что-то, похожее на «ты меня не понимаешь». Мо Жань встретил взгляд Чу Ваньнина и, не переставая обнимать брата, прижался своим лбом к его. Маленький дракончик учителя, который все это время тихо сидел у окна, изображая из себя резную бессловесную статуэтку, чтобы его не превратили обратно в бумагу, не выдержал и подлетел к столу. С улицы послышался еле различимый глухой звук — в поселениях у подножия гор жители праздновали Новый Год. — И долго вы будете продолжать разводить здесь сырость? — укоризненно спросил дракончик. — От тебя я уже ничего не жду хорошего, — покосился он на Мо Жаня, — но Чу… — Я точно спалю тебя прямо на свечах, — ледяным голосом пообещал Чу Ваньнин. Сюэ Мэн все же убрал руки от лица и, приподняв голову с плеча учителя, покосился на дракончика. — Что? — спросил тот, заметив его взгляд. — Я просто хотел предложить из собственного благородства вам, вместо размазывания слез друг по другу, подняться повыше и посмотреть фейерверки в честь праздника. Порыдать можно и после. Этому созданию порой приходили в голову очень дельные мысли. Но Мо Жань ему об этом не скажет. Они втроем вышли на улицу. Сюэ Мэна пошатывало, хоть он и отказывался признавать, что пьян. Слезы его высохли, только глаза оставались слегка покрасневшими. Дракончик, превратившийся в величественного большого дракона, дождался, пока Мо Жань и Чу Ваньнин заберутся к нему на спину и затащат туда горе-гостя, и взмыл в воздух. Небо окрашивалось цветами огненных хризантем, и даже здесь, на одинокой горе, от ветра на высоте слегка пахло порохом. Это был праздник, в который каждый так хотел верить в лучшее. Мо Жань поправлял на Чу Ваньнине накидку из меха лисы, опасаясь, что он замерзнет, и посмеивался над Сюэ Мэном, который щурил глаза от ярких вспышек фейерверков. — С Новым Годом, — произнес он, когда брат повернулся к нему. — Сюэ Мэн, я хотел сказать тебе… Но закончить Мо Жань не успел. Настроение быстро сменилось, а еще захотелось есть, да что-нибудь поострее. За столом Мо Жань не был особо голоден, потому что беспокоился за Сюэ Мэна, но теперь волнение как рукой сняло. Да и вся нервозность момента будто оказалась снесена порывом ветра. — А вы что, вина не взяли? — спросил он. Сюэ Мэн изменился в лице. — Чего? — Вина! Этот достопочтенный хочет вина! И вы ели вонтоны! У нас еще остался чили? — повернувшись к Чу Ваньнину, спросил он. — Ты же купил мне чили, да? — Что происходит? — ошарашенно выпалил Сюэ Мэн. — Эй! Ящерица с крыльями, давай спускаться! Тут холодно! — крикнул Мо Жань, постучав костяшками пальцев по плотной чешуе дракона. — Ты кого ящерицей назвал?! — зарычал тот. Сюэ Мэн аж подпрыгнул на месте. — Учитель?! Чу Ваньнин покачал головой и закрыл лицо ладонью. — Я совсем забыл, — произнес он. — Что забыли? — не унимался Сюэ Мэн. — Так вы взяли вино или нет? — тем временем спросил Мо Жань, поднимаясь на ноги прямо на спине дракона. — Мо Жань, сядь! — потребовал Чу Ваньнин. — Сюэ Мэн, учитель после тебе все объяснит. В воздухе совсем неподалеку взорвался еще один крупный фейерверк, озаряя небо яркими золотыми искрами. — Нет, ты кого ящерицей назвал, я тебя спрашиваю?! — вертелся в воздухе, словно желая сбросить с себя и сожрать Мо Жаня за один укус, дракон. — Прекратите оба! — повысил голос Чу Ваньнин. — Вниз. Уже позже Мо Жань подумает, что Тасянь-цзюнь очень вовремя решил занять свое место. Вот что точно помогло разрядить обстановку. Они с Чу Ваньнином и правда обсчитались на один день. — Этот достопочтенный тоже хочет вонтоны! — продолжал гнуть свою линию Мо Жань. — Ты приготовишь мне еще? — спросил он Чу Ваньнина. — Мо Жань… — позвал Сюэ Мэн. — Так что ты хотел мне сказать? — Я? — перевел на него удивленный взгляд Мо Жань. — Ничего. Что этому достопочтенному тебе говорить? — Нет, ты что-то хотел сказать! — Вовсе нет! — Хотел! Сюэ Мэн вцепился пальцами в его ворот, как будто готов был его поколотить. Благо, они уже приближались к земле. Фейерверки отсюда было только слышно, и они уже становились более редкими. — Скажет на следующий день, — не выдержал Чу Ваньнин. — Так будет еще сутки. Сюэ Мэн раскрыл рот. — Но я должен к утру вернуться на Пик Сышэн. — Значит, приходи через год, — хохотнул Мо Жань, спрыгивая с дракона в пушистый снег и протягивая руки, чтобы помочь Чу Ваньнину. Брат, казалось, протрезвел окончательно и сжал кулаки, спускаясь тоже. — Ах ты! Первый правитель мира совершенствующихся, император Тасянь-цзюнь, впервые вот так оказался сбит кем-то на землю. Сюэ Мэн навалился на него сверху, осыпая комьями снега с тяжелых одеяний главы Пика Сышэн и припоминая ему все грехи с самой юности, не забывая при этом молотить руками и валять в сугробе. Уже позже, мокрые с ног до головы, растрепанные и раскрасневшиеся, они под укоризненным взглядом Чу Ваньнина пили вовсе не вино, а горячий чай с цветками османтуса. Дракончик, снова став маленьким, лежал под горящей свечкой, время от времени зло косясь на Мо Жаня. — Что вы устроили? — покачал головой Чу Ваньнин, который все же занялся приготовлением еще двух порций пельмешек. — Прости, учитель, — сказали они хором, словно вернувшись в детство. И пусть лицо Чу Ваньнина оставалось спокойным и холодным, прежде чем он отвернулся к столу, от Мо Жаня все же не укрылась тронувшая его губы теплая улыбка.