Меж двух огней

Тодд находился меж двух огней. С одной стороны был Бэтмен, из-за которого сердце Джейсона болезненно билось от ненависти и сокрытой где-то глубоко в душе давно ушедшей привязанности. Бэтмен, чьи принципы всегда шли вразрез с принципами уже-не-такого-юного-и-послушного-Робина. Бэтмен, который так ничего и не сделал с Джокером, что забил до смерти его Джейсона. Бэтмен, нашедший Тодду замену в лице Тима Дрейка; Бэтмен, позволявший и позволяющий Джокеру и подобным ему ублюдкам и дальше слоняться по Готэму без должного наказания. Джейсон считал это слабостью, глупостью, откровенным мягкосердечием, и виски́ его пульсировали от эмоционального напряжения, а в горле застревал ком, когда Тодд пытался сдержать слёзы от этой несправедливости по отношению к самому себе, задумываясь о том, что стало с ними. Что стало с ним. Разве будь Джейсон на месте Брюса, не поступил бы он иначе? Не отомстил бы тому непредсказуемому психопату за смерть человека, который его воспитал, стал для него отцом? О, если бы Джокер прикончил Бэтмена, Тодд бы заставил его мучиться всю его оставшуюся клоунскую жизнь. Если бы Джокер прикончил Бэтмена… но умертвил он всё-таки Джейсона. И дал зелёный свет Красному Колпаку, борющемуся с преступностью своими способами, основанными на знаниях, полученных от Бэтмена. С другой стороны был Чёрная Маска. Тодд понимал, что вляпается, ещё тогда, когда начал изучать всю информацию, которую только смог нарыть на Романа. Маска не чурался убийств — своих людей или чужих — не столь важно. Он хотел очистить город от всех отбросов общества, но забывал о том, что сам входит в их число. (И, чёрт возьми, не просто входит, а чуть ли не занимает в этом списке лидирующую позицию!). Если копнуть глубже, то можно было заметить, что его методы и методы Джейсона имеют свои схожести. Если копнуть глубже… но Тодд не копал. Он каждый раз со спокойной душой просыпался в комнате, которую изучил вдоль и поперёк, на слишком просторной даже для двоих людей кровати с шёлковыми простынями, предварительно раздетый и вымытый. Джейсон даже и не удивился бы, узнай он, что все эти вещи с ним проделывает Маска, а не его служанка, пока Тодд находится в отключке после очередного сложного дела. Одинокий человек с огромными амбициями — самоуверенность Сиониса всегда била через край (Тодд знал это, потому что был таким же гордым), и Джейсон, деля с ним трапезу и слушая сладкие речи, обращенные к своей персоне, усмехался про себя, считая, что способен перехитрить Маску. Считая, что у ж е сделал это. А потом в мозгу что-то щёлкало и появлялась мысль: «А вдруг кукловодом всё-таки являюсь не я, а Сионис?». Тодд отгонял её прочь, рассматривая лицо Романа, скрытое за БДСМной маской, и чувствовал себя особенным — таким, каким был для, как ему когда-то казалось, Бэтмена. Роман разительно отличался от Брюса и постоянно упрекал Джейсона в том, что тот весь в своего «отца». Колпак, конечно же, отрицал это ещё до того, как Сионис заканчивал свою мысль. Тодд слышал от него «сынок» и нехотя вспоминал наставления Бэтмена; почти физически ощущал такое же отношение к себе, каким его одаривал Уэйн в своё время. Брюс притворялся, что ценит своего Робина; Роман притворялся, что доверяет Джейсону… Тодд скалился на обоих, играя в и с чувствами с не меньшим актёрским мастерством, но каждый раз оказывался где-то там, в прошлом: в бэтпещере или доме Романа; в годах своего тяжелого детства, когда Брюс помог ему оклематься и встать на ноги, или в совсем недавнем, но уже прошедшем времени, где Сионис взял его, далеко не мальца, под своё крыло и начало, желая сделать своей правой рукой. Тодд сдерживал обещания, которые дал Бэтмену в юности и которые уже ничего не должны были для него значить, и не хотел даже думать о том, что все слова Маски, обращенные к нему, являются правдой; не хотел и мысли допустить о том, что Роман видит его насквозь так же, как Джейсон читает эту больную личность (порой это было настолько просто, что Колпак думал, что ему поддаются). Его оскорбляло романовское сравнение с Брюсом — Тодд не хотел принимать правду такой, какой она была: ничем не прикрытой, голой и чересчур откровенной, бьющей прямо в солнечное сплетение — временами казалось, что она способна сломать рёбра. Джейсон загонял себя в ещё больший тупик, борясь до последнего с собственным разумом, своими чувствами и людьми, которые почему-то всё ещё значили для него чертовски много, хотя уже давно должны были остаться позади. Тодд находился меж двух огней… и порой ему хотелось вновь обратиться в пепел, лишь бы перестать чувствовать себя пленником чьего-либо тщеславия.