С горьким привкусом твоей ненависти

      «Ненависти как таковой не существует. Вы не можете начать ненавидеть человека просто за то, что он есть. Желая кому-то смерти, Вы лишаете его права..» — Чонгук плевал на эти права с высокой колокольни.       Если ненависти не существует, то как назвать то чувство, которое буквально разрывает его изнутри уже столько лет? Которое отравляет его кровь и превращает её в смоляную чёрную жидкость, заставляя бурлить и вскипать лишь от упоминания одного имени. Если ненависти не существует, то Чонгук просто поехавший псих. Потому что ужиться с этой чернотой внутри себя и остаться в здравом уме просто не получится.       Злые глаза наполнены ею до краёв, тело моментально группируется перед новым выпадом, но чужой удар по лицу прилетает намного быстрее и неожиданнее.       Чонгук болезненно мычит, делая шаг назад и закрывая ладонями рот. «Сука». Щека при ударе расцарапывается об острые крепежи брекетов, оставляя на слизистой рану, а на языке — противный металлический вкус крови. Чонгук ненавидит кровь. — Ты ахуел, придурок, по лицу бить!       Юноша подхватывает обидчика за грудки, желая как можно сильнее впечатать того в стену затылком, но задуманное выходит с натяжкой из-за разницы приложенных сил. — Какие мы нежные, — со смешком отвечает Тэхён, отцепляя от себя чужие руки. Улыбается криво, с надменностью смотря на подростка свысока.       И Чонгуку до трясучки хочется стереть эту ухмылку своим кулаком.       Дверь в комнату открывается без стука, останавливая драку, которую уже по праву можно считать кровавой. Ещё бы пару секунд и к порванной щеке присоединился сломанный, красивый, некогда прямой нос.       В проёме стоит миниатюрная женщина с убранными в высокий хвост волосами и с тяжёлым, просто неподъёмным взглядом, из-за которого Чонгук с громким, недовольным цоканьем отлепляется от другого парня, сразу молча уходя в ванную, чтобы прополоскать рот и остановить кровотечение. — Тэхён, — строго начинает женщина, вешая кухонное полотенце на плечо и складывая руки на груди. — Мам, я знаю, — больше не улыбаясь, Тэхён пятернёй зарывается в свои каштановые волосы, отводя глаза в сторону. — Но он сам меня провоцирует! — Он ещё ребёнок! А тебе уже сколько лет? Будь умнее. — Женщина кивает головой в сторону ванной, прежде чем развернуться и уйти обратно на кухню. — Мойте руки и идите за стол, ужин готов.       Чонгук вынимает ватную палочку изо рта и проверяет языком наличие оставшейся крови на ранке. — Уже готовишься к минету? Поужинаем, и я обязательно дам тебе возможность реализовать свои таланты, — тут же комментирует Тэхён, войдя в ванную комнату. — Пошёл в жопу, — огрызается младший в ответ, вытирая мокрые руки полотенцем, и разворачивается с вызывающим, до сих пор бешенным взглядом. Но вместо ожидаемой повторной сцепки, юноша оказывается грубо выпихнутым из ванной. Настолько грубо, что еще чуть-чуть и от возмущения у него пойдет дым из ушей и носа.       Когда вся семья собирается на кухне, Чонгук хочет отомстить, пытаясь пнуть под столом Тэхёна. Но старший уже настолько привык к подобному, что легко убирает ноги до удара, из-за которого звонко дребезжат тарелки на столе и шипит ударившийся пальцами Чонгук. — Да вы успокоитесь уже или нет? — не сдержавшись, прикрикивает женщина, тут же понижая тон, — Что опять случилось?       Смотрит на самого младшего пристально и проницательно, дожидаясь ответа. — Он назвал мою музыку дерьмом! — обиженно восклицает Чонгук, не глядя тыкая пальцем в Тэхёна. — Чонгук! — Я просто цитирую! — Гуги, ты же понимаешь, что не всем может нравиться твоя музыка, — женщина разливает по тарелкам свежеприготовленную лапшу, отвечая спокойным, даже ласковым тоном. Таким, каким всегда привыкла решать конфликты, не допуская ни на кого повышения голоса. — Многие люди негативно относятся к подобному жанру и просто высказывают своё мнение. — Но не в моём доме! — от такого восклицания брови Тэхёна взлетают вверх, а сам парень прикрывает рот рукой, еле сдерживая смех, от которого уже затряслись плечи. — Чо ты ржешь?! — Чонгук напряженно поджимает губы, чтобы случайно не ляпнуть ругательство при маме. — Чонгук, это и мой дом тоже, и дом Тэхёна, — невозмутимо поправляет Джинён, расставляя полные тарелки на стол. — Твой брат помогает нам всем, обеспечивая и тебя в том числе. Прояви хоть немного уважения. — Да не брат он мне ни какой! И я уж лучше буду бомжевать, чем принимать его подачки! — Чонгук! — Ну мам! — Ешь.       Опустив голову, Чонгук двигает тарелку ближе к себе, вперев взгляд в плавающие в бульоне овощи. Обида душит изнутри, иголками впиваясь в само горло. Нет, парень вовсе не истеричка, просто задолбанный настолько, что на контроль эмоций не хватает никаких сил. Все они уходят в злость и раздражение, стоит «братцу» просто замаячить на фоне.       Тэхён — просто охреневший в край придурок, не знающий, что такое личное пространство. Хотя, как бы парадоксально не звучало, именно за него он первым и развязал эту многолетнюю войну.       Когда их родители сошлись, Чонгуку было всего 6 с хвостиком. Ребёнок, у которого губки бантиком, ещё по-детски пухлые щёки и уже складочка между серьёзно нахмуренных бровей, просто хотел любви и ласки, но первое, что он получил, было обидное: «Я с этой мелочью в одной комнате жить не буду!»       Двенадцатилетний Тэхён, такой же ребёнок, но с зарождающимися подростковыми потребностями и загонами, включил ту самую ядовитую вредность, которая присуща именно этому возрасту, на максимум.       И если Чонгук в силу своей детской наивности и веры в абсолютно всех людей продолжал тянуть свои руки, чтобы хотя бы подружиться, то Тэхён, гордо подняв нос, отталкивал. Всегда отталкивал. Каждые попытки сблизиться заканчивались горькими слезами. Драки, обзывательства, обидное «а меня мама с папой любят больше, чем тебя» — Тэхён буквально с самого детства взращивал в Чонгуке ненависть к себе. Настолько чистую, что любые селекционеры обзавидовались бы.       А сейчас вдоволь пожинает плоды своих трудов, и если так посмотреть — не особо то и жалеет.       История знакомства мамы и папы так сильно похожа на все эти заезженные любовные романы, но благодаря своей реальности действительно заставляет поверить в существование искренней любви в этом мире. Оба ещё молодые, но пережившие горький жизненный опыт, имеющие уже по одному ребёнку, влюбляются друг в друга как самые настоящие подростки. Той чистой, первой любовью, что аж до розовых сердечек в глазах. До понимания друг друга с полуслова и до тех самых бабочек в животе. Если и существуют на Земле идеально подходящие друг другу люди, то это точно про них.       Вот только всю любовную идиллию в семье портят дети. И нет, вовсе не своим наличием. Своей враждой, которая с каждым годом, по мере взросления, только ещё больше набирала обороты. И никто ни под каким предлогом не хотел её прекращать.       Горячий бульон попадает на ещё не затянувшуюся рану, от чего Чонгук морщится, стараясь впредь жевать с другой стороны. Больно, но голод сильнее, поэтому парень продолжает заливать в себя лапшу, невольно кривясь всем лицом. — Гуги, тебе не вкусно? — обеспокоенно спрашивает мать, давно следя за сыном, который неохотно заталкивал в себя еду. Медленно и через силу. — Вкусно, просто.. — Чонгук бросает мимолетный взгляд на другой край стола и опускает голову, — я щеку о брекеты порвал. — Как порвал? — охает женщина, тут же разворачиваясь к старшему сыну, — Тэхён! — Мам, я.. — уже пытается объясниться Тэхён, но его не слушают. — Я сколько раз просила вас перестать драться? Уже взрослые люди! А если бы у него отклеился брекет? Или сломалась дуга? У меня лишних денег на такие незапланированные траты нет. — Это просто случайность. — Голос Тэхёна звучит ровно и спокойно. Убеждающе.       И самое страшное в том, что ему верят! Джинён просто качает головой и отворачивается к раковине, продолжая заниматься своими делами.       «Просто случайность?!» Чонгук прекрасно помнит, как его оттолкнула эта самая "случайность" своей приложенной силой в сторону. Да и сколько наглости должно быть, чтобы так открыто врать прямо в глаза при главных свидетелях?       Несправедливость на фоне обиды выглядит ослепляюще яркой. Перебивающей даже ноющую боль в щеке. Чонгук набирает воздух в лёгкие, чтобы возмутиться, но его рот захлопывают лёгким ударом по подбородку. Зубы звонко клацают друг о друга, чудом не прикусив язык, а юноша испепеляющим взглядом провожает чужую руку. — Рот свой будешь открывать в другом месте и для других целей, — тихо шипит Тэхён, через стол наклоняясь ближе. Его шёпот хорошо перекрывается шумом воды, так что фраза слышна только младшему. — Спасибо, мам! Всё очень вкусно, — теперь уже громко заявляет Тэхён, вставая со своего места. Оставляет грязную посуду на столе, целует женщину в щёку и, прежде чем уйти, специально доводит младшего до пика, пару раз толкаясь языком в щёку и играя бровями. «Сука».       Чонгук сжимает челюсти так, что на лице начинают ходить желваки, и отворачивается, стараясь усмирить накатывающую ярость. Срываться при маме, чтобы Тэхён ни вытворял, он никогда не будет.       Старший наконец скрывается в своей комнате, и для Чонгука воздуха на кухне становится заметно больше. Он глубокими вдохами втягивает его в себя, пытаясь выветрить все эти тяжёлые негативные эмоции. Вот только толку от этого, конечно, мало. — Когда он уже съедет, мам? — голос буквально пропитан отчаянностью. Её можно увидеть и в поникших плечах парня, в непропадающей складке между бровей, в вялых движениях ложкой в тарелке. — Ты же знаешь, как дорого снимать у нас жильё. — Джинён прекрасно чувствует настроение сына и отвечает ему ласковым голосом, оглядываясь через плечо. — Да и Тэхёни всё-таки помогает нам по хозяйству. — Да какой "помогает"? Приносит копейки и целыми днями пролеживает диван в гостинной. Было бы лучше, если бы он работал другим графиком. Чтобы вообще его не видеть, — последнюю фразу Чонгук бубнит под нос, но его всё равно слышат. — Чонгук, хватит. Мы уже это с тобой обсуждали, — женщина отворачивается, и её плечи тоже заметно поникают. — Если бы Тэхёна не устроили на эту работу, вообще неизвестно, как мы бы сейчас жили.       Действительно, прожить втроём на крохотную зарплату обычной медсестры — сложно. Если вообще возможно. Два года назад отец разбился в автомобильной аварии. В тот день на улице шёл страшно красивый снегопад. Большие белые хлопья в огромном количестве ложились на землю, и Чонгук не мог нарадоваться долгожданному приходу зимы. Улыбка не сходила с его лица до самого прихода домой, где звуки маминых рыданий окатили его с головы до ног с самого порога.       Первый снегопад, скользкие дороги, какой-то водитель не справляется с управлением, и его грузовик вылетает на встречку. Доли секунды и лобовое столкновение с машиной отца, при котором выжить просто нереально.       Больно всем. Чонгук не хотел напоминать об этом, прекрасно зная, что маме ещё хуже. До сих пор не отпустила. До сих пор не простила. Все те страшные события ещё слишком свежи в памяти.       Застрахованную машину заменили на новую, так как ту уже было просто не восстановить. Да и вряд ли бы кто смог в ней ездить после такого.       Узнав о произошедшем, Намджун, знакомый с Тэхёном ещё с его первой университетской практики, пристраивает парня под своё крыло на полставки, чтобы хоть как-то помогать его семье финансово. Брать тогда ещё студента на полноценную работу было нельзя из-за отсутствия какого-либо стажа. Сейчас же Тэхён работает чуть больше лишь потому, что отличился перед коллективом добросовестной, местами даже дотошной работой, которую оценило начальство, доверяя парню больше ответственных задач.       Чонгуку правда нечего сказать на это, сам ведь помочь не мог и до сих пор не может. Очень трудно найти хоть какую-то работу школьнику до совершеннолетия, да и мама строго настрого запретила даже пытаться.       Парень тихо вздыхает, поднимаясь со своего места, и помогает убрать тарелки со стола.       Подходит ближе, крепко обнимая женщину со спины, и трётся щекой о чужой затылок, прикрывая глаза. — Прости, — Чонгук безумно любит свою маму. Только благодаря ей он всё ещё может называть эту квартиру домом и возвращаться сюда с улыбкой в дни, когда у неё нет дежурств в больнице. Только её он считает своим самым родным и близким человеком. И где бы она не была, только рядом с ней будет его истинный «дом». — Покажи щёку, — Джинён выключает воду и вытирает руки о полотенце прежде чем развернуться.       Чонгук ослабляет объятия, широко открывает рот и чуть наклоняет голову, чтобы было лучше видно.       Джинён щурит глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть, но упорно ничего не видит, пока Чонгук не тыкает в ранку языком. — Тьфу ты, напугал. Тут просто царапина. Пойдешь в ванную, намочишь ватный диск и заложишь его за щеку. И пальцами не трогать! — напутствует мама и убирает отросшие волосы сына с глаз за ухо, слабо улыбаясь. — Хорошо, — Чонгук улыбается ещё шире и вновь сжимает женщину в руках, через крепкие объятия передавая всю свою любовь и ласку.       Как бы Тэхён не старался отравить его сердце ненавистью, оно всегда будет оставаться чистым и светлым только благодаря Ей. Благодаря его молодой, красивой и безумно сильной маме.